***
Вот и настал урок физкультуры. Я до сих пор чувствую боль, и, чтобы убедиться, ущипнула себя и зашипела. Всё-таки чувствую. Самое ужасное не моё позорное падение или ещё чего, я не знаю смогу ли не заорать от боли, когда упаду. Я не привыкла к ней и могу просто не суметь сдержать себя. Ладно. Справлюсь, не зря же я себе набила целую кучу синяков, которые немного болят, если к ним прикоснуться. Я переоделась в форму и посмотрелась в общее зеркало. Синяки были везде. Синие, уже полу сошедшие зелено-коричневые, фиолетовые. Фу, самой себе от себя противно. Посмотрела на Карину и слегка удивилась. Поправилась, что ли? Конечно, смешок я не сдержала. — Чего смеешься! — пискнула та. — Да так, шоколада меньше жри, — смеялась я, а за спиной ещё послышались смешки, от чего лицо Алексеевой стало багровее. — Ой, а сама пиццу с гамбургерами трескает, — не отстает эта тупица. — Хмм… Ты права, — я прикладываю палец к нижней губе, типа задумалась. Да, актриса с меня ужасная. — Но, как видишь, мне параллельно, — улыбаюсь я и смотрю на себя в зеркало опять. Ноги палки, груди нет, попы тоже, живот впалый. Да уж. И сколько бы не ела — ситуация не меняется. Звенит оглушающий звонок и с обеих раздевалок вываливается наш одиннадцатый класс и строиться в зале. Обычное «равняйсь» и «смирно», ну и как же без громкого приветствия. Мало того, что нас двадцать пять человек и все орут во все горло, так ещё и этот глухой трехэтажный зал. Жесть. — Вы же не забыли, что после разминки вас ждет зачёт по акробатике, — говорит физрук, а я вздыхаю. Ну да, забудешь тут. Мы достаточно хорошо размялись, особое внимание уделяя спине и рукам. — Готовы?! — задорно спрашивает физрук, и все кивают. Ну как все, я одна не кивнула. Не готова, вообще. Ещё больше я охренела узнав, что делают они это без матов. Ну как, ребята-то сами были не против, а физрук и не настаивал. Но, смотря на их тренировки, было видно, что мат только мешает. Руки проваливаются в мягком поролоне, где ещё больше шансов упасть. Ну да, кому как. Мальчики выебываясь сделали всё прекрасно, не к чему придраться. Сальто, фляги, ну так для хвастовства. Давая друг другу пять, и, скача по залу, как гориллы, они побежали на другую половину зала играть в баскетбол. По списку фамилий дошли и до меня, а внутри резко похолодело. Чувствую, как ладошки слегка потеют, а коленки трясутся. Котова, да когда ты в последний раз боялась? Два года назад? Так вот оставь всё там и сделай этот чертов кувырок. Мой внутренний монолог был завершён, и я подошла к определенному месту для сдачи теста. Физрук оценивающее меня оглядел и вдруг выкрикнул: — Стас притащи сюда мат, Соне надо, — мои глаза уже практически выкатились. Вокруг послышались унизительные смешки. Все, как и два года назад. Ну, уж нет, не в этот раз. Я не та София и больше не дам себя смешивать с грязью. — Не надо мне мат, я и так умею, — гордо сказала я. Да, моя гордость к хорошему редко приводила, но она всегда была сильнее меня. Это единственное с чем я не могла справиться в своем теле. — Ты уверенна? — я киваю, а все замолкают. Даже эти неандертальцы прекратили играть и смотрели на меня. Ну что мне впервой, что ли выступать. Пф… Я ухмыльнулась и стала в позицию. Сейчас либо я смогу утереть всем нос, либо уеду от сюда на белой карете. И кто меня за язык то тянул. Но пути назад нет, поэтому подняв руки над головой, отталкиваюсь и делаю обычный для художественной гимнастики переворот вперед в мостик и встаю с него. Ну, наверное, моя учительница