Cat police

Сутки после ранения Исина пролетают головокружительно быстро - и в то же время мучительно медленно. Сехун, кажется, все время только и делает, что отвечает на вопросы, пишет отчеты и бесконечно вспоминает детали происшествия на складе. Всем от него что-то нужно: то детективам, ведущим дело банды, то штатному психологу, интересующемуся его состоянием после первого в жизни убийства, то неугомонному Чонину, пытающемуся растормошить друга... Домой удается попасть уже под утро, а там новый виток объяснений, теперь уже для обеспокоенных родителей и хмурых братьев - и теперь общими фразами не отделаться, приходится вкладывать в рассказ эмоции, потому что семью не обманешь нарочитой отстраненностью. "Моя вина" и "Син в больнице" звучат к концу сбитой речи Се слишком часто, чтобы прослеживалась какая-то суть, но он все продолжает твердить одно и то же, обхватив себя за плечи и уставившись в пустоту. И только когда мама обнимает его, называя едва слышно своим котенком, Сехун вздрагивает и замолкает - от родного тепла и встревоженного голоса что-то внутри разжимается, отпуская, и глаза наконец-то наполняются слезами. И вместе с тихими, судорожными рыданиями из груди вырываются те ужас, боль и паника, которые он испытал, увидев, что его напарник ранен. Братья не издеваются над этой детской истерикой, отец не спешит одергивать всхлипывающего младшего сына, уткнувшегося в колени мамы. Давно в их уютной гостиной не царила такая мрачная, тяжелая тишина. Да и Сехун давно уже не плакал... Он вырубается очень быстро, прямо там, на диване, в маминых теплых объятиях. Его не трогают, только накрывают пушистым пледом, чтобы не замерз ночью, и оставляют в одиночестве, перебираясь на кухню. Сквозь свой тонкий, нервный, болезненный сон Се различает их тихие голоса, произносящие его имя, - и это странным образом помогает ему успокоиться. Эмоциональное перенапряжение выливается в почти 14 часов сна, Сехун просыпается уже после обеда, благо ему вчера выхлопотали выходной и на смену он не опаздывает. От целой ночи на диване ноет все тело, глаза опухли от слез и избыточного отдыха, голова будто ватой набита... С трудом поднимаясь на ноги, Се сонно потягивается и прислушивается к своему дому, пытаясь понять, кто где и что вообще происходит. Знакомые звуки подсказывают, что сегодня на работу не пошла почти половина заботливого семейства: мама гремит чем-то на кухне, а из приоткрытой двери в сад слышится голос разговаривающего по телефону Химчана - наверно, побоялись оставить его одного. Сехун морщится, досадуя на свою несдержанность прошлой ночью, но перед родными все-таки не так стыдно, и поэтому он довольно скоро выбрасывает эти мысли из головы. Контрастный душ, пробежка с Химчаном по парку недалеко от дома, кофе со сливками и блинчики с кленовым сиропом по маминому спецрецепту... Се довольно скоро возвращается в привычную колею, выцыганивая печенье с шоколадной крошкой у не слишком-то сопротивляющейся мамы и попутно по-доброму переругиваясь с подтрунивающим над его кошачьими повадками братом. Поздний завтрак перетекает в обед, а там уже предприимчивая миссис О находит применение обоим сыновьям - старшего посылает за бататом и домашним молоком на эко-рынок, а младшего ставит замешивать тесто для будущего пирога. Сама хозяйка дома берется за приготовление того самого печенья и еще успевает достать из морозилки несколько отменных стейков. - Ого, да у нас сегодня пир! - шутливо восклицает активно работающий венчиком Се. - Наши проглоты сегодня обойдутся и мясом, - улыбается ему мама. - А вот пирог и печенье мы припасем для Исина. Не с пустыми руками же тебе его навещать. И пока ее младший сын растерянно хлопает ресницами, она принимается ловко обваливать в специях обожаемый папой рибай. Ужин в кругу семьи проходит традиционно шумно и весело, братья явно рады тому, что сегодня младшенький О уже не плачет и не хандрит, поэтому не стесняются подкалывать и не боятся упоминать работу в разговорах. Отец тоже не хмурится больше, хотя им с Се наверняка еще предстоит разговор о трудовой дисциплине и употреблении алкоголя накануне смены в участке - но это будет потом. Болтая и отшучиваясь, Сехун усердно делает вид, что разговора с мамой и 18 неотвеченных от Чонина никогда не было и что после плотного ужина он сможет, как обычно, отправиться к другу или залечь с каким-нибудь комиксом в своей комнате. Но по тому, как миссис О многозначительно косится на часы, ясно, что просто игнорированием проблему не решишь, ведь мама далеко не Чонин, она не станет церемониться и просто за шкирку выволочет его за порог, веля возвращаться только после визита к Исину. И не то чтобы Се не хотел увидеть напарника, просто... Даже сейчас, сутки с половиной спустя, ему все еще ужасно страшно предстать перед старшим и увидеть в чужих глазах подтверждение своим мыслям - Исин тоже уверен, что виноват именно он. По сравнению с этим ни ссора, ни ревность, ни детские обиды не кажутся уже хоть сколько-нибудь важными. Миссис О поднимается со своего места ровно в половину восьмого. Ни слова не говоря, уходит на кухню и возвращается уже с объемным бумажным пакетом, благоухающим всяческой вкуснятиной. Под взглядами всей семьи проходит до стула младшего сына и, решительно ухватив его за плечо, поворачивает к себе: - Не забивай свою хорошенькую головку ерундой, милый, - вздыхает с улыбкой и сует ему приготовленные угощения. - Никто не считает, что в произошедшем была твоя вина. Ни мы, ни твои коллеги, ни - я уверена - Исин. Поэтому переставай уже трусить и отправляйся к напарнику. Сехун неуверенно заглядывает в ее лицо, отчаянно желая поверить в то, что сказанное - правда. И хотя он не сомневался даже, что его родные на его стороне, уверенность старших чуть приглушает страх перед неизбежной встречей с Сином. Сдаваясь, Се кивает и поудобнее перехватывает увесистый пакет. Поднимается, чувствуя подбадривающие взгляды своей семьи, и решительно шагает к входной двери. Но на пороге все равно останавливается: - Эм... Кто-нибудь знает, в какой он