Хранитель

Знал ли Гинтоки, куда ему идти или надеялся, что дорога сама выведет его в нужное русло, в любом случае с наступлением полуночи Шинсенгуми могли обнаружить его только под маленьким мостом недалеко от центра Эдо. Решив передвигаться только ночью, самурай, в ожидании подходящего момента, наблюдал, как луна то пряталась за спины облаков, то с кокетливым сияньем выглядывала снова. Затем, зыркнув в обе стороны, Саката вполголоса вздохнул и, закрыв глаза, свел ладони вместе. - Милосердная Каннон! Я знаю, что после всего, что между нами было, я не должен к тебе обращаться, но сейчас ситуация действительно фиговая. В общем, не могла бы ты помочь мне выпутаться из этого дер… дезориентирующего положения? Мне бы хоть намек, как поступить, и обещаю, я обойду десять раз Фудзияму и всем расскажу о твоей доброте! Издали донесся смех, луна вновь оделась серебристым покрывалом, и самурай, размахнувшись, бросил в реку камешек, сиротливо булькнувший посередине реки. Внезапно мутные воды осветились лунным светом, и на ребристой от ветра поверхности появилось женское лицо. Саката, не смея даже дышать, застыл на берегу, как вдруг лицо исказилось вздохом и исчезло. Гинтоки на цыпочках подполз ближе к воде и, вытянув шею начал вглядываться в таинственное темное царство, но тут же через секунду округу огласил мощный плеск и, мокрый до пят самурай с удивлением обнаружил, что в реку рухнуло нечто, завернутое в длинный белый саван. После пристального вглядывания сознание констатировало, что это человек и, Гинтоки, не думая долго, нырнул вслед за утопленником. Только на берегу отчаянно отплевывающийся Саката понял, что белая тряпка - это не саван, а длинный сарафан, и в руках он держит девушку, точнее безвольное бездыханное тело. - Изо рта в рот получается спасение жизни, - пробормотал Гинтоки, и после требующихся манипуляций припал к утопленнице с новой порцией воздуха. Внезапно она открыла глаза и надолго зашлась в кашле. От поднявшегося шума Саката уже три раза пожалел о проявленной активности. Кашляя, девушка тряслась всем телом, спутанные черные волосы сосульками повисли по плечам; вода бежала с нее ото всюду, и особый романтик мог бы заметить, что в этот момент она была очень похожа на русалку. Наконец, наступила тишина, в течение которой Гинтоки, осознав, отражение чьего лица он видел в воде, отвернулся и что-то чертил палочкой по земле, а незнакомка продолжала дрожать, как осиновый лист. - Нечего тут сидеть, - не выдержал самурай, - я больше ничем не могу тебе помочь. Шла бы ты домой. - Я шла за тобой, - выдала утопленница, на что Гинтоки тут же развернулся к ней лицом. Она замолчала, все еще передергивая плечами. Саката, недолго думая, решил, что знакомства с маньяками не к добру, и принялся взбираться вверх к мосту. Девушка, заметно дернувшись, несколько раз принималась говорить, но зубы стучали так, что она зажимала рот рукой. Лишь добравшись до последнего крепления в конструкции, Гинтоки услышал: - Я из больницы, я знаю доктора Пана. Повиснув на одной руке, самурай кое-как повернул голову, и вдруг русалка поднялась на ноги и, сделав неуверенный шаг, начала задирать сарафан. - Эй, я не пользуюсь такими услугами... - Смотри. Болтавшийся на одной балке Гинтоки вытаращил глаза: помимо голых ног и нижнего белья русалка явила миру тугой, слегка выпирающий живот неестественной округлости. Девушка поднесла дрожащую руку к оголенной плоти и погладила ее. Словно в ответ, живот зашевелился, и под складками кожи ясно обозначилось активное движение, будто кто-то надавливал на стенки живота изнутри. Одним прыжком Саката спустился вниз и встал напротив русалки. Скептично вглядевшись в новую знакомую, самурай через некоторое время изрек: - Твою мать. Девушка опустила подол и присела рядом. Она не переставала дрожать, и Саката, сняв верхнюю часть одеяния, кинул его ей на плечи. - Спасибо, - ни слова не сказав по поводу запаха, девушка плотнее натянула рубашку. - Итак, - Гинтоки не желал устраиваться рядом и заходил кругами, ибо задница, барометр