No one knows what it's like Никто не знает, каково это, To be the bad man Быть плохим человеком, To be the sad man Быть печальным человеком Behind blue eyes За голубыми глазами. And no one knows Никто не знает, What it's like to be hated Каково это, когда тебя ненавидят, To be fated to telling only lies Когда тебе суждено говорить только ложь. Limp Bizkit - Behind Blue Eyes
***
Возвращение в Бруклин ознаменовало сразу несколько важных вопросов, которые мы с Баки негласно договорились не обсуждать по дороге назад. И первым стал наш новый статус отношений. Название которому дать было совсем нелегко. Если маленькая, визжащая от счастья Бренди, живущая в глубине моей души, рассчитывала на бурную и страстно-романтическую поездку домой, с внезапными поцелуями, обжиманиями на заднем сидении каждые десять километров, то адекватная и рациональная часть предпочитала уютное спокойствие. Честно говоря, по большей части мы вели себя довольно сдержанно. Мне было просто комфортно наедине с Барнсом впервые за долгое время, и я поняла, что даже успела привыкнуть к ощущению сидения на иголках в его компании. Когда каждый взгляд, каждый жест, интонация, буквально всё казалось странным, с двойным дном. А сейчас… Сейчас я с лёгкостью понимала, что мужчина, сидящий рядом — мой. Для этого не обязательно было постоянно целоваться и обниматься, но я знала, что могу в любой момент это сделать. И судя по взгляду Баки, ему тоже нравилась эта беззвучная уверенность в наших отношениях. Мы были вместе. Без синдромов, недоговорок, обмана и попыток прекратить все из-за каких-то своих причин. Да, вот так просто. Наверное, я просто устала придумывать себе сложности. Их мне хватало и так. Ещё был вопрос касательно того, как вести себя перед другими людьми. Понятно, что до суда мы были связаны по рукам и ногам, и речь шла о конспирации на уровне шпионов. Благо, у Барнса был опыт, а я слишком радела за его благополучие и амнистию, так что планировала сильно постараться. Но вот перед Стивом, Наташей и Сэмом Джеймс скрываться не особо хотел. И надо было бы ему сказать это раньше, но когда мы припарковались у дома, где во дворе нас уже ждал Стив, Барнс привычно обошел машину, открывая мне дверь, подавая руку, а затем внезапно сжимая мою ладонь и переплетая наши пальцы. В самом этом жесте было что-то такое собственническое, что я еле сдержала ехидный комментарий. Мужчины из любого века являлись мужчинами. — Блять. Я отвлеклась от Баки, оборачиваясь на это нецензурное восклицание, и почти рассмеялась. Стив выглядел так, будто его сильно стукнули по голове. Он даже не пытался скрыть свое удивление, а его взгляд метался по прическе лучшего друга, будто пытаясь отыскать там смысл жизни. — Стиви, закрой рот, — посоветовал Джеймс, легко усмехаясь. — Муха залетит. И что это за выражение, Капитан? — Я просто называю вещи своими именами, — парировал Стив, его щёки покрылись бледным румянцем, но он вместо того, чтобы смутиться окончательно, вдруг фыркнул: — С длинными тебе было лучше. Баки удивлённо улыбнулся: — Уверен? — Да, взгляд художника, дружище, ничего личного, — пожал плечами Роджерс, сдерживая улыбку. — С длинными волосами ты был загадочнее. Правда, Бренди? Я покачала головой. Как дети, честное слово. — Всегда можно отрастить обратно. — Эй, я видел тебя в музее, — сдал меня Барнс. — Тебе понравилась хроника. — Ещё бы она не понравилась Бренди, — Стив поймал ключи от машины, подброшенные Баки, убирая их в карман. — Ты там позировал и кривлялся, как будто вместо оператора была Вивьен Ли. — Что за Вивьен Ли? — мы как раз зашли в подъезд, поднимаясь на наш этаж, и я начала открывать дверь. — Любимая актриса Баки, — судя по тому, как закатил глаза Барнс, Стив решил спалить все его секреты. — Он хотел даже поехать к ней… — Так, все, сопляк, отстань, я понял, что это месть за стрижку, — перебил его Джеймс. — Когда приедет Наташа? — В течение часа, — пожал плечами Кэп. — И, Бренди? — я стянула обувь, опуская сумку на пол. — У нас есть новости касаемо