больнице? - улыбается жалобно, оглядываясь на оставшихся за столом, и виновато хихикает, слыша в ответ синхронный обреченный стон. - Я тебя подброшу, - фыркает Лу, поднимаясь и попутно запихивая в рот остатки великолепно прожаренного стейка. - И заодно сверкну значком, чтобы тебя уж точно пропустили в палату, а то еще сбежишь, как только услышишь, что приемные часы окончены, - и да, Лухан отлично знает своего младшего братишку. - Передавай Исину привет от нас, - подает голос отец, подбрасывая в воздух ключи от своей машины, которые проходящий мимо сын ловко ловит. - И скажи, мы ждем его на обед в следующую пятницу, - он подмигивает жене и улыбается шире. - Что скажешь, дорогая? Может, устроим барбекю? - Отличная идея, - миссис О одобрительно кивает. - Узнай у напарника, чем бы ему хотелось полакомиться. Я приготовлю все, что пожелает. Сехун, чуть воодушевленный идеей барбекю, довольно дергает ушками и звонко чмокает маму в щеку. Лу, заметивший его улучшившееся настроение, снова фыркает и подталкивает его в спину, заставляя перешагнуть уже порог. - Господи, дайте парнишке сначала из больницы выписаться! - вопит он через плечо, прежде чем закрыть за собой дверь. - Вам лишь бы вкусно пожрать! Се невольно улыбается, слыша ответную реплику Минхо и взрыв хохота остальных участников беседы, на что вспыхнувший от смущения Лухан с силой хлопает дверью и почти бегом несется к гаражу, фырча себе под нос. Сехун дожидается брата на подъездной дорожке, обнимая пакет с еще теплой едой, и думает, что у него самая классная в мире семья. И что никакие собственные страхи не могут помешать ему привести в эту семью Исина. Исин не большой фанат больниц. Да и вообще мало кому нравится бывать в обители болезней, ведь причины, чтобы наведаться туда, чаще всего не самые радостные. Белые стены и стерильную чистоту можно спокойно переносить, только если наведываешься к другу, чем время от времени и занимается Син. Но в этот раз пришла очередь Чанёля заглянуть к нему в палату, а не наоборот, ведь повод вполне достойный. Просыпаясь, первое, что чувствует Исин, - это боль во всем теле. Дикая ломота, от которой ноет даже кожа при малейшем движении. Наркоз, море медикаментов... Если ты не был больным, то после этого всего точно почувствуешь себя таковым. Хочется пить и домой, все это как можно скорее. Первое еще выполнимо, учитывая полный стакан на прикроватной белой тумбе, а насчет второго возникают некоторые сомнения. Он помнит, что его подстрелили в плечо, помнит испуганного напарника, а дальше все превращается в размытую до неузнаваемости картинку. Звуки сирен, алые вспышки перед глазами и запах скорой. Хорошо, что эти ребята успели вовремя, иначе все вполне могло закончиться на том пыльном складе. Не было бы ни стакана на тумбе, ни букета цветов рядом. Который, кстати, уже кто-то успел изрядно ободрать. Осторожно поднимаясь, Син тянется к воде и только собирается отхлебнуть, как хлопает дверь. От неожиданности рука дергается, и на белом одеяле остается мокрое пятно. - Сколько вообще можно спать? За все время, пока ты здесь валяешься, я тоже подумал о том, чтобы схлопотать пулю и отправиться в лежачий отпуск, - Чанёль особо не церемонится, игнорируя стул, он плюхается на кровать, пододвигая Исина. В руках у него баночка с кофе и пара батончиков в ярких обертках. Наверняка он здесь довольно долго. - С твоей удачей ты скорее отправишься в вечный отпуск, - Син недовольно ерзает, но улыбается при виде друга. Проснуться и увидеть кого-то знакомого гораздо приятней, чем медсестру или врача. Чанёль первый в списке экстренных контактов, поэтому, скорее всего, здесь с самого начала, как его привезли. - Я не против, но только если ты гарантируешь, что там не будет моей бывшей, - с щелчком открывается баночка, и шуршит упаковка шоколадного батончика. Запах шоколада яркий и такой потрясающий, что сводит скулы. - Ты взял несколько, чтобы со мной поделиться, да? - Исин с надеждой смотрит на сладость, хотя и догадывается, что ему пока такое не положено. Помимо причины попадания в больницу, имеются еще и другие недостатки подобного учреждения. Один из них - отвратительная еда, которая больше похожа на результат детской игры в кухню, чем на нормальные продукты питания. - И не мечтай, - откусывая почти половину, отвечает Чанёль. С набитым ртом говорить непросто, но он справляется, - это для Чонде, я ему проспорил. Как оказывается позже, именно дежурный притащил букет. И ободрал его тоже он, любезно раздавая по цветочку каждой встречной медсестре. Слушая все это, Син закатывает глаза и смеется, хотя и приходится поспешно прекратить веселье, ведь слишком активные действия отдаются болью в плече. Рука жестко зафиксирована повязкой, и двигать ею нельзя, да и не слишком хочется, учитывая возможные последствия. Вместо врача все популярно объяснил Чанёль: "Откроется рана, и ты истечешь кровью". Просто и доступно. Распрощавшись с другом, Исин не успевает насладиться минутами тишины и спокойствия. Будто по расписанию, к нему наведываются Чонде и несколько ребят из участка. Конечно же, не просто так, а с вопросами о произошедшем и ворохом бумажек, которые "не спеши заполнять, это потерпит". Конечно потерпит, именно поэтому они притащились с ними в больницу. Все, чем занимается Син, - ест паршивую еду, спит, про себя ноет, что хочет домой, и разбавляют все это визиты Чанёля и коллег. Единственный, кого он еще не видел за это время, - это напарник. С Сехуном все в порядке, вопрос о его состоянии Исин задал сразу, как только дежурный появился на пороге. Но у него много дел, или он все еще обижен на телефонный разговор. Гадать нет смысла, поэтому остается только наслаждаться внеплановым отпуском и ловить себя на мысли о том, что лучшим лечением сейчас стало бы присутствие напарника. Когда любезная медсестра приносит ужин, Исин ничего не может поделать со вселенским разочарованием на лице. Та только пожимает плечами и покидает палату, оставляя поднос с бурой кашей, парой ломтиков вареного мяса - и в качестве десерта яблочный пудинг. Вообще, есть