12.
1 марта 2019 г. в 10:13
Сон крепкий и уютный, качает на теплых спокойных волнах. Исину хорошо и хочется остаться в этом состоянии на несколько дней, может недель. Впасть в спячку, и пусть город скоро оденется в цветастые майки и шорты, самое время остановиться и отдохнуть. Поэтому, когда гладкую поверхность сна рассекает кривая трещина режущего звука, он еще несколько мгновений ждет, надеясь, что это всего лишь досадная случайность. Разрушителем идеального мира оказывается будильник, а с этим осознанием приходит понимание, что плотный баюкающий кокон оказался только сном.
Сползая с кровати, Исин на автопилоте плетется в ванную, попутно отключая телефон. Выработанная до автоматизма схема, которая заставляет подниматься по утрам, и в этот раз не дает сбоев. Разнеженное теплом тело слегка ломит. Собрать мысли помогает холодная вода, вместе с мелкими каплями на коже восстанавливая картинку реальности. Собственное отражение смотрит недовольно, взъерошенные волосы и примятые ушки совсем не к лицу хранителю закона, даже пусть мелких масштабов.
Проигнорировав полотенце, Син возвращается в комнату и замечает вызывающе торчащую из-под одеяла пятку. Мысли цепляются друг за друга мелкими звеньями, создавая цепь вчерашнего дня. Сехун, свежий ветер скорости и горячая ночь. Было хорошо и так по-настоящему. Исин уверен, что запомнит их свидание надолго, ведь он не знает, удастся ли это повторить. Утро рассеяло магию ночи, а недостаток сна приправил настроение долей пессимизма. Напарник в его кровати все еще выглядит желанным, такой разнеженный и сонный, но со звоном будильника вернулось осознание сегодняшнего дня. Здесь и сейчас они больше похожи на неловких друзей, переспавших по случайному стечению обстоятельств.
Произошедшее кажется Исину наркотической густой дымкой, с захлестывающим терпким желанием и страхом, что все прекратится раньше, чем он успеет нащупать чужую ладонь в своей. Острая необходимость стать ближе выплеснулась в жадные прикосновения и надрывные стоны. Они хотели друг друга, и от воспоминаний внутри все сжимается, а к горлу подступает невысказанное признание. В чем именно, Син не уверен.
Раздумывать нет времени, поэтому он просто позволяет мимолетному порыву смениться мыслью о том, что они все еще работают вместе. За ней следует другая, менее приятная, о том, что там же работает и Чонин. И если вчера в этом было больше горькой ревности, то сейчас к ней добавляются сомнения в том, уверен ли Сехун. Даже не в их отношениях, а в том, что он изначально сделал верный выбор в пользу парней. Иметь отличные от стандартных предпочтения гораздо опасней, чем можно представить. Это ведь не просто секс, это способность выдержать последствия, если подобное станет достоянием общественности. И одно дело - отвечать за себя, а совсем другое - еще и за своего напарника. Границы, которые позволили бы им мирно работать вместе без вмешательства личных чувств, были безвозвратно разрушены.
Невнятное бормотание заставляет Исина вздрогнуть и посмотреть на часы. Если не разбудить Сехуна сейчас, то они точно опоздают. Закусывая губу и пытаясь перебить кислую оскомину разочарования, он опускается на кровать. Матрас под ним прогибается, а рука несмело касается нежно-розового ушка.
- Эй, пора вставать, иначе опоздаем, - Син слегка тянет за мягкие прядки, но парень только льнет ближе, ластится к ладони, и невозможно ему отказать сейчас. Пока только один из них чувствует тяжесть ответственности, но помнит, насколько хорошо сейчас другому. Пальцы путаются в волосах, касаются нежной шерстки. Исин тяжело вздыхает и все же отнимает руку, вместо этого пододвигаясь ближе и дуя в кошачье ушко.
Теплые, уютные объятия сна Сехуна не разрушил даже мерзкий звук явно враждебного, инородного происхождения. Он едва успел отразить, что его собственный будильник издает куда более мелодичные звуки, как эта пытка прекратилась - и снова наступил блаженный покой, легко позволяющий соскользнуть обратно в сон.
Вот только теперь спится уже не так уютно и мягко - без теплого тела под боком.
Еще немного поморщившись, Сехун все-таки зарывается в удивительно мягкие подушки носом и, уловив привлекательный аромат, уговаривает себя поспать еще немного, не отвлекаясь на внешние раздражители. Но тут кто-то принимается ерошить его затылок, а после и вовсе бесцеремонно дует в чувствительное ухо, вызывая мурашки вдоль позвоночника и заставляя хвост раздраженно взметнуться из стороны в сторону.
- Ммм, еще чуть-чуть... - ворчит Се недовольно, обвивая шею наглеца рукой и утаскивая за собой на подушки, в уютное тепло одеяла. - Сам же знаешь, будильник на 15 минут раньше звонит всегда.
Он неловко пробегается горячей со сна ладонью по чужой спине и, накрыв их обоих плотной пеленой одеяла, утыкается в мягкие кудри носом:
- И кто тебя пустил опять? - сонные жалобы звучат невнятно, особенно когда тело начинает привычно реагировать на теплое гибкое тело рядом. - Сколько раз говорил: звони, прежде чем завалиться в мой дом. Но раз уж ты здесь... - Сехун почти неосознанно притирается своим бодрым утренним стояком к чужому бедру. - Можешь помочь кое с чем...
И то, что Чонин сегодня пахнет удивительно приятно - поразительно схоже с его эротической мечтой, - нисколько его, тонущего в полусне, не тревожит.
Исин чувствует, что внутри все смягчается и тает от такого Сехуна. Ласкового, который просит лениво и так по-домашнему. Он позволяет повалить себя на подушки, пропитанные теплом и хранящие новый, особенный аромат, сплетенный из их общей нежности и желания. Он почти не слушает, что говорит напарник, что-то про будильник, но под одеялом совсем не до этого. Вместе с легкой прохладой отходят на задний план и неприятные мысли, кажется, что они существуют где-то там, но не в жарком ленивом тепле чужого дыхания.
Прогибаясь под прикосновением горячей ладони, Син позволяет себе расслабиться. Он обещает, что всего на минуту останется здесь, разделит этот маленький уютный мирок не с напарником, но с партнером. А потом все пойдет по замкнутому кругу: мысли, работа и личная жизнь. Слова гудят, и приходится прислушиваться, чтобы разобрать их смысл в слишком близком звучании. Крепкая грудь, плечи и руки, обнимающие так бережно. Смысл сказанного доходит не сразу, ведь Сехун даже не думает этому способствовать, потираясь своим возбуждением через тонкую ткань.
Складывая обрывки в фразы, Исин получает нелепую картинку. "Пустил"? С чего бы ему не пускать напарника. "Опять"? Но он же только второй раз у него дома. "Мой дом" заставляет окончательно потеряться. Но как только последнее слово доходит до сознания, кристально чистое изображение проступает перед глазами. Сехун имеет в виду не его, не их ночь и отношения. Это касается кого-то близкого, настолько, что этот человек может свободно забираться по утрам в постель, настолько, что его беззастенчиво можно попросить помочь с утренним стояком.
Колючий комок застревает в горле, а уютный мирок рассыпается на мелкие осколки, задевая и оставляя тонкие царапины внутри, на мягкой подкорке тайных желаний, которые почему-то никогда не становятся реальностью. Син замирает, леденеет всем телом, и теперь тепло кажется плотной тряпкой, которая не позволяет вздохнуть. Он раздраженно спихивает с себя чужую ногу и выцарапывается из одеяла, на ощупь и как можно быстрее. Нужно запить чем-то сводящую челюсть горечь, это вовсе не побег, нет, ему просто нужно немного спасительной прохлады и глоток воды, чтобы произнести хоть слово.
Син неловко скатывается с кровати и, поднимаясь на ноги, думает о том, как бы только дойти до кухни. Тяжелые шаги, будто попытка всплыть на поверхность воды, рассекая лазурный пласт метр за метром. Так, стакан, открутить кран и набрать немного воды. Леденящий холод обжигает горло и будто бы проталкивает скверный комок глубже. Теперь он заседает в груди, под клеткой ребер, ноет, но пока вполне терпимо.
Возвращаясь в комнату, Исин не смотрит на кровать. Сразу подходит к шкафу и поспешно выуживает первые попавшиеся вещи, а в сторону бросает хриплое:
- Давай быстрее. Опаздываем, - разбираться нет сил, они ему понадобятся, чтобы отработать смену, а остальное как-нибудь потом. Даже если мерзко от самого себя. А чего он вообще хотел? Какая глупость, это ведь всего одно свидание, пусть оно и закончилось в постели. Просто если с Чунмёном они с самого начала были честны друг с другом, то Сехун позволил ему думать, что все всерьез с самого начала. И он, как наивный идиот, решил, что все прошлые связи и привязанности могут быть перечеркнуты кривоватым свиданием и сексом. Что ж, теперь Исин знает, что это не так.
Сехун не успевает отомстить Чонину за наглое вторжение в его сладкие сны - приятное тепло, пахнущее так чарующе и соблазнительно, ускользает буквально из его рук, оставляя все еще сонного парня один на один со смутным утренним желанием и остывающим одеялом.
Не то чтобы Се когда-либо расстраивался из-за подобной ерунды - ведь лучший друг для него стал практически братом, всего лишь с некоторыми физиологическими привилегиями, но и без тех можно легко обойтись, не страшно. А вот по аромату, который тот принес в его полусон пару минут назад, Се уже скучает. И где он мог его уловить?.. И почему, черт побери, он так заводит?.. Неужто новый парфюм какой с нечестными, провоцирующими ушастых нотками?
Се зарывается носом в еще теплую подушку рядом - и в сонном мозгу всплывает имя. Исин. А следом за именем - целый ворох крышесносных воспоминаний: от неловких поцелуев до жаркого секса. Тут уж не до Чонинов - с таким стояком может помочь лишь один человек. И этот человек, если Сехуна не подводит память, теперь принадлежит ему.
Идиотски улыбаясь сквозь обрывки своего недосна, Се стискивает чужую подушку в объятиях и глубоко вдыхает чарующий запах. Ах, Исин... Воплощенная мечта... Красивый, страстный, гибкий, желанный... Безмерно желанный... И кстати об этом - куда вообще делся Исин?!
Слыша шаги за спиной, Сехун, весь взъерошенный и рассеянный со сна, выныривает из-под одеяла и оглядывается на дверь чужой спальни. Напарник и правда входит в комнату, привычно собранный и серьезный, но теперь Се не обманешь - он знает, что скрывается под этой формой.
Вот только намерение младшего отловить Сина и снова затащить его в постель так и не успевает воплотиться в жизнь - напарник довольно холодно, не уделяя его и взглядом, напоминает ему о времени.
- Ммм, и сильно опаздываем? - интересуется Сехун, приподнимаясь на локтях и силясь заглянуть в глаза своему неожиданно сдержанному бойфренду. А как же утренний поцелуй? А как же сонные ласки? Вот так сразу Сехуну ни за что не переключиться в режим напарников - требуется около часика флирта и нежностей, чтобы продержаться целую смену в непосредственной близости от желанного тела и не натворить дел. - Так сильно, что ты даже кофе меня не напоишь?
И плевать он хотел на кофе - лишь бы Син уделил ему еще немного своего бесценного внимания. И желательно с тем же жаром, с каким отдавался прошлой ночью. Вот только старший старательно на него не смотрит и вообще на вид вылитая Снежная королева - точно таким он был еще пару дней назад, до прояснения всех недомолвок.
"Что за черт", - хмурится Сехун, подползая к краю чужой постели и пытаясь поймать Исина за руку, чтобы привлечь его внимание, но старший, как назло, не торопится сдаваться.
- Эм, что-то случилось? - хлопая ресницами, интересуется Се. Ему прежде не приходилось просыпаться в постели новоявленного парня - да что там, в чьей угодно постели, поэтому велика вероятность, что он уже успел накосячить, хотя еще глаз даже толком не открыл. Вот только как бы узнать, где умудрился оступиться, если старший не торопится ему помогать...
Исин начинает считать. Вдох-выдох. Раз. Вдох-выдох. Два. Кофту натянуть так, а с джинсами приходится повозиться. Вдох-выдох. Три. Отвернуться и поспешно снять домашние штаны, под которыми только гладкая кожа и пушистый хвост. Пальцы не слушаются, пропихивая мохнатого предателя в отверстие в белье. Смотреть на Сехуна он не может и не хочет. Произошедшее ночью приобретает грязный оттенок, и почему-то становится неловко обнажаться при напарнике. Вдох-выдох. Четыре. С джинсами все проще, а вот с вопросами - наоборот. Чтобы ответить, приходиться натянуть на лицо маску невозмутимости. Она слишком тесная, трещит по швам, но держится.
- Если не выйдем через десять минут, не успеем к началу смены, - отрывисто бросает Син, застегивая пуговицу. Вдох-выдох. Пять. Он слышит, как напарник возится на кровати, буквально затылком чувствует его взгляд, но не смотрит на него. Это ведь его кровать, его простыни и подушка, опускаясь на которые он вспомнит о том, как его приняли за другого, когда хотелось быть единственным. Пусть позже они будут пахнуть иначе, но от воспоминаний не избавиться так просто - и от въедливого осадка тоже.
Вдох-выдох. Шесть. Закрывая дверцу шкафа, Исин в пару шагов оказывается у кровати и тут же отступает, забирая с тумбы телефон. Замечает краем глаза неловкое движение, попытку поймать за руку и жалеет, что научился подмечать малейшие детали.
