Взрослые игры

В один из дней, ещё до суда, Петир отвёз её домой забрать вещи и объясниться. Последние несколько недель Санса жила у него. Она доверяла ему и рассчитывала на его помощь, а, впрочем, кому ещё она могла сейчас доверять? По крайней мере он был близко знаком со всеми сильными мира сего и обещал что-нибудь придумать. Но Санса должна была признаться себе в том, что ей нравилось жить с ним гораздо больше, чем с родителями. Он баловал её, как ребёнка, не требуя ничего взамен. Когда она открыла глаза этим утром, солнце светило на её кровать, на краю которой сидел Петир, держа в руках накроватный столик с чашкой кофе, лимонным пирожным и букетиком маленьких голубых роз. Санса позволила себе улыбнуться: - Ну, розы – это, пожалуй, чересчур. - Для тебя ничего не может быть чересчур. Она так хорошо выспалась, и аромат кофе дурманил, так что Санса даже не смогла рассердиться тому факту, что он бесцеремонно зашёл в её комнату и сейчас наблюдал её растрёпанной и в пижаме. Она привстала на подушках, и Петир поставил столик ей на колени. - Вы будете смотреть, как я ем? - Конечно. Зачем ещё я здесь? Она не нашлась, что ответить, и тогда он продолжил: - А потом, как ты чистишь зубы, принимаешь душ и одеваешься, потому что мне всё про тебя интересно. - Принимаю душ? – она посмотрела на него насмешливо-укоризненно, и Петир рассмеялся: - Шучу, sweetling. Но сегодня важный день для тебя – ты вступаешь в игру. - Игру? - Против Тайвина Ланнистера. Ты готова? Сансу пробила дрожь, но как иначе она могла вытащить отца: - Да, Петир, я готова. - Отлично. Тогда я жду тебя через час. Надень что-нибудь строгое, деловое, лучше всего – юбку и блузку. Ты должна выглядеть презентабельно, но не слишком дорого. Через час она стояла напротив него в гостиной: волосы собраны в пучок, тёмно-синяя кожаная юбка до колен, голубая в полоску облегающая рубашка, чёрные туфли – вид строгий и не вызывающий. - Что я должна буду делать? - Ты дашь интервью. Не волнуйся, я подготовил заранее список вопросов, которые тебе будут задавать, и список ответов. Вот, держи, - он протянул ей несколько листков бумаги, - Можешь начинать изучать. Санса пробежалась глазами по тексту: немного про отца, про Роберта, какими она их знала, ничего особенного, как вдруг… - Но Джоффри не насиловал меня! - Изнасиловал бы, если бы я там не появился, или ты так не думаешь? - Да, но всё-таки, это ведь ложь. - Это не ложь, Санса, мы только чуть-чуть приукрашиваем действительность. - Точнее, делаем её чуть-чуть гаже, - Санса отложила листки в сторону, - Но если Джоффри подаст на меня в суд за клевету? - Не подаст, потому что тогда ты подашь на него встречный иск за попытку изнасилования, плюс незаконное ношение оружия, и он это понимает, точнее это понимает Тайвин. Твои слова – это всего лишь слова, а вот любые действия могут привести к тому, что Джоффри отправится на Стену. - И что даст это интервью? - Ты заронишь зёрна сомнения в избирателях. Во-первых, ты – дочь Неда Старка, и кто может знать его лучше тебя. Во-вторых, твой невинный вид… ты ведь невинна, правда? Санса покраснела. - Так вот, твой невинный вид сыграет тебе на руку, и тебе поверят, а значит засомневаются в честности Тайвина. Человек, подозреваемый в том, что он прикрывает своего внука от суда, а сам при этом возможно замешан в политическом убийстве, потеряет значительную часть доверия избирателей. - Санса, - он сел рядом с ней, взяв её руки в свои, - сейчас нам важно не допустить Тайвина к власти. Тогда у нас будут рычаги влияния для того, чтобы засудить его и добиться реабилитации твоего отца. Но если он победит, то мы проиграли. - Я поняла, - она посмотрела на него совершенно серьёзно. Интервью прошло блестяще. Забирая Сансу со студии, Петир обнял её и расцеловал в обе щеки: - Ты очень хорошо смотрелась, тебя любит камера. - Я плакала, Петир. - Это отлично! Ты же – жертва изнасилования! - Но, Петир, я плакала не из-за Джоффри, а из-за собственного вранья, оттого, что ощущала себя такой грязной, мне пришлось врать под всеми этими софитами на такую огромную аудиторию. - Милая моя, вся политика основана на лжи, ты привыкнешь со временем. Не важно, чем были вызваны твои слёзы, не важно, сколько было правды в твоих словах, важно только то, как это выглядело, и какие струны души ты задела в зрителях. Считай, что это всего лишь пьеса, в которой ты блестяще исполнила свою роль. И сейчас нам стоит отпраздновать твой дебют. Когда они добрались до дома, Петир открыл бутылку борского золотого и наполнил два бокала: - Тебе уже есть двадцать один? Санса удивлённо посмотрела на него. Уж в том, что он совершенно точно знает, что ей восемнадцать, Санса не сомневалась. - Конечно тебе нет двадцати одного, и конечно сегодня мы будем нарушать правила, - сказал он, протягивая бокал. Когда она допила вино – ей так хотелось поскорее унять то волнение, в котором она пребывала весь этот день, - Петир подошёл к ней так близко, что ей стало не по себе. - И сейчас мы нарушим ещё одно, - ей пришлось отступить на шаг назад, и она упёрлась спиной в стену. - Нет, - сказала она. - Я уверен, тебе понравится. - Нет, мне не понравится. Он медленно провёл рукой по её шее, спускаясь ниже, едва коснулся груди и, усилив нажим, задержался на талии. - Нет, ты уверена? - Нет, Петир, я прошу вас, не надо, - отчего-то это прозвучало у неё так тихо, почти неслышно. Он обхватил её двумя руками за талию, прижал к стене, придавив своим телом, и прошептал рядом с её ухом: - Обещаю, что буду очень нежен с тобой, - и его рука потянулась к выключателю за её спиной, - Так лучше? Кажется, она израсходовала весь запас своих «нет». Что ей двигало? Любовь? Точно нет. Должно быть любопытство (или вино), но она поддалась этому чувству и ответила на его поцелуй. И ощутила вкус мяты. Петир подхватил её на руки и перенёс в свою спальню. Шторы были раздвинуты, и луна светила на кровать, высвечивая контуры их тел. Он сдержал обещание, и она отзывалась на его ласки, робко соединяя кончики своих пальцев с его пальцами, пробегаясь по его рукам, плечам, спине. Когда его рука скользнула под ткань её трусиков, Санса прикусила губу и закрыла глаза, не в состоянии больше принадлежать себе и всецело вверяя себя ему. Она потянулась к нему всем телом, зарываясь руками в его волосы, касаясь своими губами его губ и пытаясь поймать языком ритм его пальцев. То, что она ощутила, когда он вошёл в неё, не было болью, это было какое-то странное, новое, неизведанное чувство, засасывающее её всю целиком в свою воронку. Его движения были медленными и плавными, но ей казалось, будто она несётся самым быстрым галопом в полях в окрестностях Винтерфелла. В какой-то момент ей захотелось вскрикнуть «Я люблю тебя», но она возблагодарила Деву, что сдержалась, потому что это была бы ложь: она не любила его, ей просто было хорошо с ним, и она была так благодарна ему за то, как ей было хорошо.