такой вариант, что продукты, которые отказываются употреблять здоровье люди, отправляются на благотворительность для больниц и уже здесь находят свою аудиторию. Потому что яблочные пудинги невозможно есть. Как бы Сину ни хотелось, он не сможет сегодня полакомиться даже им. Отставляя поднос, Исин вспоминает еще один недостаток, хотя этот скорее относится к общим длительным перерывам в работе. И это скука. Конечно, все эти ребята, которые его проведывают, разбавляют унылые часы, но в остальное время приходится пялиться в потолок или читать дешевый любовный роман, который кто-то забыл в тумбе на самой нижней полке. Этот вечер не стал исключением. За окном уже стемнело, и сегодня вместо чтения Син решил попытаться поспать. Если не отменная еда, то сон должен поспособствовать его выздоровлению. Кажется, что если он здесь пробудет еще немного, то к пулевому ранению прибавится еще парочка болячек. Гораздо комфортнее было бы дома, среди вороха разбросанных вещей и с пустым холодильником, но ему сказали, что еще пару дней минимум придется провести здесь. Какие-то дополнительные анализы и проверки, да и нужен покой. Благо платить за это не придется. Работа полицейского опасна, но хорошая страховка все покроет, без разницы, прострелят плечо или голову. Лежать приходится на боку, на спине неудобно, а на другом не позволяет рука. Син гасит лампу над изголовьем кровати и закрывает глаза, старательно пытаясь уснуть. Кажется, проходит минут десять, а может быть и час, но он так и остается лениво плавать на поверхности в полудреме. Провалиться в темноту все никак не удается, поэтому, когда открывается дверь в палату и звучат тихие шаги, Исин по привычке старается нашарить рядом пистолет. И кого же нелегкая принесла ночью? Лу с Се предсказуемо теряются по дороге. Сначала оказывается, что подъезд к больнице только для скорых, потом - что парковка вот-вот закроется, потому что приемные часы окончены, а после - что это совсем не та больница. В итоге к нужной они подъезжают уже в сумерках, и Се здорово трусит, шагая следом за хмурым братом в приемный покой, потому что с детства немного боится суровых медицинских сестер, следящих за порядком в таких заведениях. К счастью, Лу принимает огонь на себя. И пока он яростно спорит с округлой женщиной глубоко за сорок, Сехун жалобно лопочет что-то про туалет и успевает шмыгнуть в приоткрытую дверь отделения, проскакивает мимо поста медсестер, отчего-то пустого, и устремляется по едва освещенному коридору вдоль закрытых дверей. Он еще раньше узнал номер палаты Исина - когда Лу, матерясь, связывался с Сухо, чтобы узнать название и адрес больницы. Отыскав нужную, Се на пару мгновений замирает, не решаясь коснуться дверной ручки. Сердце колотится где-то в горле - он пытается доказать самому себе, что волнение с терпкими нотками страха вызвано почти незаконным проникновением, а вовсе не грядущей встречей, но от своих мыслей не скроешься, да и не к чему это. Вздохнув поглубже и чуть поморщившись от нездорового запаха больничного коридора, Сехун осторожно открывает дверь. В палате темно, взгляд с трудом выхватывает очертания коек и фокусируется на огоньках каких-то приборов. Только сейчас приходит осознание, что Исин тут может быть не один, но отступать уже поздно, и Се перешагивает порог. С каждым приближающимся шагом мысли Исина носятся в голове все быстрее и быстрее. Его табельное оружие, скорее всего, отправили в участок, или оно вместе с заляпанной кровью формой у медсестер на хранении. В любом случае, даже если бы ему удалось достать пушку, прицелиться в темноте не так-то просто. Выдохнув, Исин с широко распахнутыми глазами готовится к резкому рывку. При нападении это все, что сможет сделать. Других причин, почему кто-то вломился в больничную палату, не находится. Бумажный пакет, успевший остыть, но не растерявший свои соблазнительные ароматы по дороге, тихо шуршит, сминаясь в его сжавшихся руках, тихие шаги почти не слышны в сонной тишине небольшой комнаты. Сехун наугад крадется к одной из кроватей, различая под одеялом силуэт. Дыхание сбивается, и голос подводит, но он все же выдавливает из себя перепуганное "Эй", сам пугается жалостливых ноток в своем тоне и, негромко прочистив горло, продолжает уже решительней: - Син? Ты спишь? - еще пара шагов, бедро касается твердой спинки, руки теснее обхватывают пакет, будто пытаясь зацепиться за связь с домом. - Это я... Се... Паника Исина испаряется в тот момент, когда он слышит знакомый голос. Да, визит Сехуна получше любой вечеринки-сюрприза будет. Приподнимаясь, Син включает лампу и жмурится от яркого света, пытаясь разглядеть напарника. - Ты чего крадешься? Я тебя чуть не пристрелил моим гипотетическим пистолетом, - теперь ситуация кажется Исину донельзя забавной. То, что Се пришел после окончания часов приема, и собственная глупая паранойя. Можно подумать, он настолько важная шишка, что за ним бы прислали убийцу. Весьма маловероятный сценарий. Часто моргая, Син усаживается на кровати и чуть пододвигается, освобождая немного места для ночного гостя. Се успевает обрадоваться быстрому ответу - а потом сразу же испугаться неизбежного разговора, но бежать некуда, да и не по-мужски. - Да я как-то... не подумал... - лопочет растерянно, невольно улыбаясь от того, как забавно выглядит жмурящийся на свету старший. Такой сонный и растрепанный, вот только слишком бледный. - И долго же ты собирался, чтобы меня проведать, - Исин рад видеть Сехуна целым и невредимым, а еще он почти забывает об их ссоре по телефону накануне произошедшего. Сомнения и догадки грызли его все это время, и только сейчас, слишком пристально разглядывая напарника, он понимает, что действительно скучал. Без всяких "но" и ссылок на обиды. Сехун вздрагивает от шутливого укора и едва не подскакивает с края постели, на которую неловко опустился. Взгляд приходится отвести, да и улыбка уже почти не держится на губах, потому что стыдом накрывает с головой. И правда, хороший же Сину достался напарник. Мало того что отвлек вовремя службы, почти под пулю