Трасса

"Слушать:My Darkest Days – One Last Time" 2105 год. Июль. США, Калифорния. 4:15 утра Хоя встаёт с кровати, касаясь ступнями холодного пола. У него не разлипаются глаза, но настойчивый стук в дверь заставляет подняться. Он зевает и потягивается, пока идёт по небольшому коридору гостиничного номера, обустроенного в стиле больше похожем на постмодерн. Хотя ему в большей степени всё равно как выглядит номер — главное, чтобы кровать была удобная и от неё не болела спина. В дверь стучат всё настойчивее. Когда же он всё-таки открывает, то перед ним с ноги на ногу переминается Дону, вжимая шею в плечи, потому что замёрз. -По голове себе постучи, - бурчит Хоя, запуская непрошеного гостя внутрь номера. Дону ничего не отвечает, быстро проскакивая мимо Ховона, который всем своим видом показывает своё недовольство. Он шаркает по полу голыми пятками вслед за Дону, который садится на кровать и жалобно стонет: -Моя голова... Сделай с ней что-нибудь, - он наигранно закатывает глаза, а Ли Ховон многозначно вздыхает и скрывается где-то во второй комнате номера. Дону осматривается: две кофты на спинке стула, там же висят пара джинс и белая майка. На столе много бумажек и планшетник. Как всегда сумка с вещами даже не разобрана, а просто стоит открытая у стола. Прошло так много лет, а Хоя всё такой же. Дону помнит его ещё мальчишкой, немного застенчивым, но довольно прямолинейным. Хоя садится рядом с лидером, чтобы померить ему давление. Дону послушно протягивает левую руку и ждёт результат. В комнате полумрак, очень тихо, за окном расстелилась тёмная западная ночь. Несколько дней, проведённых здесь, так по-разному влияют на всех участников команды. -Твоё давление повышенное. На вот, выпей, - Хоя протягивает Дону две белые капсулы, а пока лидер рассматривает их, приносит ему стакан воды. - Погода меняется, вот у тебя и болит голова. Дону падает на бок, лицом в подушку, демонстративно показывая, что он собрался умирать. Хою это совсем не радует, поэтому он фырчит, пока убирает таблетки и медицинские принадлежности. Мало того, что Дону потревожил его в четыре утра, так ещё и пол кровати занял, что в планы Ховона совсем не входит. -Йя, Чан Дону! Это нарушение личных границ. Проваливай, давай, я тоже хочу спать, - он тянет неподвижное тело за руку, на что Дону лишь невнятно мычит. Спустя пять минут бесполезных попыток Хоя решает сдаться. Дону довольно улыбается, хлопая рукой по второй, пустой половине кровати. Врач фыркает, показывая ему язык, но всё равно ложится на свободное пространство и отнимает свою законную часть одеяла. - В следующий раз будешь спать на коврике. -Угу, - лидер сонно мычит в ответ, пытаясь как можно быстрее уснуть, чтобы прошла головная боль. Почему-то рядом с Хоей всегда так спокойно и тепло, будто пришёл к себе домой. И неважно где они: в Америке, в Китае или в Богом забытом Тибете. Совершенно не важно. Просто Хоя для него та часть мира, без которой невозможно представить свою жизнь. Он пока не знает, а вернее — не догадывается, что это за чувство. Но он точно знает, что с каждым днём оно только крепче. *** Ховон ненавидит звук будильника. Он будто предвещает, что это начало конца. Но Хоя всё равно встаёт, потирая лицо руками, даже не замечая, что, с головой накрывшись одеялом, Дону продолжает спать, и его не заботит тот факт, что надо вставать. Логично было бы спросить, как он встаёт, когда рядом никого нет. Возможно, у него на этот случай заведён не один будильник, а несколько. Но когда врач уходит в ванную комнату, чтобы привести себя в порядок, лидер всё же откидывает одеяло, свешивая ноги с кровати и уронив голову на грудь, при этом закрыв глаза. Он сидит в такой позе пятнадцать минут, пока до слуха не доносятся шаги по полу, свидетельствующие о том, что Хоя