Метка

В одном часе любви — целая жизнь.

У ангелов кожа девственно, безупречно чистая. Без единого пятнышка, родинки или какого-нибудь шрама. Это ведь, в конце концов, является личной особенностью и каким-то особым преимуществом, явно отличающим их от обычных смертных, или, тем более, демонов. Они всегда славились своей прекрасной, непорочной красотой, которую ничто не способно осквернить. Люди же, превознося и восхищаясь, распространяли и укрепляли ту славу множество веков, смешивая с различными легендами. Сейчас, конечно, это стало не более, чем одним из мифов или забавных сказок в глазах людей, что привыкли этим пренебрегать. Хотя сферам и всему бессмертному роду обоих рас это даже сыграло на руку — несмотря на потерю былого величия и поклонения, плюсы все-таки нашлись. Прятаться и скрывать тайны мироздания от назойливых людишек и их развивающихся с каждым веком технологий было намного проще. Мики вообще ненавидела скрываться, предпочитая всегда быть на виду и показывать все таким, каким оно есть на самом деле. Нет, тайны мироздания, которые нужно держать подальше от людей, ее ничуть не беспокоили, ведь вопрос был совершенно в другом. Первое, чему учат маленьких ангелов — соблюдать правила. И, как бы иронично и смешно это не звучало, их заставляют придерживаться имеющихся порядков даже в тех случаях, когда это противоречит совести и нормам морали. Ее до ужаса раздражала подобная притворность и неправильное отношение. Чувство справедливости порой побеждало голос разума, и Мики думала, что попросту не вытерпит вскоре подобного. Особенно теперь, когда она уже как некоторое время обязана тщательно скрывать свою тайну от других. Мики от природы никогда не боялась трудностей жизни и относилась к ним снисходительно, спокойно принимая все повороты судьбы. Однако то, как жестоко с ней обошлась вселенная при выборе родственной души ужасало. Раньше ей и в голову не приходило, что подобное вообще возможно, но, как оказалось, нужно быть готовой к любому повороту. Жаль только, что ей не с кем обсудить свою проблему и попросить совета. Особенно трудно смириться с этим было поначалу, когда, будучи испуганной до смерти маленькой девочкой, она не знала, как правильно себя повести. Паника затмевала разум, доводя до полного исступления. Мики было страшно принять мысль о том, что она, светлое существо и дитя поднебесья, может быть как-то связана с демоном. А ведь поначалу ничего из этого совершенно не предвещало беды. Ведь она оказалась одной из тех немногих, имя чьего соулмейта появилось отнюдь не сразу. Буквы выжигались на ее плече одна за другой, постепенно, так мучительно долго и неосторожно. Кровь едва успевала прекратить течь, а раны и вовсе затягивались очень долго, будто издеваясь и намереваясь причинить как можно больше боли. Мики тогда лишь твердо сжимала челюсти и до боли прикусывала губы, не давая себе проявить слабость и закричать. Это было испытанием, которое она предпочла мужественно пройти в одиночку, не позволяя такой роскоши, как жалость к самой себе. Тогда Мики еще не понимала, что жестокая судьба словно давала подсказку и намекала о том, что ее ждет. Но она не придавала ничему из этого особого значения, терпеливо ожидая окончания и гадая, что же скрывается за двумя появившимися на тот момент буквами «Г» и «А». Остальные символы как назло долго тогда не хотели проявляться, поддразнивая и издеваясь, кормя ложными предположениями. Мики ведь действительно перебрала всевозможные варианты ангельских имен, которые могли бы подойти и судорожно вспоминала, нет ли среди ее знакомых нужных ангелов. Однако тогда она совсем не подозревала о том, что ее соулмейт все это время был намного ближе, чем думалось. С ним ей приходилось видеться каждый день, совсем не замечая (ну или не хотя замечать) того, как противник, равно как и сама Мики, часто кривился от боли и притрагивался к больному плечу. Именно поэтому третья, завершающая буква имени, стала для нее самым настоящим шоком. Это имя, такое отвратительное и уродливое на слух, стало ее личным проклятьем. Гас ведь совершенно, однозначно не мог быть ее соулмейтом! Даже наплевав на правила мироздания, ВЕТО, элементарные