неприятностей всех времен и народов, просто не могла усидеть на месте, - скажи уже что-нибудь! Русалка подняла на самурая глаза и, задрожав даже под рубашкой, произнесла: - Тебя зовут Саката Гинткоки, да? Помоги мне, пожалуйста. *** Той же ночью в штабе Шинсенгуми двое посетителей нового капитана узрели презабавную картину. - Рукоблудство – грех, капитан Хиджиката, - заметил Окита, глядя, как командир что-то теребит в нижней складке кимоно. - У меня сигарета упала! – огрызнулся Тоширо, - И вас не учили стучать, придурки?! Приняв, наконец, приличную позу, самурай хмуро спросил: - Чего надо? - Командир! – Ямазаки взволнованно прижимал листочек к груди, - Мы все собираем подписи, чтобы уговорить начальство вернуть Кондо-сана! Тоширо вырвал протянутую бумажку и, оглядев бесконечные столбцы с закорючками, бросил документ обратно. - Чья эта идея? - Эм, общая, - неуверенно оглянувшись на Окиту, протянул Ямазаки. Хиджиката, повертев пустую пачку от сигарет, ответил неожиданно спокойно: - Не позорьте Шинсенгуми еще больше, чем это было сегодня. Кондо уволили из-за наших ошибок, и если вы действительно хотите его вернуть, не майтесь ерундой, а делайте то, что нужно. - Но, капитан… Хиджиката вовсе не получал удовольствие, когда орал на окружающих. Поэтому следующее, что увидели посетители – захлопнутая перед носом дверь. - Вот хитрый говнюк, - пробормотал Сого и зашагал прочь, оставив взволнованного коллегу в одиночестве. Хиджиката, чувствуя от усталости легкий гул в голове, вышел на улицу перед главным входом. Ночь приятно холодила виски, а относительное безмолвие ласкало слух. Однако красиво покурить при полной луне Тоширо не удалось. - Ты все еще здесь? – изумился он, заметив Отае, стоящую под неровным светом, льющимся сквозь щели ставень. Смесь горечи и гнева, горящая на щеках девушки ярким румянцем, единственная выражала ее боевой дух. - Зачем вы теперь преследуете Гинтоки? Вы не понимаете, что он сейчас чувствует? Бесстрастная линия рта Хиджикаты хищно изогнулась, и он сказал: - А что, по-твоему, чувствует Кондо-сан? Сначала он потерял минерал, потому что проявил к одному придурку сочувствие, а потом потерял и самого придурка, который вместо помощи все только усложняет. - Вы сами виноваты! – Отае едва сдерживалась, чтобы не перейти на крик, но аура Хиджикаты пока еще действовала. - Я сделаю все, чтобы это исправить, и мы вернем Кондо обратно. Последний взгляд Тоширо был так красноречив, что девушка, чертыхаясь про себя, скрылась в черноте дороги. Нет, конечно, ничто не могло заставить Отае волноваться из-за проблем сталкера-неудачника. Если только совсем чуть-чуть. Но от этого чуть-чуть сердце билось до сверкания в глазах. *** - Сестра, почему ты так поздно? У Ёродзуи никто не спал, и утомленные жизнью помощники Гинтоки воззрились на энергично влетевшую девушку. - Нам нужен план! Чтобы вернуть Гинтоки и ту гориллу обратно в полицию! И чтобы пресечь все глупые вопросы Отае неохотно добавила: - Просто, меня бесит этот новый тип! *** Тем временем под мостом, раз бросив взгляд на прячущуюся луну, самурай решительно остановился и, потянувшись, спросил: - Ты можешь идти? Незнакомка едва заметно кивнула. - Но разве ты не хотел послушать историю? - Мы не можем здесь долго задерживаться, лучше попасть в убежище еще до рассвета. Русалка, подавая Гинтоки руку, без всякого недоверия поинтересовалась: - А ты знаешь, куда идти? - Ну, есть кое-что на примете. Помогая ей взобраться на мост, Саката заметил, что девушка улыбается. Она уловила его недоумение и объяснила: - Это же тот самый мост, где Мусаси назначали столько встреч в Эдо! Помнишь, вызов от Ёсиоки? Саката не выразил удивления и только потер лицо и затем, дернув русалку за руку, быстро увлек за собой. - Лаура, меня зовут Лаура, - сообщила новая знакомая перед тем, как они почти сорвались на бег. - Ясно, Лаура. Ночной Эдо был так же оживлен, как и днем, но казался менее предсказуемым. Остерегаясь людных улиц, Гинтоки боялся быть кем-то окликнутым или нарваться на очередного любителя