***
Ты помнишь эту историю из детства, из рассказов перед сном, далёких и призрачных. Но сейчас я стою прямо перед тобой, неужели ты мне не веришь? Пожалуйста, я хочу жить. Не закрывай эту книгу, Не хорони меня в моем заплесневелом прошлом. Убить можно лишь живое, Значит, кошмар должен ожить. Я видел много раз смерть в своих снах. Она ходила кругами, заставляя меня дрожать и прислушиваться. Но сейчас я готов сжечь это все до тла, не оставив ни единого воспоминания о горьких потерях, кроме одного — твоего сердца, за тепло которого я готов был умереть, и ничего не изменилось. Пожалуйста, не закрывай эту книгу. Ты чувствуешь мои ледяные склизкие пальцы все ближе к своему тёплому горлу. Нет, я больше не дам тебе закрыть эту книгу. Не этой ночью. Ты не сбежишь.***
POV Adam Gontier Полшестого утра. Будильник издевательски громко отсчитывает оставшиеся секунды этой ночи. Поднявшись с постели, я поёжился от холода: наверняка подскочила температура. Нащупав сигареты и зажигалку в висящих на стуле джинсах, залез на кухонный подоконник, приоткрыл окно и закурил. Должно подействовать — в такие моменты только никотин спасает от щемящего чувства одиночества и предрешённости, которые преследуют меня после каждого очередного кошмара. Сегодня мне остался ровно год. Разглядывая, как клубы выдыхаемого дыма принимают неправильные формы, развеиваясь на фоне тёмно-серого неба, замечаю, как перестает бить дрожь. Теперь все в порядке. Осторожно, чтобы не разбудить жену, нахожу в шкафу спальни новую футболку и иду в душ, все ещё с затуманенной от дыма головой. Бриться катастрофически лень, да и облизывать меня вряд ли кто будет, поэтому, расчесав короткие мокрые волосы, варю себе кофе и достаю очередную сигарету. Подходит уже седьмой час, и после резко возникшей визгливой мелодии будильника из комнаты доносятся неторопливые шаги. Девушка с русыми волосами проходит мимо кухни и, поймав мой взгляд, останавливается, разглядывая развалившуюся возле открытого окна тушу с пепельницей. — Доброе утро, милая. Как спалось? — лениво перемещаюсь по направлению к стульям, как все цивилизованные люди. — Доброе, Адик. Нормально… Что, снова кошмары? — прислонившись к косяку двери ванной, она рассматривает небритого мужика с темными кругами под глазами. — Да, снова. Кофе будешь? — Ммм… не откажусь, спасибо, — девушка в мятой пижаме скрывается в маленькой комнате и включает воду. Приготовив кофе и импровизированный завтрак из бананов и жареного тоста с йогуртом, я прошел мимо ванной, где она шаманила с заканчивающимся тюбиком зубной пасты. Когда я выключил ночной свет в коридоре, мне захотелось вернуться и обнять её. Недоумевающий взгляд уставился на меня из зеркала, а я просто обнял её за плечи, встав сзади и уткнувшись носом в волосы. — Эм… Гонтье, с тобой всё в порядке? Да нет, со мной определенно не всё в порядке. Просто через триста шестьдесят шесть дней меня не станет, а я уже смертельно хочу провести их рядом со своим любимым человеком. Моя смерть посвящена ей, как ни крути. — Да, всё хорошо. Просто очень люблю тебя, — пробубнил я, замечая, как в ее взгляде даже не пробилось ни единого лучика любви или нежности — она лишь устало опустила свой взор на раковину. Наверно, она просто слишком вымотана, чего я хочу от человека утром понедельника? Расцепив объятия, я пошёл на поиски своей записной книжки — она должна мне сегодня пригодиться — и начал собираться в клинику. Пока я завязывал шнурок, сидя у порога дома, на мои плечи опустились ладони, и я неловко обернулся, увидев ее тёплый взгляд, рассматривавший моё лицо. — Постарайся сегодня приехать пораньше, я должна сообщить тебе на ужине что-то важное, — тихо произнесла Наоми, разглаживая воротник моей куртки и отведя глаза. — Хорошо… Что-то случилось? — Ну… Не совсем… Просто приезжай пораньше, — поцеловав меня в щеку, она поспешно удалилась в другое помещение, будто боясь произнести или показать мне что-то лишнее. Что могло такого произойти? Почему она встревожена чем-то?.. В голове пронёсся вихрь запутавшихся друг в друге мыслей. Но время неумолимо кончалось, и я направился на работу.***
