Make me surrender!

      Время, казалось бы, вовсе застыло для программиста, что уже целую вечность сидел в маленькой комнатушке. Само пространство давило на мужчину, вытягивая из бренного тела последние жизненные соки и оставшиеся капли надежды на призрачное спасение. Он уже потерял счет времени, пока пытался выхватить момент смены караула, что стоял подле единственного выхода из ловушки, ставшей временным, или уже не только, домом. Но, к сожалению, его враги были умнее, чем казались.       Так тянулись час за часом. Он не мог спать, просто потому, что казалось, стоило ему сомкнуть тяжелые веки, и охотник прошмыгнет внутрь, изменив правила своей извращенной игры. Еда и вовсе ушла на второй план. Не то чтобы программист не был голоден, скорее за прошедшее время, возмущенное бурчание желудка стало чем-то незначительным и даже, в какой-то мере, привычным: как кровь и насилие вокруг, как горы изуродованных трупов, как отчаяние, навеки поселившееся в этом мрачном месте. А потому, постепенно его внимание перешло на таких похожих и в то же время разных братьев. Зачем он изучал их? Что искал? Может просто желал найти отличия, тем самым отгоняя навалившуюся усталость, или же… надеялся подметить то, что поможет столкнуть братьев, позволив если не сбежать, то хотя бы убрать с пути одну из своих проблем. И, первое что он успел выяснить – это их имена.       Эдди и Хантер Глускины – братья близнецы, один из которых оказался в клинике буквально сразу же после своего совершеннолетия. Он то и гонялся за программистом по всей больнице до сего момента. Эдди был настоящим безумцем и, ко всему прочему, маньяком. Из личного дела, что чуть ранее попалось Вейлону на глаза, было ясно, что его в юном возрасте неоднократно насиловали отец и дядя. Это и сломало неокрепшую психику мальчишки, впоследствии сделав его ярым женоненавистником и подтолкнув на серию жестоких и весьма изощренных убийств ни в чем неповинных женщин. Когда же он попал в клинику, его сознание, если и не полностью, то в большей мере повредили те эксперименты, что проводили врачи клиники Меркоф. Он стал одержим своей идеей создания «идеальной невесты», а из-за эмоциональной нестабильности мог от любого неверно подобранного слова превратиться из нежного и заботливого супруга в яростного и безжалостного убийцу. Но, несмотря на это, было одно средство, способное остановить и даже усмирить безумца на какое-то время. Сим средством были слова родного брата.       Хантер оставался загадкой для незадачливого программиста, потому как документов с его данными он не находил, а разговоры братьев не давали и малой толики нужной информации. Но из того, что мужчина успел уяснить – этот враг был умен, хитер и главное вменяем, что играло против Парка.       Именно Хантер проводил большую часть времени с Вейлоном. Он так же внимательно наблюдал за своим «мышонком» в ответ, с нескрываемым интересом ожидая дальнейших действий. Порой, даже казалось, что он знает, какие мысли роятся у перепуганной, загнанной в угол жертвы. И, скорее всего, наслаждался каждой секундой этой глупой охоты, более похожей на жестокую издевку. Неведомо по какой причине, но Парк отчасти желал узнать его хоть чуточку лучше. Дабы понять, почему он так жесток и какова была его жизнь, до прихода сюда.       Что это было? Неужели сострадание по отношению к монстру, заключившему и без того хлебнувшего сполна программиста в эту тюрьму? Этот вопрос то и дело вскользь мелькал в голове Вейлона Парка и тут же уносился прочь, затмеваемый душевной тягой к семье и уюту, что дарила его возлюбленная. Но мог ли он вернуться к ней сейчас? Позволил бы он себе приблизиться к ничего не подозревающей жене, после всего что он здесь пережил? Не изменился ли он слишком сильно? Не стал ли одним из психов лечебницы Маунт-Мэссив…       Воспоминания помогали не утонуть в отчаянии, и так было чуть проще коротать время до прибытия второго брата. Эдди бывал здесь редко, и каждый раз вместе с ним приходил кто-то еще… а точнее его приносили. Полуживые жертвы. Кто еще мог передвигать ногами, а кого тащили волоком по полу, на встречу скоропостижной смерти от удушения, под уже знакомый мотив любимой песни Глускина. И никто, абсолютно никто не продержался дольше, чем Парк. Это давало призрачную надежду на то, что однажды придет помощь. Но… не будет ли это просто группа зачистки от корпорации? – Надеюсь, мое письмо дошло адресату, – шепотом проговорил Вейлон, тяжело вздохнув.       