Lucky

I feel like our ship's going down tonight Я чувствую, что этим вечером наш корабль идёт ко дну, But it's always darkest before the light Но всегда темнее всего перед рассветом, And that's enough for me to try И мне этого достаточно, чтобы попытаться что-то сделать, Whatever you want И не важно, чего ты хочешь, Whatever you need Не важно, что тебе нужно, Whatever you do, Не важно, что ты делаешь, Even if I say that it's over now Даже если я говорю, что теперь всё кончено, Even if we want to move on somehow Даже если мы и хотим как-то двигаться дальше, And just like that we come alive Совершенно внезапно мы оживаем, Whatever you want Независимо от того, чего ты хочешь Whatever you need Независимо от того, что тебе нужно Whatever you do Независимо от того, что ты делаешь. P!nk — Whatever You Want

***

Я никогда не был особо придирчивым, честно. Особенно в новом времени. В конце концов, раздражало меня крайне маленькое количество вещей, но бубнящий себе под нос Уилсон явно входил в первую пятёрку. Потому что он, нахрен, не замолкал. И можно было бы перестать его слушать, но он обращался преимущественно ко мне. А тут слух срабатывал отлично, вычленяя «Барнс, Барнс, Барнс». Будто бы кто-то ругал пса. — Ну, вот объясни, зачем было хватать моё крыло своей бионической культяпкой? — продолжал Сэм, пока отпирал дверь в своё жилище. — Вашингтон тебя ничему не научил? Теперь вмятины чинить… А Старк вообще-то не хочет этим заниматься, говорит, что занят, но я то знаю, что он просто капризничает… Ты вредитель, Барнс. Самый настоящий. От стены, в которую я бы впилился, было бы меньше повреждений, чем от твоей конечности… «Стив, если он не заткнётся, то не один я тут буду инвалидом». Мой взгляд был, видимо, очень красноречивый, потому что Роджерс с горестным вздохом обратился к Уилсону: — Сэм, я разберусь с твоим костюмом, хорошо? Только заканчивай уже с нытьём. — Это не нытьё, а претензии, возникшие во время выполнения производственной задачи, — мой взгляд невольно зацепился за нашу обувь, когда Сэм пригласительным жестом указал на вход в кухню. Все три пары замызганных ботинок, одна из которых принадлежала мне, аккуратно ютились под банкеткой. Военные, чёрт нас дери. — Я ж не бабочка, чтобы ловить меня за крыло. — На бабочку ты и не похож, — всё же подал голос я, усаживаясь за стол и расслабляя слегка затёкшие плечи. — Скорее, что-то более крупное. Пингвин? — Ух, ты, смотри, кто оттаял. Вспомнил своих арктических друзей? Я устало усмехнулся, не отвечая. Сэм, конечно, мог быть безумно раздражающим, но короткие пикировки с ним держали в тонусе. Тем более, это была вполне классическая история: ВВС редко ладили с пехотой. А мы, как ни крути, относились и к тому, и к другому. Ничего серьёзного, но подшучивание друг над другом стало вроде как ритуалом. Стив периодически не догонял, что все это исключительно для проформы, и напрягался, но пока мы с Уилсоном не собирались драться, он не лез. — Как рука? — Роджерс открыл бутылку пива, прикладываясь к горлышку. Я повторил за ним, совершенно не понимая, в чём смысл. Один хрен — не напьёмся. — Тебя сильно приложило. Я отставил пиво, легко прокручивая левое плечо и слыша нехарактерный тихий скрежет. К счастью, в Ваканде мне подрезали какие-то старые провода, снижая чувствительность на случай повреждений, но бионика всё равно двигалась не так плавно, как раньше. — Терпимо, — наконец ответил я. — Жить можно. — Т’Чалла приглашал к себе, у него там было какое-то дело, — Стив кивнул на мою железную конечность, — заодно покажешь Шури. — Да, хорошая идея. Разговор откровенно не клеился. И дело было не в том, что мы только вернулись из Боготы, где зачистили очередную базу каких-то местных утырков, не в том, что миссия оказалась сложнее, чем мы считали, и зацепило по итогу всех, и даже не в том, что с нами зачем-то отправился Старк. С которым, по словам Стива, и раньше было сложно работать в команде, а сейчас вообще почти нереально. Дело было в том, что уже месяц меня пытались спросить о том, что произошло, а я молчал. Это было легко. Я отвык много говорить ещё долгое время назад. — Видели кстати протеже Тони по новостям? — Сэм единственный мог наслаждаться пивом и активно этим пользовался. — Пацан — настоящий акробат. Сколько ему? Тринадцать? — По голосу лет семнадцать, — Роджерс покачал головой. — Он молодец, но дури много. — Ты просто всё ещё переживаешь, что он отобрал у тебя щит, — не удержался я. — Неправда. — Значит, ты переживаешь, что лишился звания «Молодой и с кучей дури», — развел руками я, а Сэм тихо хохотнул. — Ну, первой части ты лишился очень давно. А вот вторая всё ещё при тебе. — Взаимно, тупица, — проворчал Стив, а затем резко перевёл тему. — Она не звонила? Я сдержал порыв закатить глаза и отрицательно качнул головой, снова прикладываясь к пиву. У Роджерса допросы хреново выходили и раньше, а так бездарно пытать меня на тему личной жизни не умела даже моя сестра Ребекка, когда я был смазливым бруклинским сопляком. Впрочем, тогда все мои девушки напоминали пёструю вереницу летящих юбок, иногда я с трудом запоминал их имена. И, конечно, среди них не было Бренди. — А ты