Давай летать вместе!

      Ты притягиваешь его к себе: грубо и небрежно. Зарываясь в огненно-рыжую копну волос.       Втягиваешь жадно запах цирка, что пришёл вместе с ним. Чувствуешь аромат сладкой ваты, ванили, и поп корна.       До рези в ладонях сжимаешь его костюм, проклиная на чем свет стоит эти короткие мгновения, проведенные с ним.       Он же сидит молча. Терпит твои объятия. Знает, что бесполезно вырываться. Знает, что он нужен тебе, как глоток свежего воздуха, после нахождения в душной комнате. А ещё он знает, что ты так же являешься для него глотком чего-то свежего. Сладкого. Он и сам до конца не понял, но ему это нравится.       Ты немного отстраняешься от него, но не выпускаешь из рук слегка грубую ткань костюма.       Смотришь в горячий янтарь его глаз и не можешь понять, как же так может быть… как может обычный взгляд зажигать внутри тебя этот странный огонь.       — Ну, здравствуй, малышка. Скучала?       Наконец он здоровается, прерывая удушливое молчание в комнате. Разбивая паутину тишины, что держала тебя в своём плену.       Ты стараешься не всхлипывать, но не можешь. Проклинаешь себя и свою слабость. Маленькая слезинка стекает по щеке и падая, разбивается о холодный пол.       Он, со всей для него незнакомой и неуклюжей осторожностью, дотрагивается до твоей щеки своей холодной рукой, закрытой от мира в белизну перчатки. Стирает аккуратно мокрую дорожку и проговаривает:       — Эстер… ты не должна плакать. Всё ведь хорошо…       Последнее он произносит уж слишком неуверенно и как-то глухо. Словно бы и сам не знает, правда это или нет.       Ты только и делаешь, что жмуришься от подступающих слез.       Пеннивайз тяжело вздыхает. Он не понимает причину твоих эмоций. Но всё равно резко хватает и прижимает к своей большой груди.       Ты со всей силы обхватываешь его руками, вернее пытаешься это сделать и прикрыв глаза, расслабляешься.       Когда он вот так обнимает тебя, то на душе становится хорошо. Словно бы ураган кончился и наступил штиль.       Пытаешься прислушаться и уловить хотя бы слабое, но сердцебиение. До сих пор не веришь его словам, что у него его нет. В твоем представлении оно есть. Его сердце. Черное, от всепоглощающей ненависти и злобы, но живое.       — Ты… вернешься?       Твой голос дрожит, словно бы ты боишься. На самом деле так и есть. Ты боишься. Боишься услышать ответ, что принесет тебе боль.       Клоун снова тяжело вздыхает. Он не любит слышать этот дрожащий от неуверенности и слез голосок. Ему нравится твой смех.       — Я ещё никуда не ухожу, Эстер.       Он отвечает односложно, не пытаясь успокоить подступающую волну истерики. Ты знаешь, что ещё немного и он растает, растворится… исчезнет. И стоит только комнате озариться первыми лучами восходящего солнца, как ты окажешься снова одна.       Одна в этой темноте. Одна в этом мире. Без его плеча.       Он уйдет снова. Как делал это раньше. Уйдет и вернется только тогда, когда сам решит.       Бросит тебя в этом темном и страшном месте. И ты снова и снова будешь плакать, и просить его вернуться к тебе. Уж лучше пугаться от его страшилок, чем от тех, что ты видишь каждый день.       — Забери меня с собой… пожалуйста.       Демон молчит. Гладит тебя по спине, сильнее сжимая в объятиях, но молчит. Предоставляет возможность понять ответ самостоятельно.       Он не возьмет тебя. Никогда. Будет приходить. Питаться твоим страхом, возможно иногда делая больно, но никогда не заберет. Он сам наверняка не знает, что настоящая боль не от его жалящих прикосновений, а от их отсутствия.       — Как прошёл день?       Его вопрос разрушает купол тишины, состоящий из твоего тяжелого и его неслышного дыхания. Иногда ты спрашиваешь себя… а дышит ли он? Нужно ли ему? Но этот вопрос остается в чертогах разума.       Отрываешь голову от мягкой груди и поднимаешь взгляд.       Твои губы слегка кривятся в ядовитой усмешке.       — Ты серьёзно, Пеннивайз?       Он только пожимает плечами, словно давая понять — не знал. Не подумал, что такой вопрос расстроит тебя ещё больше и вызовет грусть в глазах.       Он продолжает смотреть на тебя то ли с нежностью, то ли с желанием отведать нежной плоти… ты так и не научилась разбираться в его мимике и взглядах.       Но вместо страха, ты обвиваешь его шею руками и не прерывая зрительного контакта, неуверенно прикасаешься своими заледеневшими губами его теплых.       Он отвечает на поцелуй, ещё сильнее прижимая тебя к себе. До хруста в ребрах. До стона боли, сорвавшегося с губ.       Ты отключаешь мысли. Отключаешь сознание. Хочется просто насладиться моментом. Последним моментом. Ты словно бы чувствуешь кожей и всем естеством, что это последний ваш раз.       Чувствуешь во рту его язык. Слегка шершавый, теплый и отдающий печеными яблоками с медом.       Ты удивляешься, почувствовав вкус детства.       Пеннивайз слегка ухмыляется. Ему не трудно порадовать тебя. Хотя бы немного. Отстраняется первым и облизывая губы — встаёт с кровати.       Ты тянешься за ним, хватаешь, словно маленькая девочка, за рукав костюма, и жалобно смотришь снизу-вверх.       — Только не сейчас. Не уходи.       