Парк в очередной раз закрыл уши, пытаясь не слушать вопли. Но глаза закрывать было нельзя, потому как враг сидел в нескольких метрах от него. Хантер пристально смотрел в глаза программисту каждый раз, когда происходило подобное. Порой улыбался, говорил что-то себе под нос, а стоило появиться брату отходил прочь, радушно похлопывая того по плечу.       Обычно после таких встреч с ним оставался Эдди. Он подходил и подолгу молча смотрел на Парка через грязное стекло, все так же через чур дружелюбно улыбаясь. И более ничего. Напряженные минуты молчания и зловещая улыбка, что казалось будет сниться ему в кошмарах до конца его никчемной жизни. Мужчина боялся этого сумасшедшего больше, чем Хантера. Ведь стоило их взглядам соприкоснуться, как перед глазами вставали картины изуродованных мужских тел. Смерть от рук Эдди была ужасной. Он резал, перестраивал людскую плоть на свое усмотрение, пока жертвы еще дышали. Под конец некоторые уже не могли кричать, они лежали словно податливые куклы, пока не наступала смерть от болевого шока или потери крови.       Вариантов на спасение не было, и с каждым часом Парк ощущал, что рано или поздно это хрупкое и странное спокойствие может вмиг оборваться. Он чувствовал нутром приближающийся конец. Голод. Жажда. Все это давало о себе знать. Мозг отказывался работать. Частые головокружения и затянувшаяся бессонница, в совокупности с остальным практически полностью измотали его организм и выбили из реальности. Кожа стала бледной и сухой, под глазами залегли темные круги, тело окутал жуткий озноб, а конечности и вовсе постоянно пробирал усиливающийся с каждым разом тремор. Он и до этого не был бойцом, а теперь и вовсе не смог бы дать отпор своим врагам. Потому, ему оставалось лишь ждать шанса на побег или спасение, возможно даже в скорой смерти.       Он все так же сидел в углу, дрожа от холода, и смотрел в пустоту, словно впал в некий транс, а в голове был образ жены и детей, что медленно растворялся, оставляя лишь пустоту и мрак. Программист не знал сколько дней прошло и уже окончательно отчаялся увидеть белый свет. Но, неожиданно, случилось то, чего он так вожделенно ждал все это время.       Вдали, послышались тихие выстрелы. «Спасение?», – сам себе не веря, подумал Вейлон. И в ту же секунду Хантер рванул с места, оставив пленника без присмотра. Очевидно, он беспокоился за своего брата. И, осознав это, Парк тихо ухмыльнулся. Вот она слабость врага, которой невозможно было воспользоваться без сторонней помощи. – Неужели, – шепотом прохрипел Вейлон, пытаясь подняться.       Ухватившись ослабшей рукой за стоявший подле него стол, мужчина с трудом, но все же встал на ноги. Пошатываясь, дрожа словно осиновый листок, прикусывая синеватые губы, дабы не свалиться без чувств, он медленно ковылял к завалу. Тело отказывалось его слушать. Ноги и вовсе приходилось передвигать через силу, удерживая равновесие после каждого шага, потому как все тут же плыло перед глазами. Но ни это, ни темнота последующих коридоров не стали помехой. Глаза уже привыкли к полумраку, а память услужливо вырисовывала маршрут к спасению. И единственное, что могло его остановить – это отсутствие ключа, который он в панике обронил, протискиваясь в комнатушку. Эту вещицу всегда носил с собой Хантер, а по сему необходим был запасной план на случай, если коридор будет все так же заперт.       