A Week of Rain

Кларк остановился в дверном проеме, не в силах двигаться дальше и желая держаться подальше от всего этого. На кровати Брюса, опираясь на одну руку, сидела, подогнув под себя ноги, женщина. На ней были черные брюки и свободная белая рубашка, украшенная переливающимися серебристыми рисунками; длинные черные волосы падали ей на спину. Рядом с ней лежал черный кожаный клатч. Свободную руку она держала в воздухе, сердито указывая на стоящего к ней лицом понуро-угрюмого Брюса. Но стоило ему только увидеть Кларка, как он обеспокоенно встрепенулся, и женщина тут же развернулась к Кларку. Она была прекрасна. Но даже более того, сила, уверенность и самодостаточность читалась в каждом ее движении. Она держала себя как королева и, конечно, любой, кому Брюс доверяет достаточно, чтобы позволить войти в свою спальню, сесть на свою кровать, должен быть на том же уровне что и он, столь же уверенным и спокойным. Должен быть цельным, осознающим себя, и… Лицо женщины преобразилось: — Кларк, — улыбаясь выдохнула она и спустилась с кровати, чтобы обнять его. Кларк моргнул: в объятии она приподняла его над полом так словно он ребёнок. Она опустила его и прочистила горло. — Ты и меня не помнишь, — сказала она едва вопросительно. — Нет, — ответил он и почувствовал, как в сердце вспыхивает сожаление. Все в ней, как и в Брюсе, было незабываемым. Он перевел взгляд с нее на Брюса и выдохнул: — Вы не любовники. Она засмеялась, откинув голову назад: — Ты думал… Ах, Кларк, прости, — сказала она и поцеловала его в лоб. — Как ты связана с Брюсом? Почему я тебя не помню? — Мы близки, но не по крови. И с тобой тоже. Брюс нежно улыбался ей, но после последних слов нахмурился: — Диана, — начал он предупреждающим тоном, и напряжение между ними прямо-таки ощущалось в воздухе. — Он должен знать. Ты должен рассказать ему. Ты не можешь оставить ему половину самого себя. — Эй, — окликнул их Кларк. Гнев внутри появлялся из ниоткуда. — Я не половина самого себя, я и есть я. Просто потому, что я не помню некоторых вещей… — Ты не можешь отвернуться от своей ответственности, от своей силы, от своего наследия, — отрезала Диана. — Может Брюс и способен терпеть этот фарс, но я — нет!  — Она резко потянулась к клатчу, и вытащила оттуда…  Солнце? Нет, — осознал Кларк, моргая, — это было что-то вроде веревки, которая сияла так же ярко, как солнце. — Диана! — дернулся вперед Брюс, но Диана выставила руку и он остановился, выглядя взволнованным, расстроенным и злым. — Это неправильно и неестественно, — прорычал он. — Нет ничего более естественного, чем истина, — сказала Диана и протянула руку, — Кларк слегка вздрогнул, когда веревка обернулась вокруг его запястья. Они смотрели друг на друга. Кларк ждал чего-то драматического, но ничего не произошло. Веревка просто светилась, но не жгла. Он осторожно выдохнул. — Кто ты? — спросила Диана. Кларк почти рассмеялся: — Я думал это у меня тут амнезия. Я — Кларк Джозеф Кент. — Кто ты? — свирепо повторила Диана, и Кларк почти захотел отшатнуться. Но это означало бы отойти от Брюса, стоящего за ней с тоской в ​​глазах, и Кларк не мог. — Я сказал тебе, кто я. Я не знаю, что ты пытаешься заставить меня сказать, но я не помню, был ли я кем-то еще, и то, что ты повязала вокруг меня красиво светящуюся веревку ничего не изменит. — Красиво светящуюся веревку, — под несогласием в голосе различался смех. Диана не улыбалась, но тепло коснулось углов ее глаз, будто она ничего не могла с этим поделать: — Ну, она определенно красиво светится. — То что он ничего не помнит — истина, — сказал