Ступая по кромке бездны

      Ни вывесок, ни витрин. Более того — на первый взгляд ни одного намёка на то, что здесь что-то может быть. Древние кирпичные стены, сплошь покрытые трещинами и поросшие мхом. Первый этаж напрочь заделан: участки, где угадываются окна и вход, выделяются чуть более светлым оттенком на фоне потускневшего остального. Только целые, запечатанные коваными решётками окна этажом выше, вызывают сомнения в заброшенности этого места. Со стороны казино проход между домами завален обломками сгоревшей трёхэтажки, но, с другой, тупиковый переулок закрытый в конце высокой стеной. Ещё сомневаясь, ирбис поправляет съехавший капюшон и замечает, как с каждым её шагом в глубину переулка, кирпичная стена здания словно проваливается внутрь. Простенькая иллюзия: прямо перед тупиком для глаз открывается глубокая, довольно широкая ниша с тремя ступеньками и деревянным настилом, заботливо уложенным на подступах к клёпаной металлической двери. Но вместо положительных чувств гостеприимство входа вызывает совершенно противоположные, особенно, когда взгляд цепляется за выбоины от пуль и следы впитавшейся в бетон тупика крови, несмываемой даже настолько сильным дождём.       Могильный холод проникает под кожу. Ирбис от нервов водит ушами, собрав волю, поднимается по ступенькам и подходит к двери. На ней нет ручки, никакого рычага, словно она не открывается снаружи. Девушка пробует постучать, но тщетно, звук глухой и вряд ли внутри его вообще слышно. Монолитная, толстая сталь. Зачем? На вопрос ей отвечают проступившие вблизи вмятины, почерневшие словно от взрывов. Не придумав ничего лучше, девушка находит арматуру, с силой бьёт по двери, едва выдерживая звенящую дрожь в пальцах. От удара разносится низкий гул. Его должны были услышать, но, прождав, она не замечает никаких изменений. Ничего не происходит и после второй, третьей, четвёртой попытки. Злость, гнев, может, отчаяние берут своё, и ирбис сама не замечает, как начинает яро колотить по двери.       — Твари!       Арматура вырывается при взмахе. Выкрик потухает в раскатистом громе и только тогда, ощутив отбитые руки, девушка приходит в себя. Тяжело дыша, она устало оседает к холодной стене, пытается унять взбунтовавшееся сердце. Но стоит ей на мгновение прикрыть глаза, как раздаётся металлический скрежет.       — Грохни ещё хоть раз, и я тебе все пальцы в труху размолочу. Закрыто.       — Подожди!       Незаметная ранее задвижка высоко на двери не успевает закрыться. Чей-то заспанный, гневный взгляд виднеется по ту сторону в темноте.       — Мне нужен Говард Волнир, — она показывает визитку, — вот приглашение.       На миг, тлеющий уголёк на кончике сигары освещает угрюмую морду старого гризли. Выпустив из носа облако дыма, он переводит хмурые карие глаза с пропуска на ирбис, открывает задвижку у её груди и раздражённо вздыхает:       — Положи.       Девушка недоверчиво косится, но не желая испытывать терпения — слушается.       — Теперь проваливай.       Задвижки захлопываются, не дав и шанса успеть что-то предпринять, оставляют в ошеломлении молчать. Так просто… Кажется, ещё секунда и всё обойдётся. Но дверь неподвижна. Ничего не происходит. Так облажаться… Довериться красноглазой суке. Просрать, возможно, единственный билет в прежнюю жизнь, так просто отдав его в чьи-то руки. Куда дальше…       Выйдя из ниши, больше не обращая внимания ни на мерзкий дождь, ни на застывшую на бетоне кровь, ирбис всматривается вверх. Всё те же решетки, что виднелись с дороги, накрепко запечатывают окна и кажутся неприступными. Кажутся. В ненависти кровь вскипает. Кошка обнажает клыки, кидается к бетонной стене в тупике, вонзаясь когтями в мокрый асфальт, за пару прыжков ловко вскарабкивается по вертикали и цепляется за верх. Балансируя по кромке, она аккуратно проходит по стене к зданию и находит в нём точку опоры. Окна второго этажа оказываются чуть ниже уровня ног. Плащ, итак сослуживший далеко не лучшую службу, сейчас сковывает только сильнее, и девушка снимает его, с трудом перебрасывает через кровельное ограждение, а после — юрко взбирается следом, прячется и настороженно выжидает, но мешать ей, похоже, никто не собирается.       