I want to be betrayed.

      Автобус подъехал после двадцати минут моего скверного ожидания. За это время я успел выкурить три сигареты бешенными затяжками, потому что предвкушал приближающееся удовольствие. Моё удовольствие.       Сев в автобус, я занял место в самом конце, у окна. Это моё любимое место, потому что его всегда стараются не занимать, поскольку езда на задних рядах хорошо встряхивает, от чего вестибулярный аппарат начинает запевать свои песни. А когда люди со мной не контактируют, то мне это выбивается на руку.       Вставив наушники в уши, мои пальца набрали название заезженного до блевотины плейлиста. Почему я всё время всё сравниваю с испражнениями людей?! Это меня даже не привлекает. Скорее всего, эта аналогия происходит от того, что меня уже ото всего тошнит, и считаю весь мир противным. Он не заслуживает уважения. Никто. И ничто.       Я погружаюсь в свои мысли. Я абстрагируюсь ото всего окружающего, абстрагируюсь от триггеров, от реальности. Музыка всегда была в этом хорошим помощником. Не могу кричать, что она является лучшим помощник и лекарством ото всего (мне-то мои лекарства не помогают, что же говорить про какие-то звуковые волны, которые бьются об барабанную перепонку?), но иногда ослабляет вспыльчивость.       От моих мыслей меня отвлёк резкий скрежет. Как он вообще смог быть громче музыки в моих наушниках? Насколько тогда это должно давить на уши людям, которые сидели без гаджетов и музыкосопровождения? В салон автобуса зашел водитель и начал что-то рассказывать, бурно жестикулируя руками. Ни то, чтобы мне было интересно, но, возможно, он говорит причину, по которой мы тут прекрасно приостановились.       Я медленно снял наушники, ибо понимал, что ко мне подбираются триггеры, и услышал некий отрывок его непоставленной речи: -...сломан. Не знаю, ээээ, сколько мы тут, ну, пробудем.       Ох, просто замечательно! Только этого я и ждал. Ненавижу понедельники. Что-то да идет наперекор моим высокопоставленым целям. А особенно эта неопределенность, которая стоила каждой минуте моего времени. Всё должно быть точно рассчитано.       Я резко встал с места и вышел из автобуса, пихнув водителя плечом. До района Клейтона еще полчаса ходьбой, а время уже набрало достаточно быстрый бег.       Я решил просто пустить всё на самотёк. Закурив очередную сигарету, двинулся в нужном направление. Сейчас меня волновал только один вопрос: где же теперь будет Энни? Я понимал, что не приду к назначенному месту в назначенный час, и в мой план должны будут вмешиваться радикальные изменения. Они мне даже могут не понравиться, но результат...ради этого стоит стараться. Я всегда любил результаты моих законченных работ. Я даже могу сказать, что помешан на этом. Самая прекрасная вещь...       В район Клейтона я прибыл с опозданием на пятнадцать минут. Ни так долго, как я думал, и тем лучше. Я решил идти к дому Энни, чтобы продолжить своё шествие с этой дислокации, потому что девушка должна была выйти из своего дома примерно пять минут назад.       Итак, пока я добираюсь до нужного места, расскажу вам про Энни Резинфорд. Вроде бы, ей двадцать четыре года. Знойная блондинка с карими глазами. Что вообще за генотип, что она кареглазая блонда? Переехала в наш город относительно недавно, но уже успела заработать статус утренней пай-девочки и ночной шлюхи. Откуда я могу это всё знать, если не общаюсь с людьми? Я слышу её душераздирающие стоны в своём доме каждые выходные. Она кричит кошкой, извергающей из своего чрева мертвого котенка, а изо рта комок только что нализанной шерсти. Ну да, каждый вертится в этой жизни как может, ведь ей нужно платить на своё обучение на юридическом факультете.       Подходя к её дому, я услышал этот журчащий смех. Кажется, отчётливо понятно, что он принадлежал Энни. Это было мне на руку! Она смогла меня порадовать раньше, чем я думал. Спасибо, мисс Резинфорд, ты упрощаешь мне работу своей манерой долго собираться, чтобы выйти куда-то.       Я зашёл за угол, чтобы не показывать своим видом, что я строю из себя некого сталкера, чтобы не спугивать девушку. Я испытывал такое ни раз, я прокалывался с этим не единожды. И такие приёмы преследования всегда делали всё сложнее, чем должно быть. Это заставляло триггеры подкатывать к горло и распыляться по всему организму. Всё становилось из жёсткого крайне жестоким.       