подставил, так еще и не торопился прийти в больницу. "Ничтожество", - хмурится Се, ругая самого себя и до боли закусывая губу в наказание. От самоуничижительных мыслей отвлекает только шорох пакета и хруст слишком сильно стиснутых контейнеров, в которые заботливая мама уложила гостинцы. Это помогает сменить настрой хотя бы немного. - Прости, я... - Сехун вздыхает и торопливо вытягивает вперед вкусняшки, будто пытаясь за ними спрятаться. - Вот. Это тебе. Практически от меня - я непосредственное участие принял в приготовлении, - воспоминания о спокойном дне в компании близких успокаивают, позволяют снова улыбнуться, но в глаза Исину посмотреть пока не получается, и приходится разглядывать стену над его чуть примявшимися ушками. - Мои все тебе передают привет и пожелания скорейшего выздоровления. Сказали, как на ноги встанешь, устроим вечеринку. Так что подумай на досуге, что бы тебе хотелось поесть, мама твердо настроена откормить тебя после больничного пайка до округлых щечек, - образ пухленького, розовощекого старшего веселит, Се невольно улыбается шире - и неосторожно опускает взгляд к чужому лицу. При упоминании еды желудок начинает предательски урчать. Или все из-за потрясающих ароматов, которые исходят от принесенного Сехуном пакета. В любом случае сейчас Исин готов продать душу за что-то съестное. Плевать, что ночь и часы посещения окончены, напарник будто точно знал, с чем именно стоит прийти, чтобы Син забыл о его запоздавшем визите. - Я буду все что угодно, кроме больничной еды, но не стоит так беспокоиться. Вечеринка - это как-то уже слишком, - это смущает, и довольно сильно, учитывая, насколько неловко он будет чувствовать себя в кругу семьи Се. В прошлый раз он приносил извинения, а в этот раз даже не сможет посмотреть в глаза родителям напарника, ведь тут вопрос тоже в некотором смысле касается жизни их сына. Они вроде как все еще встречаются и делали достаточно вещей, о которых не стоит знать родным. Вспоминая, что семья у Сехуна все полицейские, практически невозможен вариант с признанием отношений. Строгие правила и традиционные ценности, в которых нет места гомосексуальным парам, особенно если один из этой пары их собственный сын. - Просто передай от меня спасибо, и этого будет достаточно, - Исин мягко улыбается и невольно облизывается, посматривая на пакет, - я рад, что ты пришел, - выпутываясь из одеяла, Син морщится от легкой боли. Слишком резко повернулся - и вот результат. Врачи говорили, что будут постепенно снижать дозу обезболивающего, но не похоже, что это случится в ближайшее время. - Как отчеты? Небось не вылезаешь из всех этих бумажек, - участливо качает головой, вспоминая, насколько же муторное это дело. Бюрократия временами хуже самих преступников. Исин снова сопротивляется визиту, но Се не думает спорить - не сейчас, но после он сможет убедить старшего, что никто его в семье О не съест. А вот вспышку боли проигнорировать не получается, от изменившегося выражения красивого лица ему самому становится плохо, будто в солнечное сплетение заехали кулаком. Не стоило обольщаться бойкими речами и улыбкой Исина, он явно далек от понятия "в порядке". Сехун снова чувствует шевеление вины внутри, но не дает ей затопить себя доверху, не время и не место для этого. - Я тоже рад, что пришел, - улыбается грустно, усаживаясь поудобнее, прижимаясь к очерченной одеялом ноге напарника бедром и пытаясь хотя бы так почувствовать знакомое тепло. - Прости, что я такой тормоз, мне следовало зайти раньше, - ему следовало ехать с Исином в больницу, караулить у операционной, а потом ночевать в палате, держа тонкую изящную ладонь в своих руках и молясь всем богам о скорейшем восстановлении. Но он оказался на подобное не способен - слишком труслив. - Да вроде со всем расквитался, - пожимает плечами Се, позволяя сменить тему, - мне сказали, было бы куда хуже, если бы жертвы были только с их стороны... - как-то в этом духе пошутил один из детективов, кажется, и в тот момент Сехун едва ему не врезал, но сейчас, когда Син, живой и относительно здоровый, перед ним, на произошедшее смотреть проще. - А ты тут как? Не приходили еще эти монстры со своими диктофонами и бланками? Исин довольно роется в пакете, вдыхая потрясающие запахи домашней еды. Осталось только придумать, куда бы все эти сокровища спрятать, чтобы не заметили ни врач, ни медсестры. Он полностью уверен, что повредить его здоровью эта чудесная стряпня не может, а вот больничные подносы внушают гораздо больше опасений на этот счет. Одной рукой неудобно и придерживать пакет, и доставать вкусности, но он вроде как пока справляется. Сехун молодец, что разобрался со всей этот бумажной волокитой,а вот сам Син не был таким уж добросовестным в этом плане. - Да, приходили сегодня. Бланки вот здесь, - хлопает по тумбе ладонью, откладывая судочек с печеньем, - но я еще даже не начинал, хотя Чонде и готов был забрать их сразу же, как я заполню, - интересно, если попросить, дежурный принесет ему в следующий раз стаканчик кофе? В память о почти ежедневном подношении, так сказать. Возможно, привычный напиток и не обеспечил бы зарядом энергии, но хотя бы порадовал немного. Се разглядывает старшего, скользит вдоль стройной фигурки в больничной одежке снова и снова, будто пытается запомнить получше, хотя прощаться вроде пока не собирается. Разрыв между случившимся вчера и их встречей сегодня слишком велик, как и разница между страхом за чужую жизнь и этой легкомысленной беседой, Сехуну не хватает каких-то очень важных звеньев, чтобы поверить в реальность происходящего. И казалось бы, вот он, Исин, с улыбкой копается в принесенном пакете, поблескивает глазами от воодушевления и ерзает, будто ребенок в предвкушении подарка... Но почувствовать его присутствие по-настоящему не получается, как ни бейся. За изучением содержимого пакета, Исин не замечает странного настроения напарника. Он сказал, что тоже рад, что пришел, но мало похоже. В глаза почти не смотрит, улыбается будто через силу. Похоже, его что-то беспокоит. Син вспоминает отдаленно