Сталкера. В душе поднялась волна радости. Честно говоря, хотелось уже отделаться от твари, которая попортила мне немало нервов. …Романофф не подвела и уже спустя сорок минут зашла на кухню, где мы втроем делились последними новостями. Шпионка привычно выглядела просто идеально, от чего моя самооценка слегка напомнила о себе. Обтянутые чёрными штанами длинные ноги, ботильоны на устойчивой танкетке, шоколадный джемпер, шикарная укладка и макияж — по сравнению с русской, я в своих джинсах и худи выглядела, как мышь. Но ровняться на Наташу было просто издевательством над самой собой, поэтому я усилием воли прекратила эти внутренние загоны и произнесла: — Предлагаю сначала разобраться с кодом. — Как скажешь, — согласилась Романофф. — Прямо здесь? Я осмотрела свою маленькую кухоньку. Да, на бункер, который бы смог сдержать Зимнего Солдата походило мало, но драться тут вроде бы никто и не собирался. Вероятность того, что в процессе чтения Баки могло «заклинить» была мизерная. Мы не зря старались прорабатывать каждый триггер так, чтобы он размягчался, как затёкшая мышца, которую массируют через боль. — Выучила его? — недовольно хмыкнул Барнс, когда Наташа отказалась от бумажки с написанными словами. — Конечно, — шпионка даже бровью не повела. — Ты бы сам сделал так же. — Конечно, — отзеркалил Джеймс, а я подумала, что природа их отношений со шпионкой была какой-то неустойчиво-напряжённой, колючей и взрывоопасной. Я сделала мысленную пометку разобраться с этим позже. — Начинай. — Желание. Да, русский Наташи, что неудивительно, был не в пример лучше моего. Откровенно говоря, он был красивый. Если бы не ситуация, при которой я внезапно обзавелась крошечным словарным запасом русского языка, я бы, возможно, даже продолжила бы его учить. — Ржавый. Баки продолжал спокойно сидеть на стуле, однако я заметила, как на его лбу выступила испарина. Нервы? Или что-то другое? — Семнадцать. Бионика сжала жалобно скрипнувший подлокотник, я непроизвольно сделала шаг к мужчине, но Стив остановил меня, молча качнув головой. Да, он был прав. Нужно было дойти до конца и понять, сработало ли то, чем мы занимались столько времени. — Рассвет. Джеймс на секунду зажмурился, но затем, мотнув головой, будто что-то стряхивая, снова открыл глаза. Его грудь тяжело вздымалась, но я все ещё не понимала — код или страх? На что именно Баки реагировал?.. — Печь. Девять. Добросердечный. Барнс глухо и шумно выдохнул, облизывая пересохшие губы. Его взгляд заметался по кухне, а затем резко остановился на мне, и уголки рта дрогнули в слабой и болезненной улыбке. Я так же слабо улыбнулась в ответ. Мои ладони заледенели от волнения, хотелось прекратить эту пытку, но я молчала. Так было необходимо. — Возвращение на Родину. Я сложила руки замком и уткнулась в них губами, неотрывно глядя на Джеймса, который выглядел до того напуганным, что я бы в жизни не могла сказать, что что-то может напугать его до этого состояния. Он побледнел, по виску покатилась капля пота, губы напряжённой полоской выделялись на, словно осунувшемся в миг, лице. — Один. Бионика всё же сжалась сильнее, оставляя вмятины на подлокотнике. Под стул посыпалась деревянная крошка. Стив рядом со мной напрягся. — Товарный вагон. Солдат? Баки резко замер, глядя перед собой, и меня чуть не хватил удар, когда он со свистом выдохнул сквозь плотно сжатые зубы и взглянул на меня: — Получилось. У меня было ощущение, что я расплачусь, как маленькая девочка. Потому что, несмотря на тяжёлую реакцию, код всё же не сработал. Зимний Солдат был надежно заперт в подсознании Джеймса. И мы могли выиграть суд. Мы, чёрт возьми, могли его выиграть!.. Однако я сдержала в себе порыв броситься Барнсу на шею, и поинтересовалась, подавая ему стакан воды, который он осушил почти залпом: — Ты уверен, что всё в порядке? Твоя реакция… — Это было сложно, — перебил он, проводя ладонью по влажному от пота лбу. — Но никаких ощущений от кода. Я окинула его ещё одним внимательным взглядом, с прискорбием понимая, что даже если