Демон в третий раз за сегодня тяжело вздыхает. Ты не хочешь слышать ответ. Не хочешь, но он последует.       — Так нужно, малышка, так нужно…       Он запинается, собираясь что-то сказать. Но не говорит, обрывая себя на полу слове. Позволяет тебе вскочить с места и снова повиснуть на его шее, крепко обнимая. Он терпеливо ждет. Ждет, когда ты в последний раз насладишься ароматом детства и отпустишь.       Ты сжимаешь знакомо серую ткань с такой силой, будто желая оторвать кусочек и оставить себе. На память. Такой жалкий сувенир, напоминающий о нём…       — Пора, милая Эстер. Иди отдыхай.       Ты отрицательно качаешь головой, пытаясь отогнать его через чур спокойный и даже слегка строгий голос из головы. Прикусываешь до крови нижнюю губу, удерживая поток непрошеных слез.       Отстраняешься, но не выпускаешь его из рук.       — Тогда ответь… почему ты не можешь забрать меня с собой? Почему?       Пеннивайз прикрывает на секунду глаза. А когда открывает, то ты встречаешь вместо горячего янтаря — ледяную пустыню.       Он слегка наклоняется к тебе. Берет в свои ладони твоё лицо и тихонько проговаривает:       — Я не могу. Ты… должна быть среди… людей. Сама ведь называла меня монстром. Да и… это наша последняя встреча.       Он замечает, как сильно меняется твоё лицо. Ты вырываешься и со злостью смотришь в такие знакомые глаза.       — Что? Почему? Погоди… ты… уснешь? На двадцать семь лет? Но почему ты говоришь об этом только сейчас?       Клоун делает шаг назад.       — Я решил, что тебе не стоит знать. Ты бы просто забыла и…       Ты жалеешь, что сейчас нет ничего рядом. Ничего тяжёлого. Ты бы с радостью разбила это о его голову.       Ты молчишь. Смотришь на него и молчишь. Ждешь. Чего? Извинений? Не смеши. Да, он знал твою реакцию, но в нём ничего не шелохнулось.       Он не ощущает вины, и ты это прекрасно знаешь. Просто подсознательно надеешься на обычное: «Извини».       Он делает ещё один шаг назад и скрывается в темноте комнаты. Горят только его глаза. Но и они гаснут.       Ты остаешься одна. И теперь навсегда.       Разворачиваешься и бредешь к кровати. Ложишься и свернувшись начинаешь плакать. До крови закусываешь кожу на руке, чтобы перебить душевную боль. Стараешься выкинуть из головы образ. Выбросить, как он сделал.       Но перед глазами всё так стоит глупая улыбка этого чертового клоуна. Сама не замечаешь. Как засыпаешь, обнимая подушку и представляя на её месте его. Ты спишь долго. Но просыпаешься от звука открывающейся двери. Этот звук ты успела выучить наизусть. Расслабляешься и делаешь вид, что продолжаешь крепко спать.       — Как её состояние?       Ты слышишь знакомый до боли голос. Чей он? Кажется, отца. Продолжаешь лежать неподвижно. Не хочешь видеть кого-то. Даже кого-то настолько близкого.       — Состояние не утешительное. Последнюю неделю она часто по ночам с кем-то говорит. А на наши вопросы не отвечает. Сказала только, что это её друг. Боюсь, придётся воспользоваться ЭСТ. Её нужно вывести из этого состояния.       Они переговариваются шепотом, но ты прекрасно их слышишь. Злишься. Да, ты злишься на себя. И на этого демона, что посмел тебя покинуть.       — А можно с ней поговорить?       Спрашивает отец.       — Не думаю. Она даже забыла, как её саму зовут. Боюсь лучше посмотрите на неё со стороны. Если состояние станет лучше, то мы обязательно вам скажем.       Мужчины уходят, а ты резко подскакиваешь. Ты прекрасно помнишь своё имя. Свой возраст. И даже то, что обещал тебе клоун.       Он обещал всегда быть рядом. Обещал, что вы будете летать вместе. Но сейчас он ушёл. Ты не хочешь ждать его двадцать семь долгих лет. У тебя просто не хватит сил.       Не найдя в пустой палате ничего острого, ты вспоминаешь, как читала одну странную книжку. Или это было что-то иное… в голове твоей путаница, поэтому ты плюешь на то, откуда в голову пришла идея.       Ты хватаешься руками за голову, с силой сжимая волосы. Тянешь их резко, желая вырвать. Из-за недостатка витаминов волосы сами лезут со страшной силой, поэтому сильно напрягаться тебе не приходится.       Ты скручиваешь их в один большой комок. Секунду медлишь, но снова резко осознаешь, насколько сильно твоё сердце болит.       Сжимаешь приличный клочок волос в руке и прикрыв глаза… с неким остервенением запихиваешь его себе в рот и пытаешься проглотить.       Пальцами проталкиваешь в горло и давишься.       Слёзы капают из глаз, а тело выгибается. Сейчас со стороны ты напоминаешь кошку, что пытается откашлять шерсть.       Ты задыхаешься. Перед глазами мелькают разноцветные мушки. Мир кружится. На секунду проскакивает мысль, что умирать не очень-то и хочется. Но ты гонишь её. Судорожный вздох вырывается из горла. Твоё тело падает на холодный пол.       Пустой взгляд смотрит вперед, не замечая тени, что закрывает свет.       Перед тем как окунуться в вечную темноту, ты ощущаешь запах цирка. Сладкой ваты, ванили… и поп корна.       Мысленно улыбаешься, когда слышишь едва различимый шепот.       Чувствуешь, как тело становится невесомым и словно бы парит.       Ты счастлива. Потому что чувствуешь крепкие объятия.       Он сдержал слово.       Вы летаете.       Вместе.