И.С.Т. - 2. Обратный отсчет

Пусто. И холодно. И звенит в ушах чужой голос. «Превратился в… это…» Почти отвращение, явный страх. Он не чудовище и не монстр. Вот только снова на пары не ногой. И снова все не так, как у людей. Наверное, стоило остаться дома. Пережил бы. И здесь всем было бы проще. Симе так точно. Нет человека, нет проблем. А оракула бы ему нашли. Рома сжался от порыва ветра за окном. Снега нет, но холодно. — Идиот… — на плечи легла теплая куртка, знакомо пахнущая морозом и кофе. — По врачам соскучился? — Ягодка, — Рома дернулся, но плечи стиснули сильные пальцы. — Не дергайся. Иначе тяжелую артиллерию позову, — Фрей обошел его и сел напротив, почти соприкасаясь коленками. — Аяна? — Рома усмехнулся невольно и покачал головой. — Не надо. Как ты меня нашел? — Если верить взрослым и умным, я все еще твой якорь, — Фрей вздохнул и придвинулся ближе. — Ты фонишь, и я тебя чувствую. К тому же моя корректорская сущность не уснет спокойно, пока вокруг такое возмущение. Все должно быть в гармонии. Рома закусил губу, чувствуя себя виноватым. Аян говорил… говорил, что Фрей защищаться еще не может и все эти завихи чувствует на своей шкурке очень сильно. — Извини. — Хм? — Фрей склонил голову к плечу, несколько секунд смотрел на него, а потом вдруг потянулся вперед. Взял за подбородок пальцами и накрыл губами губы. Далеко не нежно, но жарко, немного голодно, очень чувственно. Рома замер под этим касанием, а потом ресницы опустились сами собой, он подался вперед, с головой падая в этот поцелуй, который плавно закончился вместе с воздухом. — И что это было? — Рома пытался отдышаться, а Фрей только криво улыбался. — Хотел сделать это в первый же день. Считай это своим подарком мне. Взъерошенный и очень милый совенок. По крайней мере, ты так больше не фонишь. Рома фыркнул, действительно чувствуя себя немного легче. — А как же Аян? Красивые глаза Фрея потемнели: — Малыш… Я не знаю, Ром, просто не знаю. Нас тянет друг к другу, мне хорошо рядом с ним, и он больше не стесняется, но… он такой… — Малыш? — Рома понимающе улыбнулся. — Вряд ли тебя утешит понимание, что разница в возрасте у вас небольшая. — Мне до него дотронуться страшно, он же как котенок. Любопытный, но пугливый и стеснительный. Иногда я сам себе кажусь грязным из-за мыслей своих. А я люблю его, Ром. Вот просто так люблю. И мне даже этого хватает, что есть. Лишь бы рядом был. Он ведь к тебе неровно дышит, знаешь, да? — Угу. Как и я к тебе. Как к якорю. И почему у нас все так? — Потому что такова воля высших сил? — Фрей усмехнулся, провел подушечкой пальца по его скуле и отпустил. — Что случилось, Рома? И даже не пытайся заговорить мне зубы. Рома скривился. Он только перестал об этом думать. С другой стороны — парни все равно должны все знать. Во избежание. — Я оракул-универсал. Могу работать с любым оператором, а если этот любой будет сильно сопротивляться — могу к чертям разорвать его связь с его собственным оракулом. — Ого… Ну ты крут, мужик, — откровенно шокированный Фрей обвел растерянным взглядом чердак, на который Ромка забрался, прячась от всех, и взъерошил волосы, которые, начав отрастать, оказались черными. — Теперь тебя можно как оружие использовать. Рома обжег его почти ненавидящим взглядом и отвернулся. — Спасибо, меня уже поставили в известность, что я то еще чудовище. На планары мне теперь нельзя, — кисло выдохнул он. — А Сима что? Он вроде твой оператор. — В том то и дело, что вроде. На этом гребаном планаре сегодня их двое было. Операторов. Сима и Натан этот, оператор ректора. Только когда до дела дошло, я не Симу, а Натана зацепил. И даже сам не понял. — А тебе хоть что-то объяснили? — Фрей нахмурился. Похоже, дошло понимание всей серьезности положения. — Да, снизошли. Я потянул из двоих самого сильного. Это просто дар мой. Как