- Кофе по дороге возьмем, - выталкивает из себя слова. Сейчас они даются непросто, но это все из-за мутной границы между вчера и сегодня. Стоит новому дню вступить в свою силу, как станет легче, обида будет казаться глупостью, и Син опять почувствует себя ответственным и сильным, способным пережить что угодно. Вдох-выдох. Сколько там? Он задумывается, пытаясь продолжить счет. Десять, должно быть десять, чтобы успокоиться, но сейчас он определенно еще не на этой стадии.
- Если тебе нужны вещи, можешь взять что-то из моих, - бросает Сехуну, махая рукой в сторону шкафа. Отвечать на его вопрос он не намерен. Хватит и того, что он чувствует себя разваливающимся на куски, а еще только утро. Недостаток сна компенсируется кофе, ломота в теле не проблема еще со времен академии, а вот чем бы залить чувства, Исин не знает. Поэтому лучше поскорее перебить личное работой, надеясь, что поможет.
- Подожду тебя улице, дверь просто захлопни, - не дожидаясь ответа, Син покидает квартиру и вдыхает полной грудью прохладный воздух. Даже пыль и шум машин сейчас кажутся исцеляющими, отвлекающим маневром для обиды. Есть время посчитать до десяти еще раз и в несколько заходов. Лучше бы эта глупость помогла.
Сехун недоуменно хмурится - подобная холодность со стороны того, кто предположительно должен был быть ближе всех на свете, выбивает из колеи, действуя получше ледяного душа на сонное сознание. Исин не просто холоден - он закрыт настолько, что сам Се начинает верить в то, что все произошедшее ему приснилось. Снова. Спьяну. Как в тот раз, когда напарник щедро разрешил переночевать у себя, уступив даже свою постель.
"Но ведь мы..." - крутится перепуганная мысль в растерянном сознании. Что именно "мы", выразить одним словом сложно, ведь столько всего между ним и Сином случилось - черт, да напарник даже знаком с его семьей! Да и вообще прошлую ночь не назовешь обычной для Сехуна, потому что теперь не отговориться простым "юношеские эксперименты" или "занесло по пьяни". Все случилось по обоюдному согласию и в трезвом - ну, не считая пива - уме.
Так какого же черта произошло этим утром, раз Исин снова вошел в режим неприступного напарника?! Се просто не мог ничего вытворить, ведь проснулся всего пару минут назад. Может, сказал что-то во сне? Но что?! Стоило бы опасаться, если бы Сехун был по уши влюблен в кого, чье имя проскользнуло в сонном бреду, но в последнее время голова его прочно занята одним лишь старшим - и ничьих других имен там быть не может.
- Какого. Гребаного. Хера, - сердито цедит сквозь стиснутые зубы Се, откидывая чужое одеяло и неловко выбираясь из постели. Теперь прошлая ночь уже не кажется такой пьяняще прекрасной - и запах Исина, все еще возбуждающий и нежный, воспринимается как раздражитель, потому что вызванное им желание никто не торопится удовлетворять. - Почему просто не сказать, что не так?! Как дети малые, ей-богу!
Матерясь и чертыхаясь, Сехун влезает в свои джинсы и с сомнением изучает помятую рубашку. Эта вещица, пожалуй, для появления в участке не подходит - если, конечно, он не жаждет приобрести еще какие красочные прозвища. Обозрев свое встрепанное отражение, Се одергивает чуть маловатую футболку Исина, в которой вчера завалился спать, и решает, что выглядит сносно. Шухер на голове, смятые ушки, всклокоченный хвост - все ерунда, но кофе все же не мешало бы выпить. Что там бросил Исин? Они заедут куда-то? Прекрасно, значит, там и поговорят. Оставлять все вот так между ними до конца смены у Сехуна нет ни малейшего желания.
- Вот же!.. - фыркает он напоследок, обозревая смятую постель. Не так ему хотелось начать сегодняшнее утро, ой не так... - Ну держись, - обещает своему отсутствующему бойфренду Се, решительно захлопывая за собой дверь чужой квартиры и ловко сбегая по ступенькам. Что бы там в хорошенькой головке Сина ни стряслось, он это выяснит. И втемяшит на будущее, что вот так - ледяным молчанием и отстраненностью - проблемы не решаются. По крайней мере у нормальных людей.
Новый день встречает Сехуна снопом солнечного света и свежим ветром. Он против воли чуток успокаивается и к стоящему у машины старшему подходит в уже более умиротворенном настроении. Оглядывается по сторонам, убеждаясь, что вокруг нет посторонних глаз, и торопливо чмокает Исина в скулу, хотя бы так пытаясь компенсировать дурацкое пробуждение.
- На твоей поедем? На мотоцикле прокатиться не хочешь? - не то чтобы это была проблема. "Дукатти" можно и после смены забрать, Чонин ворчать не будет.
Нервно постукивая ключами по капоту, Исин начинает жалеть - зря сказал, что подождет. Хочется уехать прямо сейчас, как после случайного секса в чужой квартире, не оглядываясь и оставляя все только мимолетным воспоминанием. Но с Сехуном они увидятся на смене, проведут вместе целый день, а затем еще один и еще. Избегать его не получится, даже если очень хочется. Постоянные отношения не его сильная сторона, и пусть вчера они собирались разбираться со всем вместе, обстоятельно и с долей понимания, забыть так просто произошедшее Син не может. Обсуждать то, что напарник после первой совместной ночи умудрился утром принять его за другого, кажется ужасной идеей. Провести бы пару дней порознь, остудить голову и тогда уже вести себя как положено, по-взрослому. Но сейчас хочется безыдейно сбежать.
Появление напарника Исин успешно пропускает и успевает опомниться только после быстрого поцелуя. Дешевого и неуместного после утра, как попытка наклеить пластырь на открытый перелом. Сехуну будто все равно, и так даже лучше. Они смогут сосредоточиться на работе и отодвинуть личное на второй план. Все, как Син и хотел, только чувство совсем паршивое. Обстоятельства не те, хотя так обычно и происходит, несуразно и глупо.
- Без разницы,- пожимает плечами Син, но, вопреки собственным словам, тянет за дверцу и устраивается на водительском сидении. Ехать на мотоцикле, прижиматься к широкой спине и обхватывать руками сильное тело - не самый лучший способ добраться в полной комплектовке до участка. Гораздо безопаснее сосредоточиться на дороге и не чувствовать чужого тепла.
Исин проворачивает ключ в зажигании и переключает передачу, нажимая на педаль. Напарник устроился рядом, Син слышал, как хлопнула дверца, и невысказанные вопросы повисли в салоне вполне ощутимо. Стискивая пальцами руль, он сдерживается, чтобы не посмотреть на своего пассажира. Есть только дорога и мерно гудящий мотор.
Ехать им недолго, до кофейни, что неподалеку от участка, а там можно оставить машину и добираться уже пешком. Обычно это самый приятный путь, который включает в себя и утренний напиток, и немного времени на то, чтобы окончательно проснуться. Но чувствуя на себе пристальный взгляд Сехуна, Син не уверен, что и в этот раз путь окажется таким уж приятным.
Еще и приезжать вместе довольно подозрительно, ведь в кофейне с самого утра околачивается немало ребят из их участка.
- Я высажу тебя немного раньше. Завернешь за угол, там и будет кофейня, а я пока припаркуюсь, - объяснять почему и зачем Исин не хочет, да и вообще он бы предпочел расстаться с самого утра, после унизительного осознания чужих слов.
Сехун изучает профиль старшего всю дорогу до кофейни, пытаясь понять по его лицу, что же все-таки не так, и незаметно закипая все сильнее. Ему не нравится чувствовать себя идиотом, но именно так он себя и ощущает, пока силится разобраться в чужой странной загадке, не имея даже возможности попросить подсказку. Неужто секс был так плох?! Или спать рядом Сину было слишком некомфортно? Что за черт?!
Дурацкий приказ - именно приказ, не просьба даже - падает в благодатную почву едва сдерживаемого гнева младшего. Что, Исин не хочет, чтобы их видели вместе? Какого, спрашивается, дьявола?! Даже если оставить в стороне их чертовски сложные отношения, они по-прежнему напарники! Неужели теперь старшему стыдно за него и как за полицейского тоже?!
- Исин, если ты сейчас не соизволишь рассказать мне, какая муха тебя укусила с утра, я войду в эту кофейню вместе с тобой и поцелую тебя у всех на глазах, - хмуро бросает Се, обиженно поджимая губы - чувствуя самым настоящим ребенком, но не собираясь отказываться от этого глупого шантажа. В конце концов, Син тоже не ведет себя по-взрослому, когда вот так отгораживается от него, не пытаясь даже объяснить, где он накосячил. Если бы Сехун знал, что ему будет дана лишь одна попытка, он был бы более серьезен и подготовился бы получше. Сложно вести в игре, правил которой ты не знаешь. - Потом ты, конечно, волен мне врезать, также у всех на глазах, и сделать вид, что это я такой озабоченный, а ты белый и пушистый, но мы оба знаем, как мало людям нужно для сплетен.
Сехуну не нравится вот так играть на чужой слабости, но иного выхода он не видит. Не вытаскивать же старшего за шкирку и не трясти посреди улицы, пытаясь добиться ответов на важные вопросы!
Исин стискивает зубы, пытаясь успокоиться и не ответить на провокацию. Он собирает по крупицам остатки драгоценного терпения, чтобы проехать еще несколько метров и остановиться в нужном месте. Попасть в аварию было бы в крайней степени глупо, хотя глупость теперь является причиной его действий довольно часто. Другой причины того, что он переспал с напарником, да и еще умудрился завязать с ним некое подобие отношений, не находится.
- Успокойся, - довольно резко произносит Син, убедившись, что он ничего не нарушил и их безопасности также ничего не угрожает. Концентрация на мелочах позволяет самому не сорваться в обвинения и бесполезные разборки, - ты этого не сделаешь, - он вздыхает и поворачивается к напарнику. Взгляд тяжелый, не обещает ничего хорошего. Такой шантаж сулит им только неприятности, и если Исин понимает, чем чревата такая демонстрация, то для Сехуна это просто игра. Игра, которая разрушит его жизнь, как карточный домик. Поэтому Син спрашивал раз за разом, сомневался, пытался убедиться, что напарник все понимает. Оказалось, все зря, раз он может разбрасываться таким угрозами.
- Здесь тебе не детский сад, чтобы устраивать истерики, - губы поджимаются, а накопившаяся обида невольно начинает просачиваться яркой рваной краской в движения и слова, - дома будешь демонстрировать характер, - Исин сжимает руль сильнее, до побелевших костяшек, и не выдерживает, добавляя тихо, на одном дыхании, - и с Чонином тоже будешь трахаться дома.
О сказанном он жалеет секундой позднее, понимая, что ничем не отличается от незрелого Сехуна, раз так просто позволил себе выплеснуть мучившее его. Хотя прекрасно знал, что им еще работать, а на выяснение отношений времени нет. Решил для себя, а потом так просто нарушил собственное обещание. И кто он после этого? Старший? Ответственный?
- Выходи давай, - выдавливает из себя, отворачиваясь и делая вид, что разглядывает проезжую часть. Ушки предательски прижимаются к голове, выдавая его подавленное состояние. Хорошо, что хвост плотно зажат, одним предателем меньше.
Сехун сомневается, что его попытка вывести Сина на эмоции достигла успеха, ровно до тех пор, пока машина не притормаживает у обочины и старший не поворачивается к нему. О да, с эмоциями теперь проблем нет - в глазах Исина плещется столько гнева, сколько Се, недавно, к слову подстреленному, не демонстрировалось даже дома.
Но обрадоваться он не успевает.
Сдержанные слова напарника полны горечи и злости, на красивом лице написана откровенная обида. Сехун не успевает возразить, мол, еще как сделает, и ссылаться на его возраст в качестве аргумента глупо - как раз возраст и импульсивность говорят о вескости его шантажа. Но потом Син делится еще одной крупицей своего гнева, и вот тут младший действительно теряется.
Что? Чонин? Снова? Они ведь это уже проходили.
- Не подумаю даже, - фыркает с напускной самоуверенностью Се, основательней усаживаясь на пассажирском сидении и складывая руки на груди. - Что это еще значит? Разве я не говорил, что с Чонином уже все? Мы вроде обсуждали это - и достигли понимания. Я не сплю ни с кем, кроме тебя. Ты тоже. Так к чему ты опять... - договорить мешает внезапная догадка - не то воспоминание, не то обрывок сна, совсем свежий: теплое тело рядом, соблазнительный аромат и уединение одеяла. Насчет имени можно быть уверенным, Сехун даже в самом пьяном угаре не звал Чонина по имени во время секса. Но вот что он еще успел наговорить в полусне - большой вопрос.
- Проклятье, Син, ты наказываешь меня за остатки древней привычки? - возмущенно охает Се, от удивления даже забывая о своей крутой позе в духе "из этой машины меня вытащит только служба спасения". - Господи, да что бы я там ни нес, это все бессознательный бред! Невозможно же переключиться за одну-единственную ночь?!
И ведь не докажешь теперь этому гордецу, мгновенно отгородившемуся от младшего стеной ледяного молчания, что Сехун не думал даже скучать по другу во сне - скорее уж искал в привычных объятиях утешения от собственной секс-зависимости. Да и рассказывать Сину о том, что Се ни разу в жизни ни с кем вот так не просыпался, кроме до чертиков близкого, почти родного Чонина, как-то стыдно...
- Эй, ну посмотри на меня, - зовет младший неуверенно, касаясь чужого плеча, чтобы привлечь внимание. - Что это за бред, Син? Неужели готов сдаться из-за какой-то ерунды? - предательская мыслишка, что для напарника эти их запутанные отношения не стоят подобных усилий, шевелится где-то в глубине сознания, но Се не позволяет себе думать в этом направлении. Не хватало еще им обоим обидеться - и по-детски отмалчиваться до конца жизни.
