Galactic rain.

1911 год. Высокие деревянные ворота с несимметрично вырезанным узором на обеих створках в виде каких-то цветов, больше похожих на огромные язвы или полузажившие раны, со скрипом разъехались в разные стороны, впуская внутрь огромного, но изрядно побитого войной, Кëнсона едва плетущуюся толпу женщин и детей. Здесь тишина не то что пропитывала весь воздух - она была этим воздухом и невольно втягивалась в лёгкие вливавшихся в атмосферу людей. Совершенно редкие огни в оставшихся целых домах выстроились в хаотичном порядке, но, если присмотреться, можно заметить определённый порядок в их постановке: раз через два, раз через два. Будто бы бомбы методично сбрасывали на определённые дома. Но оставшиеся огоньки послужили неким путеводом для вынужденных странников, только благодаря им женщины могли вести своих детей к спасительному алтарю – к тому ханоку, где размещалась группировка, занимавшаяся наймом женщин. Тачи едва чувствовал свои ступни, но за много дней пути это стало настолько привычным ощущением, что сейчас на него давило только огромное желание рухнуть на землю и уснуть. Сил не было даже на то, чтобы покрепче ухватиться за хромающую старуху, так любезно за ним приглядывавшую с момента... С того самого момента. Голова от недосыпа болела, а когда мальчик пытался приоткрыть глаза, как делал это постоянно в надежде однажды открыть и увидеть яркий свет, в неё словно бились маленькие молоточки, заставляя Тачи останавливаться и сжимать ладонями виски, чтобы выдавить из себя боль. Сейчас же его вывел из состояния бессознательности резкий удар хлыстом обо что-то. А затем – яркий, пронизывающий небо крик где-то недалеко от мальчика. Он вздрогнул, но почувствовал, как старые, шершавые и покрытые морщинами пальцы сжали его ладонь крепче, и, может быть, мнимое, но всё-таки спокойствие ненадолго пришло в его сердце. - Тебе всё равно придётся обслуживать жирных муж... – удар хлыста смазал остаток взлетевшей в небо звонкой фразы какого-то всадника на лошади, а затем старуха быстро прижала свои руки к ушам Тачи, но он всё равно услышал отменную ругань женщины наперебой с её же вскриками от боли. Мальчик физически чувствовал, что бабушка за его спиной сейчас боязливо морщилась и жмурила глаза, но этот страх почему-то не передавался ему, наоборот, ощущение полной защищённости: он не видел и почти ничего не слышал. Правда, в носу застрял неприятный металлический запах, который Тачи чувствовал, когда его мать испустила свой дух. - Что происходит? – не удержался мальчик, но пальцы, сжимающие его голову, ещё крепче обхватили её, и Тачи почувствовал, что старушка, тяжело, рывками выдохнув, опустилась на землю. Её шёпот пробился сквозь мягкость старых пальцев: «И убили всё-таки... Убили... На подходе убили...». А дальше... Дальше Тачи как в ледяную воду опустили: ноги, до этого ничего не чувствовавшие, свело, а зубы сами по себе застучали друг о друга. Смертельно хотелось сжаться до маленькой точки и раствориться где-нибудь высоко-высоко, чтобы до него никто не смог добраться. Пальцы старухи сорвались с его головы, и весь шум окружающего мира, проснувшегося города Кëнсон обрушился на голову Тачи. Как из ведра... Слишком громко, слишком оглушающе, ведь, когда не видишь ничего перед собой, слышать приходится в два раза больше... Как и сейчас, когда со всех сторон звучали крики, шум и ужас. В ушах ужасно свистело: звук хлыстов, которыми избивали женщин или детей (мальчик не понимал), смешивался с диким ором от боли, и ребёнок уже не понимал, то ли это его собственный крик, то ли чужой – всё слилось в один единый поток, будто бы Тачи был каплей в огромном едином океане... Но в один миг всё это затихло, а мальчик словно погрузился в ещё большую темноту. Как он оказался на земле – и сам не понял. Единственное, что успело выхватить его сознание перед полным погружением во тьму, - это негромкое «Держись, прорвёмся!» на