Брюс. — И если он не помнит, он не может ничего тебе сказать. Кларк попытался достать руку, но не смог. — Диана, позволь мне дать тебе правду. Я очнулся в канаве, невероятно вымотанный, и всем, что я мог вспомнить, было то, что мне нужно было добраться до Готэма, и что кто-то по имени Брюс был важен для меня. Эти последние несколько дней… — Он чувствовал, как успокаивается. — Я нуждался в них. Мне нужно было что-то только для себя, не для работы,  — или чего-то еще, что я не могу вспомнить. — Он остановился, чувствуя, как сердце бьется все сильнее и эхо отдает в голову. — Я не помню Брюса, или тебя — очевидно, я не хотел вспомнить ту часть моей жизни. Я не знаю почему, но мне нужно время без этих воспоминаний. И на этот раз мне нужно найти Брюса — настоящего Брюса, а не того, кто появляется на вечеринках, или делает глупые заявления для прессы. Я пришел сюда, чтобы найти его, и я сделал это. Он говорит, что раньше я не любил его, и, возможно, это правда, но я люблю сейчас. Брюс резко выдохнул, и дернулся, словно Кларк попытался его ударить. Кларк, не прерываясь, продолжал: — Он страстный, упрямый и полон секретов, и у него есть чрезвычайно разрозненные познания о клубничных кексах, и я люблю его, Диана. Это — истина. В наступившей тишине единственным звуком было быстрое и тяжелое дыхание Брюса. Диана медленно кивнула и сняла веревку с его запястья. — Да, — произнесла она и отвернулась. Брюс шагнул к ней: — Это было неправильно. Его кулаки сжались, а в глазах отражалась внутренняя злость, но Диана отреагировала на него, как немецкий дог на котенка: она улыбнулась и небрежно пожала плечами, не обращая внимания на то, что, похоже, человек напротив жаждал ее ударить: — Это правда, — сказала она и почти ласково покачала головой. — Мы говорили об этом, Брюс. Я здесь не для того, чтобы следовать твоим представлениям о том, что правильно. Чаще всего они совпадают с моими. Но не обманывайся, так будет не всегда. Брюс сжал зубы. — Послушай, — через секунду прервал их Кларк, — я думаю достаточно очевидно, что я мало понимаю происходящее. — Он потер запястье там, где его пережимала веревка Дианы. — И достаточно очевидно, что объясняться вы не желаете. И Диана, и Брюс смотрели на него, и их лица медленно переходили от «позабавленных» к «обозленным», стоило им только пересечься взглядами. Это явно не было стандартным поведением для обоих, и Кларк подавил странное желание засмеяться. — Если ты действительно не хочешь помнить, — сказала Диана, — не мое право навязывать тебе знание. Боги знают, что я… — Она остановилась, и что-то вроде любви и ностальгии коснулось уголков ее глаз так, что прекрасное лицо на мгновение показалось очень старым. — Но я думаю ты обнаружишь, что твоя ответственность перед миром перевесит твою потребность в уединении, даже если ты этого не хочешь. — Она коснулась ладонью его лица и улыбнулась ему. — Я с нетерпением жду совместной работы с тобой, — сказала она. Затем кивнула Брюсу. — Тебе очень повезло. Брюс шагнул вперед и коснулся пальцами золотой веревки. Он выглядел мрачным и запутавшимся. Затем он отдернул руку. — Я не могу, — сказал он. — Я знаю, — ответила Диана. Брюс поднял голову: — Но я люблю его, — сказал он. — И мне не нужно заставлять себя говорить ради того, чтобы сказать это. Она поцеловала его в лоб, и Брюс чуть склонил голову, словно получая благословение. — Я сомневаюсь, что ему нужно. Когда она ушла — не было машины, которую мог бы увидеть Кларк, она просто ушла и исчезла в дожде, словно тот не касался ее. Кларк повернулся к Брюсу: — Ты можешь перестать