мне сейчас нагло врали в лицо, я бы не смогла заметить это. Баки умел лгать. К счастью или к сожалению, это был один из тех навыков, которым Зимний Солдат овладел в совершенстве. — А теперь о Сталкере, — Наташа взглянула на часы, слово куда-то торопилась, а затем залезла в сумку, выуживая оттуда стопку фотографий. — Знакомое лицо? Я присела на стул, принимая из её рук снимки и внимательно вглядываясь. На всех был под разными ракурсами снят абсолютно неизвестный мне мужчина. Он точно никогда не был моим пациентом, мы не учились вместе, и я могла поклясться, что никогда его не видела. И это он?.. — Это твой Сталкер, да, — подтвердила Романофф. — У меня сейчас слегка связаны руки из-за договора и всей этой судебной волокиты, — нечитаемый взгляд на Барнса, — но я пробила его по своим базам. И кроме крупного перевода с безымянного оффшорного счёта на Филлипинах в его жизни нет ничего странного. — Ты уверена, что это он? — вмешался Баки, пока я всё ещё растерянно всматривалась в рябое и ничем непримечательное лицо Сталкера. — На сто процентов, Барнс, — закатила глаза шпионка. — И единственное, что в нём не так — это внезапные богатства и жуткий вкус. Точно не знаешь его? — Нет, — растерянно ответила я, откладывая фотографии в сторону. — Ничего не понимаю. И я, правда, не понимала. Честно говоря, в глубине души я не хотела верить, что Сталкером может оказаться кто-то из моих знакомых или пациентов. Но увидеть совершенно незнакомое лицо было неожиданно. Что я могла сделать человеку, которого видела первый раз?.. — В любом случае, за него можешь больше не волноваться, — пожала плечами Наташа. — Попробует что-то провернуть — окажется в огромной заднице. А теперь, — она встала, смахивая невидимую пылинку с рукава, — мне пора. Если что, я на связи. — Я провожу, — внезапно изъявил желание Барнс, поднимаясь следом. Наташа никак на это не отреагировала или сделала вид, а я проводила их непонимающим взглядом, но мгновенно отбросила размышления о том, что хотел обсудить со шпионкой Баки. Голова и так была тяжёлая, а фотографии Сталкера совершенно не добавляли легкости. Сделав пару вдохов и выдохов, я повернулась к Стиву: — Чай? Он кивнул, и пока я ставила чайник, произнёс: — Ему пошла на пользу поездка. Спасибо. — Я не сильно помогла, — слегка смутилась я, вспоминая, как именно закончилось наше путешествие. — Баки проявил мощную самостоятельность, надо сказать. — Это он может, — тихо рассмеялся Капитан, принимая из моих рук горячую кружку. — С тобой завтра хочет встретиться адвокат. Я дам тебе его номер. — Да, конечно, — кивнула я. — А госсекретарь? Есть какие-то новости? Меня сильно напрягало то, что Росс затаился. Конечно, лишить меня лицензии он пообещал, думая, что это подтолкнет меня к тому, чтобы отказаться от Барнса, но больше никаких палок в колеса будто бы не предвиделось. И, если быть до конца откровенной, подобные подковерные игры были совершенно не моем списке талантов. — Он сам себя загнал в угол, — невесело усмехнулся Роджерс. — История о суде просочилась в газеты. Супер громким дело не будет, но оно больше не конфиденциально. Резко остановить процесс, когда заседание уже меньше, чем через неделю, он не может. — Остаётся подкупить судью, — намекнула я на тревожащий меня момент. — И прокурора. И присяжных… — Я тоже об этом думал, — кивнул Стив. — Наташа проконтролирует этот вопрос. Я непроизвольно бросила взгляд на часы. Баки не было уже довольно долго. — Почему она помогает? — напрямую спросила я. — Я немного знаю об их прошлом, — эта тема никоим образом меня не задевала, потому что я видела, что Романофф испытывает к Джеймсу далеко не романтические чувства. — Но я не понимаю, что движет Наташей. Честно. Конечно, у меня были свои догадки. Но мне было дико сложно «читать» шпионку. Уж слишком хорошо она владела и своими эмоциями, и своей мимикой, и даже малейшими оттенками чувств, фактически отрезая мне все пути к пониманию её роли во всей истории с судом. — Я бы хотел сказать, что знаю, что ей движет, — задумчиво