На крыше пусто. Единственная находка — монолитный стальной люк в углу, открываемый только изнутри. В гневе прожигая его взглядом, ирбис в который раз оглядывается и не замечает никакой лазейки, чтобы проникнуть внутрь и забрать своё. Те же вентиляционные трубы крайне малы, в них едва пролезает рука по локоть. Надежды всё меньше, но не так мало, как на открытую схватку. Если ещё раз долбануть и та громадина выйдет исполнить угрозу — даже шокер может не помочь.       Девушка выглядывает с крыши, никого не замечает и свешивается, осторожно прощупывая решётки на окнах, но и они не могут предложить ей войти. Она уже взбирается обратно, когда опора теряется. Ноги соскальзывают. В последний момент зацепившись когтями за мокрую кромку, ирбис грудью впечатывается в выступ окна, и чуть не отправляется в свободное падение, напрочь лишившись дыхания. Слепо нащупав хоть какую-то опору, девушка прислоняется лбом к текущей холодными ручьями кирпичной стене, ждёт, пока в глазах хоть немного прояснится, а мышцы перестанут отчаянно ныть, заставляя до невыносимого скрежета стискивать зубы.       Она без сил переваливается обратно на крышу, осторожно касается ушиба, и этого хватает, чтобы вызвать сковывающую вспышку боли, заставившую шумно выпустить воздух из лёгких в мучительном стоне. Вскоре вспышка уходит, оставляя ноющее напоминание, которое хоть как-то возможно стерпеть лёжа под дождём.       — И как ты ещё дышишь?       Холод, позабытый в бешенстве, возвращается с приумноженной силой. Ирбис медленно поднимается, накидывает плащ, и, хоть это и бесполезно, обнимает себя дрожащими руками за ледяные плечи. Студёная вода, скопившаяся в одежде и шерсти, не оставляет никаких шансов согреться — да и это всё меньше имеет значение. Прихода ночи ждать совсем недолго, а там и заморозки…       Выстрел. Он звучит совсем рядом, разносится, вторя грому, в оглушительном раскате. Подойдя к краю крыши, ирбис всматривается в пелену дождя. Сгоревшее здание скрывает часть дороги, и всё, что можно разглядеть в той стороне — едва заметный неоновый свет казино. Снова звучат выстрелы, утихают за шумом капель.       — Ещё один неудачник…       Обречённо посмотрев вниз, она видит лишь очередные неприступные решётки на окнах, пока взгляд не цепляется за одну единственную, другую. Обвалившаяся трёхэтажка надёжно скрывает окно с ней бетонной плитой, зажатой ребром. Да и если смотреть снизу, наверняка, она бы совершенно не выделялась. Но при виде сверху…       — Вот ты где, — видны вмонтированные петли. — Без чёрного хода никак, да?       Вытащив дубинку, ирбис осматривает и удостоверяется, что шокер, по-крайней мере внешне, цел: проверять будучи практически в воде она не решается — убирает его обратно за пояс и через боль со всей осторожностью спускается, цепляясь за стены, к проёму. Даже окно тут настежь открыто, но в помещении никого. Ирбис просовывает между прутьями руку, непослушными от холода пальцами сдвигает засов и едва успевает придержать решётку, когда та вываливается наружу.       Мрачно шепча проклятия от боли в груди одними губами, девушка пролезает внутрь, подкрадывается к двери напротив окна и вжимается в стену. Наконец, тепло. Ирбис позволяет себе слегка передохнуть, не переставая настороженно вслушиваться в дверной проём. Ни звука. А комната довольно уютная. Журнальный столик в центре завален вместе с ноутбуком ровными стопками игральных карт, рядом потрёпанный диван и заправленная койка, вешалка у двери с вереницей галстуков. Есть даже отдельная уборная с душем. Самое интересное, массивный шкаф, возвышающийся в углу, напротив койки. На его ручке небрежно висит запятнанная кровью рубашка.        