So nothings changed Так что ничего не изменилось, You've been lying through your teeth again Ты снова лгала сквозь зубы. The lion's lost it's mane Лев потерял свою гриву. You've been cornered into something you can't win Ты загнан в угол во что-то, в чем не можешь победить. What's the point in having something Какой смысл иметь что-то, If that something makes you thin? Если это что-то делает тебя слабым? Aquilo — Thin
***
Мама звала меня уже третий раз, но я упорно разглядывала в зеркале свои брекеты. Снять мне их обещали через пару месяцев, а пока что я все ещё была типичным ботаном. Это раздражало, но в нашем городке люди вообще напоминали типичное клише из сериалов, которые шли по центральному каналу. Так что спортсмены из команды по плаванию называли меня Зубрилой, черлидерши — Мышью, и единственной моей протекцией была Саванна. Которая встречалась с капитаном команды по плаванию и сама возглявляла длинноногую группу поддержки. Стоп… Я уже давным давно не была школьницей. И что-то определённо было не так. Моё отражение беззвучно приоткрыло рот, испуганно показывая куда-то за мою спину и я обернулась. Свет в комнате стал темно-синим, холодным, как зимой, но я почти не обратила на это внимание, так как передо мной стоял он. Сталкер вытер окровавленные перчатки о бежевые шторы, глухо поговорив: — Ну привет, солнышко. Скучала? Крик застрял у меня в горле вместе с воздухом. Страх парализовал тело, не давая сделать ни шагу. Я могла только беспомощно наблюдать за тем, как мой личный кошмар медленно подходит ко мне. — Пожалуйста, — просипела я, судорожно всхлипывая. — Просто оставь меня в покое, прошу, пожалуйста. — Ты же знаешь, что я не могу, милая, — холодная перчатка коснулась моей щеки, поправляя волосы. — Но я дам увидеть тебе свое лицо. Хочешь? Прежде, чем я тебя найду. Я закивала. Мне нужно было выяснить, кто он. Почему он преследует меня. Зачем он убил мою семью. Мне нужно было… На меня смотрел Росс. Он безумно хохотал, сжимая мои плечи. Я закричала, пытаясь вырваться, но он отпустил, внезапно сильно оттягивая собственные щеки, которые показались резиновыми. Лицо генерала мерзко растянулось, начиная трескаться, и под маской проступили знакомые черты. На меня смотрел мой любовник времён колледжа доктор Джеремия Байерс, широко улыбаясь. Я глядела на него, не понимая, как это мог быть он, если мы не виделись почти десять лет, но профессор вдруг открыл рот, из которого донеслось: — Ты будешь моей! Слышишь? Я найду тебя. И тогда… Горло сдавило рыданиями. Оттолкнув мужчину, я ринулась к двери. Схватившись за ручку, я начала усиленно её дёргать, но та не поддалась, заставляя меня пинать и царапать кусок дерева, за которым я могла бы скрыться от Сталкера. Слезы ужаса уже неконтролируемо текли по щекам, а руки болели от ударов. Я больше не могла. И тогда чужие руки крепко прижали меня к телу мужчины, и над ухом раздался до боли знакомый голос: — Бренди? Я говорил, что у тебя отвратительный русский?.. …резко сев на кровати, я подавилась воздухом, чувствуя себя выброшенной на сушу рыбой. Кожу лица мерзко стянуло слезами, а майка прилипла к спине. Часы показывали четыре утра, но спать я больше не могла. И не хотела. Слишком часто за последнюю неделю меня преследовали дурные сны. Я села на кровати, натянув тёплую кофту и носки, и провела ладонью по лицу, стирая подсохшие слезы. Перегруженная нервная система требовала чая, и я, немного шаркая, направилась на кухню, по пути зайдя в ванную. Плеснув холодной водой себе на руки, я умылась, устало облокотившись на раковину. Из зеркала на меня смотрела растрепанная женщина, с синеватыми тенями под глазами и слегка проявившимися морщинами. И я бы дала себе твёрдое обещание выспаться следующей ночью… Но так длилось уже неделю. Что ж, как специалист я знала, что больше так продолжаться не могло. Жить в страхе было тяжело, а с учётом работы в Центре и терапии Баки, я уже начинала замечать первые симптомы. Моя рассеянность и отсутствие концентрации мешали, недосып рождал безумную перманентную усталость, а скрывать свои проблемы становилось все сложнее. Когда ко мне попадали пациенты с похожими проблемами, главной целью было убрать не кошмары, тремор или другой симптом, а искоренить страх. Самодиагностику я не любила, но ситуация говорила за себя: мне нужно было избавиться от страха. И я знала, кто может мне помочь. «Доброе утро. Прости, что рано, но мне нужна помощь. Мы можем встретиться?» Ответ пришёл почти сразу, заставив меня облегчённо выдохнуть. «Кафе. В 10».***