Исин не способен долго злиться. Раздражение и обида могут тлеть внутри днями, не прорываясь наружу, просто как часть общего фона, не более. С ними легко справиться, да и выражение подобных чувств кажется самому Сину недостойным, мелочным. А вот гнев вспыхивает мгновенно, горит ярко, но потухает так же быстро. Сейчас он тоже не сдержался, и вот что получилось: взаимные обвинения и назревающая очередная ссора, на которые у них нет времени.
- Да, конечно, ты прав, - обида все еще теплиться внутри, но злость выплеснулась вспышкой едких слов, и теперь хочется просто закончить этот выматывающих бесполезный разговор, - за одну ночь невозможно переключиться.
Он прекрасно все понимает, но объяснить, насколько важным тогда казался момент, как хотелось окунуться в тепло и подтвердить ночной дурман утренней нежностью, невозможно. Как описать разочарование, которое появляется не как следствие логических выводов, а как бесконтрольное чувство? Рассказать бы о хрупком состоянии невесомости, в котором Син находился в чужих объятьях всего несколько мгновений. Как молочное облако, оно оказалось таким же недосягаемым и разрушилось от одного дуновения ветра. Это все глупости, о которых стоит забыть, но в памяти влажным отпечатком все еще остается то приятное и невысказанное. Сехун беззастенчиво растер пальцами четкие линии и продолжает превращать каждым своим словом некогда плавные изгибы в мутное марево.
Прикосновение в плечу хочется смахнуть, но Исин сдерживается и устало вздыхает.
- Не сейчас, - за углом привычное место сбора полицейских из участка, и лучше им обойтись без таких свидетелей, - после смены поговорим об этом, - хочется добавить, что тогда он устанет настолько, что будет уже все равно. Нужно немного времени, чтобы остыть и привести мысли в порядок, но импульсивность напарника и постоянное его присутствие рядом не способствуют привычной действенной схеме.
- Тебе пора, - уже мягче произносит Син. Опаздывать и выслушивать от Чонде подколки он не в настроении.
Эффекта от сказанного нет - Се видит это так же отчетливо, как и застывшую маску на красивом лице старшего. Бесполезно. Снова все бесполезно. Жаль, что в чужую голову не залезешь и не вычистишь собственноручно лишние, вредные мысли.
"Это... ревность?" - как-то неуверенно пытается самому себе объяснить Сехун, но подобное предположение не выдерживает критики - ведь ревность появляется там, где есть страсть, есть привязанность и желание быть рядом. Однако по Исину легко понять, что ему сейчас быть рядом - вообще быть вместе с ним в каком-либо смысле - вовсе не хочется.
И это... ранит.
Се порывисто вздыхает, одергивая руку и отворачиваясь от старшего к окну. Ему даже не приходится прилагать никаких усилий, чтобы старый-добрый "покерфейс" скрыл под собой все его тяжкие раздумья. Легко поправить пару розовых прядей, упавших на лоб, встряхнуть ушками, собираясь с духом, одернуть чужую футболку (от которой нужно как можно скорее избавиться, потому что чувствовать на себе нежный, тонкий аромат Исина становится невыносимо) - и можно выходить.
- Я зайду первым. Возьму себе кофе. На вынос. Увидимся в участке, - голос становится жестче и ниже. Фразы - короче. Достаточное количество холода - лишь защитная реакция растерянного, уязвленного "я" на это детское, почти предательское поведение Исина. - Я постараюсь поменяться с кем-нибудь на сегодня. Но сильно на это не рассчитывай, - усмехается горько и все-таки вылазит из чужой машины.
Свежий утренний воздух приятно бодрит, небо отливает пронзительной голубизной, обещая чудесный день. Се аккуратно закрывает за собой дверцу и достает из заднего кармана мобильный. Он ей-богу не собирался пользоваться своими связями в этом участке, но сейчас отчего-то кажется совсем не унизительным желание уберечь и себя, и своего неожиданно жестокого напарника от очередной шальной пули.
- Привет, братец, - улыбается Сехун невесело, дождавшись ответа на другом конце провода. - Не поможешь мне кое с чем?
Стараясь дышать ровнее и говорить как можно спокойнее, Се скользит пустым взглядом по обступившим переулок домам, чужим окнам и случайным прохожим - и изо всех сил старается не смотреть вслед мягко тронувшейся с места машине своего теперь уже вряд ли бойфренда.
Сехун соглашается и будто бы успокаивается, но Исину отчего-то совсем не становится легче. Смотреть на напарника все еще тяжело и неловко, поэтому он только слышит, как слишком громко захлопывается дверца, и видит уже чужую спину через лобовое стекло. Спину, к которой прижиматься так приятно и хорошо, когда сидишь на заднем сидении роскошного байка. Он чувствовал себя в безопасности, было волнительно и уютно. А потом это чертово утро, которое разрушило внутренний шаткий баланс между желанием стать ближе и ощущением жестокой реальности.
Син переводит дыхание и с усилием разжимает занемевшие пальцы на руле. Работать, нужно закончить смену, а остальное потом. Он заставляет себя отвести взгляд от чужой спины и выезжает обратно на дорогу. Оставить машину удается, но в чертовски неудобном углу, откуда выехать потом будет весьма проблематично, если кто-то хоть немного не впишется в соседнее парковочное место.
Бросая взгляд на экран мобильника, Исин понимает, что осталось совсем мало времени и от кофе придется отказаться. Утренний напиток он отдал за ссору с Сехуном, и этот обмен совсем не кажется равноценным. Он с удовольствием избежал бы неприятной беседы, но по-другому и быть не могло, Син себя знает слишком хорошо и в очередной раз убеждается, что строить постоянные отношения слишком сложно. Как там? Конфетно-цветочный период? Они с напарником перешли сразу к тому этапу, на котором люди оказываются слишком близко и любое осознание различий между мыслями и действиями кажется непозволительным кощунством. Милые беседы они заменили на часы в патрульной машине, а неловкие, якобы случайные прикосновения вылились в еле сдерживаемый порыв заняться сексом в туалете кинотеатра. Наверное, так быть не должно, но исправлять все слишком поздно. Исин уже посчитал, что напарник только для него, и порезался о край практически белого листа взаимоотношений.
Щелкнув кнопкой сигнализации, он быстрым шагом направляется в сторону участка, размышляя над тем, что имел в виду Сехун, говоря, что постарается поменяться. Это ведь не минутное решение, еще нужно по документам перебить пары патрульных. Входя в здание и наблюдая за недовольно хмурящимся Чонде, Исин решает забыть о словах младшего, не до него сейчас.
- Доброе утро, - бросает дежурному и, не дожидаясь ответа, проходит в раздевалку.
Стянув с себя кофту, Исин замирает на мгновенье. Кажется, что на коже остались отпечатки чужих пальцев, и совсем не нужно пачкаться черным порошком, а затем аккуратно смахивать остатки пушистой кистью, чтобы убедиться в их наличии. Сколько раз Сехун касался его этой ночью... По-разному: несмело и бережно, а затем жадно и властно. Так, как хотелось им обоим. Проводя по груди и ниже, добираясь до кромки джинсов, Син будто размазывает это чувство, делая его тоньше, но острее.
Шумно втягивая носом воздух, он прячет кофту в шкафчик и достает форму. Раздевалка - неподходящее место для эротической ностальгии. Нужно собраться и сосредоточиться, несмотря на усталость и первые мазки ноющей головной боли. После, все после. Восемь часов, если без происшествий, а если что-то случится, то сложно сказать. Кофе придется пить из старой шумной кофеварки в участке или перехватить где-нибудь по дороге. Иначе дела не будет, на одном энтузиазме не отработать смену.
- Что за детская просьба, Се? - Лухан явно недоволен услышанным. - Поссорились, что ли? Так вы ведь уже не в школе, из-за небольшого конфликта вас за разные парты никто не будет рассаживать!
- Да знаю я, - шипит разозленный Сехун, широко шагая к кофейне - собираясь взять себе убойную дозу кофеина и заодно прихватить чего-нибудь вкусного для потенциального подкупа дежурного. - Но и ты пойми! В последний раз, когда мы вот так поссорились, я схлопотал пулю в бронежилет - потому что был слишком рассеян, чтобы следовать протоколу! Зачем рисковать, если есть другие варианты?!
- Какие еще другие? - Лухан явно едва сдерживается. - Думаешь, вот так легко вмешаться в работу чужого участка?! Мы, конечно, друзья с Сухо, но указывать ему, кого с кем поставить в пару, я не решусь! И что вообще это за бред?! Неужели так и будете психовать из-за каждой небольшой стычки?! Это отношения, Се, у людей такое сплошь и рядом происходит, и никто, заметь, не кидается сразу переводиться или менять напарников!
- О, то есть у тебя и Мина-хена... - с сарказмом хмыкает Сехун, но его почти сразу перебивает ледяной голос брата:
- Не вздумай даже вмешивать сюда Минсока, - и да, вот теперь Лу действительно не на шутку зол. - Ты понятия не имеешь, что между нами...
- Да-да, меня это не касается, - Се, чувствуя себя полнейшим скотиной, все-таки продолжает гнуть свою линию. Мелкая ссора или полноценное расставание - не важно, пока это способно повлиять на качество его работы. - Так ты сможешь что-нибудь сделать или нет?!
На пару минут в трубке воцаряется напряженное молчание. Сехун не торопит - успевает и отстоять короткую очередь до прилавка, и сделать заказ, когда брат все же приходит к некоему подобию выхода:
- Я позвоню Сухо, - неохотно соглашается он, явно пойдя на сомнительную сделку со своей совестью. - Окажусь у него в чертовски большом долгу, но все-таки добуду тебе эту замену...
Се невольно расплывается в улыбке, но прежде чем с языка срывается благодарность, Лу-хен мстительно заканчивает:
- Сегодня ты уж будь добр, собери яйца в кулак и проведи денек со своим ненаглядным в одной машине. А завтра, когда запрос на перевод одобрят в Центральном управлении, вздохнешь наконец спокойно. Ведь здесь, дорогой братишка, под моим началом никакие Исины тебя от службы больше отвлекать не будут!!! - и Лухан отключается.
- Ваш заказ, - улыбается оторопевшему Се, так и застывшему с мобильным у уха, вежливая бариста. - Эй, с вами все в порядке?
Сехун на автомате принимает стаканчик и завернутые в бумажный пакет пончики и как-то потерянно дергает головой - не то да, не то нет.
"Вот черт", - крутится в мигом опустевшей голове на бесконечном повторе. Он ведь всего-то хотел заполучить для себя и Исина один-единственный денек порознь, чтобы мозги на место встали! А теперь получается, что ему придется переводиться, да не просто из одной смены в другую, а аж в другой участок! И как это, черт возьми, будет выглядеть?! Как подобное воспримет Исин?!
- Вот дьявол, - стонет Сехун, неохотно перебирая длинными ногами через заставленную машинами парковку перед пока еще своим участком. Остается слабая надежда на то, что Лу так решил пошутить и на самом деле ничего подобного он делать не станет, но... - Зря я заговорил про Минсока.
Без особого энтузиазма поприветствовав Чонде на входе и равнодушно сунув ему пакет с угощением, Се вяло плетется к раздевалке, не переставая укорять себя за то, что повелся на вспышку собственного раздражения и решил сгоряча просить помощи у брата. Надо было сначала поговорить с Чонином, успокоиться, придумать, что дальше делать... А теперь...
В раздевалке совершенно подавленный поворотом событий младший до последнего не замечает переодевающегося напарника - останавливается, лишь подойдя совсем близко к стоящему рядом со своим шкафчиком Исину, и тупо моргает, пытаясь собрать мысли в кучку. Говорить о собственном проколе сейчас ужасно не хочется - подобное наверняка сделает их и без того ужасные отношения еще хуже. Так что Се просто протягивает старшему собственный нетронутый кофе и, виновато морщась, вздыхает:
- Прости меня, я идиот.
Потому что и правда идиот, наворотивший дел сначала в чужой постели, потом в чужой машине, а после прямо посреди соседнего переулка. Пожалуй, ни разу прежде Сехун так грандиозно не лажал за один раз.
Из рук Исина выскальзывает рубашка, когда он слышит, что уже не один. Оборачивается и на мгновенье прикрывает глаза, чтобы успокоиться, спрятать обнаженные воспоминания и колкую обиду. Сехун оказывается слишком близко и не дает малейшей возможности возмутиться или сказать что-то сухое и привычное, что-то, обозначившее границы. Он извиняется просто и оттого абсолютно обезоруживающе. Не говорит за что, будто за все сразу. От жалобных ниточек, вплетенных в слова, становится ноюще-сладко.
Исин все еще обижен, все еще раздражен и хочет спать, но все же позволяет себе принять предложенный стакан с кофе и, поставив его на скамью, коротко упереться в чужое плечо. На ушках ощущается быстрое дыхание, а сквозь тонкую ткань чувствуется тепло тела. Маленькая непозволительная близость как способ успокоиться и попытка объяснить собственные переживания. Стук сердца отсчитывает кусочек времени только для двоих.
Отстраняясь, Син порывисто отворачивается и опять берется за форму, сосредотачиваясь на плотной ткани и мелких пуговицах. Облизывая пересохшие губы, он тихо выдыхает, в тон только что услышанному извинению:
- Позже поговорим, - он надеется, что, когда наступит это самое "позже", удастся привести мысли в порядок. Следует прекратиться вести себя как незрелый подросток, не тот возраст и ситуация. Осторожность, обстоятельный подход и размеренная ласка - вот что должно быть между ними. Но не порывистые обиды и жадная страсть в развороченной постели до самого утра.