Девушка закатывает по локти рукава, для надёжности, обвязывает их ремешками с плаща, досуха протирает руки и дубинку первым попавшимся в уборной полотенцем и, когда решается активировать шокер, с облегчением вздыхает, не испытав на себе разряда тока. Она поднимает мощность до максимума, приоткрывает дверь. Неразборчивый разговор пробивается издалека. Голоса, точно не пара, но, не похоже, что они на этом этаже: через весь этаж идёт затемнённый узкий коридор и в конце виден свет, как если бы там была лестница вниз. Девушка решается, выходит в коридор и прикрывает за собой дверь. По окну за спиной монотонно барабанят капли, заглушая её продвижение вперёд. На всех дверях висят номера, начиная от лестницы.       Вот только что делать, она не представляет. Один незначительный, но шанс, что гризли отнёс пропуск в один из этих номеров. А если нет? Пойти вниз, имея только шокер на руках? Бред. Останется только пытаться договориться… или бежать? Куда?       Дверь напротив заперта. Ручка следующего номера поддаётся и девушка медленно входит, выставив шокер. Пусто. Один дубовый шкаф, да койка с матрасом. Осевшая пыль ковром устилает пол, сразу наводя на мысль, что номер не обжит.       Ирбис входит в следующий номер. Спёртый воздух мгновенно перекрывает дыхание. Он иной, не как в закрытых на долгое время стенах, больше походит на запах, но, отчего то, им просто тяжело дышать. В остальном всё обычно, если не брать в расчёт беспорядок, хотя стена над кроватью выделяется. Большая её часть исцарапана, словно в мрачном рисунке, в котором угадывается профиль искажённой в безумии морды. Судя по койке, вряд ли номер медведя.       Девушка выходит в коридор. Ей всё труднее держать себя в руках, продолжать методично обследовать комнаты, надеясь на этот мизерный шанс, против которого с самого начала обернулась и интуиция, и наработанное чутьё. А осознание того, что ей придётся спускаться вниз, словно тугая петля, всё сильнее сдавливает шею.       Следующие номера оказываются заперты, остаются только у самой лестницы. Но она не успевает приблизиться к ним, когда дверь одного из них открывается. Кошка ныряет в ближайшую комнату, и, не рискнув закрыть дверь, вжимается в стену. Сердце едва выдерживает многократно возросший ритм. За бешеным стуком в ушах она далеко не сразу различает шаги — они постепенно отдаляются.       Стараясь успокоиться, ирбис тихо выдыхает, уже собирается продолжить и проверить пару оставшихся комнат, когда шаги на лестнице останавливаются. Через секунду — тот кто спускался, стал подниматься обратно. Девушка прислушивается. Но, почему-то, в какой-то момент перестаёт его слышать. Она сильнее навостряет уши, её взгляд на секунду задевает пол и из-за увиденного тело мгновенно прошибает холодный пот. Дождевая вода всё это время стекала с одежды и оставляла след.       Шаги, но теперь куда тише. Вскоре ирбис перестаёт различать и их. Остаётся только безмолвная тишина: монотонный стук капель в окно и её сердце, чьё биение невообразимо отдаётся в висках. Она направляет шокер, выпускает когти…

***

      — …Суки. Я уверен. Наёбщики, а эта фразочка — «ничего, в следующий раз повезёт», — енот за стойкой корчится в презрении. — Аж колотит. Знаешь что?! — он поворачивается и грозит миниатюрной отвёрткой. — Хрен им. Конский. В глотку. Я их обыграю. Так просто не отделаются…       Прищурив глаз, он склоняется над сломанной оправой очков и продолжает свою пылкую речь, пока не прерывается, расслышав на лестнице непривычно тяжёлые шаги. Оттуда на свет вскоре выплывает больно замученная чёрная морда.       — С утречком. И где твоя прыть? Еле тащишься…       Ганс задерживает взгляд на туше, которую волк несёт на плече. Длинный хвост с чёрными кольцами, безвольно свисает из-под её плаща, кисточкой подметая пол.       — Клерк!       