POV Matt Walst — Чего ты так уставился? Брат, будто бы даже не заметив вопроса, продолжал стоять в дверном проеме, скрестив руки на груди и натянув на лицо какую-то ехидную ухмылку. Недовольно цокнув языком, я решил забить на этого тупака и продолжать собирать свои вещички в сумку, в которой уже почти не оставалось места. Думаю, с этого момента в моей жизни начнется полоса, достойная того, чтобы назвать ее белой. В последний день сентября я переезжаю к человеку, которого люблю. — И где твой ванильный друг? Или потащишь баул с платьями на себе через полгорода, золушка? — смотрите, кто подал голос. — Разберусь как-нибудь, Брэд, — пластмассовая улыбка, натянутая до ушей, явно дала ему понять, что вопросы, где опека моего старшего брата волновала меня, закончились очень давно, и он переместился в гостиную. Мда, Нил, конечно, уже заметно опаздывает. Процесс подготовки к переезду закончился, и, сделав несколько неуверенных кругов по комнате от окна, в котором уже должен был показаться его Форд, до пустого шкафа, я сел на пол, прислонившись к стене. Чёрт, не люблю ждать. Может, действительно взять этот тюфяк и пойти пешком? Если бы я знал этот город получше, так бы и сделал. Но, несмотря на то, что я здесь торчу уже почти полгода, все, что я осилил выучить, — дорога от университета до дома брата, где жил эти месяцы, и скромного тематического клуба через пару домов. Не люблю бродить в одиночестве, а компании так себе и не нашёл. Теперь я буду жить гораздо дальше, почти в центре мегаполиса, но, надеюсь, этот засранец Нил будет подвозить меня хотя бы до метро. Да так можно просидеть чёртову тысячу лет, Господи, где тебя носит сорок семь минут? Наконец в другой части коттеджа раздался звонок в дверь, после чего пара мужских голосов перебили звуки футбольной трансляции, наполнив собой помещение. Видимо, знакомство с моим старшим братиком удалось довольно быстро. Поднявшись на ноги, я направился к выходу из зала, где так мило беседовали два, до этого момента незнакомых друг другу, мужика. — Кхм, — нарисовавшись во всей красе, я посмел прервать идиллию. — Привет. Я ближе к выходу машину поставил, можешь выносить вещи, — наконец я дождался обладателя этого приятного и милого голоса. Вау, а помочь мне никто не хочет? — Хорошо. Вижу, вы уже познакомились, да? — Ага, — Брэд опять скрестил руки на груди и уставился на меня с непостижимым выражением лица. Да ну тебя к чертям, ну и стой так, ничего спрашивать не буду. — Нил, пошли, поможешь мне?***
Входная дверь громко захлопнулась и заперлась звонким щелчком, когда я поставил сумку в углу коридора. Просторная квартира, отделанная в стиле хай-тек, — мне слишком нравится мой новый дом. Да и его хозяин, с утра почему-то не блещущий улыбкой. Подойдя, я положил ладонь и подбородок ему на плечо, чем обратил на себя внимание и заглянул в глаза. — Что-то не так, Нил? Ты какой-то очень серьёзный сегодня. — М? Да нет, все в порядке, просто не выспался из-за работы, Мэтти. — А ты рад, что я теперь буду жить у тебя? — я обхватил его плечи руками, сцепив пальцы и, улыбаясь, приблизился носом к его щеке. — Конечно, теперь мне не придется полусонно везти после крутых гей-вечеринок в четыре часа утра бесчувственное тело домой и оставлять под дверью. Я хихикнул и решил снять свою кожаную куртку: в квартире в ней было жарко. — Я поеду пока по делам, до вечера, окей? — Нил посмотрел на часы и перевёл взгляд на меня. — Почему? А как же обустройство? Тем более, сегодня пятница — ты говорил, что мы проведём день вместе? — Да, я помню, Мэтти. Ну, сейчас не получится, ты начни тут без меня, а я вечером приеду, и мы закончим всё, хорошо? Я же не хочу, чтобы меня выдёргивали в выходные, — проходя мимо меня, застывшего с курткой в руках, к выходу, он тихонько стукнул пальцем мне по