— А я-то думала, это Барнсу не везёт, — задумчиво усмехнулась Наташа, легко постукивая ногтями по кружке. — Говоришь, Сталкер? — Психопат, — кивнула я, кутаясь в свитер. Из-за плохого сна я стала слишком чувствительна к холоду. — Он выследил меня неделю назад. — У тебя есть идеи, кто это? В памяти всплыли кадры из сна, но я чуть мотнула головой: — Я могла бы подумать на Дэвида. Он мой бывший пациент, но… Что-то не сходится. Не знаю, Наташа. Просто не знаю, — взглянув на шпионку, я прикусила губу: — Поможешь? Романофф задумчиво посмотрела на меня, а я вдруг почувствовала короткий приступ зависти. Она была такая красивая и уверенная, умеюшая постоять за себя и свои убеждения, что я буквально терялась на фоне. Некстати вспомнился факт их романа с Баки, и я опустила взгляд в чашку, не желая показывать истинные эмоции. — Ты хочешь, чтобы я выследила твоего Сталкера, — задумчиво проговорила Наташа. — Не пойми неправильно, но что взамен? — Что хочешь, — я устало помассировала виски. — Кроме вреда Джеймсу. — А я смотрю ты в отчаянии, — удивилась русская. — Твоё счастье, что я добрая. Будешь должна. — Без вопросов, — облегчённо выдохнула я. — Можно ещё просьбу? — Ещё? — Наташа усмехнулась. — Как ты и сказала, я в отчаянии. Научи меня самозащите. Самым базовым вещам, но чтобы я могла за себя постоять. — Что ж, ладно. Но тебе нужно будет выспаться, — кивнула Романофф. — Я с тобой свяжусь.***
Я тяжело дышала, глотая воду, пока идеальная Наташа, даже не вспотевшая, критично осматривала свой маникюр. В конце концов, она подошла, забирая у меня бутылку и протянула: — Бегаешь медленно, но сойдёт. — Утешает, — пробормотала я. — Что дальше? — Ты невысокая и лёгкая, — оценивающе проговорила шпионка. — Мужчины чаще всего полагаются на свою силу. Наваливаются, берут в захват, прижимают. Тебе нужно научиться не позволять им этого. Самое простое — удар по болевым точкам и гибкость. Я встала, заинтересованно глядя на Романофф. Учиться мне нравилось всегда. — Смотри, — женщина указала на манекен, стоящий рядом. — Глаза. Кадык. Пах. Можно ещё добить локтем в спину, но требуется сила. Попробуй. Я неуверенно подошла к манекену, не совсем понимая, что конкретно мне делать, но подняла руки. — Сначала напрягаешь пальцы, — Наташа показала средний и указательный, — целишься в глаза. Врядли выколешь, но больно будет. Затем ребром ладони бьёшь в шею. После, коленом в пах. Пробуй. Когда я попросила Романофф побыть моим тренером, я особо ни на что не рассчитывала, будем откровенны. Исходя из моих «способностей» вероятность того, что на меня свалится многострадальный манекен, была больше, чем то, что я уйду из зала невредимой и с новыми навыками. Но у меня получалось. Не с первого раза, но я медленно и верно училась защищать себя под пристальным контролем Романофф. Она терпеливо объясняла мне, как выпутаться из захвата, как правильно разбить нос, чтобы не сломать руку. А я чувствовала, как обретаю уверенность и избавляюсь от страха. — Не забудь вынуть палец из кулака, — напомнила Наташа, когда я в очередной раз целилась манекен в область переносицы. — Иначе, сломаешь, и Барнс меня сожрёт. Я кивнула, нанесла удар и стряхнула мокрую чёлку со лба, удивлённо взглянув на шпионку: — Он знает? — Нет, конечно, — фыркнула Романофф. — Во всяком случае, не от меня. Это был явный намёк на то, чтобы я поделилась с ней информацией о нашем с Баки статусе отношений. И пускай рассказывать не хотелось, это была малость, которой можно было