похвалила бы меня за плавность и грациозность выполнения. Но, почему-то мне кажется, физрука это не очень удовлетворяло. — София, я понимаю, что ты девочка, возможно, занималась гимнастикой, но у нас не зачёт по пластичности, а по акробатике, — блять. Ну что поделать, если с детства меня учили выполнять всё плавно, красиво и под музыку. А не хреначить кувырки, и чем быстрее и резче, тем лучше. Слышу смешок со стороны Алексеевой и Беловой. Я оскалилась. Складывалось такое ощущение, что у меня валит пар с ушей и плюс ко всему лицо такое, словно я не кувырок сдаю, а иду убивать. Ну, хорошо, кувырок хотите, будет вам кувырок. Вспоминаю некоторые требования для хорошего кувырка. Уверенность, руки не слишком широко, хороший разбег и сильное отталкивание. Спасибо, что когда-то уговорила маму и год отходила на спортивную гимнастику, параллельно с художественной. Поднимаю руки и делаю пару взмахов для лучшего разгона, бегу, делаю обычный кувырок, который выходит в фляг, делаю еще фляг и заканчиваю сальто. Вижу много охреневших мордашек. Прохожу мимо учителя и слегка язвительно говорю: — К вашему сведению, я не только шесть лет отзанималась художественной гимнастикой, а ещё год отходила на спортивную, — и сажусь на лавку, пока немного опешивший учитель вызывает следующую девочку. — Да ладно! — садиться возле меня Саша. Она сделала крутой тройной кувырок. Честно, я сделала много грубых ошибок в своем кувырке, но главное, что я приземлилась на ноги и не сломала себе шею. — Что? — я вопросительно смотрю на неё. По-моему, я ни сделала ничего удивительного. Просто, если меня задеть, я всё что угодно выдать смогу. — Что ты не умеешь в этой жизни? — о-о, много чего. Поверь, я бездарность, просто это сейчас я так круто проскакала пол зала в кривых флягах. На самом деле, она не знает насколько дубовой я была, как только пришла на гимнастику. Как меня практически год то и делали, что тянули. Как я бездарно не могла сделать тот же несчастный мостик с положения стоя. Как я занималась в младшей группе, хотя мне было уже девять лет. Помню, с каким трудом я попала в балетную школу. Как я со слезами повторяла гребаные танцевальные движения. Как я радовалась и прыгала до потолка, когда меня брали в следующий тур. Но, как позже выяснилось, меня взяли лишь из-за моей фактуры, как они выразились, идеальной для балета. Моё телосложение и лицо идеально красиво смотрелись бы на сцене. В итоге я как бы прошла с двух-трех тысяч желающих, в шестьдесят лучших, но радости я никакой от этого не получила, так как взяли меня не из-за моих способностей, а из-за того, какой меня сотворила природа. Но в тот момент, перед тем как я уезжала в Петербург, где жила сама. Ну как сама, мне наняли няню, Лесю Васильевну, отличная женщина, во многом мне помогала. Я сказала родителям, что они ещё увидят меня на сцене Мариинского театра прима балериной. Но в итоге там я выступила всего три раза в массовке. — Я не умею рисовать, вообще. Не умею сочинять, и для меня сочинения на русский это просто каторга. Не умею играть на всем кроме гитары и фортепиано. Ну, проще сказать, кроме талантов связанных с музыкой, у меня больше никаких нет, — я улыбнулась. Подруга лишь потянулась ко мне за объятьями, и я ответила. — А ты ещё и играешь? — кивнула и крепче обняла девушку. — Немного, — прозвенел звонок, и мы отпустили друг друга, чтобы пойти переодеться.***