нормы морали и понимания, Мики знала, что так быть попросту не может — он ее враг, извечный соперник, демон, в конце-то концов! Поэтому она до последнего не хотела и не могла смириться с этим, надеясь, что третья буква была отнюдь не последней и совсем скоро этот кошмар кончится, завершив вслед за собой метку до определенного, столь необходимого конца. Но ничего из этого не происходило, и Мики понимала, что пропала. Она, должно быть, какой-то проклятый индивидуум или, может, того гляди, вообще «новая» обреченная. По закону ей нужно было признаться во всем высшим, надеяться на милость обоих сфер и ждать их помощи в исцелении. Но этого все равно бы не произошло — им было гораздо проще вовсе избавиться от «бракованного» ангела, чем оглашать и придавать ее проблеме значимость, подвергая остальных панике. Ее бы просто-напросто спихнули в психушку, где свои дни доживают все остальные обреченные. А это совершенно не входило в планы. И уж тем более не устраивало. Тогда она поняла, что есть только единственный бессмертный, способный ей помочь, позволить выговориться и сохранить при этом доверенную тайну. Мики слишком сильно уставала от постоянных болей и потихоньку разъедающейся сущности, что раз за разом высасывала жизнь. Ей было нужно, просто необходимо придумать план для дальнейшего выживания с этим. Но, поскольку избавиться от метки безопасным и действенным способом она не смогла, Мики поняла, что придется действовать иначе. Скрепление уз родственных душ произошло крайне неожиданно и почти скомкано, не так, как она представляла себе это в детстве. Не было ни романтичного заката на фоне, ни глупых и неловких шуток, ни даже обыкновенного касания. Они просто поговорили. Впервые Мики взглянула на соперника другими глазами, позволив себе излить демону душу и выслушав впоследствии его самого. Все действительно, как она и думала, было немного неловко, но то скорее произошло по вине обыкновенного страха и каких-то предубеждений. Разговор с Гасом, пусть и такой простой, дался им обоим поначалу до невозможности трудно. Но им было достаточно и этого: образовавшееся в ту же секунду яркое свечение метки подтвердило, что теперь это навсегда. Невозможная боль тут же иссякла, оставляя вместо себя лишь бесконечную апатию, тоску и какую-то слабость. Однако для них обоих это был еще далеко не конец. Ведь ни Мики, ни Гас не почувствовали какого-то особенного влечения или внезапно возникших чувств. Да, метка по-своему на них влияла; но было вполне достаточно и того, что они больше не ненавидели друг друга как в начале учебного года. Чувство несправедливости и непонимания порой сжирало изнутри, заставляя ее бросаться то в слезы, то в непрекращающийся поток ненависти. Неужели все, кто оказывается заклейменным, проходит через подобное? Мики знала, что скоро остальные начнут задавать вопросы. А еще она прекрасно понимала, что план, который оставался единственной надеждой на какое-то спасение, был попросту безумен. Но выбора не было — либо коротать вечность в какой-нибудь тюрьме, либо рискнуть. Мало кто, наверное, додумывался маскировать метку и добавлять туда другие буквы. Если же и совершал подобное, то очень сильно об этом жалел, а потом и вовсе сходил с ума. Ведь от этого действительно можно повредить рассудок, ибо боль, испытываемая в тот момент, неописуема никакими словами. Мики казалось, что ей словно сначала распарывают загноившуюся рану, а потом заливают открывшийся порез кислотой. Долго, медленно, мучительно; так, что она буквально лезла на стену и выла от жалости к самой себе. И с каждым разом это было все больней и больней. Мики плакала и проклинала мироздание всякий раз, как ей, скрываясь по ночам в каком-нибудь уголке от лишних глаз, приходилось выводить серебряной сталью новые буквы на своем плече. Ей было жутко, до сумасшествия больно, так сильно, что хотелось рвать на себе волосы и истерично кататься по полу, обхватив колени руками. Но она даже не могла позволить себе и пискнуть, терпеливо, штрих за штрихом выводя новые символы. Подобное приходилось вытворять ровно каждые тридцать пять дней, и Мики чувствовала, что с каждым из этих разов начинает все