отплатить за помощь русской. — Мы общаемся только по работе, — разминая пальцы и поправляя бинт на кулаках, ответила я. — Профессиональное отношение. — Почему бы и нет. После секса — это всегда очень интересный опыт, — не смутившись, хмыкнула Романофф. — Между нами, девочками. Почему Барнс? Мы не были подругами, но Наташа была любопытная и хитрая, а я просто хотела поделиться с кем-то своими чувствами. Так почему не с ней? Остановив покачивающийся манекен, я коротко улыбнулась, вспоминая наши с Джеймсом первые моменты общения, и ответила, тщательно подбирая слова: — Это сложно объяснить. Просто, когда ты знаешь, что это твой человек, — ты знаешь. Было бы круто встретить его в других обстоятельствах, но я не настолько везучая, как ты, наверное, уже догадалась. — Мало, кому так везет, — глухо и задумчиво проговорила шпионка, а затем будто стряхнула с себя неприятные мысли и изящно изогнула бровь: — Долго будешь прохлаждаться? У нас аренда ещё на полчаса. Давай покажу, как правильно ломать руку.***
В таком темпе прошла целая неделя. Сталкер притих, оставляя мне только цветы, которые я, не глядя, выбрасывала в мусор, как мне посоветовала Наташа. Она вообще оказалась незаменимой в моей дикой ситуации, дав мне несколько ценных указаний, одним из которых было простое игнорирование всех попыток психа меня достать. Так что я вернула энциклопедию флориаграфии в магазин, поменяла замки на двери, и усердно посещала тренировки, на которых шпионка, не жалея, гоняла меня по всем азам самообороны. И как сторонник работающих терапий, я не могла не признать, что мне становилось легче. Сейчас я хотя бы понимала, что могу сломать нападающему нос, не вывихнув себе все десять пальцев. Правда, скрывать свою ситуацию от Джеймса было нелегко. Мы уже слишком долго ломали голову над расшифровкой дальнейших слов кода, наши сеансы становились длиннее, разговоры откровеннее (Барнсу приходилось вытаскивать и раскладывать передо мной почти всё его прошлое), и я видела, как внимательно он смотрит на небольшие синяки на моих руках. К сожалению, Наташа не могла научить неуклюжую меня не травмироваться во время отработки ударов. Впрочем, я и не планировала ничего говорить Джеймсу. Ему хватало проблем, и мои ему были не нужны. …это был один из тех сеансов, когда мы сидели с Барнсом в моем кабинете после закрытия центра и понятия не имели, что делать. На большой магнитной доске, которую я приобрела специально для чертового кода, были мелким почерком расписаны восможные триггерные точки воспоминаний Джеймса, а посередине крупными печатными буквами было написано «Печь??? Рассвет???» Эти два слова были для нас бетонной стеной, через которую пробиться было так же сложно, как и через обычную, если, конечно, у тебя не было руки из прочнейшего металла. И я методично начинала раздражаться, по десятому разу пролистывая бумаги, папку с делом Баки, свои записи и всевозможные книги, способные мне помочь. А Джеймс тем временем был настолько безобразно спокоен, что раздражал меня ещё сильнее. Мужчина просто сидел на диване, пока я ходила вдоль доски, задумчиво кусая губы. Конечно, я понимала, что нервничать было бесполезно, но всё внутри меня подстегивало не позволить Барнсу потерять свой второй шанс на счастливую жизнь. Тем более, что к показаниям Наташи и Старка добавились слова Сэма, сдобренные большим количеством симпатии к Джеймсу, положительная позиция Ванды и нейтральная Вижена (который задвинул такую долгую философскую речь про добро и зло, что я понятия не имела, как использовать этот материал на суде). Однако никакой важности все эти усилия не имели, пока в голове Барнса оставался код, расшифровка которого становилась сложнее с каждым словом. — Не хочу тебя прерывать, — внезапно произнёс мужчина, — но не могла бы ты сесть? Ты ходишь так уже почти сорок минут. — Мы категорически отстали от графика, — покачала головой я, но все же присела на край кресла, слегка дергая ногой. — Должно быть что-то ещё, Джеймс. Весь этот код — это твоё