Twins

Кисок не сводит с неё глаз с самого начала. Он ловит краем глаза тонкую вуаль женского коварства и попадается на острый крючок, грозящийся разорвать ему пересохшее горло. Она в сопровождении неуловимо похожего на нее молодого человека, и Кисок с облегчением решает «Брат». Ей абсолютно точно на сэйшне комфортнее, чем устроившему вечеринку Кисоку. А ещё её зовут Хёнчжу, от нее пахнет горькой хвоей и сладкой мятой, её каблуки стучат звонче остальных по кафелю из-за железных набоек и Хёсан действительно её брат. Кисок предлагает выпить. У него сводит челюсть от её улыбок, потеют ладони на ледяном стакане с виски, а она поправляет помаду цвета умирающих роз небрежным движением тонких пальцев и медленно хлопает длинными ресницами. Кисок за летящим разрезом глаз пытается разобраться в чужих зеркалах, но улавливает лишь сумбурные отражения за тёмными ширмами тайн. С алкоголем и без Хёнчжу кажется Кисоку хорошим собеседником, хотя он конечно думает далеко не об отвлеченных разговорах на околорабочие темы: у основания её длинной шеи тонкая стальная полоса, выпрашивающая у затуманенного разума ассоциации эротического содержания, тяжёлая прядь, выбившаяся из небрежного хвоста, касается прикрытого плотной белой тканью узкого плеча, а на пугающе точёном запястье звенят наборные браслеты, отвлекая от пёстрой толпы вокруг. Кисок упускает момент, когда Хёнчжу скрывается за тяжёлыми портьерами коридорных рукавов: немного пьяная, чуть серьёзная, слишком откровенная. Кисок лишь ищет взглядом в полутьме клубного зала белый пиджак и стальные заколки, но натыкается взглядом лишь на разношёрстные раздражители, расставляющие подножки хрупкому равновесию химической системы простых эмоций. — Где твоя сестра? Хёсан смотрит отстранённо, молчит, словно вот-вот усмехнётся, держится за бутылку давно тёплого пива. И всё же безразлично пожимает плечами, кивая куда-то в сторону: — Убегала туда. Вроде одна. Кисок забывает сказать «спасибо» и пропускает мимо ушей двусмысленный тон. Он гонится за утекающим сквозь пальцы призраком типичной для бульварных романов женщины-загадки, опасной и притягательной, простучавшей острыми каблуками по каменным ступеням твёрдых обложек и мягким коврам мужских сердец. Кисоку хочется устроить взрыв, достигнуть предела громкости чужой души. Кисок находит её за первым поворотом к VIP-комнатам. Она сидит на узком подоконнике, прижавшись к ледяному стеклу спиной, а по её наверняка тёплому шёлковому бедру скользит мужская ладонь до самого паха, задирая жёлтое солнце тонкой юбки. Хёнчжу смотрит Кисоку в глаза, пока рот её занят чужим языком, а по кромке трусов беззастенчиво, но издевательски осторожно скользят грубые мужские пальцы. Кисоку не хватает воздуха от горькой злости и обиды. Он сжимает покрепче зубы, напоминает себе опустить кулаки и тяжело выдыхает, от чего-то лишних несколько мгновений не сдвигаясь с места. Он успевает заметить, как отодвигается тонкая ткань хлопковых трусиков, как широко она раздвигает ноги, как вздыхает грудью, прикрывая томно глаза. Уже спиной он слышит визг стальной молнии и короткий вскрик. Его это не касается: напалм выветрился, а фитиль потух. В конце концов, разве мало женщин на его празднике жизни? Он знает каждую из них и вряд ли кто-нибудь ему откажет. Но женщиной его становится бутылка виски, а лучшим другом такси домой. Кажется, он тихо посылает женщин нахуй (Сонхва иронично улыбается, а Чжэбом давится сигаретным дымом от смеха) и обещает отомстить бестелесным фантомам сиюминутных обид. В кармане его пиджака остается бумажка с жирными полурасплывшимися цифрами цвета бордо, а на сердце игривый шлейф горьких ароматов чужой ветрености, словно росчерк точным скальпелем по крошащейся под пальцами безопасности. В груди Кисока предзакатная Хиросима.