***
Я ушёл рано с утра, когда Бренди в очередной раз перекинула через меня ногу, а я понял, что не железный. Строить из себя монаха я не умел и в лучшие времена, а потому беззвучно сполз с кровати, накидывая на Форд плед, и вышел из комнаты. Нам обоим было нелегко держать себя в руках, соблюдая рамки рабочих отношений, но я, в конце концов, был старше и опытнее. Наверное. Желание вернуться к ней в спальню почти победило. Я знал, что ей предстоят нелёгкие три дня, и так же знал, что если она позволит себе большее со мной, то снова будет себя корить. А ещё я знал, что количество моего терпения не было бесконечным, а потому в следующий раз я отдам вожжи другим сторонам своей личности. И пусть напор Зимнего и опыт Баки из сороковых будут мне в помощь. Так что я ушёл к себе в квартиру, не планируя провоцировать Бренди своей поддержкой три дня, которые она вечером, уже засыпая, попросила дать ей на прощание с подругой. Это было тяжёлое решение, но я видел, что она хочет помочь мне убрать код так же сильно, как я хотел её поцеловать и оставить навсегда с собой. И, несмотря на то, что вся моя раздолбанная душа стремилась к Форд, я хотел, я надеялся, что моё желание способно стать реальным, только если мы разберемся с оставшимися двумя словами. Всего два слова отделяло меня от той жизни, которую я эгоистично мечтал прожить с одной конкретной девушкой. Во время недавнего разговора со Стивом мы выяснили, что от былого романтика во мне осталось крайне мало. Я невесело удивился этому факту, мол, Стиви, может, потому что я семьдесят лет участвовал в пытках, убийствах и промываниях мозгов? Роджерс бросил на меня свой классический осуждающий взгляд, но тему «Что ты чувствуешь к Бренди?» больше не поднимал. Потому что я и сам толком не знал, было ли это любовью. Я чувствовал желание быть с ней, целовать её, обосноваться в её жизни так плотно, чтобы никто не смог лишить меня этой девушки. Но я давно забыл понятие слова «любовь», поэтому отказывался вешать на свои чувства какой-то ярлык. Единственное, что я мог делать, чтобы не сорваться обратно к Форд, это приблизить тот момент, когда отношения «врач-пациент» не будут нас сковывать. Так что, плеснув себе в кружку кофе, я упал на диван, предварительно достав из ящика обычный ежедневник с кучей разноцветных закладок, куда я повадился выписывать всё, что вспоминал, ещё с момента бегов. Естественно, я бы никому не признался, но этот блокнот был моей маленькой гордостью. Первоначальные спутанные записи кривым почерком из-за отвыкшей за семьдесят лет от письма руки, сменились чёткими заметками, выстроенными в подобии хронологического порядка. Пару секунд постучав ручкой по обложке, я всё же открыл ежедневник на чистой странице, чувствуя слабый приступ мигрени, и выписал: «Один».***
А ещё через два дня я чуть не похерил все труды Бренди. Стив не любил брать меня во временный штаб, потому что я начинал над ним издеваться. Но брал, потому что… Хрен его знает, почему брал. Возможно, так ему было спокойнее. А я не был вольной птицей, чтобы отказываться от возможности выбраться из дома. По факту, «штаб» представлял собой какой-то грязный подвал рядом с доками, где собирались остатки Мстителей, не желавшие сидеть на жопе ровно. В общем, «пока что амнистированные» Уилсон, Бартон, Лэнг и Ванда. Периодически забегала Наташа. И пока команда Кэпа обсуждала насущные вопросы, мы с ней сидели в одном углу, не общаясь и, как ни странно, не заплетая друг другу косички. Хотя общее прошлое у нас имелось. И ещё какое прошлое. Вот только я не желал вспоминать, как натаскивал бойцов КГБ, половина из которых калечились на моих тренировках. А Романофф не желала вспоминать отношения с отмороженным подобием человека. Не мог её в этом винить. Время изменило всех, и Наташа не была исключением, иначе я не понимал, как она могла допустить, чтобы я увидел экран её смартфона, на который внезапно пришла смс-ка. Я среагировал раньше, чем подумал, что читать чужие сообщения невежливо. Об этом я даже не подумал. Мне хватило пары секунд, чтобы пробежаться глазами по строчкам на экране, а затем одним движением бионики вжать Романофф в стену за ней. Она протестующе дернулась, попытавшись разжать железные пальцы, но я надавил ещё сильнее, отчётливо зная, что могу сломать ей шею за секунду. Сзади уже подбежали Мстители, которых привычно останавливал Стив. Я же смотрел только на Наташу. — Во что ты её втянула? — тихо проговорил я. — Отпустишь — расскажу, — прошипела шпионка. — Не расскажешь — шею сломаю, — совершенно серьёзно предупредил я, разжимая пальцы и оборачиваясь к занявшим боевые стойки героям: — Спокойно. Это между нами. — Да ты ей чуть голову не свернул, — Бартон опустил свой вездесущий лук. Заботится о подружке? — Кэп, какого хрена твой дружок вытворяет? — Клинт, всё в норме, — Наташа потёрла шею. — Мы разберёмся. Кажется, я прервал встречу, потому что Стив всегда хорошо чувствовал настроение в команде, и почти тут же остановил какое-то очередное бесполезное, на мой взгляд, обсуждение, оставляя нас вчетвером. Вчетвером, потому что «посмотреть на этот цирк» решил ещё и Уилсон. Впрочем, сейчас моё внимание было сконцентрировано только на русской. Мне нужны были ответы. — Слушай, твоя девчонка сама на меня вышла и попросила о помощи, — без лишних реверансов начала Наташа. — Я бы в жизни не стала её трогать. — Во что ты её втянула? — повторил я, делая шаг к Романофф и чувствуя на живом плече крепкую хватку Стива. — Что значит это сообщение? — Значит так, Барнс, — Наташа нахмурилась. — Во-первых, я тебе не враг. По крайней мере, сейчас. Во-вторых, твоя Бренди, если ты не заметил, сама отлично влипает во всякое дерьмо. А в-третьих, мне нужно к ней, так что поехали и сам всё с неё стребуешь. Ya dohodchivo ob’yasnila, mudak? От последней фразы, сказанной на русском, я против воли усмехнулся. — Tak tochno. Романофф кивнула, уже собираясь выйти, когда я всё же сжал её предплечье бионикой, заставляя остановиться: — Но если я не узнаю обо всем, то я оторву эту дурную русскую голову. И ты знаешь, что я не шучу. Наташа вырвалась из моей хватки, ничего не ответив, а я почувствовал, как доволен Солдат, и как одобрительно кивает Баки из сороковых. Зимний ставил на ней жёсткое клеймо «моё». Баки искренне интересовался красивой девушкой. Джеймс видел в ней шанс на лучшую жизнь. Я видел в ней шанс на лучшую жизнь.