подсознание. Что мы могли упустить? — Понятия не имею, — откликнулся Барнс, равнодушно уставившись в окно. — Да и если честно… Я напряглась, заведомо зная, что услышу. -…я не уверен в том, что у меня есть хоть какая-то надежда. Беззвучно выдохнув, я подавила очередной виток раздражения, не желая высказывать свой негатив. Но, надо признать, опустивший руки Джеймс бесил меня почти так же, как и вся ситуация с кодом. С каждым неудачным сеансом Барнс становился все равнодушнее, приходя на следующий закрытым и пессимистичным. Винить я его в этом не могла. Но подобное отношение только усугубляло и так дерьмовую ситуацию. — Послушай, — я начала аккуратно раскладывать бумаги на столике, стараясь не глядеть на Джеймса, потому что желание крепко его обнять было почти что физически ощутимым. — Я понимаю, что всё это выглядит бесполезным, но мы уже находили триггеры. Найдём и эти. Просто нужно… — Господи, Бренди, твоя вера меня убивает, — внезапно перебил Баки, заставляя меня все же поднять на него взгляд. — Этот чёртов «Рассвет» может значить что угодно! В моей жизни были сотни рассветов, и каждый может быть ключом! — Не каждый, — упрямо возразила я. — А только те, что были до… — Хорошо, отлично, — Джеймс действительно злился. — Те, что были до Зимнего Солдата? Откуда ты знаешь, что это слово вообще нужно воспринимать буквально? Вдруг это название чего-то другого?! — Чего, например? — раздражение все же вылилось, сделав мой тон совершенно непрофессиональным. — Попытайся вспомнить самый особенный рассвет! Тот, где ты чувствовал что-то большее, пожалуйста, — я попыталась успокоиться и, не выдержав, протянула руку, крепко сжимая пальцы мужчины своими. — Прямо сейчас. Он тяжело вздохнул, коротко посмотрев на наши руки, а затем глубоко задумался, по инерции поглаживая мои костяшки. Этот простой жест что-то мощно переворачивал в моей душе, но я не позволяла себе думать о чем-то кроме кода. Мои чувства в данной ситуации все только усложняли. — Я был в плену, — спустя довольно продолжительное время внезапно неуверенно произнёс Баки, словно сомневаясь в своих словах. — Сейчас это больше похоже на страшный сон, но мы тогда пытались взять базу ГИДРЫ и с треском просрали. Полегла половина наших, а остальных взяли в плен. Кажется, они тестировали на мне сыворотку, было плохо… Черт, я нихрена не помню! — лежащая спокойно до этого железная рука, с силой опустилась на подлокотник дивана, заставив меня вздрогнуть. — Я не помню, Бренди. В голове жуткая каша. — Кто может знать о том моменте? — облизнув пересохшие губы, поинтересовалась я. Почему-то было ощущение, что мы нащупали что-то важное. — Джеймс, кто? — Стив, — на пару секунд задумавшись, откликнулся мужчина. — Он точно там был. Роджерс приехал буквально через полчаса. Если быть откровенной, то когда в дверном проёме возникла широкоплечая фигура Капитана, то я буквально выдохнула. Даже если Стив не смог бы помочь, он был способен дать Джеймсу хоть крупицу надежды или мотивации. Ну или пинок под упрямый зад Зимнего Солдата. Потому что я начинала уставать от своих попыток вытащить Баки из внезапной, хотя и закономерной депрессии. — Итак, — я поудобнее устроилась на кресле, улыбнувшись Роджерсу. — Нам нужны твои воспоминания. — Какие? — заинтересованно уточнил он, переводя взгляд с меня на друга. — И как это связано с кодом? — Я не могу утверждать наверняка, — я качнула головой, от чего отросшая чёлка упала на глаза. — У меня есть подозрение, что в связи с нарушением когнитивных связей долговременной памяти в гиппокампе, расшифровка кодовых триггеров блокируется сама собой. Не знаю, планировалось ли это на момент создания кода, но на данный момент это играет против нас. На меня непонимающе уставились две пары глаз, и я поспешила исправиться: — Проще говоря, Джеймс не может вспомнить те самые моменты, которые являются ключами к кодовым словам. И это нас тормозит. Поэтому сейчас мы будем играть с тобой, Стив, в ассоциации. Роджерс скептично прищурился, слегка поджав