больше сходить с ума от боли. Радовало и утешало только то, что через подобное приходится проходить не одной — где-то там, в другом конце Золотой Школы, Гас точно так же уродовал свое тело, чтобы защитить душу. Нововыведенные буквы и оставшиеся раны заживали к утру с помощью спасительной регенерации, доступной всем бессмертным. Они почти что полностью сливались с остальной частью метки, и другие даже не замечали в этом какого-то подвоха. Чтобы хоть как-то уменьшить свои страдания от подобных процедур и того простого факта, что они, пусть и закрепленные друг с другом, не вместе, помогало одно зелье. Мики не знает, где Гас раздобыл его, но, кажется, на «черных» рынках Серного города найдешь и не такое. Подумать только: еще пару звёзд назад она бы в жизни не осмелилась взять в рот какую-то дрянь, предложенную демоном, а теперь благодарна всякий раз, как это попадает ей в руки. Ибо это облегчает страдания, сводя их до минимума и позволяя вести непринужденный образ жизни хотя бы наполовину. Ведь своим друзьям они оба предпочитают врать, говоря, что попросту еще не встретили того, чье имя появилось на их теле. Мики всегда знала, что рано или поздно судьба приготовит ей «подарок» и преподнесет того, с кем она должна будет разделить свою жизнь и душу. Но то было скорее проклятьем, чем всевышней благосклонностью, ибо она, как и немногие другие смельчаки, никогда не понимала, почему им не оставляют выбора. Но мнения или разрешения спрашивать никто не будет, и ты волей-неволей подчинишься независимо от всего прочего. И она ненавидела мироздание за это. Старые, исчерпанные временем порядки и правила давно себя изжили, и сейчас нужно как можно скорее двигаться в более прогрессивном направлении. Ведь неизвестно, сколько еще вокруг бессмертных, которые, подобно ей, страдают от несправедливости и скрываются, опасаясь за свою сущность. Метки были придуманы ради того, чтобы каждый, абсолютно каждый бессмертный мог быть счастлив и жил в бесконечной гармонии с миром и тем, кому его определит Судьба. Поначалу это, возможно, действительно было спасением и подарком ради сохранения мироздания и поддержания порядков, но сейчас всё явно пошло под откос. И никто даже не знает, как долго это продолжается, ведь сферы обоих рас предпочитают замалчивать всевозможные инциденты. Но слухи уже есть, волнения постепенно нарастают и, если в скором времени не будут приняты меры, это вполне может грозить миру настоящим апокалипсисом или войной. Ведь бессмертных, которым, как и ей не повезло с соулмейтом, — десятки, сотни, или, возможно, даже тысячи. Сколько невинных и непонятно в чем не угодивших судьбе ныне зовутся проклятыми и доживают свой век с наполовину уничтоженной сущностью и поврежденным разумом? Самый известный случай, который все-таки смог выбраться на всеобщее обозрение, знает абсолютно каждый, но все же предпочитает помалкивать. История Рейны всегда вызывала у Мики сочувствие. Некогда прекрасный, полный надежд ангел стал ненавистен злодейке-судьбе и проклят до скончания веков из-за одной несчастной метки. Конечно, в детстве им преподносили эту историю с другого ракурса, говоря о полном нарушении правил, кощунстве, кражи портрета смертного… Но есть и другие версии, которые кажутся более правдивыми: предвещающая трагичный исход событий метка, появившаяся между ангелом и смертным; ужасно грустная история любви и… наказание, которая Рейна вынуждена коротать в полном одиночестве в одной из самых охраняемых тюрьм вселенной. Разве она того заслужила по-настоящему? Разве столь обожаемая многими метка должна доводить до такого? Мики всегда ненавидела несправедливость и грустные концы. А если добавить к этому еще и то, что она сама находится в примерно похожей ситуации, можно назвать это даже чем-то личным. Во всяком случае, легенда о Рейне в последние месяцы стала одним из тех, что ангел постоянно прокручивает в своих мыслях. Всё даже имеется в печатном формате, а не в исковерканных сплетнях, что по кругу передаются из уст в уста. Книга даже имеет символичное название: «Величайший грех, стыд и падение одного ангела». Хотя это скорее похоже не на художественное произведение, а на