ссору и понимает, что так просто напарник о ней, видимо, не забудет. Если и говорить об этом, то можно сейчас, ведь торопиться некуда и они здесь наедине. Только собирается начать разговор, как Сехун опережает его. Вздохнув, Се придвигается ближе и нерешительно касается чужой лодыжки поверх одеяла, почти неосознанно, на грани инстинкта. Смотреть на очаровательное лицо, слушать звонкий голос, осязать слабое тепло тела - не слишком мудреные способы поверить в чье-то существование. Лишь бы Исин не был против. - Тебе... больно? - вопрос вырывается как-то вне контекста разговора, но причиняет такую острую муку, что Се невольно сжимает руку на тонкой лодыжке чуть сильнее. - Больно? - повторяет Исин, не особо понимая, к чему этот вопрос. - В моем плече сквозная дыра, поэтому, пожалуй, да, - отвечает легкомысленно, но замечая, что Се становится только напряженнее, продолжает: - Но ничего серьезного. Сказали, что через пару дней уже буду дома, - это почти правда, но и она сойдет. Торчать дольше в больнице он не намерен, и как только появится возможность - собирается выписаться. Се содрогается от слов старшего, невольно представляя, каково это, и перестает улыбаться. Не стоило приходить так поздно. Исину нужно отдыхать, набираться сил, может, ему даже что-нибудь вкололи для крепкого сна, а тут притащился напарник с разговорами и сбил его с релаксации. Какого черта Сехун вечно все делает не так?! - А что касается раны, то теперь у меня стильная повязка, и... - Син не знает, уместно ли будет говорить такое сейчас, но они наедине и хочется, чтобы напарник немного расслабился, поэтому он продолжает: - ...надеюсь, ты ничего не имеешь против шрамов, - последние слова произносит полушепотом. Син явно пытается держать лицо, даже смеется, но если подо всем этим боль и - что он там сказал в самом начале про свой пистолет? - еще не улегшиеся переживания о случившемся, то этот спектакль ничего не стоит. Сехун скользит взглядом на перевязанное плечо старшего и думает, что пора уходить. Странная реплика выдергивает Се из меланхоличной задумчивости, он недоуменно моргает и, прогоняя невеселые мысли, сосредотачивается на словах, тоне и, самое главное, выражении чужого лица. Исин... заигрывает с ним, кажется. Будучи подстреленным, страдающим от боли, явно ослабевшим, напарник умудряется еще и флиртовать! - О, правда? - хрипло отвечает младший, перехватывая чужой взгляд и как-то мигом лишаясь способности внятно думать. Как, впрочем, обычно и бывает рядом с Сином. - Н-нет, шрамы - это... Кхм... Это классно, да... - в голове полный бардак, а у Исина глаза как черные дыры, темные и затягивающие в ничто, не оставляя шансов на спасение. Пальцы Се сжимаются на его лодыжке чуть сильнее - и медленно ползут вверх, подчиняясь этой тяге. Это ведь значит, что они еще вместе? Что Син не разочарован? Что их странные отношения не подошли к печальному концу? Ведь не может же так смотреть тот, кому все равно и кто видеть тебя больше не желает! Или может?.. Это такой способ мести?.. - Эм, - осознав, что он наклоняется все ниже к старшему, Сехун торопливо выпрямляется и, одернув руку, поднимается на ноги. Скулы горят лихорадочным румянцем, и с дыханием явные проблемы, но несмотря на предательство собственного тела, ему нужно скорее делать отсюда ноги - не хватало еще выдать какую-нибудь странную реакцию перед Исином и снова что-нибудь испортить. - Н-наверно, я уже пойду. Да. Ночь на дворе, тебе пора отдыхать, - несчастный взгляд в сторону двери, одернуть узкие джинсы, нервно взлохматить волосы - и все-таки решиться на прощальный поцелуй: Се неловко шагает вперед, склоняется к напарнику, на пару упоительно сладких секунд прижимается к мягким приоткрытым губам, едва не тая от знакомого трепетного чувства внутри, и осторожно отстраняется. - Сладких снов... - удержаться совершенно невозможно, и он снова касается встрепанных каштановых кудряшек, как тогда, на складе. Уходить ужасно не хочется, даже представить сложно, что он целые сутки с половиной продержался вдали от Сина, но иного выхода нет, и Сехун отступает от больничной койки. Сехун реагирует так открыто и очаровательно, что Исин не сдерживает довольной улыбки. Так гораздо лучше. Угадывать причину беспокойства напарника слишком сложно. Син не силен в отношениях в общем и в их с Се в частности, поэтому предпочитает перевести все в плоскость, где они лучше всего понимают друг друга. И если с активными играми придется повременить, то с небольшим баловством на словах все обстоит куда проще. Милое смущение забавляет, а от движения длинных пальцев по коже пересыхает в горле. Не похоже, что Сехун все еще злится из-за того телефонного разговора, ведь в машине по пути на задание он вел себя отстраненно и холодно, в отличие от того, что происходит сейчас. Видимо, даже в пулевом ранении есть свои преимущества. Вызывающий румянец заливает щеки, и Сину прекрасно видно, как напарник облизывает пересохшие губы.Но прежде чем он успевает ответить на прикосновения, Се отстраняется и собирается уйти вовсе, оправдываясь совсем уж нелепо. Плевать, что ночь, а отдыха и так больше, чем нужно. Такая компания по душе Исину, и просто так отказываться от нее он не собирается. - Оставишь меня вот так? - жалобного тона не получается, он все еще слишком рад тому, что напарник пришел навестить его, тому, что между нами все по-прежнему. Так кажется, или просто в это хочется верить слишком сильно. Син кивает на судочек с печеньем на кровати: - Может, откроешь? Или показать принес? Когда стушевавшийся Сехун опять собирается ретироваться, приходится попросить еще об услуге. Не то чтобы Исин сам не смог бы этого сделать, но так гораздо приятней: - Упакуешь в тумбу все эти вкусности? И замаскируй как-нибудь, я не переживу, если конфискуют и придется опять запихиваться больничной едой. Эти изверги дают на десерт яблочный пудинг, ты знал? - есть вероятность того, что во всем виноваты обезболивающие и остальной букет препаратов, которые принимает Син, но сейчас он чувствует себя довольным и даже немного