пробормотал Стив, а затем сделал глоток из чашки и потер заросший неожиданно тёмной щетиной подбородок. — Но я понятия не имею. Однако она на нашей стороне. В этом я уверен. Мне хотелось скептично поинтересоваться, как именно он уверился в лояльности русской двойной агентессы, что за волшебный радар встроен в голову Капитана Америка, но я не хотела подвергать сомнению хоть одну мысль в и так шаткой конструкции нашего общего плана. Который был настолько прост, что даже обсуждать его было как-то неловко. Там был всего один пункт, который каждый из нас пытался выполнить любым возможным способом: Защитить Баки. Мы не являлись друзьями, но общее дело сплотило нас куда крепче, чем дружба. Стив рассчитывал на меня, а я знала, что он готов прикрыть меня, чтобы я осилила свою часть работы. Но Роджерс был очень искренним и прямолинейным. Сомневаться в нем банально не хотелось. А теперь в это уравнение вплотную оказалась втянута Наташа, мотивы которой оставались для меня загадкой. И я логично переживала за результат. — Скоро весь этот кошмар закончится, — устало выдохнул Капитан, поднимая на меня взгляд пронзительных светлых глаз. — Тони подал прошение свидетельствовать на суде. Его, естественно, одобрили. Что думаешь? Я нервно поежилась, облокачиваясь на столешницу. Я плохо знала Старка. Один вечер с ним и его чудесным виски дал мне слишком мало, чтобы я знала, к чему быть готовой. Да и лезть тогда в душу человеку не хотелось — миллиардер неожиданно мне импонировал. Во всяком случае, он не казался тем, кто был голов перегрызть Джеймсу глотку зубами при встрече. В голове тут же против воли появилась мысль, что такие экстремальные способы ему и не требуются: Тони мог снести башку кому угодно одним выстрелом из какого-нибудь ручного репульсора. — Я думаю, что мы не можем знать, как все обернется на суде, Стив, — наконец, ответила я. — В наших силах сделать всё от нас зависящее, убедить присяжных и судью в том, что Джеймс хороший человек, попавший в беду, а дальше — это уже не в нашей компетенции. Нам нельзя нервничать за слова других, когда надо переживать за свои. Так что, подготовь свою речь, я подготовлю ответы на вероятные вопросы прокурора, и тогда посмотрим. Как же я ненавидела фатализм! Но моя жизнь научила меня, что ты можешь хоть обвешаться счастливыми амулетами, вызубрить к экзамену сто билетов по клинической психологии наизусть, улыбнуться перед выходом из дома себе в зеркало, а потом выйти из кампуса и вляпаться обеими ногами в застывающий бетон. Да, такое со мной было. Поверьте, если госпожа Фортуна имеет желание вас нагнуть, то она сделает это, когда захочет. И вам останется только мат. — Ты права, — после недолгой паузы поставил точку в нашем диалоге Стив. — Номер адвоката скину смс-кой. Заодно поищу Баки, а то он долго, — мужчина встал, чуть улыбнувшись и привычно распрямив широкие плечи. — До встречи. — До встречи. Я задумчиво ополоснула наши чашки, поставив их сушиться. Ещё раз бегло просмотрела фотографии Сталкера. А затем развернулась в сторону двери, откуда послышались знакомые шаги, зацепилась за ножку стула, мгновенно теряя равновесие. Взмахнула руками, полетела вперед и от души приложилась левой частью лица о дверной косяк. Искры натурально посыпались из глаз от боли. Я, кажется, даже материлась, пока вбежавший на кухню Баки доставал из морозилки замороженный кусок мяса, но лицо так болело, что мне было не до подбора выражений. Особенно давали о себе знать разбитая бровь и глаз. Вспомнишь Фортуну, вот и она… наглядный пример. Однако через час уже было не очень смешно. Суд был через три дня, а под моим глазом синела здоровая гематома. — Я выгляжу, как алкоголичка, — траурно произнесла я, рассматривая плоды своей неуклюжести и невезения в зеркале. — Скажешь что-нибудь? Баки подавил улыбку, исподлобья глядя на меня: — Ты выглядишь… трогательно. Вдруг в суде решат, что ты оборонялась от меня? Я помрачнела. — Я сейчас начну обороняться от твоих шуточек, Джеймс. И возможно ты тоже станешь обладателем такой же красоты. — До суда заживет, — отмахнулся он. Вот же!.. С-с-с-волочь. Со своей чертовой регенерацией.***