Сехун не верит самому себе, когда старший вдруг приникает к нему на несколько мгновений, одаряя своим чарующим ароматом и уютным теплом. Пожалуй, только сейчас Се замечает, что напарник вообще-то ниже его на полголовы и - несмотря на твердость рельефных мышц - немного миниатюрней: плечи чуть уже, талия тоньше, ладошки меньше... В голове стремительным калейдоскопом проносятся кадры прошедшей ночи, мгновенно заставляя младшего сбиться с дыхания - руки так и тянутся сграбастать напарника в тесные объятия. Но нельзя.
Отодвигаясь, Син снова на него не смотрит, и лицо его все такое же бледное, будто застывшая маска. Сехун успевает расстроиться немного, что этот трогательный жест старшего, так похожий на принятые извинения, ничего на деле не значил, но тут Исин все-таки отвечает - и тем самым дает ему слабую надежду на счастливый исход.
Се улыбается шире, мгновенно забывая о своем идеальном покерфейсе, и сжимает плечи напарника, уже скрытые формой, своими горячими ладонями. На долю секунды притягивает его к себе, прижимаясь губами к растрепанной каштановой макушке, точно между вздрогнувших ушек.
- Обязательно поговорим, - выдыхает порывисто, наслаждаясь - теперь снова наслаждаясь - ароматом чужого тела. И отстраняется сразу же, как только за дверью раздевалки слышатся громкие голоса коллег.
Пара шагов до собственного шкафчика. Футболку Сехун снимает рывком, подавляя порыв уткнуться в мягкую ткань носом, и в пару движений избавляется от джинсов. На Исина рядом он не смотрит, как заведенный, уговаривая себя не думать - недуматьнедуматьнедумать, черт возьми - о предыдущем разе, когда ему пришлось раздеваться. Но хвост все равно нервно мечется из стороны в сторону, а на скулах проступает лихорадочный румянец. Се мало прошлой ночи, ужасно мало - и вряд ли темная ткань рабочей формы поможет ему забыть о своем неугасающем желании. По крайней мере до тех пор, пока эта самая форма столь восхитительно сидит на его безбожно горячем напарнике.
Се пинком захлопывает дверцу своего шкафчика, отвешивая себе мысленный подзатыльник, и с широкой улыбкой поворачивается к старшему:
- Ну вот, я готов. Можем идти, - и нет, он не в коем случае не пялится на чужую длинную шею, на светлой чувствительной коже которой, сразу над воротничком, едва заметно проступает оставленный им лично засос.
Исину странно. От простого извинения становится легче, но ответное подобие объятий колет где-то внутри. Гадкий голос нашептывает на самое ушко, опаляет едким и никак не желает останавливаться. "А вдруг Сехун сейчас тоже думает о Чонине, как этим утром? Что будешь делать, если назовет чужим именем? Вдруг для него это очередная игра, а завтра он захочет приударить за милой девчушкой?" Несмотря на кажущееся четным признание, поверить в искренность сложно. У напарника перспективная карьера, отличная семья и яркая внешность. Зачем ему понадобилось вляпываться в историю с геем, который уже сколько лет подряд сидит в патрульных - непонятно.
Сомнения масляными каплями расплываются по гладкой поверхности мыслей. Но о них Син никому не расскажет, просто оставит растекаться причудливыми разводами внутри, помечая как терпимое, неважное. Рядом с Сехуном появляется неуверенность в себе как в достойном партнере, опытном и разумном. Среди неоновых огней и сигаретного дыма Исин уверен в собственной привлекательности, потому что знает, зачем люди приходят в подобные места. Отличное тело, гибкие движения и отсутствие вопросов - этого достаточно, чтобы быть желанным. Но перед порывистым напарником он теряется, пытаясь снова и снова найти причину, из-за которой сможет остаться рядом, из-за которой выберут именно его, а не того же Чонина или милую девчушку.
Штаны, бляха ремня, проверить оружие, прицепить значок. Исин все делает на автомате. Когда Се говорит, что можно идти, он подхватывает со скамьи кофе и жадно делает несколько глотков. Сердце ускоряет ритм, а на окружающий мир будто наводят объектив камеры и подстраивают фокус. Довольно вздыхая, он выходит вслед за напарником. Молча они берут ключи от патрульной машины, маршрутный лист и так же молча отъезжают от участка. Переброситься бы парой ничего не значащих фраз, но теперь у них таких не будет. Все имеет смысл с момента взаимного признания, слишком близко, слишком остро. Обыденные вещи проникают под кожу невидимыми иглами, и стоит только ненароком задеть, как становится больно или хорошо, наверняка нельзя знать.
Рация молчит, периодически шипя голосом оператора и требуя отчета о местоположении. Несколько выписанных штрафов за неправильную парковку и переход в неположенном месте. Сину хочется, чтобы до конца дня все так и продолжалось, размеренно и спокойно.
В обеденный перерыв Сехун улучает минутку и созванивается с Чонином - друг еще отсыпается после своей смены, поэтому в разговоре почти не участвует, но основной смысл улавливает верно. "Я вечерком к тебе заеду, верну байк. И поговорим", - в голосе Сехуна, должно быть, достаточно серьезности, раз друг даже не пытается шутить или увиливать. Неважно, чем закончится их с Сином разговор после работы, Се все равно понадобится Чонин - вместе всегда лучше думается.
Тем более что проблема с переводом так и не решена. За целый день Лу-хен не соизволил взять трубку или ответить на сообщения брата, и эта неизвестность - пошутил или всерьез занимается оформлением запроса - мучает Сехуна похлеще беседы с напарником. Сохранить даже то шаткое подобие отношений станет невозможно, если Лухан действительно возьмется за воспитание Се в своем участке.
Смена заканчивается без эксцессов, даже странно, насколько обычным выдается этот день. Мелкие вызовы, рутина, почти не нарушающие царящую в патрульной машине тишину отзвуки рации... Это очень кстати, ведь Се и правда рассеян сегодня больше допустимого. Жалко, что побеспокоил брата из-за такой ерунды - стоило просто извиниться как следует, объяснить Исину еще раз насчет дружбы с Чонином и полнейшей неопытности в отношениях, а не хвататься за брата в детской попытке встать в позу.
Они оставляют патрульную машину на стоянке у участка и в такой же ровной тишине, которая установилась между ними за весь день, следуют до самой раздевалки. Конец смены, там, как обычно, людно и шумно, поэтому даже взглядами обменяться не получается, ни перед шкафчиками, ни в душевой. Расписаться за смену, сдать табельное оружие, махнуть дежурному на прощание - Сехун следует за напарником безмолвной тенью, в точности повторяя все его привычные действия, и наверное, со стороны это выглядит даже смешно, вот только им обоим явно не до веселья. С каждым шагом к выходу молчание Сина все сложнее выносить, а сам Се не решается напомнить старшему об обещании "все обсудить" после работы.
Вечер опускается на город тонкими сиреневыми сумерками и запахом приближающейся грозы. Под дождем Сехун еще не гонял на мотоцикле, забавно будет попробовать. А так наверняка и получится, если сейчас Исин пошлет его подальше, сядет в свою машину и поедет домой один, предоставив напарнику шанс замечательно прогуляться до припаркованного возле его дома байка пешком.
- Кхм... - нерешительно начинает Се, притормаживая в паре метров от дверей участка и не сводя с прямой спины Сина смущенного взгляда. - Т-так... какие планы? - сказать "у нас" он не осмеливается - слишком мало сейчас веры в "нас". Весь сегодняшний день, несмотря на кажущееся спокойствие и временно объявленное перемирие, Исин был пугающе несчастен - будто ему физически больно находиться рядом с младшим. Насколько бы ни был эгоистичен и зациклен на своих желаниях Сехун, причинять кому-то столь ощутимый дискомфорт ему хочется в последнюю очередь. Так что если Син сейчас велит ему проваливать на все четыре стороны и забыть обо всем, что вчера между ними произошло, Се всерьез попытается это сделать.
За день практически однообразной работы Исин успокаивается - усталость не оставила и шанса желанию продолжать ссору. Вместе с формой он снял с себя обязательное напряжение и смог вздохнуть расслабленно и свободно. Еще одна смена позади. Несмотря на отсутствие происшествий, казалось, что она тянется дольше обычного. Возможно, из-за накатывающей периодически сонливости или из-за натянутого молчания, которое практически все время повисало в машине, стоило оператору замолчать. Син благодарен напарнику за тишину, она гораздо лучше эмоциональных обвинений и оправданий на смене, но сейчас она угнетает.
- Давай подвезу, - коротко отвечает Исин на вопрос напарника, помня, что они все еще в участке, - погода обещает быть паршивой, - он толкает двери, впуская резкий порыв ветра. Скользя взглядом по обнаженным рукам Сехуна и подмечая ссутуленные плечи, ускоряет шаг. В воздухе пахнет напряжением и озоном, а улица пустеет в предчувствии грозы - холод и надвигающийся дождь разогнали праздно шатающихся, и единственные, кто осмеливается ходить под темным низким куполом неба, такие же, как они. С натянутыми капюшонами, замотанные в легкие шарфики, прохожие не смотрят по сторонам, стремясь оказаться дома до того, как облака пойдут яркими трещинами.
Холод пробирается под кофту, гладит шерстку на хвосте и заставляет жаться ближе к шагающему рядом Сехуну. Сумерки глотают мир огромными кусками, неестественно быстро, поэтому можно позволить себе обхватить чужой локоть холодными пальцами. Тянуть и тянуть за собой, ускоряя шаг. Предвкушение и странный азарт вытесняют сонливость, и все, о чем сейчас может думать Син, это то, как они окажутся в салоне машины, в тепле.
Парковка пустует, а машина в самом углу. Чтобы добраться до нее, приходится пересечь наискось всю площадь. Руку напарника приходится отпустить. Ключи кажутся кусочком льда в еще хранящих тепло ладонях. Отключая сигнализацию, Исин тянет на себя дверцу и расслабленно вздыхает, оказываясь внутри. Только сейчас, по сбитому хриплому дыханию, становится очевидно, что они практически бежали. Не произнесли ни слова за весь путь, просто жались друг к другу и двигались вперед. Животное желание оказаться в безопасности уменьшило вес обиды. И пусть это только гроза, но Син чувствует, что дышать стало гораздо легче. Комок, засевший в груди, стал меньше, подтаял от тепла понимающего молчания напарника.
- Замерз? - поворачивается к сидящему рядом Сехуну и, не дожидаясь ответа, включает печку. Конечно, замерз. В одной футболке еще и по такой погоде.
Падая на пассажирское сидение и хлопком двери обрывая завывания не на шутку разошедшейся непогоды, Се обхватывает себя за голые плечи и недолго ерзает, устраиваясь поудобнее. Он не уверен, изменилось ли что-то с утра, когда ему в последний раз довелось здесь сидеть, поэтому волнуется еще пуще прежнего.
Заботливый вопрос как будто бы немного смягчившегося Исина окончательно выбивает его из колеи. Сехун растерянно встряхивает ушками, чувствуя, как неподвижный, насквозь пропитанный ароматом старшего воздух в салоне начинает быстро нагреваться. Вместе с повышающейся температурой явно оттаивает и Син - пока еще улыбка не коснулась губ, но взгляд его определенно теряет прежнюю отстраненность.
"Будто рычаг повернули", - Се непонимающе хлопает ресницами, поглядывая на него украдкой, но не решаясь заговорить. Подвезти так подвезти, согреть так согреть, и что бы там дальше ни предложил Исин, он послушно все примет. Утренний урок не прошел впустую - теперь Сехун прекрасно понимает, как тонок лед, по которому он каждую секунду ходит в этих отношениях.
Выглядывая в окно, Исин ежится. Хотя стало ощутимо теплей, при виде надвигающейся грозы немного не по себе. Кончики пальцев восстанавливают чувствительность, а ушки приподнимаются. В машине становится уютно, и ехать куда-либо не хочется. В сгущающихся сумерках кажется, что это единственное спокойное место на земле, среди резких порывов ветра и густых туч. Можно поспешно добраться до дома, а там расстаться с напарником, второй раз за день наблюдая за широкой спиной. Но при мысли, что придется возвращаться в пустую квартиру, к раскуроченной холодной постели и мелочам, которые напомнят о том, как хорошо было еще вчера, становится тоскливо. Снаружи мир будет разваливаться на части, а Исин даже во время маленького апокалипсиса будет один. Ни пройтись до бара, ни наведаться к Чанёлю.
- Поговорим? - бездумно предлагает Син, неуверенно теребя ключи. Признаваться в собственной слабости он не станет, а раз они и так собирались разобраться после смены, то за обещанием вполне можно скрыть нежелание оставаться одному.
Он бросает взгляд на напарника. Сехун, похоже, тоже понемногу отогревается. Трет ладони друг о друга и вроде бы расслабляется. Странно, что молчит, хотя именно он склонен к тому, чтобы больше болтать. Наверное, до сих пор впечатлением от утренней грубости. Исину становится даже немного совестно за сказанные слова, но только до того момента, пока он вспоминает, как его приняли за другого в собственной постели. Если бы все произошло снова, он бы среагировал точно так же. Резкость как способ прикрыть нежное обнажившееся нутро, система безопасности для неокрепших чувств.
Сехун не ожидает такого резкого перехода к делу - он вообще ничего не ждет, просто плывет по течению, медленно отогреваясь в тепле включенной печки. Но Исин - это Исин, и удивляться подобному уже не имеет смысла.
"А у меня есть выбор?" - хочется подначить старшего, но теперь Се не торопится озвучивать свои взбалмошные мысли.