После школы я пошла не к брату в машину, зная, что теперь эта туда не сядет, не домой пешком, а в моё любимое место. Брату сказала, что хочу прогуляться, а он сказал, чтобы к семи была дома. Я лишь кивнула и ушла в противоположную сторону от своего дома. Перебежав дорогу на красный, так как я опаздывала, я забежала в здание. Поднявшись на лифте, я прошла по длинному коридору до необходимой двери. Это была раздевалка. Достав с портфеля свой ключ от личного шкафчика, я нашла нужный и открыла. Там лежала моя спортивная форма, состоящая с бордового спортивного костюма с длинным рукавом и белых кроссовок. Переодевшись, я надела браслет с ключом на руку и завязала хвост. Выйдя с раздевалки, вошла в белую и просторную комнатку, где уже была Алиса и её мама Валерия Игоревна, которая сидела за белым фортепиано. — Здравствуйте, — улыбчиво здороваюсь с женщиной и, она, поднимаясь из-за инструмента, подходит ко мне и обнимает. Ну, конечно, она не видела меня около четырех месяцев. — Сонька, думала ты уже у нас и не появишься, — я обнимаю Валерию Игоревну и улыбаюсь. Эта очень приятна женщина научила меня петь и хорошо играть на фортепиано. У неё красивые блондинистые волосы, голубые глаза, как у её дочери, и очаровательная улыбка. От неё прямо веет позитивом и хочется тянуться к этому человеку. — Ну, куда там. Как я могу, — смеюсь я и машу рукой подруге. Она улыбается и машет мне в ответ. — Ладно, не теряем времени, распеваемся, — женщина вновь садиться за белое фортепиано и, наигрывая нам определенные ноты, мы с подругой начинаем распеваться.***
Вечером я уставшая, но счастливая вернулась домой. Ноги болели впервые после тренировки, но это не мешало мне улыбчиво возвращаться домой. За час до конца к нам присоединился Влад и Артём. Влад приехал не только для того, чтобы забрать Астахину и её маму, а и потому что тот классно играет на гитаре, кстати, он меня и научил на ней брянькать. По-другому не скажу. Артём вообще приехал за компанию, но всё равно спел с нами пару песен. Он же и подвез меня домой. Я поблагодарила друга и метнулась в подъезд. Посмотрев на наручные часы, которые сегодня надела, я офигела. Да уж, десять часов вечера, сегодня мы, конечно, задержались, но когда мы вместе, время незаметно пролетает. Я, хлопнув дверью, стала снимать обувь, и в проеме между гостиной и прихожей материализовался брат. — Соня, я просил, — грубо начал тот, а я, закинув куртку в шкаф, развернулась к нему. — Господи, ну задержалась я, меня всё равно подвезли, — взяв портфель, я хотела было пройти, но рукой брат остановил меня. — Да что такое?! — Кто? — задолбал. — Артём. Всё? Можно пройти? — вырвавшись из Денисовой руки, я пошла по лестнице наверх к себе. Прицепился, блин. Почему в последнее время он как на иголках? Где-то промахнулась, опоздала — и сразу грубость и вопросы. Да что с ним такое? Раньше такого никогда не было. Могла хоть в два часа ночи явиться — ноль вопросов. Сейчас, словно контроль надо мной поставил. И шагу не ступлю без его слова. Ладно, нужно разбираться, начну с завтрашнего дня. Я обязательно узнаю, что они скрывают от меня.***