— Что ж, доктор Форд… — адвокат мастерски делал вид, что его совершенно не волнует мой синяк на половину лица, — я рад с вами познакомиться. — Взаимно, — откликнулась я. — И называйте меня Бренди. — Тогда вы называйте меня Элвис. Я еле сдержала желание переспросить. — У моей мамы было сомнительное чувство юмора, — произнёс мужчина, поясняя. — И безумная любовь к Пресли. Приступим? Надо сказать, что я понятия не имела, где Стив откопал этого адвоката. Я и не интересовалась, но достаточно узнав о Роджерсе, понимала, что он явно перелопатил все возможные связи, чтобы обеспечить другу лучшую защиту. Что конкретно из себя представлял Элвис Катковски (слава богам, он не просил называть его по фамилии, я бы точно сломала язык), я поняла спустя час нашей беседы. Во-первых, он был относительно молод. Явно не старше тридцати пяти, с рыжевато-каштановыми волосами, каре-зелеными глазами и острым подбородком, покрытым редкой светлой щетиной. Во-вторых, он явно был профессионалом своего дела. Говорил чётко, понятно, объяснял, как заполнить тот или иной документ, внимательно вчитывался в моё «Заключение доктора Б. Л. Форд по успешному прохождению Д. Б. Барнсом психологической экспертизы». Его, кстати говоря, я писала полночи, переписывая и сверяясь с советами Джеремии. По словам Элвиса, вышло хорошо. Причин не доверять ему у меня не было. А, в-третьих, Катковски казался не менее дотошным и циничным, чем Росс. И это дало мне еще пару глотков надежды. — Бренди, а ответьте мне на вопрос, — мы как раз закончили с документами и заказали кофе. Адвокат ненавязчиво изучал меня, впрочем, всё равно немного этим раздражая. — Какие отношения связывают вас с моим клиентом? Я пару раз растерянно моргнула. Он не мог узнать. Не мог же?.. — А почему вы спрашиваете? — постаралась улыбнуться я. — Потому что ваша реакция говорит всё за вас, и только одной ей вы можете поставить под удар всю непредвзятость ваших заключений, а соответственно, и основу нашей защиты, — отрезал Элвис. А мне стало стыдно. — Поверьте, Бренди, — он слегка смягчился, делая глоток кофе, — мне искренне наплевать, чем занимаются взрослые мужчины и женщины. Я достаточно узнал мистера Барнса, чтобы желать ему покоя и счастья. Но если вы не научитесь контролировать ваши эмоции и слова до суда, то никакие желания уже не помогут. — Я понимаю, — кивнула я. — Не уверен, что до конца, — хмыкнул Элвис, доставая одно из портативных модных устройств, помогающих бросить курить, и затягиваясь сладковатым паром. — Сторона обвинения, а точнее её центральное лицо — прокурор Амалия Берджесс — Сатана во плоти. И вы обязаны быть к этому готовы. — Как она будет действовать? — я даже была готова конспектировать, но это явно выглядело бы глупо, поэтому я просто включила максимальное внимание. — У неё есть тактика? — Поскольку, как я уже сказал, основа нашей защиты — это доказательства бессознательности мистера Барнса на момент совершения преступлений и полная адекватность в данный момент, то основной удар будет направлен на вас, — Катковски откинулся на стуле, расстегивая одну из пуговиц на сером пиджаке. — Я бы на месте Амалии сделал упор на то, что вы молодая симпатичная девушка, а Барнс чертовски привлекательный мужчина… Я не сдержалась и слегка вскинула брови. — Я гей, Бренди, и могу оценить реально красивого мужчину, — съязвил Элвис. — Но мой парень явно этого бы не понял, так что продолжим. Если Амалия сможет добиться от вас хоть крупицы неоднозначной реакции, то она закопает и меня, и все это дело, — он перестал улыбаться, наклоняясь ко мне и вглядываясь в меня пристальным взглядом: — Поэтому я спрашиваю вас ещё раз, доктор Форд. Какие отношения связывают вас и подсудимого Барнса? — Исключительно рабочие, — ровно произнесла я, стараясь не прерывать зрительный контакт. — Мистер Барнс мой пациент. — Гораздо лучше, — одобрительно кивнул Элвис, мгновенно расслабляясь. — Ни в коем случае не задавайте вопросы в ответ. Это покажет ваше нежелание отвечать или попытку увильнуть. И то, и то Берджесс с легкостью использует против вас. — Значит, короткие и чёткие ответы, — повторила я. — И надежда на лучшее, — закончил Катковски, приподнимая кружку с кофе, как бокал. — За наш успех. Мы звонко чокнулись нашими латте. Обратный отсчет пошёл.***