его распечатали, все пытался оператора найти, половинку. И стал вот таким. Той еще шлюхой оказался. Как и я, впрочем. Фрей с силой дернул его за прядку: — Не смей! Ни ты, ни твой дар ни в чем не виноваты, так получилось. У каждого свой путь, просто твой оказался интересней. И вообще… Это не конец света. Никогда не поверю, что Айсберг решил это просто так оставить. — Сказали, что тренировки нужны, — нехотя выдал Рома, потирая голову там, где еще слегка болело после экзекуции Фрея. — И замкнуться на своем операторе. А пока гадалкой поработать. Фрей только головой покачал. — Ну тренируйтесь. Под присмотром только. И зря ты к картам так относишься. Это проводник для оракулов. Знаешь же, как по-разному вы будущее воспринимаете? Половина из вас будущее знает, ну как если бы эти знания у него просто в голове появились, а вот вторая его видит. В идеале, карты помогают развивать дар либо в одну, либо в другую сторону. И концентрироваться. По факту, это все равно что на планаре, только в реале. Поэтому и опасности никакой. Вот будь ты как Тимурчик, карты тебе в руки давать было бы нельзя, но ты не оператор, поэтому, будь солнышком, слушайся старших. Рома только фыркнул. Тяжесть немного уменьшилась, но настроение все равно осталось болтаться где-то в районе плинтуса. — Шел бы ты… старший. Пока Аян тебя ко мне не приревновал. Сима говорил, в гневе малыш страшный. — Представляю, — Фрей поднялся с коротким стоном. — Ты бы тоже к себе валил. Пока не заработал себе болячек. Ты, конечно, не девочка, но отморозить зад тебе это не помешает. Сима мне потом голову открутит. — Я еще посижу, пострадаю и поплачусь в твою жилетку, ой, прости, куртку. — Только недолго. А то к Симе присоединится Аян, и страдальцев будет уже двое, — он нагнулся, чмокнул Романа в макушку и растворился в темноте чердака. Сначала Сима облазил корпуса, побывал в столовке, в библиотеке, в спортзале, даже в бассейн заглядывал. Ромка как сквозь землю провалился. Сима злился все сильнее. Не на Ромку, не на себя даже. На Натана, который выдал, блядь, информашку слово за слово, хером по столу. За то, что вообще посмел так сказать. И кому? Первогодке. Они ж все вообще еще нихрена не понимают в этой спец-технологической кухне. А их вот так… размазывают… В конечном итоге, прикрыв глаза и успокоившись, ему удалось уловить слабенький отклик. Связь задрожала внутри, потянула вперед, куда-то, и он послушно поплелся, повинуясь неясному зову. На лестнице наткнулся на Ягодку. Ягодка — якорь Ромки. Значит, Силиверстов где-то рядом. Они только взглядами и обменялись. Понимающими такими. Тяжелыми. Под крышей было зверски холодно. Было почти что темно. Свет пробивался только через открытый люк в полу. — Ромка? — Я за него, — после довольно долгого молчания донеслось откуда-то из глубины. — Фрей принес мне куртку, я не замерзну, и я уже почти в порядке. Все… нормально. Правда. — Не самый уютный эмо-уголок, — Сима вздохнул, окончательно выбрался на чердак и, дойдя до притаившегося Ромки, присел перед ним на корточки и обнял его колени. — И я без тебя никуда не уйду. Заруби себе на носу. Тот наградил его тяжелым взглядом. — Замерзнешь. Только давай обойдемся без утешений и уверений, что все будет в порядке. Что тебе сказали, когда я ушел? — То же что и тебе. Практика под надзором, и не подтирать тебе сопли. Так я и не собирался. Я вообще план разработал, как затащить тебя в постель, но Натан с его дебильными высказываниями все испортил, — негромко обронил Сима в ответ. — А потом ты со своим… насилие, мазафака… Нет никакого насилия, Рома. Ты мне нужен. Просто потому что ты мой. — Херню не неси. План он разработал… — Рома криво усмехнулся и откинул голову на стену позади себя. — Я тебе нужен — я рядом. И убегать вроде как не собираюсь. Так что инстинкт собственника можешь