приключений. Со стороны они выглядели как парочка нищих, и вопреки опасениям самурая почти не привлекали внимания. Раз оглянувшись, Саката поразился, увидев молчаливые слезы попутчицы. Она покраснела и послушно остановилась, а на требовательный вопрос беззвучно прошептала: - Он шевелится. Не обращай внимания. Что-то неприятно екнуло в низу живота, недвусмысленно проводя параллели, и Саката, скривившись от отвращения, завернул в ближайшую подворотню. - Не надо строить из себя героиню. Посиди и успокойся, только тихо. Лаура села на корточки, а у Гинтоки вдруг появилось желание лбом попробовать стенку на прочность. Но все это никуда не годилось, и, опустившись рядом с девушкой, самурай спросил: - Так ты фанатка Мусаси? - Мой отец его обожал, - ответила она, слегка порозовев, - он показывал мне все места в городе, связанные с его именем. Мы даже были в замке Ягю. - А я читал про него мангу. Ты любишь Джамп? Лаура покачала головой и, опираясь о стену, твердо поднялась. - Идем. Саката не знал, что длинный сарафан не только закрывал ноги и был удобен в положении девушки, но и прятал капли крови, которые чувствительной струйкой стекали по бедру. У Гинтоки было много вопросов, пожалуй, больше, чем у совести перед разумом. Но все откладывалось на потом. Перед мысленным взором снова и снова вставала больница, казавшаяся теперь цитаделью зла. Потом в памяти неизменно всплывали Шинсенгуми, и становилось совсем тошно. Что-то бормоча о тупорылых полицейских, самурай продолжал увлекать Лауру за собой, пока на расстоянии сотни метров не показалась цель. - Посиди здесь, а я проверю, нет ли засады, - почти сравняв девушку с кустами, Гинтоки, маскируясь под природу, подкрался к неказистому сараю. Свет внутри не горел, что добавляло подозрений, но, заглядывая в единственное окно, Саката не мог различить ни крупицы того, что творилось внутри. Внезапно стекло предательски скрипнуло под пальцами, и тут же раздался голос: - Иди прочь. У меня нечего брать, я обижен жизнью, как и ты. Тут Гинтоки не выдержал и, кинувшись к незапертой двери, почти упал внутрь. - Хасегава! Судя по звуку, тело рухнуло с кровати. Затем зажегся свет, и, сонно прищуриваясь, хозяин своеобразного жилища уставился на вторженца. - Ты один? - Что? Да, но… - Отлично. Гинтоки развернулся и пошел прочь, ввергая приятеля в еще большее изумление. - Что с тобой случилось? – крикнул Хасегава ему вслед. - Тебя, будто изваляли в луже и заставили бежать десять километров! Через минуту Саката вернулся и ввел Лауру. Хасегава как-то обмяк на стуле, переводя взгляд то на одного гостя, то на другого. Возможно, он бы что-то сказал, но Гинтоки нарушил его намерения, вдруг повалившись посреди сарая и не подавая признаков жизни. Лаура после осторожных прикосновений констатировала: - Он спит. И, опустив глаза, добавила: - Простите за вторжение. *** Утро солнечным лучом прокралось в жилище Хасегавы и, пощекотав за нос лежащего на полу Гинтоки, вошло в свои права. Саката громко чихнул и лениво сел, соображая, где он находится. Увидев на кровати Хасегавы спящую Лауру, а самого хозяина беззаботно упавшего лбом на стол, самурай снова лег на спину и заложил руки за голову. Вокруг было так спокойно, что воспоминания о вчерашнем дне казались не просто страшной сказкой, а смутными хрониками из прошлой жизни. - А, ты уже не спишь, - хозяин с квадратным отпечатком стола на лбу снова приветствовал гостя. На всякий случай сохраняя вид, будто в его дом каждый день вваливаются посреди ночи, Хасегава начал спокойно готовить завтрак. Гинтоки, все так же лежа на полу, вспомнил о Ёродзуе. Поверят ли Шинсенгуми, что они ничего не знают? И какого следующего шага ожидать от полиции? Что им уже может быть известно? Тут его внимание отвлекла Лаура, которая зашевелилась и, путаясь в одеяле, села на кровати. - Йо. Только сейчас Саката заметил, что они со вчерашней русалкой примерно одного возраста, что у нее не только длинные черные волосы, но и красивые изогнутые ресницы, также подрагивающие в такт биения сердца. Хасегава подал