губы: — Мы будем угадывать? — Ничего другого я пока что не придумала, — беспомощно констатировала я. — Так что подумай, с чем у тебя ассоциируется слово «Рассвет». А ты, Джеймс, — я строго посмотрела на своего пациента, — закрой глаза и просто слушай. Если что-то почувствуешь… — Понял. Стив думал недолго. Он какое-то время молча сидел, сверля взглядом написанное на доске слово, а затем начал говорить. Сначала про рассветы, которые они в довоенном Бруклине встречали после салюта на день Независимости. Затем про рассвет, когда Баки отправился на сборы. И на этом моменте пальцы Барнса слегка дернулись, но дальнейшей реакции не последовало. Однако интуитивно я чувствовала, что мы на верном пути. — Был ещё рассвет, когда мы возвращались в лагерь. Остатки отряда Баки и я, — Роджерс слабо улыбнулся. — Было прохладно, горный воздух, алое солнце. Мы боялись радоваться, даже, наверное, чувствовали, что это неправильно. На базе ГИДРЫ погибло очень много хороших людей. Но я шёл туда за другом и вернулся с ним… — Мне казалось, что я родился в то утро второй раз, — внезапно перебил Джеймс, заставляя меня затаить дыхание. — После пыток и экспериментов… Этот рассвет был… Надеждой? Ощущение, что какая-то часть пазла резко встала на место, было почти физическим. Я подняла со стола бумажку с транскрипцией и произнесла: — Рассвет. Несколько раз до этого, тесты оканчивались тем, что Джеймса скручивало от боли, которую он стойко переносил, но другой возможности понять, сработало ли, не было. Учёные ГИДРЫ великолепно отработали процесс взлома кода, и каждое последующее слово становилось болезненнее. Но сейчас лицо Баки оставалось напряжённым, но без следа агонии. И я ещё раз, чётко выговаривая все звуки, проговорила: — Солдат, рассвет. Не сработало. Ничего не произошло. Бумажка выскользнула из моих в миг ослабевших пальцев, плавно приземляясь на столик, и я откинулась на спинку кресла, не сумев сдержать победную улыбку. Наверное, в каком-то смысле взлом этого кода стал для меня определённым наркотиком. Я чувствовала почти эйфорию, когда ещё одно слово переставало работать. И это было неправильно. Старая Бренди уже бы поставила себе жёсткие эмоциональные рамки, но ситуация позволяла мне не обращать внимание на собственное состоянии. На кону стояла человеческая жизнь. Жизнь, которая стала мне дорога. — На базе была печь. Это прозвучало, как выстрел, заставляя нас со Стивом резко перевести взгляды на молчавшего до этого Баки. Он провел ладонью по лицу, смахивая волосы со лба и наклонился вперёд, упираясь локтями в колени. На переносице пролегла глубокая морщина, а в глазах отражалось нечто неосознанное, как всегда, когда мужчина мучительно пытался что-то вспомнить. — Там была печь, которую разжигали каждый раз, когда приходили ставить над нами эксперименты. Большую часть времени… — Баки запнулся, прикрывая веки, но затем продолжил, — большую часть времени, я спал, наверное. Или был в бреду, но я всегда чувствовал, когда её растапливали. — И что ты чувствовал? — облизнув пересохшие губы, тихо спросила я. — Страх. Безысходность. Я не мог сбежать. Несмотря на то, что русские звуки были сложны, ещё в самом начале нашей работы, я заморочилась и вызубрила код, максимально постаравшись звучать без акцента. Так что я легко коснулась руки Джеймса, этим жестом интересуясь, могу ли я попробовать, а затем произнесла: — Печь. Когда Баки шумно выдохнул, но не скорчился от боли, я закрыла лицо ладонями, пытаясь прийти в себя. Два слова! Два слова за раз. Это был прогресс. И помимо этого я, наконец, заметила призрачную закономерность, которую могли заложить учёные ГИДРЫ при создании кода. Две стороны одной медали — рассвет и печь. Надежда и страх. Могли ли они ставить и дальнейшие триггеры в этом порядке?.. — Ровно половина, — произнесла я, не без удовольствия стирая с доски два взломанных слова. — Нам осталось всего пять. — Мы успеваем? — вопрос Стива хоть и был ожидаем, но все же заставил меня замереть с маркером в руках. — Бренди? — Я