Скоро страх уйдёт

      Тихие всхлипы Фриск разрушили мой не такой уж и чуткий сон за секунды. Открыв глаза, я несколько мгновений оглядывала помещение, пытаясь понять, где нахожусь. Хотя всё было достаточно просто, я всего лишь скатилась во сне в бок и лежала головой на бедре девушки, на удивление, они, у достаточно худой Фриск, были мягкими и удобными для сна.       Девчонка рыдала сквозь сон и тихо, практически скуля, звала свою мать и меня попеременно. Сев в изначальное положение, я притянула девушку к себе, и, дав ей положить голову мне на грудь, тихонько поглаживала её по волосам. — Тише, сахарок, тише, успокойся, скоро страх уйдёт, дыши, — продолжая гладить Фриск по волосам, проговорила я.       За окном светало, и, через щели между досками, на пол падали тонкие полоски света. Хоть стены и не пропускали ветер и пыль, но в сарае было немногим теплее, чем на улице. Хотя, Фриск было достаточно комфортно под куртками и пледом, да ещё и в моих объятьях. Она полностью успокоилась и продолжила спать.       Сон накатывал волнами, утягивая в свою пучину, но звуки за окном не давали уйти в мир грёз. Несколько человек громко спорили, обсуждая житейские проблемы, то и дело переходя на крик, а потом, понимая, что ещё совсем раннее утро, понижали голоса до шёпота.       Это ужасно напоминало жизнь в городах, когда в одной многоэтажке, квартиры делили минимум две семьи и ты слышал все споры и ссоры, происходящие в доме.       Города были попыткой, в прошлом высокопоставленных лиц, восстановить старый строй общества, что б снова жить в своё удовольствие, и это отлично получилось. Они обещали защиту и питание для всех, только не говорили о том, что за это всем придётся платить жизнями их детей, отправленных на обучения в солдаты; власти обещали кров и тепло, чистую воду, дабы принимать душ.       Кров представлял из себя старые жилые дома, которые отапливались, но, чтоб тратить меньше ресурсов на людей, в них селили по 2-4 семьи в одну квартиру, а само отопление было очень слабым, и еле прогревало квартиры до +15 градусов тепла зимой. А вот вода и правда была чистой, от неё не трещали счётчики Гейгера, и пить её можно было прям из крана, если конечно не боишься разнообразных кишечных палочек и других бактерий, из-за которых будешь сутками сидеть в туалете… а некоторых оттуда, выносили ногами вперёд. Поэтому пили из-под крана только отважные люди, ну, или идиоты, да и текла только ледяная вода, а зимой и вовсе не текла, замерзая в трубах.       Разговаривающие начали отходить от окна и голоса, медленно стихая, исчезли совсем. Им на смену пришла полнейшая тишина, и только посапывания Фриск нарушали её.       Со стороны двери послышались шаги, несколько секунд открытия замка и впустив холод улицы в здание вошёл коренастый мужчина. Схватив за шкирку труп, что лежал около входа, мужик вышел, бросил его куда-то в сторону и зашёл обратно. — О, одна проснулась, поднимай свою подружку и пойдёмте, вам сегодня встреча с главой намечается, поэтому вам следует помыться, и давайте без глупостей, а то как ваших шлюх-мамаш, на мясо, к херам собачьим, пустим. Понятно? — Да, — кивнула я, стараясь не показать всю злобу, что кипела во мне, — всё понятно, — опустив глаза, проговорила я, представляя, как, выбравшись отсюда, прикончу его за эти слова. — Жду две минуты за дверью, не выйдите вовремя, зайду и вытащу вас сам, — ухмыльнувшись, проговорил мужик. — Хорошо.       Дверь с грохотом закрылась, из-за чего резко дёрнувшись, проснулась Фриск. — Что? Что случилось? — сонно оглядываясь, спросила девушка. — Всё хорошо, сахарок, расслабься, мы живы. Но нам надо идти, вставай, — подталкивая девушку, начала подниматься я. — Куда? — всё ещё сонно моргая, спросила осипшим голосом девушка. — Как я поняла, мыться, ты не заболела? Иди сюда, — схватив девушку за рукав её куртки, я притянула её ближе и дотронулась губами до её тёплого лба, простояла так чуть дольше, чем надо, что б проверить температуру, — нет, температуры нет. Как ты себя чувствуешь? — Уставшей, — слабо улыбнувшись, проговорила Фриск. — Ладно, пошли, нам пора, — застёгивая куртку девушки, сказала я.       Солнце, поднимаясь, окрашивало небо в красно-оранжевые, желтые и охристые тона, ветер за ночь утих, и сейчас лишь тонкие веточки деревьев покачивались от него. В воздухе всё ещё стоял запах крови, но к нему добавился ещё и запах разложения. Мужчина, представившийся Панкрасиусом, вёл нас в, так называемые им, купальни. Я даже не могла поверить, что у них есть такое место, потому что от мужика воняло потом, кровью, гнилью и чем ещё, даже представлять не хотелось.       Проходя мимо площади, я поняла, почему в воздухе пахнет разложением. На том же месте, что и вчера, привязанное вниз головой, висело распотрошенное тело матери Фриск. На улице было недостаточно холодно, чтобы тело оставалось в приличном виде, поэтому лицо, кисти и стопы, те места, на которых осталось мясо и кожа, покрывались пугающими трупными пятнами, а края разреза на животе начали подгнивать. Из самого тела, то и дело, вылетали отвратительные насекомые, которых там быть в норме не должно.       Закрыв Фриск глаза ладонью, а второй рукой обняв за талию, дабы она ничего не увидела и не падала, пока идёт, я аккуратно повела девушку дальше, то и дело отпинывая с её пути камни и притягивая ближе, что б она не наступила в лужу не пойми-чего.       Панкрасиус то и дело пошло и отвратительно шутил, пытался дотронуться до Фриск, точно не с целью придержать её от падения, когда она запиналась, и позволял себе говорить гадости о наших семьях. Но, сквозь его шутки, мы получали и полезную информацию, например, где хранятся наши рюкзаки, или во сколько меняются дозорные. Видно, глядя на слабую Фриск и вроде безоружную меня, он не видел возможности нам сбежать, да и том, что за его слова мы можем отомстить, он тоже, видимо, не думал.       Купальни представляли из себя обычное здание, где стоял котёл для нагрева и несколько ванн. Вокруг бегали юные девушки, приятно выглядящие, ну, приятнее, чем Панкрасиус, помогающие взрослым женщинам, отмыть их уродливо-отвратительные тела, смыть застарелую грязь с волос, и счистить с пяток слои грубой кожи, непонятно, зачем им это, ведь в этом мире красота ничего давно уже не решает, но они, как помешанные, орали на девушек, выкрикивая унижения, за любую маленькую мозоль, пропущенную на их уродливых ступнях, которые сами выглядели, как одна большая мозоль. — Займитесь ими, кто-нибудь! — крикнул Панкрасиус, прикрывая глаза ладонью, — быстрее, блять, заберите их, меня тошнит тут находиться, ебанный в рот. — Да, хорошо, проваливай нахер! — крикнула на него стоящая рядом девушка, — проходите девочки, у нас есть комната с двумя ванными.       Девушка, улыбнувшись, повела нас к двери в другую комнату.