— Господа, прошу всех встать, суд идет. Сегодня слушается дело Джеймса Бьюкенена Барнса, так же известного, как сержант Барнс и Зимний Солдат. Судья — Элоиза Пэрриш. Со стороны обвинения выступает прокурор Амалия Берджесс. Со стороны защиты выступает адвокат Элвис Катковски. Просьба всем занять свои места. Я слегка одёрнула строгую чёрную юбку и села на скамью. Незаметно провела ледяными и влажными ладонями по коленям, и пару раз беззвучно выдохнула, пока судья, статная темнокожая женщина, зачитывала суть дела, а прокурор перечисляла количество преступлений, в которых обвинялся Джеймс. Сидящий рядом со мной Сэм тихо хмыкнул, когда прозвучало: «Террористический акт на мосту с жертвами среди гражданских…» Ну, конечно. Он там был отнюдь не в роли наблюдателя. …суд классически начался с речи прокурора. Амалия Берджесс не понравилась мне с первого взгляда. Сыграло роль и моё отношение к Россу, который сидел прямо за ней, будто бы хозяин породистого добермана, готовый в любой момент сказать «фас». Но сама госпожа прокурор напоминала именно такую собаку. Тонкая, высокая, в идеальном брючном костюме, с чёрным каре и презрительным изгибом сжатых губ. Однако когда она начала говорить, я поняла, что Элвис был абсолютно прав — эта женщина была опасной. — Ваша честь, господа присяжные заседатели, — её голос был глубокий, но не громкий, заставляющий вслушиваться, — сегодня мы собрались здесь, чтобы судить человека, список преступлений которого настолько длинный и мрачный, что с помощью него можно раскрыть огромное количество зашедших в тупик дел. Зимний Солдат или же Джеймс Барнс — убийца, лишивший жизни сотни невинных людей. Таких же людей, как мы с вами, — прокурор повернулась к присяжным, — как наши друзья, родные. И мы, проживая в великой стране, не привыкли допускать несправедливость… Дальше я почти не слушала, в одно мгновение разгадав, на что будет давить обвинение. Они избрали самый простой, но действенный способ: показать, что такое чудовище, как Зимний Солдат недостоин не то, что оправдания, а даже жизни. К счастью, смертную казнь отменили в Нью-Йорке еще больше десяти лет назад. Иначе Берджесс могла бы настаивать на электрическом стуле. — Благодарю, прокурор, — судья Пэрриш выглядела слегка напряжённо. — Мистер Катковски, прошу вас. Элвис вышел в центр зала, застегивая пиджак и выглядя полным антиподом своей оппонентки. Острая и опасная темноволосая Амалия и светлый и какой-то «тёплый» Элвис. Доберман и золотистый ретривер. Такой контраст даже был бы забавен, если бы не контекст ситуации. — Я благодарю свою коллегу прокурора Берджесс за то, что она перечислила все, в чём обвиняется мой клиент, — вкрадчиво начал Катковски. — Но, ваша честь, уважаемые господа присяжные, обвинять в совершенных ужасах мистера Барнса — это всё равно, что обвинять пистолет, из которого стрелял убийца… Присяжные зашептались, судья стукнула молоточком, призывая к тишине. Элвис продолжил: — У меня имеются все доказательства, что в момент совершения тех чудовищных преступлений мой клиент находился под действием нейролингвистического кодирования, эффект которого вызывал полное подчинение приказам, а затем полную или частичную амнезию. Джеймс Бьюкенен Барнс использовался в качестве безвольного оружия годами, подвергался ужасающим процедурам, криозаморозке, обнулению памяти посредством электрических импульсов и находился в этом плену с 1944 года… Пока Элвис говорил, я всё время смотрела на Джеймса. Сегодня он был одет в тёмно-серый костюм (чёртова модель, как он это делает?), волосы были аккуратно зачёсаны назад, а на лице была непробиваемая маска без единой