не знаю, — быстро написав на поверхности «Девять» и «Добросердечный», я повернулась к обоим мужчинам. — Я надеюсь, что мы нашли закономерность и это не просто везение, что удалось сломать два триггера. Но… — Но утверждать ничего нельзя, — закончил за меня Баки, невесело усмехнувшись. — Я подожду на улице. Проводив взглядом Джеймса, я отложила маркер, приоткрыла окно и выудила из ящика пепельницу. Одним из плюсов моей работы было, пожалуй, то, что в кабинете можно было курить. Многие пациенты использовали сигареты, как способ сконцентрироваться. — Он активно пытается сдаться, Стив, — выдохнув дым в окно, устало констатировала я, переходя сразу к делу и пользуясь тем, что единственный человек, к которому прислушивался Барнс, сидел напротив меня. — Я очень стараюсь ему помочь, но иногда даже не вижу, что он этого хочет. — Знаешь, Баки из сороковых хватило бы одного похода на танцы, чтобы повеселеть, — грустно усмехнулся Стивен, потирая подбородок, заросший светлой щетиной. — И я думал, что нынешний Бак похож на того… Но я ошибся. — Это не твоя вина, — я стряхнула пепел, делая ещё одну затяжку. — Джеймс слишком долго уже не жил обычной жизнью. И он учится заново, но с полным осознанием того, что он потерял. Думаю, тебе стоит попробовать найти к нему новые подходы. — Ты была его «новым подходом», — тихо заметил Капитан, заставляя мои щеки чуть покраснеть. — Он выглядел счастливым. Почему ты?.. — Потому что любовь — это эгоизм, Стив, — оборвала я, жёстче, чем надо, сминая окурок в пепельнице. — Я начала думать не о его здоровье и благополучии, как профессионал, а о своих эмоциях. О том, что чувствую, как реагирую, о том, что мне больно причинять боль ему, взламывая код. В моей профессии нет места нарушению дистанции с пациентами. — Я понимаю, — грустно кивнул Роджерс. — Но ты же все ещё влюблена в него? Я закрыла окно, ничего не ответив. Думаю, Стив и сам все понял, уж проницательности ему было не занимать. Но между моими чувствами и свободой своего друга он, естественно, делал верный выбор в пользу второго. И я не осуждала его. — Пойдём, — я выключила свет в кабинете, выходя за дверь и проворачивая ключ. — И, Стив? — Я не скажу ему. Благодарно кивнув, я последовала за Капитаном в лифт, чувствуя, как в кармане завибрировал телефон. Пока мы спускались, я все же взглянула на экран, замечая одно непрочитанное сообщение с неизвестного номера. Сталкер. Нажатием пальца, я открыла смс, не без страха читая несколько слов: «Сидишь допоздна на работе? Или трахаешься со своим пациентом? Впрочем, я могу его понять. Я бы и сам был не против…» Быстро передернув плечами от отвращения, я удалила сообщение, даже не дочитав до конца. От мерзости происходящего в горле образовался ком, но я постаралась взять себя в руки, чтобы никто не заметил моего состояния. Если что, я могла дать отпор. Могла. Я не слабая. Джеймс действительно ждал нас на улице, задумчиво покуривая сигарету, и не обращая никакого внимания на табличку «Не курить» прямо за его спиной. Впрочем не думаю, что в мире нашёлся бы хоть один человек, который решился бы сказать Барнсу, что тот нарушает правила. — Я поеду, — Роджерс уселся на свой мотоцикл, переводя взгляд с друга на меня. — Если что, звоните. Мы попрощались, наблюдая, как Стив скрывается за поворотом, а затем устремились в сторону дома. Такие прогулки были для нас нормой. Мы держались на расстоянии вытянутой руки, преимущественно молчали, но иногда обсуждали какие-то лёгкие темы вроде погоды. Однако после откровений со Стивом, мне было тревожно и грустно. Джеймс так сильно мне нравился, что будь у меня альтернатива, я бы давно передала его дело коллеге, чтобы вывести наши отношения на новый уровень. Но ситуация не была стандартной. А потому я просто молчала, стараясь не думать о том, как бы мне хотелось взять его за руку. — Если бы не вы со Стивом, я бы давно уже бросил это гиблое дело. Джеймс нарушил молчание первым, но я не спешила отвечать, продолжая слушать внезапные