ухо и маленькие пальцы, мгновенно обхватывающие его за талию и утаскивающие куда-то. Сил сопротивляться не было. 2013 год. - Здравствуйте, Ким Чонун, - парень быстро поклонился подошедшей скромно одетой девушке и, стараясь как можно дольше задержаться в таком полусогнутом положении, упёрся взглядом в кафельный пол коридора. Но в силу определённых качеств (таких, как вселенское самообладание) он понял, что сейчас надо разогнуться, медленно выдохнуть и так же тепло, как это сделала она, поприветствовать этого человека, который, как он понял, являлся кем-то из жюри. Тело, как пружина, выпрямилось, а взгляд заблудился в волосах девушки. Теперь-то он её узнал – самый молодой в истории развлекательной индустрии Южной Кореи вице-президент агентства. Она обычно не стеснялась общаться не только с трейни, но и с претендентами на эту роль, была всегда тёплой и нежной, среди юнцов её называли «мамочкой-покровительницей», вот только имя её Чонун вспомнить никак не мог. - Меня зовут Квон Юри, - решила проблему памяти парня девушка и улыбнулась. – Вы же на прослушивание? Вам в актовый зал, там сейчас есть здешний звукооператор, он как раз настраивает оборудование. Вы сможете порепетировать. Чонун едва кивнул. Девушка, снова растянув свои губы в улыбке, развернулась и пошла в противоположную предыдущему направлению сторону. И именно в тот момент, когда парень сверлил взглядом аккуратную вышивку бисером на подоле пиджака вице-президента Квон, страх по крупицам вливался через клеточки кожи в него. Обещание Рёука, что он уже в списках выступающих, не обнадёживало. Волнение – неотъемлемая часть выступлений. Пока Чонун ранним утром заводил свою старую «Тойоту» небывалой модели, доставшейся ему ещё от отца, Рёук нервно объяснял ему суть происходящего. Сегодня должно состояться прослушивание для большого благотворительного концерта, на котором собираются средства для детского дома. Новички будут выступать наряду с большими звёздами, каждый новенький, прошедший прослушивание, занимается две недели интенсивной подготовкой к выступлению, а затем исполняет ровно один номер на концерте. И дальше... А здесь его друг, исполняющий роль менеджера, сделал многозначительную паузу, которая тут же заполнилась взвывшим мотором старушки-«Тойоты». На прощание он бросил: «Найди то, что тебя будет вдохновлять – и всё получится». Чонун сдержано кивнул и улыбнулся донсэну, уже отъезжая. Его переполняла благодарность к этому мальчику – мало того, что он бесплатно искал ему любую лазейку в огромный мир шоу-бизнеса, так ещё и убивал собственные интересы и желания, вставал по ночам, приезжал в его общежитие (в которое сам же и поселил его), когда Чонун того хотел. Правда, парень не понимал его мотивов, но размышления на эту тему как-то сами стирались из его головы, когда Вукки приезжал в общежитие с очередной порцией вкусной и бодрящей еды. Из размышлений Чонуна вывел странный треск: это не было похоже на то, будто что-то ломалось, скорее, что-то металлическое соприкасалось с кафельным полом. И этот звук неприятно резал ухо. Парень быстро оглядел пустой коридор, но ничего примечательного не заметил: высокий потолок, теряющийся где-то в Поднебесной, выкрашенные в бежевый стены с портретами и фотографиями известных корейских артистов, редкие стулья вдоль стен, будто забытые рабочими и холоднущий кафельный пол, отражающий всё: и тепло, и свет, и звуки. Чонун бы сейчас просто развернулся и пошёл в указанном вице-президентом направлении, но звук противно заиграл снова, вызвав по телу парня мурашки. И на этот раз в совершенно пустом, помимо самого парня, появился причинный элемент звука: на коляске, аккуратно и ловко передвигаясь, выкатился молодой человек. Он смотрел точно вперёд – на Чонуна, хотя и не на него. Сквозь него, будто бы человек, замерший посреди коридора – и не человек вовсе, а летающая в воздухе пыль. Но он так себя и почувствовал – песчинкой, светлой точкой на бумаге, - когда взгляд парня врезался в его глаза и прошиб голову насквозь. Желание поклониться, вызванное традиционной привычкой, притупилось, оставив после себя выжженный след на сердце – две чёрные вмятины от глаз этого парня. Когда он поравнялся с Чонуном, следы на груди заболели, и он невольно схватился за футболку в этом месте. И это мгновение по странным причинам катилось по временной плоскости со скоростью улитки. Парень, забыв про боль, смог рассмотреть в другом всё: его спутанные тёмные волосы, чуть вздёрнутую губу и аккуратный нос, светлую кожу лица, пальцы, которые бы больше подошли для девушки, чуть открывшиеся из-под тёмной рубашки ключицы и совершенно безжизненные ноги... И этот факт, что есть люди, к которым прикреплены мёртвые части тела, которые вынуждены передвигаться вот так неестественно, настолько поразил Чонуна, что сердце замерло, а к горлу подступила тошнота от сожаления. Вновь очнулся он уже тогда, когда коридор постепенно начал наполняться снующими людьми. Того парня на коляске уже не было, но ощущение его присутствия оставалось рядом с Чонуном ещё долго... 1911 год. - Говорят, в далёкой-далёкой стране (ваш дедушка называл её Космосом) существуют другие, похожие на нас... Они могут быть большими и маленькими, красными или зелёными, у них может быть пять, а то и все десять рук! Они совершенно разные... - Мама, у людей не может быть десять рук. - Дослушай сначала. Это не люди. Ваш дедушка называл их Иноземцами. Он говорил, что иногда Иноземцы прилетают на нашу Землю и делятся с нами знаниями. - И что они рассказывают? – дети нетерпеливо запрыгали на месте, сминая свежие простыни. - Тише. А рассказывают они о своей жизни, о своём мире. Они говорят, что у них не бывает войн, и каждый ценит того, кто рядом, потому что все они слишком разные, чтобы сравнивать их друг с другом. - Как это? - Представь, Тачи, что все на Земле не видели бы ничего, как и ты. А ты видел. Как думаешь, как относились бы другие к тебе? Мальчик закусил губу и задумался. - Я бы никому не сказал, что вижу. - Почему? - Потому что другие не видят ведь... - Вот. А в Космосе, как рассказывали Иноземцы, такого не бывает: там нет тайн, потому что будь ты слепым или безруким, тебя будут любить так же. - Такое бывает? Мать чуть улыбнулась и кивнула. - А теперь спите. Т-ш-ш-ш... - Тш-ш-ш... – шуршание на ухо, аккуратное, похожее на прибой, который летом было слышно даже в их домике на Хоккайдо, разбудило Тачи. Он привычно быстро «осмотрел» пальцами поверхность, на которой лежит: просто куча тряпок, а на нём – плотная одежда. Вспомнив о шуршании, Тачи хотел выдернуть руки из-под тёплой ткани, но чужие пальцы сжали его запястья прямо через одежды. - Тихо, не шевелись. Если тебя заметят, мне влетит! – судя по голосу, это был мальчик. Тачи напрягся, в его голове стаей молниеносных жужжащих ос пролетели воспоминания о том, что было до темноты, но они оборвались ровно на моменте, когда мир оглушил пронзительный шум. Пальцы непроизвольно сжались. - Расслабься, - короткое слово, повисшее в тишине. В следующий миг мальчик залез под одежды к ребёнку и прижался к нему. - Так нас не заметят, - Тачи кивнул и сжался, почувствовав, как к его плечу прикоснулось что-то тёплое. - Тут темно? – шёпотом спросил он. Короткое молчание заставило Тачи смутиться. - Ты не видишь? – близко, на ухо, спросил мальчик так, будто бы это совершенно нормально. Ребёнок мотнул головой. - Темно. Лучше спи. Привычное ощущение Космоса поглотило Тачи. Там, где он никогда не был, он всегда был словно в вакууме, в неизвестности и будто плавал на волнах воздуха, рядом с Луной и планетами, оставляя после себя яркий след, как у падающей звезды. А ещё он вспоминал запах родного дома, который, кажется, покинул уже сотню лет назад... *Кëнсон - корейское название Сеула во времена японского колониального правления в 1910-1945 гг.