счастливым, наблюдая, как напарник беспрекословно выполняет каждую его просьбу и беспокоится. Исин как будто бы тянет время, веселым, притворно капризным тоном заставляя младшего себе прислуживать, хотя Се только за - пока это дает ему причину побыть рядом еще немного. Он открывает контейнер с благоухающими ванилью и шоколадам печеньками, потом долго возится с оставшимися гостинцами, распихивая их в тумбочку самым витиеватым образом - пытаясь скрыть от любопытных глаз. Странно, что Син не стал есть все прямо сейчас, если так соскучился по вкусной еде, но может, ему из-за боли и лекарств кусок в горло не лезет... Сосредотачивая свои мысли на подобной ерунде, Сехун терпеливо разбирается с многочисленными контейнерами и попутно кивает на беззаботную речь напарника. Слова про пудинг его не особо трогают - ему мама готовит совершенно чудесный пудинг, поэтому это скорее плюс, чем минус больничной кухни. Закончив возиться с вкусняшками, Се поднимается на ноги и протягивает Исину маленький термос с молоком, лучшим сопровождением для шоколадного печенья. Мама положила столь нужную вещь на самое дно, хорошо, что старший велел все разобрать, иначе печеньки пришлось бы есть всухомятку, а это, по словам мамы, еще вреднее, чем немытые яблоки. - Вот, - Сехун заботливо откручивает крышку-кружку и наливает следящему за ним Сину молоко. - Держи. Для ночного перекуса самое оно, - он улыбается напарнику уголком губ, пододвигая печеньки поближе и кивая на все еще приятно теплый напиток. - Сейчас немного молока выпьешь и сразу уснешь. "А мне пора" - вслух не говорится, но подразумевается самим тоном, и Се уже даже поворачивается к двери, но тут Исин цепляется за его руку. - Я что-то забыл? - удивленно выгибает бровь младший. Несмотря на настойчивость, Сехун продолжает настойчиво двигаться в сторону выхода. Вместе с этими попытками уйти как можно скорее от Исина отстает слой за слоем и хорошее настроение. Это кажется ему несправедливым - то, что напарник намеренно отстраняется и явно пытается сбежать при первой удобной возможности. Ощущение счастья тускнеет от мыслей о том, что Сехун все еще зол на него за телефонный разговор. Наверное, в этом все дело. Было бы странно, если бы все исправило внезапное ранение, это ведь не кусок скотча, которым заклеивают дыры в отношениях, это работа - никак не связано с тем, что между ними происходит. Исин немного хмурится в ответ на вопрос и закусывает губу, пытаясь сохранить то приятное ощущение тепла в груди, когда он понял, что напарник все же пришел его проведать. Но ведь это может быть только обязательным визитом, хотя тогда зачем столько внимания к гостинцам и к чему было это очаровательное смущение, заливающее румянцем точеное лицо? Желания гадать нет ни малейшего, Исин устал, тело болит, а скука грозится стать его единственным спутником в ближайшие дни. Поэтому он не пытается найти ответы самостоятельно, предпочитая найти их в источнике своей неожиданной радости. - Забыл, - упрямо произносит Син и тянет на себя Сехуна, - не поцелуешь меня? - должно было прозвучать самодовольно и слегка нахально, но жалобные нотки все портят, отсекая возможность перевести все в шутку. Сехун прикусывает губу - в груди сладко екает от очаровательной просьбы напарника. Син смотрит взволнованно и грустно, такой чудесно встрепанный и трогательно бледный... Се коротко выдыхает и почти неосознанно придвигается ближе, к краю постели, подчиняясь чужой руке. Уходить ему хочется меньше всего - куда охотней он бы потеснил милого старшего в его больничной кровати, устроившись рядом поверх одеяла и крепко стиснув в объятиях. Пожалуй, он мог бы всю ночь провести, слушая чужое размеренное дыхание и ощущая тепло стройного тела - убеждая себя, что инцидент окончательно исчерпан и Исин больше никуда не денется из его рук. - Злишься на меня, да? - Исин все-таки задает мучающий его вопрос, ведь не похоже, что ситуация может стать для него еще более неловкой. Внимательно рассматривая сменяющие друг друга эмоции напарника, он продолжает цепляться за тонкие нити недавнего чувства и надеяться, что такому поведению и отказам от близости есть другое объяснение. Уже склонившись над обеспокоенным напарником, Сехун с некоторым недоумением замирает от прозвучавшего вопроса. Злится? За что? Взгляд невольно поднимается к чужим внимательным глазам, пытаясь найти подсказку, а мозг тем временем лихорадочно отматывает назад все произошедшее на днях в поисках контекста. Нелепая ссора всплывает в голове не сразу, заставляя его как следует помучиться. Та ночь вообще кажется теперь давним смутным сном, тенью воспоминания, совершенно неважной. И с чего Син вдруг решил, что он... - Глупость какая, - невольно фыркает Се, упираясь ладонями в изголовье кровати и наклоняясь к самым губам старшего. Теперь смотреть в чужие глаза становится трудновато, зато целоваться - в самый раз, но он не торопится, проводя кончиком носа по бледной скуле Исина и щекоча дыханием нежную кожу на виске. Даже сквозь тревожные больничные запахи напарник умудряется пахнуть самим собой - и этот аромат, как и прежде, порядком кружит голову. - Я не в состоянии на тебя злиться... - голос подводит, сбивается на шепот. Сехун прикрывает глаза и коротко целует своего парня сначала в лоб, потом в кончик очаровательного носа, а потом, наконец-то, в пухлые приоткрытые губы. Целует мягко, но настойчиво, скользя языком внутрь, стараясь сохранять между их телами дистанцию - не хватало еще разбередить рану Сина. Весь запас смелости уходит на мучающие Исина вопросы, ведь в случае, если они окажутся не теми, на которые он надеется, придется к больничному режиму добавить еще и ссору с Сехуном, а это гораздо более болезненно, чем скверная еда и мутная скука. Чувствуя себя раздражающе беззащитно в койке, под лекарствами, он понимает, насколько необходимо было почувствовать не просто дружескую поддержку, а сочувствие и внимание одного конкретного человека. Рядом с Сехуном легче дышать. Син не знает, смог бы он выдержать все положенное время в больнице без визита