девушке чай и чинно сел за стол. - А мне чай? – тоже уселся на пол самурай. Хасегава нарочито громко отхлебнул и спросил: - Так, что произошло? Спустя час, когда выстиранные вещи, дабы не привлекать внимания, повисли около двери, а утопающие в хозяйской одежде гости расположились напротив приятеля Гинтоки, Лаура, без конца одергивая длинные рукава, начала рассказывать. - Я впервые встретила доктора Пана четыре года назад. Тогда я жила с отцом, но он болел туберкулезом, и мы очень старались найти средства на лечение. В больнице знали, что денег у нас нет, и все врачи занимались папой неохотно. Тогда и появился доктор Пан. Лаура сглотнула комок, и, пряча опущенное лицо, продолжала: - Он предложил мне большие деньги в обмен на участие в каких-то опытах. Я согласилась, потому что мне всего лишь нужно было сдавать помногу раз анализы и что-то принимать. Я получила все деньги и смогла оплатить лечение, и после этого папа действительно выздоровел! Я думала, что на этом все закончится, но через три года у папы случился рецидив и он умер. Лицо девушки оставалось бесстрастным, но говорила она, не желая поднимать глаза на собеседников. - К тому моменту мне исполнилось девятнадцать, и вместо учебы я пыталась содержать себя сама. Не знаю, как, но доктор Пан нашел меня сам и снова предложил участвовать в экспериментах. Теперь сумма была гораздо больше, и я решила согласиться. По бледному лицу прокатились несколько слезинок, и голос Лауры задрожал. - Все было как обычно, но через полгода я поняла, что со мной что-то не так. Доктор успокаивал и говорил, что это всего лишь побочные эффекты, но в какой-то момент я перестала ему верить и решила сбежать. Мне даже удалось уйти из больницы, но он с парой подручных снова нашел меня. И тогда он рассказал мне правду. О том, что я ношу в себе плод аманто, что теперь я изгой для человеческой расы, и что мне никогда нельзя уходить из лаборатории. Но при этом сам он верил в успех. Он говорил, что это необходимая жертва перед будущим, и я должна с радостью разделить тяготы его миссии. Лаура украдкой посмотрела на Гинтоки и шепотом добавила: - Сейчас ему уже пять месяцев. Разделить материнскую радость Саката не сумел, почувствовав лишь жгучее отвращение. Все это легко читалось по его лицу, на что новая знакомая снова опустила глаза. - А потом в лабораторию завезли Гинтоки и еще одну девушку. Я слышала, как говорили о пересадке минерала, но к тому моменту я хорошо знала доктора: он делал такие операции часто, выполняя заказы ради финансирования своих опытов. Я не знаю, как он мог перепутать, он всегда был довольно аккуратен, но… Хасегава так сильно дернулся, что Лаура вздрогнула. - А потом в лабораторию ворвалась полиция. Я так испугалась, что сначала спряталась, а потом смешалась с другими больными, и меня отпустили. Я видела, как ты убегал с друзьями, и решила проследить за тобой. А там, на мосту, я просто упала в обморок от усталости. Из-под очков Хасегавы что-то блеснуло и, поспешно отвернувшись, мужчина начал шарить в поисках платка. Гинтоки еще посередине рассказа начал мять в руках газету, а к концу монолога, демонстрируя способности мастера на все руки, положил на стол две бумажные шляпы с широкими полями. Хасегава несколько раз хотел что-то сказать, но лишь когда повисло молчание, он положил ладонь Лауре на плечо и произнес: - Я больше никогда не буду жаловаться на свою жизнь. По сравнению с тобой я лишь счастливый дурак, не понимающий законов неба. Знаешь, я бы сделал все, чтобы помочь вам. Несмотря на судьбу, я считаю, что можно исправить свою карму добрыми поступками, и ты правильно делаешь, что не опускаешь руки. Потом ты поймешь всю ценность этих испытаний. Девушка вдруг улыбнулась, и Хасегава, покраснев, стыдливо ощутил давно не охватывавший его жар. Неожиданно раздался звон разбитого стекла и дождя, осыпавшихся осколков, а Гинтоки, схватив новую тарелку, запустил снаряд в стену. - Я убью этого ублюдка! Разнесу все к чертям! Сотру из памяти! - Не трогай мою посуду! Ты вообще меня слушал?! Эмоции, пробившиеся