***
Открыв двери в здание, нас впустили вперёд вместе с выжившими людьми, проводя по коридорам в столовую и болтая без конца. — Мы сможем вас сопроводить через пару недель, когда вы наберётесь сил и сможете спокойно путешествовать. Дабы все добрались в целости и сохранности. А пока… Церковь Чистой Жизни примет вас в свою обитель. В столовой сидело множество людей, бренча ложками и тихо переговариваясь, они поглощали свой ужин, отвлекшись от тарелок только когда наша группка вошла. Все, как инкубаторские, ходили вокруг в одинаковой одежде, серые тонкие штаны и такая же серая ряса до колен, выполняли одинаковые действия, вместе молились, ели и отправлялись на сон. Стоящий в центре молитвенного ковра епископ, обувшись, обошёл нашу группку по кругу, возвращаясь на прежнее место. — Мы приветствуем вас в Церкви Новой Жизнь, здесь мы рады любому человеку и приносим глубочайшие извинения, за принесённые вам неудобства. Все живущие у нас люди располагаются в разных комнатах, — громким, проповедническим голосом проговорил мужчина. Моя рука скользнула к ладони Фриск и, сжимая её пальцы в своих, я напряглась всем телом, — кроме детей. Взгляд мужчины буравил наши сцепленные руки, а у меня в голове крутилось только слово «дети», что не давало мне покоя. Пока я не поняла, что это наш шанс, какой бы сильной и опасной военной я не была, я считалась ребёнком, через какую бы жопу мы не проходили, я считалась ребёнком, а Фриск и подавно. А старшее поколение, что было выращено задолго до войны, и подавно считало нас детьми, глядя на худющие тела и низкий рост Фриск. — Так что, не бойся, золотце, ты будешь жить со своей… хм… сестрой? Вместе.***
Прибывшие с нами люди быстро приняли веру, как и Фриск, удивившая меня своим решением, Пастор Эфиальт, с которым мы познакомились на первой проповеди, умел промывать мозги, чем активно пользовался. Вот только такие уловки работали на всех вокруг, кроме меня, чем я его и раздражала. В моей голове, ещё со службы, укоренилось одно понятие: «Всё создали люди, и даже бога, и даже бомбу, и даже выжженную пустошь юга. Человек — всесилен! Был всесилен…» Всё чаще его взор был прикован к Фриск, что начинало меня напрягать. — Ты же понимаешь, что им нельзя доверять? — стояла я в дверном проёме ванной, наблюдая за заплетающейся девушкой. — Чара, они адекватные люди. Они ищут нам транспорт, собирают вещи в дорогу, дают кров и еду, — выдохнула Фриск. — И пытаются промыть нам мозги… — ЭТО тебя больше всего бесит? Или пастор? — двинувшись ко мне, спросила девчонка. — Всё. И сразу. Они все пытаются привязать нас к себе, что б мы не ушли. А взгляд этого пидораса, направленный на тебя постоянно, напрягает меня с каждым днём сильнее. — Чара, дай им шанс. Дай мне шанс обрести покой. Мы бежим с тобой больше трёх месяцев, а за нами по пятам смерть и разруха. Ты дашь этому месту шанс, если я скажу, что мысли о том, что за наши страдания, в конце концов, нас ждёт что-то хорошее, хотя б после смерти, успокаивают меня? — руки девушки легли мне на плечи, позволяя обнять её за талию, прижимая к себе. — Не правильно ты ставишь вопрос… твоей вере, я шанс дам. А этим людям, в особенности Иуде местного разлива, — нет… — на секунду я зависла, а потом сняв с запястья деревянный крестик, аккуратно повесила его Фриск на шею, — если ты так уж хочешь верить, то хотя б носи главный атрибут, сахарок. Но это не значит, что я даю этому месту шанс! Дотронувшись пальцами до маленького розоватого крестика, Фриск улыбнулась и, резко дёрнувшись, коснулась губами уголка моих губ.