напарника. Хорошо, что не придется это проверять на практике. Прикосновение мягких губ и тихие слова растекаются под кожей успокаивающим теплом. Такой ответ ему нравится. Он получает гораздо больше, чем просил. Поцелуи бережные и осторожные, хочется подаваться навстречу и просить еще, но Исин боится спугнуть удачу и позволяет себе только приоткрыть рот, впуская влажный язык. Сехун касается его, будто опасается, что он рассыпется на части от любого неверного движения. Губы прижимаются сладко, а такое отношение только дразнит. Син невольно улыбается в поцелуй, понимая, что переживал зря. Улыбку чувствует и напарник, но когда он пытается отстраниться, приходится доказать, насколько он неправ в своем маленьком заблуждении. Исин не собирается жаловаться на боль или просить прекратить. Он мужчина, и даже с одной здоровой рукой у него хватит сил, чтобы не просить о продолжении, а просто взять свое. Укладывая ладонь на тонкую шею, Син притягивает Сехуна обратно. На этот раз он сам целует, скользя по влажным губам своими. Вылизывает старательно и плавно чужой рот, не убирая руки. Пальцы сжимают нежную кожу и двигаются выше, ероша волосы на загривке и немного оттягивая. Поцелуй дает то самое ощущение реальности, о котором Се подсознательно грезил, дарит возможность почувствовать жар и сладость живого податливого Исина, убедиться в том, что все снова в порядке. Сехун довольно жмурится, пробуя старшего на вкус снова и снова, утоляя свою потребность в близости, ему нравится ощутимое воодушевление напарника и его явно поднявшееся настроение, однако когда Се пытается взять паузу и оценить чужое выражение лица, ему не позволяет аккуратная, но властная ладонь. И тогда прежний неторопливый поцелуй выходит на качественно новый уровень. Сдержать стон, дрожа от умелой ласки ловкого язычка, не получается, а покровительственное поглаживание тонких пальцев и вовсе посылает вдоль позвоночника волну обжигающего жара. Се растерянно распахивает глаза, но уже не пытается отстраниться, позволяя старшему перехватить инициативу. Сам не замечает, как сильнее сжимает спинку кровати, выгибаясь в спине от томной терпкой судороги, прошедшейся по телу вместе с чувственным теплом от стремительно набирающего обороты поцелуя. - Эй, эй... - оборванная, полусознательная мысль о том, что не время сейчас подчиняться подобным настроениям, пусть и очень хочется, заставляет Сехуна с трудом отстраниться от соблазнительных губ и попытаться сфокусировать поплывший взгляд на старшем, благо чужая нетерпеливая ладонь уже соскользнула с его шеи, дав некую свободу действий. - Кхм... Мы не... В смысле... - слова особо в предложения не складываются, увязая в ощущении сбитого дыхания напарника на губах и скользящей по груди руки. Се встряхивает головой, пытаясь собраться с мыслями, и чуть приподнимается, отбирая у Сина возможность творить все что вздумается. Не то чтобы это не было дьявольски приятно... Исин готов начать мурчать, ушки вздрагивают от удовольствия, а в теле не осталось сил, чтобы предпринять даже малейшую попытку разорвать контакт. Хочется ласкаться и лениво нежиться, убеждаясь с каждым движением губ и рук в том, что все это реально. Сехун возвращает осыпавшиеся слои потускневшего настроения, для этого достаточно одного его присутствия. Ну и немного жаркой податливости, с которой он отвечает на поцелуй. Син отчетливо слышит тихий стон и собственное сбитое дыхание. Так приятно находиться рядом и не беспокоиться ни о чем. Но гораздо лучше было бы улечься поудобнее и пригласить напарника разделить узкую кровать, просто лежать вместе, переплетаясь ногами и руками и пытаясь стать одним целым. Рана дает о себе знать, стоит потянуться обнять Сехуна второй рукой. Ноющая боль, приглушенная препаратами, все равно заставляет недовольно поморщиться. Исин старается не выдать себя, и это вроде бы получается. - Т-ты же болеешь, - должно бы прозвучать веско и решительно, но в итоге получается скорее вопрос. Сехун коротко облизывает чуть припухшие губы, оглядывая распростертого под ним старшего, разрумянившегося и коротко выдыхающего. И вроде бы напарник такой же, как и пару минут назад, встрепанный, с синяками под глазами и слишком острыми скулами, но теперь на мысли о жалости и трогательности он не наводит - скорее уж на мысли о грехе... Се чертыхается под нос, поудобнее устраивается, упираясь коленом в край прогнувшейся кровати, и снова склоняется к старшему, не в силах бороться с желанием снова получить поцелуй, такой же жаркий и сладкий, как предыдущий. Напарник разрывает поцелуй первым, а невнятный лепет смягчает боль лучше, чем доза лекарств. Се смущен и доволен, похоже, что ему тоже этого не хватало. Но тогда к чему было это странное поведение и потуги сбежать? Время вопросов прошло, да и не хочется прерывать установившееся между ними хрупкое чувство понимания. Исин сжимает пальцы, которые все еще чувствуют мягкость волос и гладкость кожи. Хочется повторить, и вроде бы Сехун не против, ведь он весьма однозначно устраивается поудобнее на кровати и придвигается ближе. - Хватит, - Син легко мотает головой, пытаясь так убедить себя и рассеять сладкую дымку возбуждения, - я сейчас действительно немного не в форме, - он виновато улыбается, зная, что стоит им продлить близость еще немного - и уже не получится остановиться так просто. Они наверстают упущенное, несмотря на ссору накануне, несмотря на опасную работу и постоянные недопонимания. Исину хотелось бы забыть обо всем здесь и сейчас, но боль в плече не позволяет, возвращая его мыслями не только к моменту перестрелки, но и к воспоминаниям о том, насколько хрупки их отношения с напарником. Невозможно стереть полностью из памяти обиду и разочарование, но он очень постарается. Он уверен, что Сехун достоин хорошего партнера, только вот Син сомневается, что он может назвать себя таковым. Се, успевший уже потеряться в своих ощущениях и желаниях, от однозначного отказа мгновенно приходит в себя - и слетает с чужой постели так быстро, что едва не путается в хвосте. Сердце бьется где-то в горле, и