какую-нибудь земную желтую прессу, где «жертву дня» унижают и выставляют в плохом свете как только можно, дабы остальным было неповадно. На губах невольно возникает саркастичная ухмылка: вполне возможно, что однажды и сама Мики станет героиней подобной повести. Сейчас, поздней теплой ночью, она как никогда любит проводить время за размышлениями в каком-нибудь укромном уголке. Мики вообще уже забыла, когда в последний раз рано ложилась и полноценно спала всю ночь. Ведь приходилось либо «подрисовывать» свою метку, либо корчиться от боли (и при этом тщательно следить, чтобы, не приведите к подобному Высшие, случайно не начать как-нибудь бранить своего соулмейта, иначе страданий будет в сотни раз больше). Но сегодня, как ни странно, не было ни того, ни другого. Мики почти уже забыла подобные моменты, и потому с каким-то детским восторгом пыталась как следует им насладиться, жадными глотками вдыхая минутное спокойствие. Раскрыв книгу на одной из сотни страниц, она с каким-то сочувствием смотрела на изображение девушки, поплатившейся всем из-за какого-то глупого правила мироздания. Ведь, вполне возможно, Рейна могла стать прекрасной защитницей душ смертных и прожить счастливую жизнь. Неужто зов метки и узы с ее соулмейтом — тем земным мужчиной, — были настолько сильны, что она была готова отдать все ради этого? В такие моменты становится как-то не по себе от осознания, что Мики и сама может стать второй «героиней» и навлечь на себя гнев сфер. Ведь чувства, испытываемые к своему противнику, ей непонятны до сих пор. Сзади послышалось какое-то шевеление и тихие, но уверенные шаги. Вздрогнув и приготовившись к встрече с одним из бодрствующих и, возможно, разозленного за нарушение комендантского часа профессором, ангел начала придумывать оправдание. Однако в следующую секунду, почувствовав странное, но уже столь привычное ощущение спокойствия, мигом разлившегося теплотой по венам, она облегченно вздохнула. — Ты почти смог меня напугать, — тихо произнесла Мики, взглядом скользя по ночному небу и не решаясь поворачиваться. Она чувствовала его присутствие буквально каждой клеточкой своего тела; чувствовала, как зажглась и напомнила о себе метка, и знала, что там, на ее коже, светло-желтым горит всего три буквы из восьми. Пусть дорисованные символы и скрывают ее позор от других, но стоит появиться истинному соулмейту, как всё тут же встает на свои места. Именно поэтому Мики любила носить вещи из прочной, толстой ткани, которые мешковато на ней сидят и тем самым прикрывают все необходимое. Какая-никакая, а все-таки перестраховка нужна. Она помнит, как тяжело было работать с Гасом первое время после получения известий о решении Судьбы. Это было крайне неловко, необычно и, честно сказать, даже страшно. Но мыслей поменять соперника не было абсолютно, ибо ангел понимала, что это может только вызвать лишних вопросов. Да и, к тому же, так было намного проще видеться, чтобы компанией друг друга немного ослабить страдания и боль. Но теперь, когда Раф и Сульфус решили всё изменить, поменявшись соперниками, их встречи друг с другом стали скорее редкостью, чем закономерностью. И именно поэтому, наверное, были столь необходимы и важны. — Всегда забываю, как это на самом деле работает, — Гас невесело улыбнулся, подходя ближе и присаживаясь рядом с девушкой на одну из ступенек. — Интересно, как далеко это может заходить?.. Ну, в смысле, наша связь, как соулмейтов. Мики задумчиво нахмурила брови, прикусив нижнюю губу. Она прекрасно поняла, что он имел в виду, и, кроме того, была сама крайне заинтересована в подобного рода вопросе. Все дело в том, что связь «родственных душ» может быть необъяснимо безгранична, а их возможности определяют только они сами вместе со вселенной. Обычно чем прочнее узы и сильнее чувства (пусть даже поначалу и негативные), тем сильнее сами метки. Никто до конца не знает на что они способны и чем могут наделить двух соулмейтов, но, по крайней мере, это безопасно. Должно быть. Ведь, так или иначе, сами метки по определению очень коварное и абстрактное понятие, которые могут либо возвысить бессмертного, либо жестоко и беспощадно уничтожить. — Я не знаю, — Мики