не включать. И я тебя ведь тоже чувствую. Страха в тебе много. И сомнений еще больше. Так что… — Я знаю, — Сима плавно опустился на колени, и буквально втерся меж его ног, прижимаясь к нему всем телом. Обнял за талию, очень серьезно заглянул в глаза. — Но если я не рискну сделать шаг вперед, мы так и продолжим топтаться на месте. А я не хочу сомневаться. Не хочу бояться. И не хочу лишиться тебя. Глаза Ромы полыхнули. Криво улыбнувшись, он рывком дернул его на себя, почти с яростью стискивая его бедра своими собственными. — Уверен, что ты хочешь этого? Почувствуй, — вжался в пах своим так, чтобы Сима почувствовал бугорок пока еще даже не возбужденного члена. — Это не фильм, ты готов? Вживую его увидеть, в руки взять. Готов?! В качестве ответа Симеон губами накрыл его губы. Немного неловко, но горячо, без какого бы то ни было трепета, без сомнений и колебаний. Языком проник внутрь, смелея с каждым жадным вздохом. Ладони скользнули на бедра, мазнули по бокам, погладили шею. — Если я что-то сделаю не так — ты меня поправишь. Рома замер. Несколько мгновений он просто сидел, словно не веря, а потом коротко и зло застонал, отвечая. Почти грубо, жадно, немного болезненно и очень глубоко. Сжал руками талию, провел ладонями по спине и шее, пальцами зарываясь в волосы. Снова. И снова. И снова. Пространство вокруг словно подернулось рябью, свет на мгновение стал ярким, почти нестерпимым. Рома только усмехнулся и опустил ресницы. Губами провел по скулам, шее, краю уха. От возбуждения, которым словно судорогой скрутило тело, мир, кажется дрогнул. Сима судорожно выдохнул, жмурясь, пытаясь губами поймать его губы. Его шепот мало напоминал неловкие признания или смущения. — Блядь… Рооооомкааа… какой же ты… Быстрые, стремительные даже шаги. Почти бег. И бежал явно не один человек. — Марек… забери пожалуйста Романа, — голос ректора ударил почти наотмашь. Неожиданно резко и больно. — Успели… дьявол… еще этого для полного счастья не хватало! — Какого черта?! — Рома почти зарычал, обнимая Симу крепко, собственнически, пряча в руках. — Да вашу ж мать, ну что опять?! И мир вдруг выцвел, погас, став обычной зимней ночью, холодной, неуютной. И чердак был всего лишь чердаком с твердым неудобным полом. Корректор. Так вот как чувствуют себя обычные люди. Рома глухо, отчаянно застонал, серея на глазах. — Рома, тебе лучше отпустить его, — неожиданно мягко произнес Арестов, появляясь на чердаке. Слишком мягко, почти сочувствующе. Все такой же аккуратный и строгий. Только в глазах теплились страх и странное понимание. И да, сочувствие. — Что происходит? — неожиданно хрипло спросил Сима. Он не прятал глаз, он вообще выглядел на удивление спокойно и уверенно как для человека, готового вот прям щас расстелиться на пыльном полу перед другим. Он так и не позволил оторвать себя от Ромки и по-прежнему стискивал его предплечья. — Вы… как бы это сказать… вызвали на планаре бурю, — пояснил Линдстрем. — Симеон, прошу тебя, отпусти Силиверстова. — Зачем? — ледяное спокойствие в голосе обычно холеричного и деятельного Симы почти пугало. — Он мой оракул. Он мой. И я хочу его. Схуяли мне его отпускать? — Затем, — вздохнул норг. — Что до момента, пока мы не обезопасим и вас и ваше окружение от вас самих, вы поживете порознь. В целях безопасности. — Пять минут назад мы решили, что снова открылся Темный планар, — Арестов дошел до них и опустился рядом на корточки. — Ваше… взаимодействие вызывает слишком большое возмущение, и мы должны понять почему. А пока… Не стоит экспериментировать. У вас все еще впереди. Рома несколько секунд смотрел на него, а потом перевел взгляд на Симу, глядя с сожалением и болью. — Похоже, тебе придется еще немного потренироваться на бананах, — он улыбался. Криво, ломая губы. Провел по волосам, и легко отстранил от