говорить обо мне так, будто меня здесь нет? — Прости, — сказал Брюс. Он тяжело опустился на диван, смотря на свои руки. — Прости. — И я люблю тебя. Ничто не заставило меня сказать это. Брюс все еще смотрел на свои ладони. — Прогуляешься со мной? — спросил мужчина. — Я пойду с тобой куда угодно, — ответил Кларк, и на лице Брюса появилось что-то вроде полной боли улыбки. *** Под барабанный стук дождя по зонтам они прошли через рощу. В воздухе висел насыщенный запах гниющих листьев и глины. На краю рощи перед ним показался огромный дуб, и Кларк видел за ним мраморные стены склепа, покрытые плющом и темными тенями. Брюс остановился и положил руку на ствол, лаская пальцами покрытую мхом скользкую кору. — Я все время залазил на это дерево. Он бросил свой зонтик и подпрыгнул, чтобы уцепиться за самую низкую ветку с ловкостью, которая заставила Кларка выгнуть бровь. Рукой мужчина поманил к себе Кента. Кларк повторил все медленнее. Его движения были неуклюжими и неуверенными из-за скользкой от дождя коры, но в итоге он оказался рядом с Брюсом. Дождь бил по ним, уничтожая укладку Брюса, но тот, похоже, не замечал. У Кларка было множество вопросов о том, как они с Брюсом и Дианой вообще связаны, но он не знал, с чего начать (они какое-то тайное общество, как иллюминаты? Сумасшествие). Поэтому он сидел на дереве, слушая стук дождя о листья и молчал. За ними в задумчивой тиши молчал склеп. По правую руку было разрушенное сгоревшее поместье. А озеро у подножия холма перед ними дрожало от капель, как и рябил в отражении дом, отсюда похожий на стеклянную коробку. — Это то, что я есть, — сказал Брюс. — Посмотри на этот дом, Кларк. В нем ничего нет. Это все показуха и притворство, прославление пустой жизни. До всего этого я причинил тебе боль. Я тоже тебя люблю. Но, возможно, любви недостаточно. — С его волос стекали струйки воды, но он смотрел вдаль. — Этот дом на озере — не все, — возразил Кларк. — Точно так же, как склеп позади нас, это не все. Я знаю, что под ним, под всем этим что-то есть. Под всем этим есть что-то реальное. — Удивление вперемешку с веселостью на секунду промелькнуло на лице Брюса: — И да, возможно, любви недостаточно. Но это не значит, что ее нет. Он поцеловал Брюса, ощущая холодную воду на чужих губах. Брюс не целовал его в ответ, но и не отступал. Через некоторое время он мягко выдохнул. — Альфред всегда делал мне горячий шоколад после, в те времена, когда я бродил тут почти каждый день. Вернемся и посмотрим, смогу ли я сам его сварить. *** Как оказалось, Кларк помнил как приготовить горячий шоколад лучше, чем Брюс. *** Кларк проснулся после путанного сна, полного золотого и зеленого света, а запястье там, где его пережимала веревка Дианы, горело. Он ведь это видел во сне? Долг. Ответственность. Одиночество. Любовь. Он смотрел на тихое и молчащее в ночной тьме озеро, за которым из-за дождя не было видно ничего. Нужно копнуть глубже. И вот, глубокой ночью, в одних джинсах и свитере он поднимался на холм, на котором стояло поместье. *** Наступило молчание… но на этот раз не задумчивое, а ждущее. Предвидящее. Переменчивое. Бездыханное. Он коснулся черной мраморной каминной полки над камином, ощущая сухость под пальцами. Там также были две выжженные шахматные фигуры: черный конь* и белая пешка на противоположных сторонах. Кларк прикоснулся к ним и резко отдернул пальцы. Рядом с камином стояли напольные часы, старые, обугленные и совершенно точно не показывающие время. Кларк потянулся и положил руку на циферблат. От прикосновения часы сдвинулись, открыв лестницу, ведущую во тьму.