носу. — Не грусти, я скоро. — Ладно… Входная дверь вновь захлопнулась, оградив меня от остального мира. В смешанных чувствах я направился вытряхивать из сумки все те пожитки, что с таким трудом укладывал внутрь полтора часа назад. Кажется, я начал беспокоиться о Ниле. Он всегда такой улыбчивый и весёлый, рядом с ним мне хочется так же улыбаться и наслаждаться жизнью. Что могло случиться с утра? Наверняка он опоздал из-за этих же причин. Может, я мог бы помочь ему со свалившимися на голову заботами? Хотя я даже не знаю, кем он работает: парень всегда мило отшучивается по этому поводу. Нил вообще всегда милый, и за все эти три месяца нашего с ним общения могу сказать, что это лучшее лето в моей жизни. Наше знакомство в клубе… Когда бармен почему-то начал вдруг требовать мои документы и говорить, что выгонит меня без них — я, честно, растерялся, ведь не привык брать с собой везде паспорт. К тому же, я стопроцентно потеряю его к началу второй недели ношения, но тот чувак не хотел вдаваться в подробности моего существования, пока к стойке не подошёл Нил. Он спросил у меня, есть ли какие-то проблемы, на что я возмущённо объяснил ситуацию. Бармен послушался Нила и отстал от меня до конца тусовки, а мой новый знакомый ещё и угостил пивом. Иногда ко мне приходит мысль, что он занимается чем-то вроде наркоторговли, но я стараюсь не думать так плохо о нём.***
POV Adam Gontier Ежедневный обход пациентов, чьи жалобы на несправедливость жизни не меняются изо дня в день, закончился уже после обеда, и я наконец могу спокойно сесть за не менее нудный бумажный ворох. Неинтересная и короткая жизнь одного обычного главы онкологической клиники. Да, я уже смирился. Этого никто никогда не услышит и не узнает, потому что не сможет залезть ко мне в голову, что меня радует. Но это так. Какая там это стадия принятия? Вроде бы последняя. Не удивительно. От напряжённого ритма жизни, за который больные меня непозволительно часто жалеют, появляется тупая ноющая боль в висках. Мне нужно вздремнуть: я не проспал ночью и пяти часов — всё из-за этого дерьма. Я чувствую скорый конец и то, что он ужасен, не даёт мне покоя. Часто задумывался, жалею ли я о своём поступке, всё-таки тогда я был моложе и настоящее было в тысячу раз важнее будущего. Думаю, не жалею. Девять лет назад… Все было по-другому. Я был молодым врачом, Наоми — начинающей журналисткой. А ещё она была тем человеком, благодаря которому я перестал себя уничтожать наркотиками, благодаря которому я вновь начал смеяться и чувствовать жизнь, чувствовать что бы то ни было. Когда ей поставили рак, нам было около двадцати пяти. Она была расстроена, я был напуган, но знал, что не сдамся. Я возил её с собой по самым лучшим клиникам, но всего за тридцать дней она оказалась прикована к кровати. Я терял её и был бессилен. Захлёбывался этим чувством, забирая каждое дежурство себе и ночуя в её палате до тех пор, пока её не перевели в реанимацию, когда она впала в кому. Там я познакомился с этим… человеком? Пусть будет так. Не знаю до сих пор его возраста: он нисколько не изменился, разве что отрастил свой ёжик в почти женскую, густую причёску до плеч. Такой же, как и был, невысокий, не худой, небритый, с лицом, покрытым морщинами и огрубевшей кожей, с нахальной ухмылкой и тёмными глазами. Майкл — реаниматолог. Он занимался Наоми той ночью и пришёл ко мне в отделение сказать, что всё совсем плохо. Я просто сидел опустив руки на синем диване посреди коридора и смотрел на разбитую от колёс каталки плитку на полу. А он предложил свою помощь в обмен на «что-то ценное». Даже не поняв его, я хотел возмутиться, ведь помогать человеку выжить — его прямая обязанность, но его глаза перевернули все созревшие мысли в моей голове вверх дном. Две чёрных пропасти, с животным интересом разглядывающие твоё нутро, заставляют сердце биться чаще. Я согласился. Просто взял и согласился. Я знал, что умирает тот, кто мне дорог, тот, благодаря кому я дышу воздухом. И