- Было бы здорово... - выдыхает тихо, упираясь чуть испуганным взглядом в собственные колени, обтянутые голубой джинсой. Он не знает, до чего Син додумался в течение целого дня, а попытки предугадать чужое поведение вряд ли что-то дадут. Остается реагировать по обстоятельствам и быть таким аккуратным, каким он только может быть. Миссия сложна, но не невыполнима.
Снова вздохнув, Сехун удобнее устраивается на сидении и как бы между делом, намереваясь оценить обстановку, мажет взглядом по сидящему рядом напарнику. Угадать, что там, за этой задумчивой маской, прячется, младший даже не пытается, только убеждается мимоходом, что следов утреннего гнева в Исине не видно. Вот теперь можно слепо разглядывать бушующую за лобовым стеклом непогоду и спокойно, уподобляясь чужой сдержанности, вести серьезную беседу.
"Это даже немного романтично", - хмыкает Се про себя, оценивая и обрушившиеся на несчастную машинку Сина потоки воды, и смутное уединение автомобильного салона. Не так давно они со старшим уже оказывались в подобных обстоятельствах, но тогда воздух электризовался от невысказанных желаний и непонятых намеков, а сейчас... Сейчас все как будто бы совсем иначе.
Взрослее и серьезнее. Тяжелее и весомее. Потому что теперь дело не в невысказанном, а в том, что все-таки прозвучало вслух.
Дождь начинается со скупых капель, барабанящих по стеклам, а через несколько мгновений окружающего мира уже не видно за мутными потоками. Всполохи молнии раскалывают небо, грохочет и бушует снаружи, а у них печка и должна быть пара шоколадных батончиков в бардачке. Исин понимает, что ехать сейчас не получится, да и сам же предложил поговорить, хотя и не знает о чем. Он до сих пор не смог облечь причину своей обиды в слова, поэтому произносит то, что проще, на самой поверхности и вроде бы действительно правильное.
- Утром... я немного погорячился, - с чем именно - не уточняет, позволяя Сехуну самому додумать. Син подносит руки к печке, придвигаясь ближе и ненароком задевая чужое плечо своим. Неловко и в маленьком пространстве нечем себя занять, чтобы скрыть легкую нервную дрожь. Или же это все еще от холода, который пронизал насквозь и никак не желает уходить насовсем.
- Может, завалялось что-то из одежды, - внезапно произносит Исин и оборачивается. Пытается разглядеть хоть что-то на заднем сидении, скорее скрывая взгляд, чем действительно ища забытые вещи. Чужое молчание пугает. Он не привык сам рассказывать, делиться тем, что волнует, предпочитая переварить все внутри себя. А сейчас чувство, будто его раздевают и смотрят пристально, с холодным интересом, а не желанием. Поэтому жалкая попытка сменить тему кажется вполне приемлемой.
- Я точно помню, что оставлял сменный комплект, - тянется назад, пытаясь нащупать желаемое.
Оставаться одному слишком горько, но сидеть в натянутой тишине с Сехуном и пытаться завязать разговор, которого хочется избежать, немногим лучше. Однако если раньше можно было уехать, то сейчас они в ловушке из водных потоков и густой темноты.
Сехун даже теряется, когда получает от старшего некое подобие извинения за случившееся утром. Теряется настолько, что почти минуту глупо таращится вперед, на сбегающие по лобовому стеклу потоки дождя. Потому что если Исин действительно погорячился, а не оскорбился смертельно из-за того, что младший глупо принял его за другого, то возможно, у их отношений еще есть шанс.
Но отреагировать Се не успевает - ощутимо дрожащий напарник, слегка касаясь его плеча, лопочет что-то насчет одежды и будто бы старательно меняет тему, принимаясь копаться на заднем сидении.
"И это... все? Весь разговор?" - недоумение младшего лишь усиливается. Он несмело косится в сторону ворчащего о чем-то себе под нос Исина, понятия не имея, можно ли прояснить это вслух или же стоит пережить собственное удивление молча. Пожалуй, зря он не уделял должного внимания свиданиям и болтливым девушкам в школе и академии - возможно, тогда было бы проще разобраться в правилах этой странной игры.
Что бы там ни думал себе Син, сейчас по нему отчетливо видно, что работающая на полную мощь печка не спасает его от холода: по коже пробегают мурашки, руки ощутимо подрагивают, да и пухлые губы побледнели. Се растерянно оценивает собственный вид и, осознав, что пожертвовать ему нечем, осторожно тянет к старшему руку. Черт его знает, можно ли ему сейчас прикасаться к своему предполагаемому парню, но если все же послушать интуицию, Сехун, пожалуй, готов пойти на риск.
Отловить ледяные ладошки Исина не составляет особого труда, как и развернуть его лицом к себе, отвлекая от безуспешных раскопок на заднем сидении. Се сосредоточенно смотрит в чужие глаза, опасаясь пропустить момент, когда его действия - предпринятые без разрешения и без единого намека на дозволенность - окончательно взбесят напарника. Но от задуманного не отступает - осторожно тянет его на себя, заставляя перегнуться через коробку передач и прижаться к его груди своей. На то, чтобы проскользить своими горячими руками по дрожащим плечам старшего и тесно огладить его тонкую талию под футболкой, уходит не больше минуты - и все это время лицо Исина так близко, что теплые выдохи Се один за другим щекочут его постепенно наливающиеся цветом губы.
- Если ты не против... - на пределе слышимости шепчет Сехун, все еще глядя старшему в глаза и с удовольствием замечая, как от оседающих на приоткрытых губах слов расширяются чужие зрачки и сбивается дыхание. - ... я могу тебя немного согреть... - и боже, да, он в курсе, что эта заезженная фраза звучит просто неприлично избито, но больше ни до чего додуматься не успевает.
Исин не смеет вздохнуть, чувствуя чужие прикосновения. Ладони согреваются практически моментально, как и его щеки. Наверняка румянец будет заметен даже в полумраке салона, а ускоренное биение сердца не перебьют и шумные дождевые струи, разбивающиеся о стекло. Внезапная близость смущает странным образом, ведь совсем недавно они не просто обнимались, а делали гораздо более развратные вещи. Но от прямого взгляда и бережных объятий становится слишком сладко. Кажется, что Сехун видит его насквозь, каждую мысль и желание, а то, что не видит, чувствует всем телом.
- Ну попробуй, - отвечает Син на вопрос, и в голосе нет ни малейшего намека на желаемое безразличие, только тихий шелест невысказанного сожаления. Его тянет к напарнику - сильно, неумолимо. Хочется прижиматься к крепкой груди, кутаться в подаренное тепло и пережидать так каждую грозу, мечтая, чтобы сезон дождей не прекращался никогда. Но каждую не получится, он точно знает. От осознания такой простой вещи возвращается горечь, а вместе с ней и сомнения. Исин думает, что напарник знает, о чем он думает, поэтому прикрывает глаза, разрывая зрительный контакт. Закусывает губу, чтобы не произносить того, о чем потом точно пожалеет.
Такие волны накрывают с головой, мешают дышать, забивая мутной водой все нутро, но быстро отступают. В тесной машине Син не может взять тайм-аут, выйти на кухню за водой или выгнать Сехуна на улицу. Приходится терпеть и пережидать, успокаиваться торопливо и ненадолго. Се говорил, что с Чонином покончено, что они теперь вместе, и нет причин ему не верить. Особенно в этот конкретный миг, когда чужое дыхание такое же рваное, как и собственное, а на дне зрачков затаился страх быть отвергнутым.
- А тебя кто греть будет? - выдыхает, вспоминая, что из них двоих именно он в кофте, а напарник в одной тонкой футболке. Но в вопросе проскальзывает еле заметное, боязливое сомнение. Вдруг Сехун предпочтет другого, вдруг он передумал после сегодняшнего. Наверное, Исин никогда не устанет спрашивать снова и снова, уверен ли младший в том, что готов быть с ним. Даже с ворохом ссор и непостоянством, с ежедневным риском быть раскрытыми.
Ощущение от мягкой, почти незаметной капитуляции старшего за секунду заставляет кровь в венах Сехуна буквально вскипеть. Исин не просто разрешает - он именно сдается: расслабляется, прекращает сопротивление и даже прикрывает глаза. Но если насчет всего этого Се еще смеет сомневаться, то когда острые белоснежные зубки вонзаются пухлую нижнюю губу, добавляя румяному личику еще больше живительного цвета, Сехун уже отчетливо видит приглашение.
Вот в такие игры он более чем согласен сыграть.
Короткий вопрос и жаркое касание чужого дыхания, скользнувшее по его собственным губам, выводят младшего из того подобия сладкого транса, в которое он впал от открывшихся перспектив: поцеловать сразу, глубоко и страстно, или же еще немного растянуть этот трепетный миг предвкушения...
- М-меня? - переспрашивает Се хрипло, пытаясь выиграть немного времени и придумать ответ поинтересней, но тут уже не до остроумных реплик - как бы не спугнуть наконец-то оттаявшего Исина своим напором. - О, я уже согрелся... - он практически глохнет от зачастившего пульса в своих ушах и плавится от ощущения прижатого к нему тела. Аромат нежной кожи напарника, порывистые взмахи его гладкого хвоста, задевающего руки Сехуна, и этот развратно-невинный вид, с ярким румянцем, опущенными ресницами и закушенной губой...
"Мы на парковке. Возле участка. И смена закончилась всего полчаса назад", - напоминает он себе рассеянно, пытаясь отвлечься от собственных порочных желаний, но отпустить Сина сейчас ему не под силу. Только не после целого дня в густой неопределенной тишине.
- Да гори оно все... - бормочет Сехун сдавленно, чувствуя пробежавшую вдоль позвоночника дрожь от очередного горячего выдоха старшего, осевшего на губах. И осторожно целует.
Простое прикосновение губ без намека на страсть, но такое откровенное и честное. Как и сам Сехун. Открытая книга с яркими красочными картинками, и в этот миг, среди бушующей грозы, она принадлежит Исину. Возможно, привычка искать в каждом человеке двойное дно за столько лет дала сбой, но отказываться от нее Син не собирается. Собственный голод к ласке и привлекательность напарника совсем не причины для того, чтобы менять устоявшиеся вещи. Он не откажется, нет, просто пока не закончится гроза, остального мира не существует, а есть только тесный салон машины и они с Се. От мест, где будут соприкасаться их тела, пойдут кривые линии молний, а дыхание перекроет рокот грома.
Торопиться не хочется, и Исин просто вслушивается в шепот дождя. Поцелуй - одно дыхание на двоих и еле ощутимая нежность. Он не двигается, продолжая впитывать в себя чужое волнение. Ладони ложатся на широкие плечи, передавая последние капли дрожи. Закрыв глаза, Син на ощупь пытается запомнить тонкие черты. Скользит кончиками пальцев по вороту футболки, дотрагивается осторожно до кадыка и в нерешительности замирает у точеных скул. Он будто смотрит на напарника, но слегка шершавыми подушечками, в оттенках из мягкости и тепла. Сехун кажется продолжением грозы, истинным болезненным видением стихии. Безумное предположение рассеивается, стоит услышать судорожный вздох. Слишком живой и отзывчивый, здесь, рядом и только его.
Рычаг неудобно упирается в бедро при малейшей попытке перебраться ближе, но Исин терпит и уже смелее продолжает чертить линии по красивому лицу. Подбородок, контур губ, задевая свои собственные и пачкаясь дыханием на двоих. Так волнительно, но правильно. Пусть они на парковке, пусть их могут заметить. Сейчас плевать на такие мелочи. После колкого разочарования пряность желания стала только острее, налилась пышным букетом и осела пыльцой на мягкой розовой шерстке.
Непогода, льет как из ведра, парковка почти пуста, а они в самом углу, в полумраке салона. Смена закончилась, и все уже разошлись по домам. Син еще не знает, зачем перебирает подобное в голове. Наверное, не хочет, чтобы их застали врасплох. Пытается найти причину, настоящую и очевидную. Руки, ускорившееся биение сердца и непослушный хвост уже знают, в чем дело. По груди растекается густое предвкушение, и язык осторожно скользит по мягким губам, стирая с них остатки невинности.
Смелость Сехуна заканчивается с первым соприкосновением их губ - Исин не торопится продолжать поцелуй, а сам младший не рискует идти дальше. Правила, по которым живет и встречается напарник, для него все еще не ясны, поэтому очертя голову в омут бросаться боязно - не хватало еще что-нибудь по глупости испортить, когда все только-только начало налаживаться.
И тут Син касается его сам... Сначала плеч, потом лица, губ... Осторожно и ласково, не разрывая их невинного поцелуя и не пытаясь отстраниться. Сехун едва не мурчит, наслаждаясь прикосновениями трепетных пальцев, и невесомо гладит спину старшего тоже, едва заметно, просто чтобы дать понять, что ему это по душе.
Но только лишь он чуть переводит дух, усмиряя свои нескромные желания, как Исин целует иначе - горячо и влажно, делясь собственным томным жаром и прерывистым дыханием. И теперь уже сдерживаться оказывается невероятно тяжело: Се медленно подается назад, на спинку сидения, притягивая старшего ближе, чуть приподнимая его и усаживая на свои колени. Старший едва не ударяется макушкой о крышу, но Сехун успевает придержать его за затылок, убивая тем самым сразу двух зайцев - спасая их обоих от неловкости и углубляя поцелуй. Пробегается по мягким прядкам, кончиками пальцев оглаживает вздрогнувшее ушко и уверенно склоняет голову напарника ниже, чтобы целовать было удобнее.