закончил умываться. Он останавливается в проёме дверей, на его шее белое полотенце, одним концом которого он вытирает лицо. Дону на него не смотрит, но слышит: -Если я задам вопрос, то ты сможешь на него честно ответить? - с утра его голос немного охрипший, не такой как обычно. Хоя даже усмехается этому факту, потому что давно не слышал эту хрипотцу. -Смотря, что за вопрос. -Если бы я сказал, что хочу остаться, то ты бы позволил? – он, наконец, поднимет на него свои глаза, немного заспанные, покрасневшие и опухшие. Ховон вмиг принимает серьёзный и задумчивый вид, внимательно следя за реакцией Чан Дону. Он знает, что у него есть только два ответа. Но он боится, что скажет что-то не то. Он боится, что Дону в сотый раз начнёт играть. Правда, когда у Дону такой внимательный и прямолинейный взгляд, то это может значить только одно — он абсолютно серьёзен. -А какой ответ бы тебя устроил? - он отвечает вопросом на вопрос, потому что так ему спокойнее. -Хм, где-то я уже это слышал, - он криво улыбается, вытирая влагу с губ тыльной стороной ладони. Воздух мгновенно кажется тяжёлым, невозможно дышать. Ему хочется сказать всё напрямую, но дистанция, установленная за многие годы, заставляет оставаться на месте. - Я бы послушал всё, что ты мне скажешь по этому поводу. Но боюсь, что ты не захочешь, ведь... -Ты всегда решаешь за других? - он перебивает лидера, бросая полотенце на спинку стула и складывая руки на груди. -Похоже на то... - слова так самокритичны, и Хое хочется выбить всю дурь из этого невыносимого идиота. Но его собственные чувства смешались в каком-то бурлящем потоке, который образовался просто на ровном месте. Неужели они не могли поговорить обо всём позже, где-нибудь не здесь, не в семь утра, не в жаркой Калифорнии... Но, видимо, что-то меняется — люди меняются. А жизнь-то никого не ждёт. Дону в сотый раз усмехается то ли комичности ситуации, то ли самому себе. Хоя наблюдает, как он встаёт с кровати, проходя мимо него по небольшому коридору. Врач даже не оборачивается, понимая, что их всеобщие отговорки и молчание переросло во что-то большее и так не вовремя. У Хои сердце рвётся наружу, когда дверь захлопывается с характерным хлопком, а потом слышится звук стихающих шагов — их комнаты в разных концах коридора. И такое чувство, что все их недомолвки кончились — либо они поговорят друг с другом, либо все намёки рухнут, как песчаный замок под напором ветра. -Ушёл, даже не узнав мой ответ... *** Запах, который охватывает комнату, комом встаёт в горле, жуткая тошнота и ощущение, что тебя сейчас расплющит. Ухён затыкает нос одеялом, не желая вставать, потому что Сонгю расхаживает по номеру с чашкой в руках. Что за привычка — пить эту гадость с утра? Он искренне не понимает такого пристрастия. И когда штурман делает новый глоток, то пилот весь съёживается, но до последнего молчит. И он даже не успевает среагировать, как Сонгю садится рядом с ним на кровати, допивая кофе одним глотком — кофе с молоком. У Намстара всё внутри переворачивается, а Сонгю склоняется над ним, усмехаясь и нарочно одёргивая одеяло. Нам корчится, пытаясь избавиться от сильной хватки. Но Сонгю занял удобное положение — так, чтобы Ухён не мог встать. -Сонгю, прекрати. Ты же знаешь, что я не люблю этот запах, - бурчит Намстар, недовольно вздыхая. Сонгю щурится, наклоняясь всё ближе, и чмокает влажными от кофе губами ухёновы губы. Штурман смеётся и уходит, потому что опаздывает на тренировку, которая всегда начинается раньше, чем у Намстара. Ухён облизывает губы, и вкус кофе опять оседает в его сознании. Он не может понять, почему этот запах и вкус так противны ему. Иногда ему кажется, что Сонгю полностью состоит из этого напитка. В нём 50 на 50 кофе и молока. Горько, потому что без сахара. Горько, потому