себя. — Кого-то из нас явно прокляли. Десяток слов. И все матерные. Сима порывисто обнял его. Крепко. Жарко. На короткий миг зарывшись носом куда-то в шею, шумно вдыхая его запах. Сука… будто на край света отправляют. Железные башмаками стаптывать и каменные хлеба жрать. Странно, но норг его от Ромки не отдирал. Просто стоял. Просто смотрел. — Никого не прокляли. Понял? Ни-ко-го! — крепкий поцелуй стер все возражения. Припечатал, запрещая даже думать о подобном идиотизме. — Никому не отдавай мою половину кровати и мои полочки! — сурово насупив брови, добавил он. — Ну-ну, не все так страшно, — Арестов кинул на ректора предупреждающий взгляд. — Пока вы просто вернетесь к тому порядку расселения, который был изначально. Роман с Фреем, Сима с Аяном. На самое первое время, пока мы не придумаем, что со всем этим делать. Уверен, надолго это не затянется. — Следить за мной Ягодка будет? — хмуро поинтересовался Рома, глядя на корректора исподлобья. — Вдруг нам за ручки захочется подержаться. Или в душе столкнемся. — Когда-то и мне было девятнадцать, — Арестов неожиданно весело фыркнул. — И я отлично знаю, что никакие ограничения и замки не спасут, так в чем смысл разводить вас по разные стороны общежития? Все, что мы делаем сейчас — скорее, профилактика и доказательство серьезности ситуации. Почему-то я верю в ваш здравый смысл, молодые люди. Безопасность сотни людей вы вряд ли сможете проигнорировать. Рома смутился, отвел взгляд: — Нам… совсем ничего нельзя? — Ну почему же… «За ручки подержаться» можете, думаю, это даже нам поможет понять на какую степень близости так реагируют планары. — Изверги, — еле слышно по-русски выдохнул Рома. С болью, сожалением. Тоской. — Ничего, главное, чтоб с проблемой разобрались, — Сима сжал его руку. — Так, парни, хватит здесь мерзнуть. Давайте-ка спускаться, — прервал терзания Гейр. — И Рома… думаю, я должен извиниться за реакцию своего оператора. У Натана были причины пугаться. Действительно были. Я не могу обещать, что дальше все будет нормально, но мы постараемся все прояснить. Поверь, многие убили бы, если б подобным образом можно было обрести твой дар… — Каким образом? — хмуро спросил Рома, неуклюже поднимаясь: ноги затекли. — Попасть в лапы психованному доктору? Или вы в принципе про Дар? Зачем он такой кому-то нужен? И я не сержусь на вашего… оператора. Правда. И вообще не горю желанием, чтобы кто-то обо всем этом еще узнал. Я, конечно, так себе оракул, но чувствую, что ничего хорошего из этого не выйдет. — Вот тут ты, Рома, абсолютно прав, — Марек придержал на нем соскользнувшую было куртку. — Но с парнями в блоке вам надо поговорить обязательно. И лучше, если об этом скажете вы сами, а не мы. — Мы поговорим, — кивнул Сима, потянув Ромку за собой. — И сами все скажем. Мы хоть и первогодки, но все-таки не малые дети… — Это верно, — одними уголками губ обозначил улыбку Линдстрем. — В таком случае, полагаю, вы со всей серьезностью восприняли наше предупреждение. Рома зыркнул на него недобро, но смолчал. Спустился по лестнице вниз, чувствуя взрослых за спиной. Как конвой. — Прелесть какая, — устало выдохнул он по-русски. После возбуждения пришел откат. — Расскажешь все сам? Я уже не в состоянии. Пожалуйста. — Я все устаканю, — чуть сильнее сжал пальцы Сима. — Так что ты спать. А я объясняться. И это… я сегодня на диване в блоке посплю. А потом рокировочку организуем. — Мы поставим защиту и блок на комнату, Симеон, — прилетело вслед голосом Линдстрема. — Класс! — восхитился Бехерович. — Представляешь, целый ректор… ой, нет, он же оракул. Наверное, Лемешев и господин Арестов? Бля… можно, я с Ромкой останусь? Бля буду, я не полезу, честное слово! Еще ступеньки, освещенный коридор, площадка и лестница вниз, к другим помещениям блоков. Привычным. Почти родным. Совсем как дом-милый-дом. Рома