пожала плечами, с трудом проглотив ком в горле, — но мне это, честно, не нравится и я понятия не имею, что делать дальше. Что, если нам придется повторить ее судьбу и стать обреченными или нейтралами? — в этот момент она указала на одну из страниц книги, где был запечатлен портрет небезызвестной Рейны. — Тоже часто думаешь о ней? — в ответ поинтересовался Гас, размышляя над словами своего соулмейта. Он прекрасно знал о ком идет речь и был достаточно осведомлен об этой легенде, хоть в Серном городе никто и не вспоминает о проклятом и когда-то павшем ангеле. Это ведь, в конце концов, никого не интересует; пусть вон маленькие крылатые зефирки продолжают пугать подобным подрастающее поколение. — С некоторых пор это стало вообще единственным, о чем я могу думать. Повисла неловкая пауза, и в воздухе буквально витало напряжение. Каждый из них не мог найти слов, чтобы продолжить разговор, но при этом они прекрасно понимали друг друга. Всё, что пусть и осталось не озвученным, давно стало известно. В такие моменты Гасу становилось почти смешно, ибо он никогда не мог и предположить, что однажды сможет понимать ангела без слов буквально на подсознательном уровне. В другой ситуации и при другом раскладе он непременно посмеялся бы над этим с друзьями или своим талисманом Грасидой, но сейчас было совершенно не до этого. Чуть опустив очки ниже, к переносице, он неторопливо скользнул взглядом по озадаченной чем-то девушке. То, как нервно она кусала губы и внутреннюю сторону щеки, упорно при этом пряча от него глаза, наводило его на вполне естественные мысли. Гас сразу понял, что происходит, потому что и сам сталкивается с подобным намного чаще, чем хотелось бы. — Как давно ты снова почувствовала боль? — в его голосе отчетливо слышалось напряжение и некоторая доля беспокойства. Мики вздрогнула, не желая обсуждать и показывать свои переживания. Но, с другой стороны, если не сделать это с ним, то с кем еще? Ни одна из ее подруг не будет в состоянии не то что помочь, а даже элементарно понять. — Не знаю… Она постоянно со мной. Порой я вообще перестаю замечать, когда это начинается и когда заканчивается, — она почти незаметно пожала плечами, тяжело вздохнув. Изливать кому-то душу, пусть и своему собственному соулмейту, было довольно сложно. Мики вообще не привыкла к подобному. А если еще и учитывать то, что она не чувствует к нему ничего, кроме дружеской симпатии и каких-то отголосков теплоты от чар метки, все трудности происходящего растут с геометрической прогрессией. — Наверное, стоит увеличить дозу зелья, — решительно и твердо произнес демон, почувствовав несвойственный ему укол жалости. — Я найду и принесу тебе еще. Гас прекрасно, как ему кажется, понимал ее чувства, однако все это, так или иначе, оставалось довольно-таки сложным. Дьяволы с детства приучены к физической боли, которые неизменно сопровождали их в драках, гонках или других опасных занятиях. Мики же, пусть и была очень сильной, волевой и храброй духом девушкой, все равно оставалась ангелом. Ранимым, не знавшим ранее настоящей боли светлым существом, который нуждается в помощи и опеке. Пусть она и никогда этого не признает и тем более не попросит, Гас понимал и чувствовал это на подсознательном уровне. И пусть они друг друга так и не смогли полюбить несмотря на все ухищрения метки, он будет о ней заботиться, иначе какой он тогда вообще к черту соулмейт? Да и, тем более, если с этой девушкой что-то произойдет, Гас падет вместе с ней, независимо от того, хочет или нет. Ведь с некоторых пор они по определению связаны нерушимой, но тонкой и невидимой нитью. — Не стоит беспокоиться… все в порядке, — она, натянув фальшивую улыбку, попыталась отмахнуться. Однако это было столь фальшиво и неправдоподобно, что и необязательно полжизни провести в Серном городе, чтобы раскусить ее. Мики коснулась своего плеча, начиная потихоньку его растирать, чтобы, по видимости, немного унять спазм. В этот момент его пробило невиданное доныне любопытство и Гас понял, что очень хочет увидеть ее метку в живую. Не думая дважды, он потянулся в сторону бывшей соперницы, намереваясь коснуться, но Мики это заметила и тут же