Исин следует за движениями младшего, послушно перебираясь на соседнее сидение и придвигаясь ближе. Ноги соскальзывают с края, а ушки приходится прижать, чтобы не елозить по потолку машины. Сохранить равновесие и остаться рядом позволяют сильные руки, поддерживающие и направляющие. Одним решительным движением Син превратился из ведущего в этом странном разговоре в ведомого. Позволил сам не зная что и оставил все вопросы там, снаружи, под плотным потоком дождя. Жаль, что их не вымоет, как дорожную пыль, а только вобьет сильнее в подкорку.
Но думать над этим сейчас не получается, больше волнует чужая ладонь в волосах и горячий язык. Чтобы не съехать вниз, Исин сжимает коленями бедра напарника плотнее и невольно елозит у того на руках. И сам не знает, просто ли это способ удержаться на месте или же желание пойти дальше. Цепляется пальцами за тонкую футболку, чувствуя тепло кожи, и рвет легкие быстрыми вздохами. Но все мало, поцелуев мало и прикосновений тоже. Утроиться поудобнее не получается, мешает низкая крыша и узкое сидение, никак не желающее становиться шире.
- Подожди, - Син отстраняется и успокаивающе сжимает плечо напарника, тут же потянувшегося вслед за ним. Раздвигает ноги шире, позволяя колену соскользнуть в пространство между креслом и дверцей, а затем откидывается назад. Спина ноет, и нащупать нужный рычаг получается не сразу. Близость в неподходящих местах всегда такая, слишком неудобная и чересчур острая. Одно дело - собственная кровать, но совсем другое - тесная железная коробка. Исин торопится, хочет продолжить и в то же время понимает, что нужно хотя бы откинуть немного сидение. Наверное, это единственная здравая мысль, которая у него осталась, все остальное смыло каплями и выжгло с сетчатки яркими всполохами, оставив только очертания красивого лица и тяжелое дыхание рядом.
Син нажимает на рычаг и опускает злосчастное кресло, а затем и сам тянется следом. Нащупывает пальцами тугие мышцы под тканью и ведет выше, к плечам и уязвимой шее. Хочется еще и ближе, чтобы не думать и только чувствовать, наслаждаться нарастающим желанием вдвоем, а затем вместе захлебываться им же.
Каждое движение напарника порывистое и оттого неловкое. Сехун то цепляется за собственную одежду, то дергает за чужую, а вместо коротких передышек тянется навстречу, чтобы прильнуть как можно ближе. Исин не противится, приподнимается и вновь опускается, наклоняет голову, но в итоге только трется ушками о крышу машины и все равно остается в одежде.
Исину, очевидно, страшно неудобно, но хвала богам, он даже не заикается о том, чтобы отложить неожиданное примирение - Се не уверен, что смог бы взять себя в руки сейчас.
Сгустившийся в салоне полумрак, мерный шорох дождя по крыше, легкие сладкие вздохи устроившегося сверху напарника... Младший только и может, что придерживать крепкое тело Исина под бедра, но на этом рациональные мысли иссякают, оставляя лишь жгучее желание прижимать партнера ближе и целовать глубже, ведь даже из-за той крохотной паузы, которая ушла у Сина на то, чтобы откинуть спинку кресла, он уже готов стонать от нетерпения.
- Ммм, давай я помогу... - выдыхая сквозь сжатые зубы, Сехун торопливо цепляется за пояс чужих джинсов и решительно расстегивает железную пуговицу. Ему кажется, он умрет, если сейчас же, сию минуту, не почувствует как можно больше обнаженного тела старшего - поэтому на полпути забывает о джинсах и тянет вверх кофту Исина, одновременно пытаясь стащить с себя футболку. И все-таки стоило задержаться утром в постели, преодолеть глупую обиду напарника и вытребовать свою дозу ласк и обнимашек - тогда бы Се не мучился от безотчетной жажды оказаться к Исину как можно ближе, без всяких нелепых преград в виде одежды. - Да что... Проклятье!
Разумеется, раздеваться самому и уж тем более раздевать другого в столь ограниченном пространстве ужасно неудобно, это все-таки не папин джип. Когда Син снова прикладывается макушкой о потолок, покорно подчиняясь нетерпеливым рукам младшего, судорожно избавляющего его от кофты, Сехун краем глаза замечает ласковую, но все равно насмешливую улыбку на его припухших губах - и тут же немного обижается, больше на себя, чем на партнера, ведь будь у него побольше опыта, подобного неуклюжего и совершенно несексуального разоблачения можно было бы избежать... Он замирает на секунду, уже по пояс голый, зацепившись за край майки Исина, и неуверенно ловит чужой веселый взгляд.
- Т-ты... эм... не против? - хотя спрашивать немного поздновато, особенно после того, как напарник устроился на его коленях и даже сам откинул кресло. Но все же возможно, Син просто хотел сорвать парочку глубоких поцелуев и пообниматься немного, чтобы согреться поскорее, а тут Се и его неловкое, предательски сильное желание как можно скорее вытряхнуть его из раздражающих шмоток, чтобы прижимать крепче и... Ну... и все остальное, конечно... Вот только... Они же в машине, посреди полицейской парковки, и до смазки и душа путь неблизок - ведь не станет же Исин возвращаться в раздевалку в участке, чтобы привести себя в порядок после их экстремального перепиха!
"И ведь вроде взрослые люди", - раскаявшись, морщится Сехун, оглаживая горячими ладонями тонкую талию старшего и невольно ерзая между его разведенных бедер, чтобы тот почувствовал всю... кхм... серьезность его состояния.
Вопрос кажется совсем бессмысленным и абсолютно неуместным. Возможно, Сехун сомневается и спрашивает совсем не у Исина, а скорее у самого себя, ведь разве похоже, что он против? Елозит по чужой ширинке намеренно и проваливается коленом еще глубже между сидением и дверцей, только бы раздвинуть ноги шире и утолить желание хоть немного. Царапает чужие плечи и кусает губы, чтобы не застонать первым, не выдать такое явное возбуждение, сковавшее все тело.
От этого призрачного сомнения к пряной остроте примешивается кислое и дешевое. Чувство, что глубина осталась только в словах, но в происходящем есть только пошлость. Все это - не единение для двоих, не побег от всего мира, а просто способ снять напряжение. Мелодия дождя сбивается и превращается в беспорядочную какофонию, но желание остается. Все такое же, но с совсем отличным оттенком. Не против ли Син заняться сексом в машине? Совсем нет. Раз они оба этого хотят, а все распри остались снаружи, то пусть будет хоть что-то настоящее в этой грозе.
- Давай переберемся назад, - Исин произносит хрипло и, опираясь на спинку, тянется к заднему сидению, - неудобно, - коротко поясняет и осторожно перемещается, пытаясь не задеть напарника. Оказавшись сзади, не мешкая стягивает мешающие джинсы.
- Достань в бардачке резинки и иди ко мне, - за джинсами следует и майка. Обивка холодом проходится по коже, но вполне терпимо. Син оттягивает резинку трусов и лениво стирает пальцами капли смазки, слушая, как Сехун шуршит в бардачке. Мысль о том, что это секс и ничего больше, оказалось принять гораздо проще, чем непонятный клубок чувств.
Конечно же, Исин находит выход из ситуации - глупо было сомневаться, кто тут старше и опытнее, в конце-то концов. Вот только... может, Се и показалось, но что-то в тоне и взгляде напарника изменилось, немного, хоть и вполне ощутимо. Буквально секунду назад Исин был таким... нежным и ласковым, жался ближе и позволял непутевому Се творить с собой все, что вздумается, но вот он уже отстраненный, жесткий и совсем не милый. "Хотя все равно горячий", - порывисто вздыхает Сехун, оглядываясь на раздевающегося на заднем сидении парня.
Думать о перемене некогда - указания были даны, причем довольно конкретные, а раз Исин изменил свое мнение единожды, нет никакой гарантии, что он сделает это вновь. И тогда мучайся, глупыш Се, наедине со своим неудовлетворением и досадой, а старший пока наведается к кому-нибудь из давних поклонников, ведь у него проблем с получением разрядки нет никаких.
Злясь на себя за подобные мысли, колкие и горькие, Сехун слишком неаккуратно зарывается в чужой бардачок - и при этом старательно игнорирует разгорающуюся в темном уголке разума ревность. "На работе его трогать нельзя, но презервативы в машине он все равно держит", - младший отмечает это с максимальной незаинтересованностью, хотя глупо самому себе не признаваться, что теперь его руки подрагивают уже не только от желания, но и от доброй дозы злости.
В результате он заканчивает поиски и перебирается назад с ощутимой резкостью в мыслях и движениях, чувствуя себя уже порядком на взводе. И полностью голый напарник, развалившийся на вытертой обивке заднего сидения с возмутительной невозмутимостью, успокоиться не помогает.
Тонко усмехаясь, Се расстегивает и чуть приспускает свои джинсы, а после зажимает один блестящий квадратик в зубах и без лишних церемоний ухватывает Исина за лодыжку. Он и сам понимает, что беситься из-за прошлого глупо - в конце концов сегодня утром именно его прошлое так безосновательно разозлило старшего. Но чувствам не прикажешь, и в этот самый момент в его груди одновременно распускаются огненные цветы горчащей ревности и яростной страсти. Дрожащие пальцы чуть сильнее сжимаются на бледной гладкой коже старшего, продолжающего смотреть на него с этим странным прохладным интересом, столь контрастно отличающимся от недавней теплой нежности. Причинять боль Сехун никогда не любил, но сейчас... читая по чужому красивому лицу совсем не то, что хотелось бы там увидеть, он с мстительным азартом решает, что немного грубости не повредит.
У Исина был вариант - задержаться сегодня утром в постели, насладиться сводящими с ума преимуществами их отношений, дать друг другу почувствовать, что с ночи ничего не изменилось, и попробовать что-нибудь еще из того развратного списка, который был озвучен этим порочным демоном накануне.
Но Исин выбрал на сегодня другой сценарий. Бездушный, жестокий и раздражающий. Тот самый, который привел их к этому моменту - к неудобному, чрезвычайно рисковому перепиху в машине в нескольких десятках метров от участка.
Именно это он и получит.
Сехун закидывает одну ногу старшего на спинку заднего сидения, а вторую - на спинку переднего, и, так и не раздевшись, склоняется ниже, чтобы очутиться точно между белоснежными бедрами. Коленями упирается в старенькую обивку, проклиная свои длинные ноги и узкие джинсы, и обхватывает руками тонкую талию Исина, чтобы подтянуть его вверх и усадить на свои бедра. Места даже сзади чрезвычайно мало, уложить Сина толком не получается, тому приходится изгибаться под каким-то запредельным углом, чтобы сохранить равновесие, но даже это не прогоняет странное выражение из его глаз.
Что, если честно, распаляет Се еще сильнее - и далеко не в хорошем смысле.
Надо бы поцеловать, прижать к себе теснее, пройтись ладонями вдоль всего этого невозможно сексуального тела... Почувствовать ответную дрожь, чужое нетерпение, томное желание... Но для подобного уже немного поздновато - Сехун опасно близок к опасной черте, той самой, которая отделяет слегка агрессивный секс от откровенного насилия.
"Что-то точно пошло не так..." - решает он меланхолично, разрывая упаковку презерватива.
Из движений Сехуна странным образом исчезла жадная неловкость, уступив место четкому расчету. Абстрактное желание получить все и сразу сократилось до короткого, но емкого стремления. Так и должно быть, так и есть. Секс и ничего лишнего, поэтому и произошел утренний инцидент, ведь Исин даже не на дружеских правах, как Чонин. Так, удобный гей-напарник. И он абсолютно прав, если так считает. Только не ясно, к чему свидания, якобы полные искренности ссоры и трогательное признание. Ответное признание, ведь тем, кто не сдержался с самого начала, был не неопытных напарник, а именно Исин. Возможно, в этом все дело.
Резко выдыхая, Син раздвигает ноги и послушно принимает ту позу, которую от него требует Сехун. В поясницу упираются жесткие складки джинсов, и мышцы напрягаются, четко проступая под кожей. Приходится заставить себя расслабиться и прогнуться, укладываясь обратно на сидение. Обивка пахнет стертой резиной и немного жидким мылом, которое он в прошлом месяце умудрился разлить, доставая пакет из супермаркета.
Несмотря на все еще работающую печку, по обнаженной коже стекают капли прохлады. Наверное, продувает где-то внизу, между подушками сидения, или в дверце щель. Веет свежестью и безразличием, их хочется вдыхать еще и еще, несмотря на холод, только бы подольше и пропитаться насквозь. Исин морщится от слишком крепкой хватки на лодыжке. Наверняка останется лиловый браслет с парой звеньев отпечатков на светлой коже. Но это ничего, пара синяков просто мелочи.
Син ведет ладонями по своей груди, задевает соски и спускается ниже. Шум дождя прерывает шорох разрываемой упаковки презерватива.
- Полегче, ладно? Завтра в ночь, - конечно, после жаркой ночи они могут позволить себе отсутствие подготовки, но только с резинкой будет нелегко. Поэтому Исин проводит несколько раз по собственному члену и собирает пальцами смазку. Дотянуться не получится, поза не позволит, но и просить не хочется. Когда просто секс и партнер хочет утром проснуться с другим, то не просишь о заботе. И пусть ночью Сехун был настолько мил, что делал очень интимные вещи для партнера, но и сам Син настолько поверил в их отношения, что разрешил ему.
Терпеть боль и всю смену промучиться с дискомфортом или же попросить о нежности, хотя бы о толике того, что еще совсем недавно показалось Исину реальным. Он не знает, что выбрать, теряясь в вязком желании, и продолжает надрачивать, а второй рукой бездумно водит по животу и груди.
Се старается дышать глубже и не смотреть слишком уж пристально на бесстыдно выгнувшегося под ним напарника, но взгляд то и дело возвращается к обнаженному телу и проступившим под нежной бледной кожей рельефным мышцам - в этой позе Исин просто вызывающе гибок и соблазнителен. Сехун давится вдохом каждый раз, стоит только одной умелой ладони старшего пройтись по твердой груди, а второй сжаться на блестящей головке члена.