Волк грубо сбрасывает ношу на ближайший по пути столик и сам опирается на столешницу. В его оскале явственно читается торжествующая ухмылка, когда он переводит дыхание и затягивает:       — «Никто не увидит», «Всё надёжно», «Зассут», «Да кто рискнёт?!». Что теперь скажешь? — он кивает на тело за спиной. — Через твоё окошко забралась, и только из-за того, что ты настолько дохлый, что даже дверь не откроешь.       — А сам еле дотащил какую-то тощую девицу. И это я дохлый?       Волк отвечает злорадной усмешкой, демонстративно вытаскивает из кожанки шокер и не особо удачно бросает на столик между ними.       — На! Долбанись разок, и посмотрим, какой ты герой. После такой встряски…       — Да-да-да. Иди ты. А эту долбанную дверь ты и сам еле открываешь. Да и то, что один раз пролезли за хрен знает сколько времени — нихрена не значит.       Енот, закрывая тему, отмахивается и возвращается к своему делу.       — Не-а, не соскочишь, — чутка оклемавшись, волк подходит и ловко перепрыгивает через стойку, скрываясь за ней. — Проспорил — гони тысячу.       — Вот не надо, — Ганс аккуратно склеивает место разлома. — Не было спора.       — Хей, Кин, — волк выглядывает на сидящего рядом с Гансом. — Было пари?       — Было, — мрачно отвечает Кин.       Ворочая пустой бокал, он продолжает молчаливо царапать стойку когтём, пока его уши не настораживаются, повернувшись в сторону тела в плаще за спиной.       — Зараза, — склеенная дужка отцепляется. — Сейчас я на мели.       — Значит, за тобой должок. Где, блин, вода?!       Волк вылезает из-под стойки, его единственное ухо вздыбливается, глаза обводят всё вокруг, а после переключаются на стеллажи спиртного за спиной.       — Снаружи. Льётся прямо с неба, не захлебнись только.       Ганс откидывается на спинку, злорадно наблюдает за ним, пока сохнет клей.       — Если это шутка, то крайне паршивая, — волк откупоривает одну из прозрачных бутылок и, почувствовав едкий запах, сощурившись, закручивает крышку обратно. — После шоковой терапии так и трясёт. Офигенная, скажу вам, утренняя зарядка. С минуту мешком проваляться… Нашёл, — он прикладывается к следующей бутылке и долго упивается, осушая большую её часть. — Так эта стерва ещё и себя умудрилась подпалить, — волк поглядывает на недвижимо разлёгшуюся на столе ирбис и с разоблачительной усмешкой произносит, — и, «типо», отключилась.       Схватившись за молнию кожанки, он приоткрывает собеседникам пустую кобуру.       Енот заинтригованно ухмыляется, оборачивается, скрещивая на груди руки.       — Посмотрим… Ставлю пятьсот, что выстрелит.       — Повышаю до тысячи, не выстрелит.       Волчья морда приобретает азартный оскал, он достаёт из ножен изогнутый нож и перепрыгивает обратно, прежде чем ирбис вскакивает и с угрозой направляет ствол:       — Сделай ещё хоть шаг!       Зажав рукоятку ножа между пальцев, волк поднимает руки ладонями к ней. Ирбис на миг смещает прицел к парочке за его спиной, но ни енот, ни тот, что рядом, пока не предпринимают ничего подозрительного…       — Она на взводе, — безучастно произносит второй.       Он не отрывая глаз от стойки, продолжает крутить пальцами бокал.       — Где остальные?!       Ирбис помнит больше голосов. Ещё пары не хватает, в том числе и гризли. Она угрожающе наставляет ствол на волка, но наблюдает совсем не то, на что надеялась. Его серые глаза — словно стеклянные, всматриваются в неё не моргая, только больше нервируя и заставляя палец на крючке дрожать. Одно ухо в ошмётках, сквозь угольно-чёрную шерсть виднеется множество шрамов, два старых рваных рубца идут вдоль ухмыляющейся пасти до носа. Вся морда искажена словно в детском любопытстве, на которое никак не влияет наведённое оружие. Он наклоняет голову:       — Чего же ты ждёшь?       — Пали!       — Заткнись!       Девушка оскаливается на, с азартом выкрикнувшего, Ганса. Отчаянно сжав рукоятку пистолета, она указывает на лезвие, зажатое в пальцах волка:       — Бросай.       — Нет, — он пожимает плечами, слегка прищуривается. — Ты бросай.       Он перехватывает клинок. Выстрел отдаётся в ушах, когда волк вмиг выбивает из её рук пистолет.       — Зря…