Скоро страх уйдёт

      Я проснулась от своего собственного крика. Голова болела, будто расходилась по швам от правого глаза. Ладонь коснулась влажной ткани, заставляя вспоминать, что произошло. — Чара, тише, всё хорошо, — сонная Фриск касалась моего плеча, пытаясь уложить обратно. Сбоку загорелась спичка, разжигающая свечу. Яркий свет заставил зажмуриться от очередной волны боли, — отодвинь чуть свечу, Макс, ей мешает свет.       Моя ладонь всё ещё лежала поверх пропитавшейся кровью повязки. Не давая возможности Фриск прикоснуться к ней. — Всё хорошо, Чара, дай я её сниму, — повязка медленно сдиралась, слегка натягивая кожу, к которой прилипла, от чего волны боли усилились, заставляя меня громко застонать, сжимая край спальника в кулак. — Может дать ей обезболивающее? — прозвучало тихое предложение со стороны. — У тебя только морфин, мы не можем так рисковать… — ответила Фриск, аккуратно касаясь проспиртованной тряпкой моей раны, заставляя каждый раз жмуриться и сжимать челюсти всё сильнее, — ладно, дай сюда одну таблетку.       Протянув мне белую пилюлю и кружку воды и, кинув Фриск остальную банку, парни разбрелись по своим спальникам.       Девушка уложила мою голову себе на колени, гладя волосы и заплетая их в мелкие косы, дабы волоски не лезли мне в рану, дожидалась возможности наложить повязку, не вызывая болевых ощущений.       Боль медленно отходила, давая возможность мышцам расслабиться, а мозгу начать отключаться. Напевая колыбельную, Фриск накладывала слой за слоем чистый бинт.

***

      Мы выбрались из города к запоздалому осеннему рассвету, начавшемуся в 6.30 утра. Шагая по покрывшемуся инеем «стеклу», я сжимала в левой руке пистолет, а в правой — ладонь Фриск. Повторения моей ситуации никто не хотел, так что все были наготове.       Из-за морфина голова шла кругом, а мозг пытался отключиться, желая проспать целую вечность, но надеясь хоть на пару минут.       Тащащиеся сзади парни ныли о том, что им тяжело идти по льду и они: «…старые, уставшие люди, которые упав развалятся…». Боль возвращалась, растекаясь из-под повязки по всей голове и телу. Идущая рядом Фриск тихо кашляла. Но как бы тяжело не было, мы продолжали шагать, понимая, что до ночи мы должны быть в Милуоке, а до сильных морозов добраться до наиболее безопасного и отдалённого от преследователей места.

***

      Милуока встречала нас включёнными фонарями уличного освещения и работающим до часа ночи пунктами помощи.       И, пока ребята получали пайки и узнавали о возможности свалить дальше на запад, мы с Фриск сидели в медицинском отсеке. — Зашили на скорую руку? — обращаясь к пьющей травяную настойку Фриск, улыбнулась милейшая женщина, напоминающая мне мать девчонки и жену Панкрасиуса. — Да, не было времени аккуратничать, — проглатывая жидкость, проговорила девушка. — Тут останется шрам, я боюсь перешивать рану… раз завтра утром вам уезжать… так что придётся оставить так, извини, зайка, — поглаживая мои волосы, погрустнела леди. — Всё в порядке, не переживайте, это не ваша вина, — начала успокаивать её я. — Ахах, — тихий смех слетел с её губ, — ты очень похожа на мою дочь, если б вы тут остались, я б вас познакомила, до свидания, девочки. — Прощайте. — А правда, Чара, почему бы нам тут не остаться? — спросила Фриск, касаясь моей ладони и поднимая лицо к небу. — Сахарок, на моей шее 6 мертвых человек и псина, у нас на хвосте целый отряд охотников. Если, вдруг, тебя город и соизволит спасти, в чём я сомневаюсь, то меня напрямую отдадут им. А я рисковать, ради этого маловероятного «если вдруг», твоей жизнью — не хочу. Если мы не найдём убежище там, куда идём… то вернёмся сюда. Обещаю, — протягивая девушке мизинец, проговорила я. — Хорошо, ловлю на слове, — улыбнулась она, хватая меня за палец своим.