эмоции. Он смотрел перед собой, как будто бы даже не слыша, что произносит адвокат. Но я знала, что он все слышит. И знала, что не в восторге от этого. В этот самый момент на глазах десятков людей Катковски и Берджесс вскрывали все его раны, выставляя на всеобщее обозрение. Любой бы был не рад такому. — Благодарю, мистер Катковски, — спустя ещё пару минут произнесла судья. — Прошу сторону защиты приступить к допросам свидетелей по делу. Если бы я и хотела описать дословно все происходящее, то не смогла бы. Процесс был долгим и, откровенно говоря, нервным. Свои показания давали Стив, король Ваканды Т'Чалла (как представитель другого государства, предоставивший беглому Барнсу убежище сразу после событий в Сибири), а также Сэм и я. Меня Катковски сильно не мучил. Стандартно попросил описать моего пациента, его состояние на момент начала терапии, изменения в поведении. Этот допрос мы репетировали несколько раз до суда. Поэтому я отвечала четко, ровно и спокойно. И чувствовала, как вгрызаются в меня взгляды Росса и Берджесс, понимая, что теперь с меня точно не слезут. По правилам, Амалия имела право вызвать меня на прямой допрос, даже если я не числилась свидетелем со стороны обвинения. Являясь терапевтом Джеймса, я занимала что-то вроде нейтрального положения, когда использовать меня и мои слова могла любая сторона, имея должные навыки в выкручивании рук. — Суд ознакомлен со всеми документами и заключениями, предоставленными доктором Форд, — еще раз пролистав бумаги, кивнула Пэрриш. — Прошу передать их присяжным. Вам есть что ещё сказать, мистер Катковски? — Нет, я закончил, ваша честь. — Прокурор Берджесс, приступайте. На этот раз я вслушивалась настолько внимательно, насколько могла. Потому что «собачка» Росса была беспощадна и очень умна. Она допрашивала людей, имена которых я знала лишь смутно — все они были так или иначе связаны с жертвами Зимнего Солдата. И Берджесс явно не ездила по всей стране, самолично собирая их в тесный свидетельский круг. Почерк Росса был виден за километр. Но затем случилось то, чего лично я не ожидала. Прокурор как раз закончила разговор с очень неуверенным и напуганным мужчиной, а затем произнесла, чеканя слова: — Обвинение приглашает на допрос Джеймса Бьюкенена Барнса. — Протестую! Мой клиент не был заявлен в качестве свидетеля со стороны обвинения и не может свидетельствовать против себя, — мгновенно среагировал Элвис. — Протест принят, — кивнула судья, переводя строгий взгляд на прокурора. — Вы хотите допросить кого-то еще? И тут я поняла, для чего это было сделано. Хитрая сучка. — Тогда я приглашаю дать показания доктора Форд. — Принимается, — слово судьи камнем упало в тишине зала суда, заставляя меня подняться и на негнущихся ногах пройти к уже знакомому креслу. Однако если около часа назад я чувствовала себя уверенно, то сейчас я буквально хотела провалиться сквозь землю. И краем сознания надеялась, что испарина, образовавшаяся на лице, не смоет водостойкий тональный крем, которым я сегодня почти полчаса замазывала синяк. — Доктор Форд, — ядовитая змея Амалия мило улыбнулась. — Как давно вы работаете в вашей специальности? — Почти семь лет, — ответила я, возвращая улыбку. — А в области реабилитации? Дрянь. — Общий опыт около двух лет. — То есть, мистер Барнс стал самым сложным вашим пациентом за долгое время? — Берджесс делала то несколько шагов ко мне, то от меня, тем самым нервируя ещё больше. Но я старалась не вестись на эту неявную провокацию. — Ни с чем подобным вы раньше дела не имели? — Протестую, — прервал гадюку Элвис. — Прокурор делает догадки относительно состояния моего клиента. — Протест принимается, — судья кивнула. — Уточните, прокурор. — Терапию, которую вы использовали на мистере Барнсе, применялась вами на ком-то ещё? — переспросила Амалия. — Нет, данная терапия была изобретена мной в период лечения мистера Барнса, — захотелось подгадить этой злобной женщине, и я добавила: — Моя коллега, приглашённая по просьбе госсекретаря Росса, подтвердила