Если я вернусь. The sky strewn with stars.

«Я видела чудеснейший сон. Мне снилось, как я шла по шоссе в середине скользкого ноября, и мои ноги обжигал холодный асфальт. Тогда не было снега, но я почему-то его видела. Почему-то мне было очень грустно, и я почти выбежала на дорогу, почти ненароком попала в неприятности...Но потом я увидела странный свет. Такой слепящий, но...Тот, к которому хотелось тянуться. И я потянулась.» «Пожалуйста, стань моим светом.» *** «Не кричи и не плачь. Вытерпи эту боль. Даже если мы живём лишь однажды, на одной неудачной попытке ничего не заканчивается. Беги вперёд. Просто продолжай бежать навстречу свету. Вспомни всех тех людей, что были рады твоему присутствию. Вспомни и тех, кто желал поскорее от тебя избавиться. Все эти сильные чувства могут показаться смешными или нелепыми, но они — человеческие. Испытываешь ты: отчаянье ли, радость ли, печаль, новорождённую надежду, гнев, любовь, зависть или искреннее счастье...Не важно. Все эти чувства человеческие, и именно они делают тебя живым, настоящим, дышащим, пропускающим через себя информацию, которой наделяем эту потрясающую планету Земля огромная звезда...Солнце. Пока мы живы, мы должны идти вперёд. Давай так. Насчёт три забудь совершенно всё. Абсолютно. Но не плачь потому, что это закончилось. Улыбнись потому, что это было». *** Сана с трудом и некоторой тяжестью открывает глаза. Но что это? Неужто она может видеть и слышать как прежде? Неужто она всё ещё жива? Признаться, Чхве крайне удивлена. «Но почему?!» В палату после визита врачей на всех парах вбегает аджумма и всё остальные. Не наблюдается только ЧонГука и ТэХёна, что не удивительно. Все бросаются к девушке и напористо о чем-то говорят, но Сана забивается, проваливаясь в собственные мысли. Реальность замирает перед глазами, и она уже не видит взволнованных лиц кругом, не чувствует усиленного пульса на руке в месте, куда всунута игла катетера, не видит белых больничных стен и не чувствует лёгкого холодка, что тонкой, практически незаметной дымкой пробирается сквозь неуловимые щели окон. За ними лишь бесконечная серая гладь. Небо не светило-голубое, коим привыкли его видеть жители большого города, но оно и не утянуто тучами. Такое ощущение, что Сана дальтоник, потому что если не брать в счёт ядерно-синие крапинки на халате, то вокруг ярких цветов нет таки совсем...Оно укрыто ровными небесными переливами, и напоминаем чьи-то глаза. Всегда казалось и являлось правдой то, что оттуда за людьми извечно кто-то наблюдал. Оттого оно и напоминало глубокие, глубокие...Синие глаза, что в данный момент выглядели как глаза человека, чей голос дрожит перед тем, как начнётся буря эмоций, сопровождаемая слезами. Но Чхве совсем не хочется плакать. Именно в этот момент, сейчас — Сана чувствует себя как никогда свободной. И единственные вопросы, что сразу закручиваются в голове назойливым вихрем со временем отпадают: «я жива?», «почему я ещё жива...?». На все вопросы существует ответ, а на такие, как этот, уж тем более. Таких вопросов много, и он лишь один: «...Потому что так должно быть». Сана помнит, что произошло. Она всё помнит, даже в самых мельчайших деталях. Именно из-за этого следующая мысль отдаётся в районе головы, будто удар тяжелого молотка или быстрой, но на поражение бьющей молнии... «Где...СуИн?», — эти слова становятся первыми с тех пор, как Сана пришла в сознание. Аджумма и остальные замирают. Женщина, читая всю невыносимость ожидания в глазах напротив, всё же спустя какие-то секунды отвечает, — Та девочка? — говорит о Пак как о настоящем ходячем несчастье, а затем лишь дополняете, вздыхает, — Она в соседней палате, пока что без сознания. Врачи сказали, что всё в порядке. В порядке, ведь удар пришёлся на тело Саны. — Благодаря тебе, — дополняет очевидное Сухо. — Онни...Чем ты вообще думала?...— встряла Йерим, что крепко сжимала не пережатую повязками и катетером руку Саны. В помещение вновь заходит медсестра, оповещая всех о том, что девушке требуется дополнительный мед.