откровения. — Знаешь, что поражает меня больше всего, Бренди? — я отрицательно качнула головой, а Барнс легко усмехнулся. — Ты с такой лёгкостью ввязалась во всю эту историю, даже не понимая, куда тебя это приведёт. Если бы мне в сороковых сказали, что произойдёт в будущем, я бы ещё подумал о пуле в висок. А ты… Я даже немного завидую твоей вере. Как ты это делаешь? — Это не было лёгким решением, — все же ответила я, пряча руки в карманы пальто. — Если хочешь знать, то после Рождества я вообще думала сдаться Россу, признать свою профнепригодность и вернуться жить к родителям. — И что же тебя остановило? — Это в моей голове, — внезапно подувший ветер оказался неприятно холодным и я уткнулась носом в шарф, — я давным давно смирилась с тем, что везение — это не моё. Оторвавшиеся подошвы, окатывающие меня грязью такси, заедающие замки… Это для меня привычно. И когда я думаю, что могу принести кому-то пользу, то остановиться уже не в силах. Наверное, это такая форма «комплекса супергероя». Компенсирую собственную неполноценность. — Ну, — мы как раз дошли до дома, и Баки остановился, открывая передо мной дверь и приглашая войти, — я надеялся, что ты скажешь, что причиной был я. В щеки мгновенно ударила кровь, а ноги сами быстрее, чем надо, занесли меня в подъезд. Разговор приобретал маняще-опасную окраску, а полумрак подъезда и довольно позднее время лишь добавляли мне неловкости и желания. Какая-то часть меня даже злобно закатывала глаза: взрослая женщина, а вела себя хуже подростка. Уже у дверей в наши квартиры, мы остановились, и я все же решилась взглянуть на мужчину. Наверное, это и стало моей фатальной ошибкой, потому что оторвать взгляд я уже не могла, даже если бы захотела. Кончики пальцев фактически зудели от желания прикоснуться, но я силой воли подавила в себе это желание. — Если ты скажешь мне «нет», то я не буду, — в тихом голосе Баки прорезалась та самая губительная хрипотца, от которой мои колени почти подкосились. — Но я хочу тебя поцеловать, Бренди Форд. Очень. — Мы не можем, Джеймс, — еле слышно пробормотала я, силясь не смотреть на его губы. — Я не могу… Это все испортит. — Знаешь, — Барнс в один шаг приблизился ко мне, заставляя отступить и упереться лопатками в стену. Мне как и всегда пришлось чуть задрать голову, чтобы видеть его глаза, от чего сердце точно пропустило пару ударов. — Когда все это закончится, я не уверен, что буду на свободе и уж тем более в состоянии ухаживать за девушкой, которая мне нравится. И я, — живая рука Баки легла на стену рядом с моим плечом, — я так устал терять время, Бренди. Когда я думаю о том, какая жизнь могла бы быть у меня, если бы не тот чёртов поезд, мне хочется убивать. Но потом я думаю, что жизнь есть и сейчас. И если ты скажешь, что… «Гори оно всё в Аду». Наверное, так исступленно и крепко я не целовала никого ещё ни разу в жизни. Я даже не предполагала, что в моих ладонях есть столько силы, чтобы притянуть к себе мужчину, чтобы обнять его за шею и почти повиснуть на нем, прижимаясь своими губами к его. Всё посторонние мысли мгновенно отступили на задний план, и я закрыла глаза, полностью растворяясь в этом горячем, долгом и таком долгожданном поцелуе. Поэтому, когда Джеймс вдруг прервал его, часто дыша и легко целуя мой висок, я даже не сразу поняла, что произошло, продолжая по инерции прижиматься к его груди. — Я бы хотел сейчас закинуть тебя на плечо, утащить к себе в квартиру и не выпускать оттуда, минимум, дня три. Хриплый голос мужчины и фраза, которую он произнёс, вызвали у меня в душе целую бурю эмоций, но я упорно прятала лицо за волосами, зная, что если взгляну в эти глаза, то соглашусь на всё. — Но ты так хочешь помочь мне с этим кодом, ты веришь в меня, и я… Блять! — Джеймс стукнул кулаком по стене, а я чуть вздрогнула. — Я хочу, чтобы у тебя все получилось. Я безумно этого хочу. Он отступил на шаг, заставляя меня взглянуть на него, а затем вложил мне в ладонь связку моих ключей и улыбнулся: — Ты выронила их у центра. До завтра, Бренди.