Утром я проснулась и осознала, что сегодня, во-первых, суббота. Во-вторых, сегодня день соревнования девочек. Чёрт, я фиг, что сегодня смогу разузнать. Дэн по-любому туда поедет, а мне остается только торчать дома. Отлично. Иду в душ, чтобы привести себя в порядок и забегаю на кухню. Быстро кидаю маме «доброе утро» и, забирая только что сделанные бутерброды, бегу к себе. Ставлю тарелку с едой на письменный стол и включаю компьютер. Нахожу ноты Ed Sheeran — Shape of You, так как они довольно сложные для игры на фортепиано. Распечатываю и ставлю на подставку для нот. Съедаю один бутерброд и сажусь перед листом. Сначала медленно перебираю нужные ноты, а потом раз за разом ускоряю до нужного темпа не большие отрывки. За инструментом я могу сидеть хоть с утра до вечера, не оттянуть, особенно, если учу новую песню, а если она сложная, то вообще комнату не покину, пока пальцы сами скакать по клавишам не будут. До вечера я так и просидела, пока с закрытыми глазами не сыграла ту мелодию. Сегодня ощущение боли притупилось, когда я, как всегда, глотнула очень горячий чай и обожгла язык, чувствовалось вообще слабенько. А к вечеру и вовсе пропало. Я пошла в ванную, чтобы полностью убедиться. Включила лишь горячую воду и полный напор. Полминуты — и пар валит как с только что вскипевшего чайника. Подсовываю ладонь под струю и всё. Просто тепло. Как всегда пустота. Рука краснеет, и я выключаю воду, вытирая руку полотенцем. Через месяц повторю укол и буду повторять дальше. — Сонь, иди ужинать! — кричит мама с кухни. и я спускаюсь. — Что вы все такие кислые? — мое лицо никакое. Ноль эмоций, а что показывать. Живу с пустотой семнадцать лет, вот почувствовала, заполнила её, а потом вновь. Но, что с Денисом? Поднимаю свой зеленый взгляд и встречаюсь с его серым. Он подавлен, что ли? Он смотрит на меня. На лице ноль эмоций, зато в глазах тысяча. Я не слишком проницательный человек, но это мой брат и я знаю про него каждую мелочь. Его глаза не просто серые, а мутные, что ли. И в них боль, страдание, словно он совершил ошибку. Дэн смотрит на меня и словно просит прощения. Я не понимаю и просто отворачиваюсь на пришедшего отца. — Моя любимая индейка, — папа потирает ладони, и садиться за стол. Мне бы его позитив. — Ей, вы чего грустите, садитесь кушать, — мы молча, не отрывая взгляда друг от друга, садимся за стол на наши привычные места напротив. Поев, мы встали из-за стола и разошлись по разным комнатам. Да что такое? День паршивый, какой-то. Смотрю на стол и вижу подсвеченный экран телефона. Подхожу и вижу пять пропущенных от Саши. Перезваниваю и слышу эти ужасные гудки, которые так и давят на голову. — Привет, — грустное такое. — Привет, что такое? — да что за день, твою мать. — Мы проиграли, — хнычет подруга и шмыгает носом. Я надеялась, что они победят, но, видимо, не судьба. — Это всё из-за Алексеевой, — а вот с этого момента по-подробнее. — То есть? — я ложусь на кровать, закидывая одну руку за голову, а другой держу телефон около уха. — Ну, это не совсем её вина, просто ей стало плохо, а в замене все играют ну не то, что бы плохо, но до уровня команды соперника им далеко, — ещё раз шмыгнув носом, я слышу, что она успокоилась. — То есть плохо, что с ней? — не то, что бы я волновалась, просто интерес берет верх. — Не знаю, никому не сказали, но твой брат может знать, он с ней поехал, — поникает подруга. Опять. — Ладно, не хнычь, проиграли ну и проиграли. Я пойду узнаю у брата информацию, а ты пей чаек и ложись спать, завтра встретимся и я расскажу, что узнала, — улыбаясь, прощаюсь с подругой, и кидая телефон на кровать, лечу к брату. Стучусь. Без стука мы не входим, не писаное наше правило ещё с детства. — Входи, Сонь, — экстрасенс, блять. Ладно. Вхожу и вижу сидячего на его кровати брата, подпирая руками голову. — Что с тобой такое? Ты переживаешь из-за проигрыша? — зайдя к нему, я облокотилась о стенку около двери. — Нет, на это пофиг, — он резко посмотрел на меня так, как никогда не смотрел. Измученно. — Карина беременна от меня…