сквозь толщу пофигизма, вдвойне сильны, и не нужно быть психологом, чтобы их опасаться. Хасегава, быстро подойдя к самураю, не решился его упрекать, а Саката, подавив желание выкинуть кого-нибудь в окно, деловито присел. - Ладно, - приняв позу заговорщика, он оглядел друзей, - все, что я могу предложить, это найти доктора, который согласится сделать нам операцию. Не думаю, что это так уж сложно, подумаешь все вырезать. Знал бы анатомию, вырвал бы это собственными руками. Лицо самурая снова исказилось, и он изобразил, как бы конкретно происходил процесс. Внезапно Лаура схватила его за руку и с серьезным лицом сказала: - Гинтоки, не обижай его. Он все чувствует. Несколько секунд продолжалась немая борьба взглядов, и Саката, победив, заявил: - План понятен, поехали. Хасегава, подметая осколки, подал голос: - Только куда конкретно ехать? Лаура выбралась из постели, демонстрируя длинные ноги из-под мужской рубашки. Хасегава отворачивался, как мог, а русалка негромко и твердо сказала: - У доктора Пана был ассистент. Только к нему можно обратиться с такой просьбой. Безработный, но уже три раза прослезившийся Хасегава выронил совок и воскликнул: - Гинтоки, она просто ангел, пришедший тебе на помощь! Ты не хочешь сказать спасибо? - Я пойду отлить, - объявил самурай и скрылся снаружи. Его обиженная фигура мелькнула в окне и скрылась за углом. Тогда Лаура повернулась к хозяину сарая и внезапно поклонилась: - Мы оторвали вас от всех дел, простите. - Да ничего, у меня, в общем-то, нет дел, - замялся Хасегава, краснея, как поздний помидор. - Эм, слушай, не обращай на него внимания. Он выглядит как неотесанное полено, но на него действительно можно положиться. - Я знаю, - Лаура снова улыбнулась, едва дрогнув бескровными губами, - иначе я бы не пошла за ним. *** Утро в стане шинсенгуми выдалось весьма шумным. Помимо выполнения рутинных дел, каждый пытался по мере сил и возможностей внести свою лепту в дело о лаборатории, и, как логично было предположить, каждый только раздражал командира по мере своих сил и возможностей. Ровно в полдень терпение Хиджикаты засигналило красным, и после первого покалеченного это поняли и все остальные. - С ума сойти, как Кондо с этим справлялся, - с удовольствием вытягивая ноги на столе, Тоширо поднес зажигалку к сигарете. В колеблющемся язычке пламени капитану вдруг до чертиков хотелось сжечь все бумажки и просто почесать кулаки о какого-нибудь мошенника. Сого только хмыкнул: его обязанности вице-капитана тоже не радовали. Ткнув Хиджикату носом в новоприбывшие отчеты, Окита, растягивая слова, произнес: - Звонили из третьего отдела. Они разбирали бумаги и обнаружили картотеку с кучей фамилий. Некоторые помечены особо, возможно, тоже подопытные. Тоширо, мечтавший на несколько секунд превратиться в дым своей сигареты и воспарить над бренным миром, дабы постичь дзен, лишь приоткрыл левый глаз. - И это все? - Еще в документах помимо записей доктора, судя по почерку, фигурируют заметки другого человека. Он делал отчеты об исследованиях. И… Капитан открыл второй глаз и сильно затянулся. - Что за человек? - Личность устанавливается. Нам сообщат ближе к вечеру. Тоширо снова откинулся назад. Помимо всех вопросов, самый больной червь его мозга теперь назывался Саката Гинтоки. Где мог прятаться этот кудрявый баран? Вчера двое его подручных ничего не сказали, будто и не знали вовсе, есть ли у их босса другая жизнь, другие знакомые. Конечно, за ними теперь следили, как и за всеми, с кем он часто пересекался, но их было совсем немного. Настолько немного, чтобы легко понять одну вещь: жизнь этого самурая, как и весь он сам – сплошная загадка. И то ли такая простая, что ответ просто недоступен искушенным умам, то ли настолько непостижимая, что попытка разгадать ее равносильна схватке со сфинксом . Но для пытливого ума этот подонок все равно казался таким притягательным, что Хиджиката дорого бы отдал, чтобы выйти из этой борьбы победителем. - Капитан. Тоширо, чуть заморгав, вернулся в реальность. - Пора на дежурство.