осмотр. *** Запах препаратов и мягкий свет, что пробивается сквозь больничные окна. Больница...Это место — дом для кого-то. А для кого-то последнее пристанище...Место, где они проведут остатки жизни. Для кого-то это место — всего лишь то, что называют временной остановкой, а для кого-то — это ежедневная работа. Здесь, в этих стенах, Сана совсем не чувствует себя пациенткой, скорее просто маленькой девочкой, что своими крохотными босыми ногами расхаживает по холодному полу, но отчего-то радостно припрыгивает. Должно быть, радуясь тому, что новый день наступил. Глядит на серое небо, а про себя думает, подчеркивая, что видит не серый, а серебристый. Да, происходящее...Лишь в десяти процентах, ведь всё остальное — то, как это воспринимают люди. Целые девяносто процентов. Хрупкая рука держит ледяную железную огранку капельницы, и, медленно шагая по широким коридорам, девушка слышит, как колесики данной, такой необходимой для поддержания и восстановления процессов в организме, вещи, скрипят при движении. Проходя мимо больничной лестницы, ведущей на этаж выше, Сана останавливается, а затем, даже в бок не проведя глазом или головой, растягивает уголки губ в улыбке. ТэХён четко улавливает момент, когда девушка, наконец-то повергнув голову, улыбается только шире, явно довольная своей правотой. Он отягощённо вздыхает, а такое не заметить — невозможно. — Можешь ничего говорить, — разряжает нагнетенную атмосферу уже по-настоящему громким смехом Чхве. — А я и не собирался, — цокает языком проводник, съязвив, и лишь поднимает полные осуждения и глаза на девушку, глядя из под-лобья. Правильно, зачем слова, когда по взгляду всё понятно? Но Сана так и не узнает правды. Не узнает, насколько сильно он переживал, сколько времени не мог найти себе места и буквально лез на стену. Девушка аккуратно подкатывает капельницу к стене и присаживается рядом, но Ким оттаивать и не собирается, так и продолжает смотреть в одну точку, решив в этот раз нарушить тишину первым, — Что ты сделала? Молчит. И эта тишина для ТэХёна хуже, чем муки на девятом кругу...Понятно чего. Эта тишина...Громче крика там, куда так боятся попасть все живые и «не» существа. Хуже, чем самые яркие истерики или насыщенные эмоции незавидного багажа. Он хочет обхватить плечи Саны и начать трясти их со всей силы, умоляя её: «скажи хотя бы что-то!». Главное не молчать... «Кричи, твою мать! Кричи на меня, обвиняй меня во всем, что произошло! Ненавидь меня! Да хоть ударь меня со всей злости и силы, но не опускай голову, глотая несказанные предложения...» Девушка ещё не знает, насколько он серьёзен. Насколько сильно сжимаются его ладони, до самого хруста, и как сильно он кусает прежде алые губы, что от подобного теряют цвет. Сана просто сама себе на уме, не думает о том, как зол сейчас ТэХён. И он больше не намерен терпеть. — Чего молчишь?! — повышает тон Ким, перебивая практически мертвую тишину этого места, — Что натворила, пока я ненадолго отвлёкся, спрашиваю? — голос как никогда настойчив и резок, но парень сидит на месте, не намереваясь даже посмотреть в глаза рядом сидящей. — Я всё вспомнила, — коротко отвечает Сана, и этого ответа достаточно для того, чтобы сбить Кима с ног, оставить его безоружным, избавив аргументов и доводов, лишив всякой возможности читать нравоучения. — Что, прости? — но будет ли он собой, услышав с первого раза? Только вот в ответ ТэХён получает лишь бесконечно ненавистник тишину: Сана молча рассматривает свои босые ноги и как-то меланхолично улыбается. Удар во время аварии был настолько сильным, что с неё слетели кеды, однако она всё равно выжила.  Вот такая живучая эта девушка...Чхве Сана. — Что ты вспомнила?...— старается уточнить парень, искренне нинерта не понимая. — Моё имя Ли Чэён, — это предложение пронзает воздух, заставляя пару темно-карих глаз напротив расшириться, а саму девушку пропустить глубокий удар, которым отдаёт беспокойное сердце, сердце девушки, которая наконец-то смогла сказать это вслух.