ей? — сделал ещё один заход Роджерс. — И я ей не звонил, — я встал, хлопая себя по карманам в поисках сигарет. — Скоро вернусь. О, я представлял, как со стороны выглядели мои побеги от вопросов. «О, бедный несчастный Баки! Ему тяжело говорить на эту тему, зачем же ты спросил, Стив?» Но на деле, я не был ни несчастным, ни бедным. Я был раздосадованным. И, ладно, конкретно злым. …сигареты в двадцать первом веке, кстати говоря, были тем ещё дерьмом. Самокрутки с настоящим табаком со времен войны побеждали с огромным отрывом, но я принципиально курил самые обычные, даже не особо выбирая марку. Не то, чтобы мне сильно нравилось, но те самые самокрутки были недостижимой роскошью — бионика хреново справлялась с такой мелко-моторной работой. Форд как-то притащила мне бумагу и табак, но после четвертой случайно разорванной в ничто самопальной сигареты, я твёрдо решил, что не хочу страдать этой хернёй. Я тяжело выдохнул. Вот опять. Бренди, Бренди, Бренди… Я злился, я бесился. И я не понимал. Конечно, после её ухода я сто раз успел обдумать, где я накосячил, что послужило поводом и почему именно сейчас. Конечно, я принял тот факт, что сам утверждал, что она может уйти в любой момент. Конечно, я винил себя. Какое-то время. А потом передумал. У меня хватало вещей, вина за которые полностью лежала на мне. Один взгляд Старка чего стоил — вечное напоминание, преследующее в кошмарах. Но с Бренди… Дерьмо. Я не чувствовал своей вины и от этого становилось ещё сложнее. Пока я судорожно докуривал вторую по счёту сигарету, чуткий слух внезапно уловил знакомую поступь. Легкую, по-кошачьи скользящую и уверенную. Романофф. — Выглядишь романтично, — она остановилась рядом, опираясь спиной о парапет балкона. — Стихи писать ещё не начал? — Скоро начну, не переживай, — откликнулся я, делая очередную затяжку. — Где была? С Наташей отношения у нас складывались странно. Мы упорно не обсуждали наше общее прошлое, хотя я даже до конца не понимал — наше ли? Шпионка тогда была очарована Зимним Солдатом. Я же не ощущал ровным счётом ничего. Иногда казалось, что нас связывает нечто гораздо более прочное, чем роман отмороженного наёмника с его ученицей, но я категорически не мог вспомнить. Память всё ещё блокировала какие-то эпизоды, не давая собрать картинку полностью. И «отношения» с Романофф как раз и были в их числе. — Моталась в качестве делегата от Росса и компании по всей Европе, — шпионка поморщилась. — Муторно, неинтересно и довольно бесполезно. Бренди в Платтсбурге, если тебе вдруг интересно. — Знаю, — кивнул я. — Тебя Стив подослал? — Упаси Боже, — усмехнулась Наташа. — Мы с Роджерсом, конечно, друзья, но обсуждать твою личную жизнь я бы с ним не стала. Капитан у нас наседка. — Тогда какое тебе дело? — вечерний Нью-Йорк начинал озаряться огнями, и я разглядывал знакомый пейзаж, непроизвольно сравнивая прошлое и настоящее. Как всегда. — Она ушла, имея на это полное право. Вот и всё. Это был первый раз, когда я произнёс подобное вслух. С Романофф было просто откровенничать. Наверное, всегда. В конце концов, она знала меня в худшие времена, когда я был хладнокровным убийцей без эмоций. Вряд ли её напугал бы нынешний Джеймс Барнс. — Вот знаешь, Солдат, — я напрягся от прозвища, но шпионка и бровью не повела, — у вас, мужиков, всё всегда по одному сценарию. Либо это девушка — дура, либо это я полный козёл. Бренди — не такая же, как мы. Она хреново умеет скрывать и ещё хуже умеет скрываться. Ей хватило бы одного твоего звонка, чтобы всё объяснить. Раньше ты не был такой мямлей, — добила она. — Раньше я и шеи сворачивал вместо завтрака, — огрызнулся я. — Барнс, — Наташа вдруг посмотрела на меня как-то почти болезненно, а затем выдохнула, — ты столько времени потерял. Самого не бесит? У русских есть выражение, — шпионка играючи легко перескочила на родной язык, — za spros deneg ne berut. Tak chto beri sebya v ruki. Она была права. Во всём. Но где-то подсознательно я боялся, что причина всё же во мне. Что уход Форд связан с моими кошмарами, прошлым, судебным процессом, через который я её протащил, с «синдромом спасённого», мать его. С тем, что ей нужны были лёгкие отношения с легким человеком. А не всё то безумие, в которое я её втянул. Один Бог знал, как я устал чувствовать свою вину за всю херню в этой жизни. — Стив сказал, что вы скоро улетаете в Ваканду, — Романофф выудила из кармана листочек, протягивая мне. — Здесь вся нужная тебе информация. Ne proebis’, Soldat. Я благодарно кивнул, убирая бумажку, а затем оглянулся на уходящую в квартиру шпионку: — Говоришь, это не Стив тебя подослал? — Понятия не имею, о чём ты говоришь, — не оборачиваясь, ответила она, но её голос был полон сарказма. — Ключи от мотоцикла Роджерса в кармане его куртки. Наш Капитан иногда очень небрежный. Я только покачал головой. Интриганы. Я не знал, на чём сошлись эти двое, но, кажется, покоя мне было не видать: Стив готов был защищать мою жизнь, а Наташа взялась за её романтический аспект. Листок, переданный Романофф снова лёг в руку, и я прочитал всего одну строчку, написанную красивым ровным почерком на русском: «Платтсбург 15/3, Вермонт. Не тупи и удачи, Джеймс».