знал, что у меня осталось три с половиной тысячи дней. Уже утром она открыла глаза. Я не смог посмотреть в них сразу из-за навернувшихся слёз. Чёрт, как тряпка какая-то. Первым, что я сказал ей, было предложением руки и сердца. Я уже тогда осознал, что мне больше нечего ждать. Наша свадьба на берегу реки, в местах, где мы выросли. Меня трясло от той тьмы, что я увидел в его глазах и в своём будущем, и настоял, чтобы мы были в белом. Поковырявшись в собственном столе, мне удалось найти обезболивающее. Думаю, двух таблеток хватит. Когда я выкинул белый одноразовый стаканчик в урну, лучшим продолжением показалось лечь на стол, уткнувшись в согнутые руки, и попытаться быстрей уснуть на пару часов, ведь мне желательно вернуться домой раньше девяти.***
Холод… Почему он приходит ко мне во сне? Хотя, разве это сон? Я ничего не вижу, только чувствую холод и чье-то присутствие за спиной. Меня напрягает это, кто ещё там?.. Вокруг темнота. Да, это сон… Или болезненный бред. Я чувствую, что оно смотрит на меня — волосы на затылке встали от этого дикого ощущения холодной пустоты; пространства вокруг будто нет — его что-то поглотило, и воцарился полумрак. Я могу разглядеть мебель своего кабинета, но не могу сказать, откуда пробивается свет. Оглянувшись, не вижу ничего, кроме зияющей пустоты вместо стен. Стоит ли мне сидеть посреди этого действа в изумлении? Или встать и выйти в коридор… Я даже не вижу стеклянную дверь, хотя через неё всегда видно ярко освещённое помещение холла. Господи, ну это же всего лишь сон, тряпка. Вот, даже не слышу собственных шагов, хотя в реальности беззвучно передвигаться по кабинету — не моя фишка. Нащупав в темноте ручку, поворачиваю и делаю шаг. А дальше ничего нет, и резко падаю, скатываясь по наклонной и цепляясь за какие-то палки… Боль, она так реальна… Может, мой сон — это и есть момент пробуждения, а то, что я обычно принимаю за жизнь, — всего лишь иллюзия воспалённого мозга? Ощупав место, где лежу, я почувствовал землю, куски коры и траву. Вот уж неожиданно. Необъяснимое чувство страха, паники — спасите меня от него… Нет, оно накрывает, будто волна. Я чувствую, что мне нужно подорваться и бежать отсюда, пока я не рухну без сил, но оцепенение не даёт мне даже дышать. Слышен шелест, и я вижу темную фигуру, будто состоящую из клубов густого дыма. Я чувствую, что она смертоносна и что от неё никуда не деться. Я слышу скрип клыков. Она смотрит на меня, и я вспоминаю, что так представлял себе в детстве самого ужасного из героев сказок, которые мне читали перед сном, того, кого боялся. Однако мило, мозг, спасибо тебе за такие сны. Существо, шипя, приближается, и я чувствую удушье. Холод — как я забыл о нём — он всегда оставался рядом, но сейчас чувствую его на своей шее, как что-то склизкое и тесное. Ощупываю руками шею, но на ней ничего нет, меня никто не держит, однако, тем не менее, я задыхаюсь и не могу издать ни звука из открытого рта, как ни стараюсь. Где-то вдалеке становятся слышны чьи-то окутанные пустотой всхлипы и раздирающие душу крики, полные отчаяния и мольбы. Что-то касается плеча, что-то твердое, агрессивное, настойчивое… — Мистер Гонтье, проснитесь! Чёрт, я могу дышать. Открыв глаза, вижу, что уже стемнело. Блять, который час? — А? Что? Спасибо, а сколько времени уже? — техничка в голубой униформе и респираторе стоит, оперевшись на швабру и держит руку на моём плече. — Полседьмого, мне нужно убраться и идти домой, а у вас обход. Вы бы отдыхали побольше, нельзя же так всё время работать, устанете-то к сорока годам. — Ага, спасибо. Я сейчас, соберу бумаги и выйду. Наивная девушка. Чем я занимался четыре часа? Ах да, убегал от собственных больных фантазий. Чёрт, я устал. А может, это всё выдумки, и я никуда не денусь? Всё будет хорошо, доживу до восьмидесяти. А нужно ли мне доживать? Да нет, те глаза… Я стану таким же монстром, как и он. Я уже вижу себя таким, разглядывая предложенное зеркалом. У меня есть выбор?