К несчастью, единственный путь к свободе шел через уже знакомый дворик меж двух зданий. Дверь была настежь распахнута, словно не так давно кто-то уже вырвался наружу и казалось, программист уже знал его. Но сейчас это было не столь важно. Вейлон еле сдерживал слезы и все нарастающую дрожь, от такого дурманящего свежего прохладного воздуха, что врывался в его легкие. Он машинально шагнул к выходу, окутываемый туманом и желанным чувством еще далекой, но все же свободы. Пронизывающих холод, тут же отрезвил, вернув желание бороться дальше. – Лиза… жди меня, – прошептал себе под нос Парк и губы дрогнули в легкой и уже забытой, нежной улыбке.       Дверь в соседний корпус была так же открыта. На удивление, в коридоре было тихо, и лишь изредка, издали доносились тихие переговоры военных. Услышав писк рации в непосредственной близости, он рванул навстречу, но мгновенно был перехвачен. Его затащили в темный угол под лестницей. Сильные мужские руки крепко прижали перепуганного программиста к огромной пропахшей кровью и потом груди. И вот, когда глаза наконец-то привыкли к непроглядной тьме, он разглядел одеяние и отчасти лицо мужчины. Это был никто иной, как Хантер. Паника тут же охватила Вейлона, а тело пробрала невообразимая дрожь, ведь сил на отпор не было и в помине.       В это время шаги военного становились все громче, а переговоры по рации еще отчетливее с каждой секундой. Кто-то шел прямо к ним. Но чувство радости, что ещё минуту назад окутывало Парка, вмиг сменилось страхом с примесью отчаяния. Случилось то, чего он боялся больше всего. – Всем бригадам разрешен огонь на поражение. Повторяю, всем бригадам открывать огонь на поражение. Убивайте все, что движется, – отчеканил женский голос по рации.       По больнице бродила группа зачистки, а значит шансов на спасение практически не было. Не в том положении и состоянии, в котором сейчас находился бывший программист этой проклятой больницы. Тогда... Почему же Глускин спас его? Тут же возник странный вопрос в голове Парка, и на него явно не было адекватного ответа. А пока они неподвижно стояли во мгле, военному поступил новый сигнал. Неподалеку была обнаружена очередная цель. И стоило спецназовцу отвернуться, как Хантер, грубо оттолкнув Вейлона в сторону, накинулся на врага и одним ловким, казалось бы, отточенным движением свернул тому шею. – Эдди, черт тебя подери! – прошипел себе под нос Глускин и, стащив с трупа автомат, бросился на раздавшиеся неподалеку выстрелы.       Снова у Вейлона появился шанс сбежать, пока его враги будут вовлечены в очередное противостояние. Но почему-то мужчина не мог заставить себя это сделать. По неясной причине все его нутро тянуло вслед за Хантером. Он не понимал и не хотел осознавать истинного мотива странного желания помочь своему мучителю. В какой-то миг Парк даже попытался придумать себе оправдание. Мол они в одинаковом положении, и враг у них один, а потому стоило бы держаться вместе. И что этот союз помог бы ему выжить, а возможно даже сбежать.       Напряжение с каждой секундой нарастало, как и странное волнение, а потому плюнув на все, программист ринулся по тому же пути, что и Хантер. Далее все было как в замедленной съемке. Несколько поворотов, наглухо запертые комнаты и вот, наконец-то, заветная дверь. Она была практически сорвана с петель, а внутри под прицелом, подняв над головой руки, стоял Хантер, прикрывая собой Эдди. Пуля попала в левое плечо, и второй брат крепко зажимал рану, пока ткань медленно пропитывалась свежей кровью. К несчастью, солдат было двое, но они оба стояли спиной к проходу, что играло на руку Парку, конечно же, если Хантер успеет воспользоваться моментом. Но, в любом случае, мешкать было нельзя и, недолго думая, Вейлон бросился с голыми руками на ближе стоящего спецназовца. Целью программиста было лишь отвлечение, а дальше, оставалось рассчитывать лишь на реакцию Глускиных. Он только и успел, что запрыгнуть ему на спину, уцепившись руками за шею, и буквально сразу же был сброшен в угол комнаты. А дальше были слышны лишь глухие удары, ругань и пара выстрелов, а после – тишина… Силы окончательно покинули Парка, и он погрузился в забытье, так и не узнав, кто же выиграл. «Прости меня Лиза… кажется, я все-таки не смогу тебя увидеть», – последнее, что пронеслось в его голове.