вдруг резко остановился. — Если вы можете поставить блок на комнату, то в чем смысл расселения? — В неизвестности. Блок может не сработать, мы не можем так рисковать, — Марек остановился рядом, глядя в глаза Симе. — Один вопрос, господин Бехерович. Вы можете уже сейчас поселиться в свою старую комнату, соседи вам помогут, но вы хотите остаться с Романом. Зачем, Сима? Предельно простой вопрос. И отводить взгляд Сима не стал. Как и закрываться. Это вообще бессмысленное занятие. Закрываться от Арестова. Все равно на изнанку вывернет и за ниточки обтрепавшегося края подергает. — Потому что я хочу быть с ним. Потому что я нужен ему. А он нужен мне. Потому что мне больно чувствовать его сейчас. Но не чувствовать — больнее. Потому что я люблю эту эмоциональную ебучую заразу. И знаю, что он любит меня. У нас есть поговорка для таких случаев. Вместе — тесно, порознь — скучно. — Он глубоко вздохнул, унимая тремор в руках, успокаивая пульс. — Мы учимся быть вместе. Это сложно. Я могу пиздеть и нести всякую хрень, могу бояться, могу сопротивляться. Но это не меняет того факта, что есть МЫ. Рома застыл, а вот Марек вдруг улыбнулся. — Хороший ответ. Честный. Думаю, я рискну и позволю остаться вам в одной комнате. И даже подержаться за ручки. Но упаси вас бог, парни, зайти дальше невинных поцелуев, — черты лица корректора заострились, стали жесткими, — я просто разведу вас на разные концы этой планеты. Это ясно? Рома закусил губу, кивнул и молча исчез за дверью блока. — К разным концам планеты я не готов, — Сима проводил его долгим взглядом, почти отзеркалив жест — покусывание пухлой нижней губы. Совершенно блядской, не мужской формы. — Но я вас понял, господин Арестов. — Прекрасно, — кивнул Линдстрем. — В таком случае, хорошего вечера, Симеон. Вам стоит отдохнуть. Я освобождаю вас с господином Силиверстовым от первой утренней пары. — Супер, — как-то не слишком радостно пробубнил Сима, и, развернувшись, скрылся за дверью блока, следом за Ромкой. — Вероятность стабилизировалась. Думаю, обойдется, — негромко обронил Гейр. — Я верю в них, — Марек только покачал головой. …Они все были здесь. Хмурый Фрей, кусающий губы Аян, Чед, Тимур — они все сидели в холле рядышком, как птички на жердочке, и молчали, глядя тяжело, испугано, вопросительно. Как только Рома переступил порог, Фрей лениво потянулся навстречу, словно перетекая из одного положения в другое. — Что еще случилось? Серафим таки начистил тебе твою красивую мордочку за тягу к страданиям? — Серафим, как и сам Ромысь, тут малость не при делах. Но и при делах одновременно, — Сима аккуратно прикрыл за собой дверь, подошел к ним и обнял Ромку. Это было совершенно не похоже на него. Вот такое проявление чувств. Просто подойти. Просто обнять. Просто коснуться губами виска. — Просто наши эмоции вызвали пиздец на планаре. Просто Викинг и Арестов прискакали и пригрозили развести нас к чертовой матери, если мы позволим себе лишнего. Просто Ромка оказался еще сильнее, чем они предполагали. Сука… внезапно, как понос! Прости… — он на секунду ткнулся носом в ромкину скулу, понимая, каким нелепым оказалось сравнение. Фрей вскинул бровь, глядя на это действо с нескрываемым изумлением. Несколько секунд соображал, а потом фыркнул, качая головой. — То есть вы даже переспать теперь не можете по-человечески, чтобы ничего не разнести? Рома кинул на него тяжелый взгляд и нехотя кивнул, вжимаясь в Симу спиной. Разговаривать не хотелось, но с кем тогда говорить, если не с ними. Странно, что еще старших нет. — Нас расселили. Прости, Ягодка, но твой новый-старый сосед теперь я. — Вообще-то нет. Арестов разрешил остаться. Только гм… никакого рукоблудия. И дальше «подержаться за ручки и целоваться, но не увлекаться» нам лучше не заходить, — мрачно насупился Сима. Дверь приоткрылась, и