отпрянула. Она испуганно посмотрела на него, не понимая смысл его столь необдуманного поступка. Мало того, что ее мучает боль от «подарка» Судьбы, так он еще и ВЕТО нарушить вздумал? Они ведь и метку-то скрепляли в земном обличии, решив лишний раз не рисковать, а теперь, значит, все коту под хвост? — Пресвятые Серафимы, что ты делаешь? — Мики столь резко и неожиданно встала, что книга, до этого мирно лежавшая на ее коленях, тут же оказалась распростерта на земле. Недовольно бурча, она подняла ее, тут же принявшись отряхивать. — Совсем страх потерял? Нам видеться-то нельзя, не то что касаться! — Я… я не знаю, что на меня нашло, — в горле так и застряло неозвученное «извини», ведь Гас вовремя успел себя отдернуть, напоминая, что демоны не извиняются. Но он действительно не понимал, что только побудило его к столь опрометчивому поступку. Благо хоть реакция девушки была быстрой, и она не позволила ему совершить ошибку. — Можешь просто показать мне свою метку? Мики в недоумении сдвинула брови, садясь на прежнее место, но впредь предусмотрительно отодвинувшись от демона, чтобы, не приведите Высшие, у него не случился какой-то рецидив с помутнением рассудка. Сейчас она совершенно не понимала, почему он просит ее о подобном, но, обдумав, решила, что все равно ничего не теряет. А учитывая помощь, которую Гас ей периодически оказывает, она должна ему намного больше. Убрав косичку на другую сторону, Мики скользнула рукой по своему плечу, чуть опуская вниз кофту и открывая вид на выведенное там имя. Гас жадно всматривался в каждый символ, удивляясь и поражаясь одновременно тому, сколько силы в этой хрупкой девушке, если она умудряется так четко и осторожно добавлять буквы, которые ничуть не отличаются от настоящих. Это было поразительно, но и одновременно неприятно, ведь в подсознании то и дело крутилось лишь одно: «на ее теле выведено совершенно другое, чужое имя, которое она бы с радостью променяла на твоё». Однако он не мог ее в чем-то упрекнуть, ведь и его собственное плечо обливалось ежемесячно кровью, а после «сияло» во всей красе, указывая всем вокруг на совершенно другого бессмертного. По определению это совершенно точно можно назвать коварным предательством — отказ от своего истинного соулмейта, избранного вселенной. Но упрекнуть их обоих в этом было бы несправедливо, ведь это все равно несет за собой боль и необратимые последствия, за которые они обязаны будут заплатить в будущем ради сегодняшнего выживания. И тут — неожиданно для самого себя — Гас понял одну очень важную истину. Он бы очень хотел забрать и облегчить ее боль, навсегда избавив от навязанных насильно страданий. Наверное, это и есть одно из тех самых свойств метки, о которых говорят многие, ведь сейчас он действительно готов на непростительную для других демонов глупость. Но что он может сделать? — Как думаешь, что нас ждет в будущем? Мики усмехнулась, невольно улыбнувшись. Ямочки, появившиеся на ее щеках, делали ее лицо по-детски округлым и милым. — Ну, у нас всего три пути: всю жизнь прятаться и лгать, стать добровольно отказавшимися и просиживать свои века в специальном учреждении, — она склонила голову набок, выразительно посмотрев на него, — или же можно бросить вызов вселенной, развязать войну и избавиться от меток навсегда, изменив природу мироздания. Что выберешь? — Всё как-то не очень радужно получается, — Гас почесал затылок, приходя к выводу, что ничто из этого его не устраивает. Однако то, как легкомысленно, спокойно и в каком-то смысле весело говорила об этом собеседница, не могло не вызвать ответную ухмылку. — Я бы точно не хотел начинать апокалипсис — все равно проиграем. А перспектива стать нейтралом и до скончания веков красоваться на обложке поучительных ангельских книжонках никогда не было моей мечтой. — Но, так или иначе, найти выход придется… — Мики запнулась, думая о том, стоит ли продолжать говорить дальше, — ведь мы, наверное, отнюдь не единственные, кто скреплен меткой против законов мироздания и ее природы. — Намекаешь про Раф и Сульфуса? — демон скривился в полуулыбке, довольно наблюдая за замешательством, тотчас отразившимся на лице противницы. — Да брось ты, мы