уникальность моей терапии. По мне мгновенно прошлись три взгляда. Смешливый Баки, одобряющий Катковски и злобный Таддеуса. Так тебе, козёл. — То есть, в создании этой терапии не принимал участие профессор Джеремия Байерс? У меня резко пересохло в горле. Откуда она знает о Джеремии? И для чего ей вообще эта информация? — Нет, не принимал. — А какие отношения связывали вас и Джеремию Байерса, доктор Форд? Я окончательно перестала что-либо понимать и взглянула на Элвиса, который уже произносил: — Протестую, ваша честь. Личная жизнь доктора Форд не имеет отношения к делу моего клиента. — Принимается. Прокурор, мы не на посиделках с подружками, задавайте вопросы по делу. Так-то, зараза. Берджесс коротко кивнула, теряя половину своей спеси, но всё же продолжила: — Личная жизнь доктора Форд не имела бы к делу никакого отношения, если бы однажды не пересекла границы профессиональной этики. Доктор Форд завела тайный роман со своим профессором по судебной психиатрии, будучи студенткой. Это правда? — Протестую! Прошлое доктора Форд никак не влияет на настоящее моего клиента… Но судья уже клюнула. И это поняли все. — Протест отклонен. Отвечайте, доктор Форд. — Да, это правда, — я старалась максимально контролировать эмоции, как учил меня адвокат, но с каждой минутой становилось всё тяжелее. Берджесс довольно кивнула. — А как насчет отношений с пациентами? Были ли в вашей практике подобные прецеденты? — Нет. — Ложь, — припечатала Амалия. — Ваша честь, у меня есть показания мистера Дэвида Коулмана, бывшего пациента доктора Форд, который утверждает, что со стороны свидетельницы были неоднозначные намеки на отношения, — и она протянула судье несколько листов с протоколом. Я замерла. Какого черта?.. — Доктор, вам есть, что сказать? — ознакомившись с бумагами, поинтересовалась Пэрриш, пристально разглядывая меня. — Да, ваша честь, — я могла бы гордиться собой, так как голос даже не дрогнул. — Дэвид Коулман действительно намекал на романтические отношения. Но я никогда не поощряла его. Связь с пациентом — это против моих принципов. К тому же, — я почувствовала прилив злости, — мистер Коулман ушел из программы реабилитации почти сразу же после моего отказа и вернулся к наркотикам. Не уверена, что можно рассматривать его слова как правду. — А какие отношения связывают вас с мистером Барнсом? Не на ту нарвалась, Берджесс. Хотела расшатать мне нервы, а затем подставить? Не выйдет. — Исключительно рабочие. И я фактически увидела, как Амалия оказалась в тупике, недооценив меня. Захотелось усмехнуться, но я сдержалась. — Благодарю за показания, доктор Форд, — процедила она. — Обвинение вызывает на допрос Энтони Старка. Я как раз села на место, чувствуя тошноту, когда с задних рядов вальяжно подошёл Тони. Он коротко мне подмигнул, а затем уселся на кресло. И прежде чем прокурор успела открыть рот, вдруг заявил: — Я отказываюсь. — Прошу прощения, мистер Старк? — растерялась судья. — Что это значит? — То и значит, ваша честь, — он закинул ногу на ногу и развел руками. — Я отказываюсь давать показания. Говорить, что было дальше, я не буду. Потому что вскипел Росс. Вскипела Берджесс. Они терпели сокрушительное фиаско из-за меня и из-за отказа Тони. Который только усмехался, пока прокурор доказывала судье, что слова Старка необходимы для дела. Однако Пэрриш явно не могла ничего противопоставить Железному Человеку, а потому просто в какой-то момент стукнула молотком и заявила: — Суд удаляется для вынесения приговора. Просьба всем оставаться на местах. Я замерла. Вот оно. Момент истины. Взгляд сам остановился на Баки, и я слабо улыбнулась. «Всё будет хорошо». И спустя недолгое время, когда суд вернулся, Элоиза Пэрриш, слегка поправив мантию, четко произнесла: — Суд признаёт Джеймса Бьюкенена Барнса невиновным в совершении преступлений, указанных в протоколе дела, а так же в многочисленных убийствах первой и второй степени, а так же отменяет военный трибунал. Решение суда окончательное и обжалованию не подлежит. Ну, вот и всё. Чёрт его дери.