что эта ненависть к кофе больше основана на другой ненависти, выдуманной, такой необузданной и беспричинной. Хотя постойте, у него есть причины на эту ненависть, ведь он любит и ненавидит Сонгю одинаково. Он всегда отдаёт всего ровно половину. И, кажется, что скоро он переступит черту и отдаст себя полностью. Телефон, который вибрирует где-то под подушкой, прерывает неприятные мысли. Ухён щупает рукой, ища надоедливый предмет, у которого он всегда забывает включить звук. На экране высвечивается знакомое имя, и он даже не отвечает на звонок, а просто одевается и идёт в ангары. Как бы ни были прекрасны Калифорния и июль, но Ухён думает, что здесь слишком душно, ярко и много песка. И пусть в отеле всё отделано камнем и кафелем, но с моря доносится этот сухой песчаный запах. Он щурится от солнца, пока идёт по открытой террасе отеля по дороге к ангарам. Всё ещё спит, но вся команда Инфинит, конечно же, уже на ногах. Где бы они ни были — они всегда встают в семь утра, чтобы начать свой день. Мёнсу встречает Ухёна взмахом руки и мимолётной улыбкой. Ухён смутно кивает в ответ, садясь на какой-то большой ящик и пряча руки в карманах толстовки. Он зевает и слышит, как механик подходит к нему, и что-то бумажно-мягкое касается его лица. Он удивлённо смотрит, а потом чувствует, как по горлу течёт что-то холодное, на языке сразу привкус металла и соли. Мёнсу не отходит, держит бумажный платок до тех пор, пока на нём не застывают красно-коричневые пятна. Эл смотрит сверху вниз на застывшего пилота, который перехватывает у него платок. Он понимает, что для Ухёна это уже не ново, и с этим всем уже ничего не поделаешь. Эл берёт лицо Ухёна в обе ладони, внимательно разглядывая каждый миллиметр, задерживаясь на глазах. -Опять? - он спрашивает тихо, и Ухён кивает, не отводя взгляда. -Каждый раз всё сильнее... - отвечает Намстар на немой вопрос, промокая кровь, что почти перестала идти из носа. -Тебя хватит до конца соревнований? - Мёнсу не беспокоится о том, выиграют они или нет. Его мысли утекают в сторону Сонгю, который до сих пор не знает, или же притворяется, что не знает. Кому там ведомо, что в этой рыжей голове. Ухён молчит об этом, стараясь не обращать на себя внимания. Куда смотрит Хоя, вообще не понятно. Хотя, что он может — если Ухён что-то решил, то он не отступит назад. -Я не знаю... Пока я могу сидеть за рулём, я буду заниматься этим делом, - Мёнсу качает головой и возвращается к автомобилю, в котором он разбирал карбюратор. -Завтра прибудет новая машина, которую я попросил отправить сюда. Есть некоторые детали о Трассе, которая вас ожидает. -Что на этот раз? Я уже не удивлюсь их фантазии... Тем более что на этом этапе гонка будет два на два, - Ухён выкидывает бумажный платок в мусорное ведро. -Трасса вдоль океана, самые опасные повороты... Ты же знаешь, чем это чревато? - он опускается на колени, что бы достать из-под машины два гаечных ключа, которые больше ему не понадобятся. - И чем дальше, тем более жесткие методы будут у соперников. -Я не боюсь, - отрезает Ухён, усмехаясь. - Сколько лет мы знакомы? -Десять? -Тогда ты сам догадываешься, что мне плевать хотелось на всех остальных, потому что они никогда меня не сделают, - Мёнсу давно выучил все интонации Ухёна. И сейчас он явно что-то не договаривает, но Эл не горазд лезть за словом в карман. Правда же, всё равно – рано или поздно всплывёт. -Я бы на твоём месте попросил у Дону усиленную программу. Но это так, совет на будущее, - Эл улыбается, надеясь, что Намстар всё же прислушается к его словам, а не пропустит их мимо ушей. - И ещё... -М? -Не спали мне колодки в этот раз, - Нам начинает смеяться, потому что он до последнего верил, что Мёнсу забудет об этом. Но, видимо, у Мёнсу слишком хорошая память. Особенно когда дела