оба об этом знаем, нет смысла скрывать друг от друга. Они ведь наши друзья. Мики раскрыла рот от удивления, не зная, что ответить. Да, она давно знала, что скрывает ее подруга, но совершенно не предполагала, что и Гас в курсе происходящего. Неужели Сульфус оказался бо́льшим болтуном и поделился своей тайной? Не то чтобы ее особо волновала эта деталь, но осознание того, что доверия между демонами намного больше, чем между ними, ангелами, все-таки внутренне ее покоробило. О тайне Раф девушка узнала почти сразу. Точнее сказать, догадалась, ведь прекрасно узнавала в ней саму себя и наперед угадывала все ее поступки. Поначалу это было скорее предположением, но в скором времени Раф сама начала себя выдавать, и, приплюсовав к этому отказ от работы с Сульфусом, Мики получила ответ. И убедилась в этом в те моменты, когда подруга постоянно бросала красноречивые взгляды в сторону дьявольского крыла, при этом твердо решив не обнажать свое запястье даже через несколько недель после предполагаемого заживления. — И как давно ты знаешь об их связи? — недоверчиво протянула ангел, заинтересовано покосившись в сторону рядом сидящего парня. — Не очень-то долго. Однажды Сульфус попросил у меня совет: спрашивал про обезболивающие зелья, а потом, ночью, я случайно увидел, как он пробирался в ангельское крыло. Что это значит не понял бы только дурак, учитывая их общую на двоих взвинченность. Кажется, они оба еще совершенно не смирились с меткой и даже не хотят ее скреплять. Глупо, конечно, ведь чем больше тянешь, лично зная при этом своего соулмейта — тем больнее с каждым днем просыпаться по утрам. Мики понимающе кивнула головой, осознавая, к чему он ведет. Они уже через все это прошли, и оба хотели хоть немного помочь друзьям, но сделать это, не раскрывая самих себя, было крайне трудно. Поэтому оставалось лишь наблюдать и тихо, почти незаметно направлять в нужное русло. — И что нам теперь делать? — она в ожидании посмотрела на Гаса, который был крайне увлечен собственными мыслями. — Ничего. По крайней мере, пока что, — он поднял глаза к ночному небу, смотря на расположившуюся на небосводе луну, что ослепляла своей красотой. — Остается лишь ждать, что приготовит нам будущее и наслаждаться каждым днем, оттягивая конец как можно дольше. А дальше — будь, что будет. Мики опустила глаза, почти незаметно кивнув в согласии. А после встала со своего места и, отряхнувшись, крепко держала в руках свою книгу. Бросив на него еще один долгий и изучающий взгляд, девушка кротко попрощалась и развернулась в сторону Золотой Школы. Однако когда ее ноги почти оторвались от земли, а крылья были готовы вознести вверх, послышался тихий, полный сожаления голос соулмейта: — Мне жаль, что все так вышло. Ты на самом деле заслуживаешь намного большего, Мики. Застыв на месте от неожиданности, она медленно повернулась в его сторону, смотря в полные грусти глаза. Было до невозможности непривычно видеть его без очков, но при этом приятно наконец в полной мере разглядеть цвет его глаз — темный, глубокий синий оттенок, который совершенно не был похож на ее голубой. Его слова, пропитанные отчаянием и каким-то сожалением, было единственным искренним, что ангел за много звёзд услышала от какого-либо демона. До этого дня они, в ее представлении, были совершенно на подобное не способны. Теперь она понимала, что не одна потеряла надежду на счастливое будущее и возможность осуществить свои мечты. Гас точно также отказался от многого из-за этой глупой, несчастной ошибки судьбы. Все его планы касательно открытия собственного дьявольского ресторана или поездки по всему миру с целью испробовать всевозможную кухню, канули в Лету вместе со всем остальным. Сейчас он уже и не надеется когда-либо на взаимность от Темптель, в которую так безответно был влюблен, ведь его тело заклеймено совершенно другим именем. Это было, во всяком случае, как минимум несправедливо. — Ты тоже, Гас, ты тоже, — с грустью в голосе произнесла девушка и резко отвернулась, спешно покидая его. Впервые в своей жизни Мики почувствовала появившиеся в уголках глаз слезы, вызванные отнюдь не физической болью. В этот раз боль скопилась где-то внутри.