Мне не нравилось чувство тревожности в такие моменты, потому что оно заставляло рассредотачиваться на моём любимом деле. А как можно насладиться им в полную меру, если ты начинаешь злорадствовать? Вот и я не знаю...Мне приходиться долго успокаиваться, а всё, что делаю, перестаёт приносить положительные эмоции.       Я облокотился на стенку и сделал вид, что мне плохо, попутно кашляя. Когда Энни проходила мимо, то это заставило её на секунду остановиться и посмотреть на меня взглядом полного сожаления. Я поднял глаза, строя гримасу полного страдальца, и уже открыл рот, чтобы промолвить такое же страдальческое "помогите", как это чудо подбежало ко мне, быстро ропча: - С тобой всё в порядке? Тебе нужна помощь?!       Я закатил глаза, будто бы у меня пошла нехватка воздуха, и кивнул. Я такой жалки актёришка. Но если на такое ведётся уже не первый человек, то я чего-то стою и что-то умею. Неотъемлемая часть моего спектакля. Каждопонедельнического (да, я сам придумал, не пытайтесь выцепить это слово ещё где-то) спектакля. Мне кажется, уже пора менять тактику привлечения внимания, ибо эта уже начинает занимать сидячую позицию в печёнках.       В один из "приступов кашля" я подался вперёд и толкнул Энни в солнечное сплетение правой рукой. Зрачки девушки резко стали больше, она сама закашлялась, а я просто потряс рукой, отводя её назад. Из моего рукава вылезла рукоятка ножа, который находился в мисс Резинфорд. Я посмотрел в её напуганные глаза и засмеялся, начиная проворачивать лезвие с каждым своим словом, делая из её органов брюшной полости коктейль: - "А вот придет пора — и ты, червей питая, Как это чудище, вдруг станешь смрад и гной, Ты — солнца светлый лик, звезда очей златая, Ты — страсть моей души, ты — чистый ангел мой! О да, прекрасная — ты будешь остов смрадный, Чтоб под ковром цветов, средь сумрака могил, Среди костей найти свой жребий безотрадный, Едва рассеется последний дым кадил".       И я вытаскиваю резко нож, всаживая его в сонную артерию. Взгляд блондинки с каждой секундой мерк, а фонтан крови становился больше. Моя одежда была уже вдоволь пропитана её алой кровью. Как же меня это забавляло! Как же мне было хорошо. Она удовлетворила меня во всех смыслах и планах.       Тело становится белым из-за потери "жидкости жизни" и безобразно падает, ударяясь головой об мусорный бак. Ну просто не день, а праздник какой-то! Теперь кровь сочилась и из виска. Но я никогда не останавливаюсь на достигнутом. Мне нужно больше. Больше крови. Я переворачиваю труп на спину и сдираю с него одежду. Если честно, то у неё неплохие формы: приятная талия, длинные ноги, небольшая грудь. Но нельзя на это отвлекаться. Я беру свой перочинный ножичек и вскрываю живот с того места, где уже красовалась рана. Все кишки выползают наружу, как и люди из клуба, в который она собиралась. Зарываюсь рукой, отыскивая печень и, нащупав, выдёргиваю её. Вид меня не порадовал. - Не годная. Безобразная. Сколько же тебе нужно беспробудно пьянствовать, чтобы испортить её настолько? - Разорился риторическими предложениями я и кинул печень в подходящую собаку. Животное сразу же унесло лапы.       Какой же я всё таки обмудок. Обижаю бедных животных и людей...Ах...Как мне не стыдно? Я такой плохой, ай, ай, ай. Если бы такие мысли врезались мне в голову в общественном месте, то я бы взорвался смехом, и меня бы везли в психушку. Смеюсь-то я не очень приятно, но очень громко. Пугающе, дескать.       Запихав все кишки насколько это возможно обратно в брюхо, я поднял Энни и выкинул (именно выкинул) в мусорный бак, захлопнув массивной крышкой. Да, конечно, будто бы её от этого искать будут дольше...Я обтёрся её одеждой, но это не особо помогло, потому что я с ног и до головы был облит кровью. Я бы смог сыграть бедного парня, которого кто-то покалечил, но мне так всё равно. Я уже ходил в таком виде по городу. Да, на меня озарялись, но всем людям плевать, откуда это и как. Поэтому лишних вопросов не возникло.       Выходя из-за угла и закуривая сигарету, я кинул свою любимую фразу: - О-ой, кто-то, кажется, умер.       Думаю, теперь понятно, почему я назвал себя раннее маргинальным элементом общества. Теперь и вы не очень рады знакомству со мной. И да...Лучше уходите, пока не случилось что-то похуже...А ведь оно может.