касается машин — таких машин. Пилот уходит, чтобы начать свою тренировку. Механик провожает его взглядом, вслушиваясь в лёгкие шаги и замечая, что Ухён похудел. Но что-либо ему говорить — впустую. Наверное, он послушает лишь одного человека, но тот человек не в курсе. Ухён решил, что так будет лучше, если штурман пока не будет знать всех подробностей — так он не будет волноваться. Солнце начинает беспощадно палить, заливая лучами всё побережье. Ухён издалека видит, как Сонгю бежит по пляжу вместе с Сонджоном, а рядом с этими двумя мучениками спокойно едет Дону на небольшом мотовездеходе. Сонгю не замечает Намстара, и Ухён лишь смотрит ему вслед, думая о том, что это жестоко с его стороны — молчать. *** Дону отнимает у Сонгю рюмку, которую тот собирался отправить в рот. Штурман недовольно сверлит его взглядом, мысленно посылая к чёрту. -Ким Сонгю, тот факт, что вы выиграли этот заезд, не даёт тебе право напиваться до бессознательного состояния, - лидер садится рядом, быстро осматривая бар отеля. Здесь сегодня шумно, много народу. Но Сонгю, видимо, совсем не заботит этот факт, как и тот, что он пришёл сюда один. -Отдай, а? Я же не спрашиваю, почему ты тоже пришёл сюда. Явно не водичку пить, - Сонгю отнимает обратно горячительный напиток, сразу же выпивая всё залпом. Дону усмехается, закусывая свои пухлые губы. Бармен что-то ему предлагает, на что лидер охотно соглашается. -За что пьём? - Сонгю поворачивается к другу лицом. На его лице шальная улыбка, которая сменила непроизвольную ухмылку. -За правду? -Тогда уж за ложь. А то её слишком много стало в нашей жизни, - слова режут, как тонкий нож для бумаги — по самому больному месту, которое кровоточит и саднит. Сонгю кривит губы, кусая их до крови. Внутри всё сворачивается в узел, такой жгучий и вязкий. Штурман ёрзает на высоком стуле, пытаясь найти удобное положение. -За горькую правду, - в итоге произносит Дону, и они чокаются, после чего опустошая рюмки до дна, даже ничем не закусывая. У Сонгю жжёт горло, сильно жжёт. Тепло разливается в грудной клетке, затем проходит зарядом по венам. Это такое странное чувство, когда ноги становятся ватными, и земля будто уходит из-под ног. И приятная пьяная блажь окутывает всё тело — с головы до ног. - С Ухеном, что ли поругался? -Нет, - тянет Сонгю в ответ. - Другое... -И надо же было вам познакомиться на свою голову, - Дону смеётся, явно под действием алкоголя, потому что штурман замечает в его голосе острые нотки. -Это же ты нас познакомил! -Да? - Дону искренне удивляется, подпирая подбородок ладонью и забавно чмокая губами. Сонгю фыркает в ответ, не веря своим ушам — Дону забывает такие важные вещи. И как он ещё своё имя-то не забыл? Громкая музыка, которая играет на заднем плане, неприятно давит на уши, но Сонгю глушит очередную рюмку, когда понимает, что если не остановится, то до номера он не дойдёт. Пересилить себя очень сложно, и он уже даже забывает, как вообще оказывается у своей двери. Длинный коридор пуст, словно все вымерли. Он устало вздыхает и опускается на пол прямо под дверью. В его голове начинает сильно стучать, но сил подняться просто нет. Ему уже ничего не хочется — только забыться. Он роняет голову на грудь, не замечая, как свет в коридоре становится приглушённей. В горле пересохло, будто всю влагу выкачали. Руки тянутся к горлу, которое стягивает ворот футболки. Похоже, у него жар. Но этот жар не сравнится с тем жаром, что полыхает у него в груди. -И почему ты такой дурак? - спрашивать пустоту об этом — так беспечно. Но просто в глаза не получается. Небо тёмное, чуть усыпанное калифорнийскими звёздами. Пятая гонка закончилась победой Инфинит совместно с MBLAQ. Ветер северо-западный, ноль метров в секунду. Завтра облачно, без осадков. Разве что метеоритный дождь.