Сегодня я сделаю тебе больно.

Сокджин смотрит на мир сказочно и волшебно, как рассказывала ему в детстве мама: где мир покрывался тонким слоем снега и ощущался аромат хвои с имбирным печеньем; когда он мог встречать Рождество в кругу родных и знакомых в теплом свитере с оленем и слезно просить подарок, а потом обещать Санте, что в следующем году он станет лучше и перестанет себя плохо вести. Только почему-то это все забывалось через небольшой промежуток времени, который пролетел также незаметно, как и начало цветения сакуры или дурацкого выпитого молока. Сокджин смотрит на себя в зеркало пристально и вместо маленького паренька с огромными глазами полными надежды и счастья, он видит замученного девятнадцатилетнего подростка со сломанной психикой и целым спектром психических расстройств. Все еще хочется в детство, чтобы исправить, чтобы никто не смог больше ничего сказать и сделать и тогда, возможно, все было бы куда проще, чем есть сейчас, когда в эту зиму он сидит на отвратительных антидепрессантах и снотворном, заедая это все дымом от сигарет. Будь то привычные легкие ричмонд кофейные, либо излюбленные (тяжелые) мальборо красные. Сокджин хочет лето и приятную свежесть свободы, а не сдавливающее одиночество из (грязного) окна полупустой и тёмной комнаты. Сокджин россыпью блесток золотистых по телу, в толстовках серых и джинсах привычных с кедами старыми и дырявыми (у него вместо куртки зимней бомбер осенний и шарф теплый. И плевать, что он потом на следующий день с температурой ложится под сорок); волосы от краски выжженные, жесткие и набитая татуировка по пьяне на запястье дурацком и между пальцев. Он находит свое утешение в дешевом пиве и сигаретах, которые он по несколько в день выкуривает. Сокджин ненавидит зиму и холода, но исправно открывает окно и выкуривает затяжками маленькими и спокойными, когда в любой момент могут спалить и устроить выговор, но уже плевать настолько, словно (действительно) водитель бесчувственный по кошке старой и дряхлой проехал. У него под татуировкой красивым и темным выгравировано сказочное и отвратительное «Мин Юнги» — имя его соулмейта. — Соулмейты — это тоже самое, что и действие наркотика: расслабляет и дает покой, но с его уходом наступает ломка и тебе становится действительно тяжело, — говорит ему однажды Пак Чимин, когда они вместе курили за углом колледжа на перемене. — Нет смысла расстраиваться или слезно просить остаться, потому что никогда не бывает счастливого и долгого конца. Сокджин тогда ничего не отвечает; смотрит в отвратительное акварельное голубое небо с яркими пастельными лучами золотого солнца и смеется тихо, себе под нос. С Чимином он, конечно, соглашается. / Когда Сокджин впервые слышит имя своего соулмейта, то, кажется, хочет убежать и забыть все, потому что это дерьмо природы и обязательств не должно было произойти с ним (Сокджин все еще курит по вечерам мальборо красные, получает осуждающие взгляды от соседок и все еще пытается закончить рисунок моря акварельными красками). Мин Юнги учится на курс выше музыкального факультета, и Сокджин почти падает вниз, натягивая рукава серой толстовки ниже, словно боится, что его увидят, заметят, заставят рассказать и свяжут обязательствами. У Сокджина юношеский максимализм, дешевый алкоголь с четверга на пятницу с Чимином, несколько пачек в день просто так и творческий кризис отвратительного запаха юности. Юнги, кажется, особенный. Он похож на сигаретный дым — такой же красивый и призрачный, который рассеивается слишком быстро и печально, устремляясь в небо. Черные рубашки и темные джинсы с какими-то дорогими часами на руке и парой сережек в ушах. Сокджин думает, что если провести носом по фиолетово-синим веточкам вен, вдохнуть в себя капилляры, то он почувствует запах юности. Не той, что сигареты, алкоголь, наркотики и халявный секс, а другой — с легким запахом ментола и древесного парфюма. В субботу утром, когда редкие автобусы ходят пустыми, а люди все еще кутаются в белые пушистые одеяла, Сокджин стоит на улице с привычными мальборо и медленно вдыхает в себя сигаретный дым, прикрывая глаза от вселенской усталости. Устал. Скорее всего от всего сразу, когда хочется простого отдыха на пару дней, чтобы проваляться в маленькой постели и провести выходные одному в душной комнате с ментоловым запахом сигарет, чтобы запах хоть как-то напоминал Юнги. Только вместо этого он чувствует прикосновение чужих пальцев к холодному плечу и чувствует привычный запах ментола и древесного парфюма. — Привет? — осторожно и тихо говорит Юнги своим спокойно повседневным голосом, и Сокджин почти вздрагивает. — Доброе утро, — нет радости, нет желания продолжать разговор и даже докуривать тлеющую сигарету. — Ты ведь знаешь, что мы… — Хватит. «Просто оставь меня в покое». «Ты мне не подходишь». Сегодня, в это морозное утро Сокджин разбирается об собственное острое сердце и срывает голос, пока остальные все еще спят. Юнги ему действительно не нужен.