лицо наверняка горит, но все это пустяки по сравнению с острым чувством стыда за свое безрассудное поведение и эгоизм. Исин ранен - а он лезет к нему в постель. Пожалуй, это новая степень наглости и глупости с его стороны. - Прости, - теперь и уши тоже горят, обычные, человеческие, и недавние поцелуи имеют к этому совсем иное отношение, нежели могло показаться. - Прости, ты прав, конечно, - Сехун досадливо жмурится, приглаживая свои волосы, взъерошенные рукой старшего, и оглядывается на дверь. Хочется как можно скорее оказаться в другом месте и там уже всерьез заняться самобичеванием, припомнив все свои грешки и нелепые поступки. Но Син все еще смотрит и вроде бы ожидает продолжения разговора. Или Се снова неправильно его понял? Украдкой поправив собственную футболку и спрятав слегка подрагивающие руки в задних карманах джинсов, Сехун задумчиво перекатывается с носка на пятку и демонстративно косится на свои часы. - Ммм, думаю, мне уже пора, - улыбка получается даже искренней, да и взгляд наверняка мягкий, ведь не Исин является причиной изменившегося настроения, а он сам. - А ты отдыхай. Прости, что так бесцеремонно... кхм... влез, - причем во всех смыслах, нагло нарушив покой напарника. - Я... позвоню завтра. Если ты не будешь против, я мог бы заехать после смены, - стоит почаще интересоваться тем, чего же хочет сам Син, раз у Се так паршиво выходит понимать старшего самостоятельно. Конечно, им и разговоры не всегда помогают, скорее уж вредят, но Сехун верит, что однажды они смогут наладить общение. По крайней мере он точно не собирается отказываться от попыток. Извинения не нравятся Исину, ведь в них нет смысла. За что это "прости"? Если за поцелуй, то это обидно, если за настойчивость, то глупо. Он ведь сам выпросил, сам притянул ближе, а все равно слышит подобное от напарника. Стоило бы объяснить, что это не отказ, а осторожность, боязнь того, что не сможет сдержать себя и вовремя остановиться. Но момент упущен. Сехун отшатывается от него, торопливо приводит себя в порядок и опять поглядывает на дверь. Наивно было надеяться, что Се захочет остаться с ним на всю ночь, просто так, полежать рядом и послушать тишину. Завтра же ему на смену, да и спать лучше в своей кровати. Син просто идиот, раз думал, что будет иначе после простого поцелуя. - Позвони, - Исин улыбается кончиками губ, зная, что будет рад любому вниманию, - приезжай, я буду ждать, - слова срываются с языка раньше, чем он успевает их обдумать. Звучит слишком отчаянно и как-то неуместно, такие слова обязывают и оставляют после себя терпкое послевкусие. - Здесь скучно, а проведывает меня только Чанёль, поэтому буду рад компании, - Син пытается сгладить ситуацию, шутливо намекая, что это не обязательно, что, если Сехун не хочет, он не должен приходить. Чувства путаются, и неясно, было ли удачной идеей задерживать напарника и выпрашивать ласку. Это странно и неловко. Исин бы спросил о том, что между ними, но не знает, с чего начать, не знает вопроса, который стоит задать. Ему определенно нравится Сехун, очень нравится, с ним хорошо и приятно, по-домашнему уютно и одновременно обжигающе горячо. Невозможное сочетание из тепла и жара, он похож на тлеющие яркие угли, рядом с которыми так славно греться, но стоит подуть ветру и занести пару сухих листьев, как вспыхнет пламя с жадными, обжигающими языками, пожирающее заживо и сводящее с ума. Чем дальше - тем меньше Исин понимает, что чувствует сам, он запутался и погряз в сомнениях. Возможно, это все лекарства. Хотя, скорее всего, вина совсем не в них, а в невозможном и таком желанном О Сехуне. Сехун прячет взгляд, морщась от вернувшейся неловкости, о которой они только-только успели позабыть. Исин слишком... нужный, к нему хочется быть как можно ближе, втиснуться в каждую щелку его жизни, стать для него таким же необходимым - чтобы не было так горько-страшно, что их непонятные отношения со дня на день отдадут богу душу. Но не приковывать же себя к нему наручниками, да и сцены устраивать Се уже устал - тяжело знакомить важного тебе человека со своими немаленькими тараканами. "И что же делать?" - лихорадочно гадает он, мелкими шажками отступая к двери и почти не слушая слов напарника. Достаточно просто посмотреть на красивое лицо Сина, чтобы понять, что что-то снова пошло не так, что он где-то опять облажался, однако выяснять все прямо сейчас, посреди ночи, в палате раненого, они не станут. Это будет слишком эгоистично. И Се уже даже додумывается до оригинального прощания, предположительно способного поднять настроение Исина и сбить градус неловкости между ними, но тут старший снова произносит имя своего друга, Чанеля. Снова. Чертов. Чанель. Не время и не место возвращаться к тяжелой теме, поэтому Сехун только стискивает зубы, кивает отрывисто, взмахивая ладонью, и почти бегом выносится из чужой палаты. Он чувствует гнев, обиду, ревность, боль, беспокойство, тоску и щемящую нежность - и все эти эмоции вызывает один-единственный парень, в этот самый момент наверняка растерянно хлопающий ресницами, приподнявшись на своей больничной кровати. Если спросить мнения самого Се, без подобного коктейля Молотова из чувств, большей частью негативных, вполне можно было бы и обойтись, но к сожалению, подобное не подчиняется его воле - в кои-то веки. Нарочно или нет, но Исин слишком глубоко задевает его каждым своим словом, каждым жестом или даже обыкновенным бездействием. А ведь раньше лишь его семье и Чонину было под силу сломать ставшую привычной маску безразличия... - Надо бы отдохнуть, - тяжело вздыхает Се, пряча искаженное переживаниями лицо. Возможно, виной всему их работа или фактор новизны, ведь прежде Сехун не встречался с парнями всерьез и уж тем более не был вовлечен в служебные романы. Кто знает, может, служба без Сина пойдет ему на пользу и поможет в дальнейшем тщательней контролировать свои чувства. Он не узнает этого, пока не попытается, благо шанс такой ему уже предоставлен. Исина должны выписать через пару недель. Этого времени с лихвой хватит, чтобы разобраться с собой.