х
Когда после зимних каникул он возвращается в университет, его руку почему-то жгет; красивые очертания лилии появляются на левом предпрелье, а силы покидают его. Люди все еще продолжают бросать на него странные взгляды, словно они оценивают человека перед собой, некоторые коротко здороваются и убегают дальше. Если бы Сокджину сказали, что студенческая жизнь будет такой, он бы лишь рассмеялся и покрутил пальцем у виска. В любом случае, знать, что у тебя где-то рядом соулмейт — совсем отвратительно.х
— Меня зовут Чон Чонгук, и я бы хотел узнать у тебя… — парень подсаживается за вечно одинокий стол Сокджина в кафетерии во время обеда и приветливо улыбается, — почему ты так натянуто улыбаешься? «Есть ли в твоих глазах место для счастья и радости?» — Знаешь, ты первый человек, который так спросил, — тихо смеется Сокджин и переводит взгляд на окно. Ярко-голубое небо бросается в глаза, и Сокджин думает, что лучше уж так, чем хмурое агатово-серое небо с тяжелыми грозовыми облаками. — Наверно, я просто наблюдательный и… — Ким Сокджин. Это мое имя.х
В его привычный пантон №808080 яркими, броскими красками по неизвестной причине врывается Чон Чонгук. Бесконечные прогулки, долгие взгляды, вопросы — глупые, смешные важные, — и детская, почти беззаботная улыбка, которая делает день Сокджина лучше. Это он приносит Сокджину с утра кофе, это он пишет глупые пожелания на стикерах и приклепляет их к привычному месту, где сидит Сокджин; это Чонгук провожает его до дома, забирает ночью с темных улиц в слезах, это он позволяет обнимать себя крпко и прижиматься, ластиться подобно маленькому котенку, требующему ласки. Чонгук — россыпь родинок по телу, соеденных созвездием, это легкий запах лаванды от вещей, горький древесный адеколон, растянутые толстовки, рваные джинсы, кеды, кеды, кеды; это юность, которую невозможно прочувствовать пальцами — она оседает на языке и отдает сладким, почти наркотическим послевкусием. Хочется еще и еще, закрывать глаза, чувствовать и быть капельку счастливым. В холодный вторник марта, когда солнце еще не начинало согревать, когда темные улицы скрывали лужи и грязь, бесконечную грязь, Сокджин выходил из дома в одной футболке, которая совсем не согревала. Хотелось убежать — туда, где его родители не ругались, где на него бы не давило общество, где не было бы глупых правил и обязанностей, где Сокджин мог бы обрести свободу. — Сокджин-а, — громкий, слегка прокуренный голос Чонгука разрушал эту тишину своим звоном и непривычным переживанием. Сокджин посмотрел на Чонгука и попытался улыбнуться — вымученная, уставшая улыбка казалась настолько абсурдной, что хотелось громко смеяться. — Как ты… — Я просто почувствовал, что нужен тебе именно сейчас.х
— Так мы… — непривычная, долгая пауза почему-то нагнетала обстановку, а тишина давила своей тяжестью на плечи. Сокджин был в небольшой квартирке Чонгука и все, что он мог сделать сейчас — просто осознавать вещи, подходящие под категорию «важно». — Соулмейты. Знаешь, я очень удивился, когда подошел к тебе. Ты напомнил мне лилию. Белую лилию. Сокджин улыбается. Кажется, впервые так искренне и нежно, что Чонгук на пару секунд теряется. — Знаешь, я чувствовал все твои эмоции. Почему тебе было страшно? Почему ты сомневался и боялся меня? — Чон замолкает на пару секунд, отпивая из кружки горячий чай. — Мне так хотелось знать ответы на эти вопросы. Но сейчас, когда ты сидишь рядом со мной, когда ты искренне улыбаешься, это уже не играет значения. — Чонгук… Не оставляй меня одного.