И все же, лишь только Син открывает рот, раздражение Се снова берет верх над желанием.
Скучающее руководство к действию, едва ли даже просьба - таким тоном напарник разговаривал с ним в самом начале знакомства, когда еще считал его пустоголовым протеже начальства. Сехуна обжигает холодом от осознания, что сладкому, чертовски соблазнительному Исину в общем-то все равно, с кем развлекаться после смены, и что будь на месте младшего кто-то другой, кто угодно, он бы выгибался и подставлялся так же охотно.
Пожалуй, именно поэтому Се полностью игнорирует прозвучавшие слова - слишком горько вдруг становится от этого безразличного тона и этого остывшего взгляда.
- Ничего, потерпишь, - шипит он сквозь стиснутые зубы, торопливо раскатывая презерватив на собственном члене и бесцеремонно раздвигая стройные ноги еще шире. Испачканные в скользком пахучем лубриканте пальцы довольно небрежно проходятся по судорожно сжавшемуся, чуть припухшему с прошедшей ночи входу, не пытаясь растянуть, а лишь отдавая дань недавнему короткому замечанию - Сехун вложит в подготовку столько же ласки, сколько пожелал вложить в свои слова напарник.
Перехватить поудобнее соблазнительные бедра, упереться для устойчивости в выцветшую поверхность сидения, на одну бесконечную секунду - вопреки кипящему внутри гневу - прижаться к развратному старшему для короткого, но глубокого поцелуя и только после этого податься вперед, медленно и неумолимо, старательно игнорируя сопротивление тугих мышц. Пожалуй, если бы накануне они не развлеклись, сейчас бы двигаться не получилось совсем - настолько напряжен Исин в этот момент.
"Он думает, я сделаю ему больно", - тяжело дыша, утопая в ощущении тесного жара чужого тела, вдруг понимает Се. Однако это осознание ничуть не помогает справиться со злостью, скорее уж делает только хуже. Син не испытывает к нему ни доверия, ни нежности - но все равно соглашается с ним трахаться, как будто для секса достаточно одной лишь неудовлетворенности.
Едва не рыча от вскипающего внутри бешенства и - чего уж лукавить - ревности, Сехун сжимает в ладонях чужие округлые ягодицы и врывается в постепенно расслабляющееся тело старшего еще резче. И в какой-то момент начинает даже получать удовольствие от прижатых к встрепанной макушке ушек Исина, его нервно вздрагивающего хвоста и до крови прокусанных губ. Потому что сейчас Син наверняка думает только о нем.
От этого "потерпишь" Исину становится совсем не по себе. Приятные воспоминания тускнеют и теперь больше похожи на милые фантазии, которые слишком хороши для реальности. Ведь здесь и сейчас есть только Сехун, прикосновения которого отдаются легкой болью, а в движениях чистая дозированная похоть. Нет вчерашнего трогательно паренька, краснеющего и отводящего взгляд от любой провокации.
Поцелуй не избавляет от кислого привкуса, а только делает его сильнее. Глубокий и жадный, но без капли нежности. И Син понимает, что придется терпеть, что просить слишком поздно, да и не смог бы. Обида сильнее, и мысль о том, что это просто ничего не значащий секс для взаимного удовольствия, слишком хорошо подходит по размеру для трещины, образовавшейся внутри. Вместо того чтобы и дальше продолжать царапать нежное нутро кривыми краями подозрений, лучше уж заделать дыру насовсем.
Напарник действительно не церемонится, и от ноющей боли хочется тихонько заскулить. Входит резко, натягивает до основания, сжимая бедра до синяков и даже не думая останавливаться. Исин напрягается всем телом, сжимается, но с удивлением понимает, что его никто не заставлял трахаться на заднем сидении машины без смазки. Он сам это начал и вместо разговора решил, что решить все так будет проще. Хотя решить что? И решать-то нечего. Сехун привык видеть по утрам другого, и в этом нет ничего особенного. Это не его выбор, а просто факт, с которым он отказался мириться. Син опять принял все слишком близко к сердцу, хотя не стоило. Ни признание, ни свидание, а хороший секс всегда просто хороший секс.
Глубокий вдох, затем выдох, еще и еще, чтобы грудная клетка трещала, кожа натягивалась и краснела, а разочарование постепенно стекало потом и впитывалось в потертую обивку заднего сидения. Ему здесь самое место, рядом с пролитым жидким мылом и старой резиной. Удается расслабиться, и толчки чужих бедер уже не такие болезненные, проникновение легче. Сехун не останавливается, продолжает вколачиваться, и каждое движение становится только резче и яростнее.
Пушистый хвост проходится по обнаженным ногам случайно раз за разом, даря хоть какое-то подобие ласки. Исин пытается отвлечься от неприятных ощущений и сжимает все еще возбужденный член. Проходится по всей длине, дрочит размашисто и сильно. Задевает пальцем чувствительную головку и намеренно проходится ногтем по нежной плоти. Дыхание спирает всего на миг, а удовольствие становится острее. Это настоящее, живое, а поэтому желанное. Син тянется второй рукой к члену, скользит ниже и сжимает пальцами яйца, тугие и напряженные.
Если Сехун не собирается заботиться о его удовлетворении, то он справится с этим сам.
Кайф от происходящего получается... странным. На обычный секс - обычный с Чонином по крайней мере - совсем не похоже, да и на то, что было с напарником прежде, тоже... Страсть есть, но она такая... холодная, что ли, совсем не греет, скорее уж злит. Будто Се бесит сам факт того, что он действительно хочет Исина! Впрочем, это так и есть. Очень досадно испытывать тягу к тому, кому на тебя плевать. Прежде Сехун подобного не испытывал.
Утопая в своих контрастных чувствах, увязая в тяжелых мыслях, он не снижает ритма и не смягчает движений. Ему жарко и холодно одновременно, взгляд у старшего такой разочарованный сейчас, что хочется немедленно отстраниться, покаяться и вымолить прощение, но на красивом лице написано "все правильно, все так и должно быть", и Се нечеловечески выводит из себя подозрение, что Исин с самого начала его на подобное провоцировал.
"Как же все сложно..." - Сехун выдыхает сквозь стиснутые зубы, плавясь от растекающегося под вспотевшей кожей удовольствия и одновременно дрожа от продирающего до костей понимания, что он делает что-то совершенно не то. Эти новые, совсем-совсем неуверенные отношения, кажется, осыпаются пеплом в его руках, и он невольно сжимает пальцы сильнее, пытаясь удержать - а на деле оставляя все новые отметины на чужой нежной коже.
Не смотреть на Исина не получается. То, что делает напарник, то, как он стонет, выгибается и ласкает себя, гипнотизирует, притягивает - и одновременно ужасает. Потому что ему явно довольно неплохо, он получает свою дозу кайфа и вполне успешно компенсирует причиняемые неудобства. Ни грубость Се, ни его очевидная отстраненность не трогают старшего. И как же это бесит!
Наслаждение выходит на новый виток, от очередной собственной ласки Син восхитительно тесно сжимается, отчего перед глазами Сехуна темнеет, но он усилием воли замедляется - и снова, в каком-то бессмысленном акте мазохизма, заглядывает в чужие глаза.
- Какой же ты... - вырывается сорванно из пересохших губ, осточертевшая маска безразличия чуть сползает, открывая взгляду старшего его беспомощность и отчаяние. Се выдыхает медленно, пытаясь взять себя в руки, успокоить мешающую злость, и осторожно, боясь стать отвергнутым, опускается на Исина сверху, упираясь локтями в потрескавшееся сидение. Теперь его от горячего, гибкого тела напарника отделяет лишь пара сантиметров да ткань его футболки.
Сехун устало прижимается щекой к голой груди Сина, не собираясь, но все равно улавливая неровные биты его сердца. Восхитительный аромат чужой кожи, уютное тепло и столь желанная близость помогают сбавить градус ярости - однако возбуждение становится только сильнее. Се чуть приподнимается, чтобы освободить руки, и мягко обнимает тонкую талию старшего, стараясь прижаться теснее. Ему... лучше. Не спокойней и уж точно не легче, но определенно правильней.
- Я так не могу, Исин, - шепчет он, сжимая напарника в объятиях и осторожно выходя из его тела. Все внутри вопит, что до разрядки осталось всего ничего и что сейчас не время тормозить, но если бы все закончилось так, он был бы безнадежно в себе разочарован.
Удовольствие накрывает волнами, плотными и оглушительными. В них Исин прячется от ноющей боли и безразличного "потерпишь", дышать сложно, будто впускаешь в легкие вместо прохладного воздуха мутную воду. Она наполняет постепенно, неумолимо и выматывает слишком сильно, чтобы замечать что-то еще. Удовольствие ради разрядки, чтобы выпустить напряжение и создать новые воспоминания, безликие, но отлично подходящие на замену старым. В груди тесно, и мышцы ноют, но Син продолжает, зная, что это реакция тела и, если остановиться, все будет тщетно. И тщательно собираемая прохлада, что просачивается из щели, и задушенное разочарование. В себе, в напарнике или в отношениях. А может быть, во всем одновременно.
Перемену Исин чувствует почти сразу. Его укутывает теплом, и плотная тишина с яркими вкраплениями сбитого дыхания кажется смутно знакомой. Сехун льнет ближе, и в движении угадывается нерешительность, слабый порыв без цели. Ткань футболки влажная от пота и теперь пропитывается еще и каплями с груди Сина. Неизвестно, чего хочет напарник и к чему это изменение.
Руки на талии осторожные, придерживают будто даже бережно, а еле слышные слова доходят до сознания не сразу. Исин возбужден и растерян. Поведение Се настораживает, но внутри все горит и хочется кончить, чтобы наконец успокоилось бешено колотящееся сердце. Горло будто сжимает, и произнести несколько слов получается не сразу.
- Ну что такое? - получается жалобно. Не возмущенно или удивленно, а так, что внутри растекается тягучей карамелью сожаление. Син кусает губы и несмело касается перепачканной в смазке ладонью чужой талии. Он не знает зачем, просто чувствует, что так будет правильно.
Исин не отталкивает его сразу же - это обнадеживает. Но его вопрос звучит все же не так, как ожидал Се, слишком мало эмоций: старшему явно не по душе пауза, но разбираться в происходящем всерьез он не жаждет.
И все-таки, когда Сехун уже решает сдаться и смириться с чужим безразличием, он вдруг ощущает слабое прикосновение - намек на ответную попытку обнять. Внутри что-то расслабляется, будто на сердце разжались тиски. Се выдыхает, боясь поверить и поднять на напарника взгляд. Плевать, есть ли в глазах Исина желание сейчас, главное, чтобы там не было безразличия.
...чтобы ему было не плевать.
- Т-тебя что, действительно устраивает подобное? - голос у младшего севший и дрожащий, пульс колотится в висках, одновременно от страха и возбуждения. Но на Сина он все еще не смотрит, только обнимает теснее. - Ты правда хочешь вот так? Ведь тебе больно, неудобно, ты не можешь расслабиться и наверняка проклинаешь меня сейчас... Что это за отношения такие?! Я... я не хочу мучить тебя и злиться из-за собственных далеко зашедших фантазий... Мне нравится, когда между нами все иначе... Так, как вчера было... Как было до этого... - он чуть поворачивает голову и коротко лижет бусинку розового соска, блаженно жмурясь от ощущения мягкой кожи и вкуса соленого пота. Исина нечеловечески приятно касаться, это едва ли не половина всего кайфа, и лишать себя этого лишь из-за плохого настроения ужасно глупо.
Исин смелее скользит пальцами под ткань футболки и проводит ладонью по шелковой коже. Касаться Сехуна так сладко и хорошо, чувствовать, как его тело отзывается, как хочет и просит еще. Так ведь гораздо проще, без разговоров и выяснения отношений. Син не будет задумываться над заданными напарником вопросами, он слишком занят, лежа полностью обнаженным в своей машине на заднем сидении, с каплями смазки, стекающей по пальцам, и ноющей от неудобной позы поясницей. К черту все. Неужели даже секс не обойдется без скандала?
- Много болтаешь, - Исин тянет за край футболки и задирает ее повыше, чтобы в следующий миг прогнуться сильнее и попытаться прижаться теснее. Кожа к коже. Он хочет слышать каждый вздох и тихий стон. Так теплее, и можно забыть о щели, через которую просачивается грозовая свежесть. Стекло похоже на кривое зеркало, со смазывающими картинку потоками, только уродливое отражение пока не разглядеть. Приходится останавливать взгляд на пушистых ушках, которые так близко сейчас, и мягких спутанных прядках.
- Все потом, а сейчас позаботься обо мне хорошенько, ладно? - Син пытается обхватить ногами Сехуна, но поза не позволяет. Он тоже хочет, как вчера, как до этого. Но они сегодняшние, а значит, и все остальное тоже, поэтому остается только поцеловать куда-то в светлую макушку и ненавязчиво подаваться бедрами, пытаясь намекнуть, что неплохо бы продолжить. Позволить себе сейчас смешать так тщательно разделяемые чувства слишком опасно, никогда не знаешь, какая смесь получится в итоге.
Исин соединяет вместе такие знакомые секс и заботу в правильных пропорциях. Сожаление оставляет липкий карамельный след внутри, но с ним разобраться можно позже. Сейчас все внимание должно принадлежать очаровательно котенку, который так хочет ласки. О болезненном порыве ответить на каждый заданный вопрос немедленно и обязательно в чужие губы, чередуя с поцелуями, Син старается не думать. Кусает губы и молчит, только обнимает крепче, чем следовало бы в границах смешиваемых близости и отчужденности.
Се чуть сжимается, хмурясь, когда старший отмахивается от его слов, даже не думая дать такие нужные ответы. Настроение ползет вниз, от сковавшего тело напряжения больно дышать, а разочарование отдается горечью на губах. Но тут Син чуть выгибается, касается его смелее и призывно подается навстречу, и сейчас по его тону уже более понятно, что долгие разговоры о чувствах в такой ситуации не слишком уместны.
Просьба напарника, такая сладкая, и его нежные поцелуи, скользящие по встрепанным волосам Се, мгновенно меняют его настрой на 180 градусов, чужое соблазнительное требование продолжить - и продолжить немедленно - мгновенно разжигает чуть успокоившееся пламя, но теперь внутри куда больше желания и страсти, чем прежде, когда к ним примешивалась злость.
Коротко застонав, Сехун приподнимается и торопливо стаскивает надоевшую футболку через голову. Смотрит на старшего сверху вниз полубезумным взглядом, упиваясь чарующим видом жарко дышащего парня, а потом мягко тянет его на себя, поднимая с истертого сидения и увлекая на свои колени. Пусть теперь Исин управляет процессом, он себе, ей-богу, не доверяет рядом с этим невозможным человеком. Усевшись поудобнее, Се поддерживает опускающегося сверху напарника за тонкую талию и одновременно просяще тянется к его припухшим губам. Кажется, Син немного смягчился, маска равнодушия на его красивом лице чуть оттаяла, позволяя увидеть ответное желание и манящее нетерпение.
И да, Сехуну тоже не терпится продолжить. На этот раз под чутким руководством старшего.
Он ласково проводит по чужим бедрам, припоминая, что где-то там оставил россыпь жутковатых синяков, и привлекает Сина к себе, заставляя прижаться ближе.
- Я сделаю все, что ты захочешь, - улыбается неуверенно, поднимая поплывший взгляд на напарника, - если ты скажешь это вслух, - потому что прочитать что-либо по глазам старшего и его поступкам совершенно невозможно.
Ноги слегка занемели, и от смены позы под кожей едко покалывает. Исин благодарен за поддерживающие ладони на бедрах, иначе бы он не слишком грациозно завалился обратно на сидение или вовсе на напарника. Боль от поясницы расходится снежным узором по спине, но к этому легко привыкнуть, а затем и вовсе забыть, ведь Сехун отчего-то решил сменить грубость на ласку. Сам Син не против жесткости, он выносливый и сможет выдержать многое, равно как и дать, только не в машине и под обоюдное настроение, а не вот так неуклюже и вымученно.
- Тшш, - Исин обхватывает напарника за плечи и сгибает ноги. Пересаживаясь немного и упираясь теперь коленями в сидение, он дразняще трется о возбужденный твердый член, - давай помедленней, ладно? - знает, что долго не продержится, да и неподходящее место для долгих удовольствий. Кожа к коже, соприкосновение тел кажется сейчас почему-то более интимным, чем секс. Разделенное на двоих тепло нравится Сину, поэтому он приподнимается и опускается, непременно соприкасаясь с чужими плечами, грудью.
Хвост задевает ноги, бедра. Сехун продолжает придерживать бережно и осторожно, так отличается то того, как он только что вдавливал пальцы в чувствительную кожу. Исин душит в себе странное желание закрыться и отстраниться, оно мимолетное, и нужно только поскорее сменить болезненный холод на лихорадочный жар. Он на знает, чего захочется напарнику в следующий миг. Вернуться к расчетливому, четкому удовлетворению Се все еще может - использовать его, а потом просто уйти. Поэтому Син ловит губами чужие, и только стоит получить разрешение, как скользит языком сразу глубоко, лижет небо и толкается навстречу. Только бы продолжить вот так.
Заводит руку за спину, замирает, но целовать не перестает. Исин направляет в себя член напарника, опускаясь на него плавно, пытаясь почувствовать каждое движение. Ноющая боль остается, но входит легче, растягивает. Вылизывает рот старательно, задевая чужой язык и дыша через раз. Кончики ушек трутся о потолок, а хвост уже бьет сильнее, выдавая его собственное нетерпение. Син опускается до основания, а затем поднимается, оставляя внутри только головку. Мучительно медленно и старательно. Он обхватывает чужое возбуждение в кольцо пальцев, сжимая. Латекс искусственный и скользкий, куда лучше ощущалась бы тонкая пульсирующая кожа.
- Твоя очередь говорить, чего ты хочешь, - Исин отстраняется и шепчет в припухшие губы.
Кажется, у Исина улучшилось настроение - Се стонет в поцелуй, когда напарник садится на его член до самого конца. Медленно, уверенно и неумолимо, бросая то в жар, то в холод, сжимаясь, ластясь и практически тая - Сехун невольно стискивает своего мучителя-тире-соблазнителя крепче, боясь снова лишиться всего этого в столь важный момент.
Влажное тепло чужого тела, легкие движения пушистого хвоста, сладкий аромат нежной кожи... Младший теряется в ощущениях и поцелуях, почти растекаясь по сидению, но тут тонкие пальчики касаются его члена, заставляя немного прийти в себя. С мыслями собраться получается из рук вон плохо, жаркий шепот ласкает губы, и на то, чтобы осознать услышанное, уходит слишком много времени.
- Ммм... - с трудом приоткрывая дрожащие ресницы, Се сосредотачивается на близком лице Исина и медленно подается бедрами вперед, желая получить еще немного столь необходимого трения. - Тебя, Син, я хочу тебя... - прикосновений опытных пальцев недостаточно, его практически потряхивает от нетерпения снова оказаться внутри, заполнить собой до конца и почувствовать ответный томный трепет. - Ты же не против? - он рассеянно улыбается, будто пьяный, и крепче берется за чужие бедра. От усилия напрягаются мышцы рук и плеч, Сехуну страшно причинить старшему новую боль, поэтому он не торопится, опуская его на свой член. Сопротивления нет - Исин достаточно расслаблен, чтобы попробовать вернуться к прежнему неистовому темпу, но Се все равно замирает вот так, усадив напарника на себя, осторожно погладив тугое колечко растянутого вокруг его возбуждения входа и поймав в другую ладонь покрасневшую влажную головку чужого члена.
- Хорошо, - вырывается вместе с низким стоном прямо в приоткрытый рот Исина - Сехун улыбается шире и приглашающе облизывает кончиком своего языка его полную нижнюю губу. Ощущать на себе приятную тяжесть сильного тела, млеть от прикосновений к бархатистой коже, довольно жмуриться от каждого, самого незначительного движения партнера, сжимающего его еще теснее... Се целует старшего глубоко и коротко, а потом осторожно ловит губами тонкое, неравнодушное биение пульса в изгибе его длинной шеи, сразу над выступающей ключицей.
Действительно хорошо. Исин полностью согласен с напарником, по крайней мере в этом они сходятся во мнениях. Он разрывается между желанием продолжить опускаться на твердый член и остаться так еще немного. Тянущее чувство острой неудовлетворенности захлестывает жаркими порывами, от которых страшно даже дышать. Все силы уходят на то, чтобы не сорваться. Сехун не помогает, оставляя влажное прикосновение на чувствительной шее.
С тихим стоном Син сдается и подается бедрами вниз. Растягивает так сладко, с болезненным пикантным оттенком. Розовые мягкие прядки пахнут дождем, пугающая свежесть разбавлена терпким мускусом тела, поэтому так приятно доверчиво прижиматься и ускорять темп. Нетерпеливые вздохи и дрожь выдают желание Се, он хочет сильнее и глубже. Неизвестность царапает цепкими коготками изнанку кожи, ведь напарник сейчас слишком похож на капризное грозовое небо. Такой же непредсказуемый и завораживающий. Он будет нещадно хлестать тело холодными каплями касаний, срываться и не успокоиться, пока не получит свое. Исину остается только два выхода: либо сжаться и замерзнуть под леденящим дождем, либо раскинуть руки и глотать мутные потоки удовольствия, смешанного с жестокостью.
Нежность как передышка, последний солнечный луч, прежде чем небо затянет густой жаждой. Пусть сейчас Сехун задает вопросы, ласкает и говорит, что все было не так, закончить все можно только влажными резкими шлепками на заднем сидении. Сину сейчас плевать на Чонина, на ссору и отношения. Желание оставляет место только для одержимости.
- Сильнее... еще, - Исин прогибается, подставляясь под поцелуи, и кладет ладонь на чужие пальцы на члене. Ведет вниз, направляет и не позволяет отстраниться, - да, вот так, - произносит удовлетворенно, на одном выдохе. Приподнимается и опускается, насаживаясь до основания и чувствуя ответные сильные движения.
У Исина, как и у него, никакой выдержки - слишком велика тяга к удовольствию. Се поддается чужому напору, позволяя старшему двигаться резче и теснее сжимая в руке чужой член. Влажно, скользко и горячо, а еще правильно, так, как надо, как должно было быть с самого начала... Жмурясь, Сехун подается навстречу, подхватывает темп Исина. В ушах гулко стучит собственный пульс, губы обжигает чужим дыханием, перед глазами стремительно темнеет.
- Син, - вырывается вместе с коротким стоном, он порывисто впивается в приоткрытый рот старшего и теснее прижимает его к себе. Тело сводит сладкой, обжигающей судорогой, кровь бурлит от пронесшегося по венам экстаза, Се отрывисто вторгается в чужое тело, наслаждаясь последними каплями подаренного партнером удовольствия. - Ох...
Еще пара резких скользящих движений по твердому члену Исина - и напарник кончает следом, прогибаясь в пояснице и пачкая их животы теплой спермой. Сехун жадно ловит эти драгоценные мгновения освобождения, вглядывается в раскрасневшееся красивое лицо, тянется к пересохшим губам. Син, все еще дезориентированный, послушно подчиняется его властным рукам, приникает ближе, распластавшись по его груди, и позволяет осторожно гладить себя вдоль узкой спины, по влажным ягодицам, до самого подрагивающего хвоста. Се чувствует, будто летит, улыбаясь глупо от растекающейся внутри нежности и удовлетворенности.
Сехун тискает осторожно, гладит вдоль шерстки и вздыхает абсолютно счастливо, будто ему подарили желанную плюшевую игрушку на Рождество. Исин сейчас мало чем отличается от мягкого зверька, вместо мыслей - плотный слой ватного полотна, а тело не желает двигаться. Он прикрывает глаза, находя силы только на то, чтобы устроиться поудобнее на крепкой груди напарника.
Печка до сих пор работает, и в машине слишком душно. Сейчас странно вспоминать о прохладе, и Син не может сказать наверняка, были ли та щель в двери и колющая свежесть реальностью или же просто продолжением его чувств. Отчаянье просачивалось внутрь, прикрывалось грозой и собиралось отравить чистое желание горечью разочарований.
Ощущая, как Сехун лениво проводит пальцами по обнаженной коже, раз за разом повторяя успокаивающие движения, Исин не понимает, к чему была холодность и грубость. Но их не спишешь на мимолетный мираж, поясница отдается болью, а на бедрах наверняка расцветают яркие синяки: красные и лиловые, их столько, что можно составить роскошный букет. После секса для взаимного удовольствия нет таких подарков, тогда что же это было?
Даже если бы хотел, Син не может сейчас думать и все усложнять. Пусть остается и нежность, и простое уравнение, в котором отношения - то же самое, что и встречи для удовлетворения. Что бы это ни было, оно нравится Исину больше всего, это чувство абсолютной наполненности. Они все еще в машине, а ревность и сожаления мокнут под дождем, как и весь остальной мир. Хорошо и хочется спать. Он так устал, что заслужит хотя бы несколько минут отдыха. Пока реальность не растворилась в стуке капель о стекло, Син глубоко вздыхает и тихо просит:
- Поведешь? - за руль сесть не получится, а провести всю ночь в машине - малоприятная перспектива. Хотя и расставаться с таким комфортным теплом нет ни малейшего желания.
Се старается дышать потише и касаться поласковей, чтобы не потревожить эту томную, теплую негу старшего. Исин не торопится отстраняться, не думает даже сердиться, позволяет себя трогать и даже целовать украдкой за ушком - настоящий незамутненный рай. Сехун вдыхает чужой аромат поглубже и сжимает в объятиях сильнее, отогреваясь в заветной близости и напрочь забывая обо всем.
Тихий сонный вопрос вызывает у него улыбку, он против воли начинает чувствовать себя взрослым и с удовольствием принимает ответственность:
- Конечно поведу, - шепчет в спутанные прядки, легонько целует влажный висок и в последний раз прижимает напарника к себе, после чего осторожно и медленно снимает его с себя и усаживает на сидение рядом. Мгновение на то, чтобы избавиться от презерватива, еще одно - чтобы дотянуться до чужих вещей, отброшенных на спинку водительского кресла, и протянуть их Исину. Сехун быстро находит собственную футболку и одним движением подтягивает приспущенные джинсы. Остается только застегнуть пуговицу и пригладить волосы - и вот он уже готов к тому, чтобы пересесть за руль.
Но вместо этого Се принимается помогать расслабленному старшему с его одеждой: натягивает на стройные ноги белье и джинсы, аккуратно, чтобы не помять ушки, продевает чужую голову в ворот помятой кофты, даже о носках с кроссовками не забывает, благо Син не вырывается и не мешает о себе заботиться.
Закончив с его гардеробом, Сехун мягко целует уже почти дремлющего напарника в ямочку на щеке и только теперь перелезает на переднее сидение. Дождь уже идет на убыль, впереди, между домами виднеются кусок голубого неба и сноп солнечного света, а значит, можно без лишних сложностей отправляться домой.