в блок проскользнул Анжей. Окинул взглядом эпическую аллегорическую группу и улыбнулся одними уголками губ. — Я уже думал, что начался новый Армагеддон. Но вероятности выровнялись самостоятельно. Неужели сами разобрались? — Это очевидно, — снова не слишком любезно отозвался Бехерович. — Скорее, помогли, — Матей вошел следом и тут же посторонился, пропуская Айвена и Санаду. В немаленьком в общем-то холле сразу стало тесновато. Айвен окинул всех хмурым взглядом, коротко поздоровался и подошел к Роману. — Ничего рассказать не хочешь? Тот отвел взгляд, внезапно краснея. — Тогда… когда я видел вероятности. С тобой. Это потому, что я оракул-универсал. Могу притянуть любого оператора. Вот и тебя тогда… притянул. Айвен медленно выдохнул. — Ладно. Это надо обдумать. А сейчас что было? — Да не знаем мы! — взорвался Силиверстов. — То мне говорят, что пока я с Симой не пересплю, хрен он моим оператором по-настоящему станет, а теперь выяснилось, что нельзя! Мы, видишь ли, фоним сильно, планары плющит! — Тихо, — Айвен дотронулся до его щеки, успокаивая. — Это не катастрофа. — Достало все, устал я от этого… — из Ромы словно весь воздух выпустили, он обмяк, упираясь взглядом в пол. — Лучше бы этот чертов дар и не раскрывали вовсе. — Все будет норм, — Сима только сильнее обнял его, сожалея, что не может отдать ему все свое спокойствие и уверенность. — Конечно будет, — убежденно кивнул Чед. — Я кстати… я тут подумал. Ну, знаешь, посмотрел «Доктора Стрейнджа», почитал книжку, что мне дал Лемешев и нашел один интересный блок… вам должен помочь. Скорее всего им пользуются в особо сложных случаях. Вроде вашего. Ну чтоб планары не штормило. В блоке, конечно, полный ахтунг случится, в смысле хоть ремонт потом делай, но зато на планары ничего не долетит и все вокруг не пострадают. — М-да? — вскинул бровь Санада. — Лемешев, говоришь, дал? — Неделю назад, — кивнул Шеннон со своего места. — Только там идет взаимодействие материалиста и хроника. Или, если нет кого-то одного, то в комплекте с куратором. Я начинаю понимать зачем нам все эти странные штуки приказали привезти. Все сложные блоки ПЛЕТУТСЯ. Как на спицах для вязания. — Мы в курсе про блок, Тей его регулярно ставит, когда нам хочется порезвиться, а соседей жалко, — хмыкнул Айвен, качнулся вперед, мягко целуя Рому в уголок губ, и отстранился. — Ставлю. Только другой. Звуконепроницаемый. А тут нужен энергетический, и не просто энергетический, а проникающий. С полной изоляцией. Только я вам, парни, не завидую, если каждый раз такого монстра ставить, то проще сразу разбежаться. Или монахами стать. Ибо его просто поставить мало, его нужно подпитывать собственной силой, а это тяжело и мутно. — Спасибо, милый, ты прямо будишь во мне надежду, — Рома сверкнул на него глазами, вывернулся из рук Симы и, подойдя к диванчику, рухнул на него. — Если я все правильно понял, то эта проблема временная. Хотя, они могут ошибаться, — Бехерович обошел диван, оперся руками о мягкую спинку и замер позади Ромки. — Я ни разу не слышал о конфликте дара или энергий, — пожал плечами молчавший до этого момента Тим. — Но слышал о запечатленном оракуле-универсале. Не самая простая история, конечно, и парню пришлось постигать высший пилотаж в дисциплине «Контроль», но в общем и целом все нормально. — И в процессе никого не убили? — выгнул бровь Сима. — История об этом умалчивает. Но если я все верно понимаю, то такой плотный щит вам нужен только для запечатления. Чтоб окончательно замкнуть вас друг на друге. Вопрос в том, понимаете ли вы оба, что это, в отличие от такой хрени как брак или любовь-морковь — навсегда? — А что здесь не навсегда? — Рома вскинул бровь. — Натан сказал, что мне даже это не особо поможет. Просто в четырех случаях из пяти я буду выбирать Симу, а пятому может так и не повезти, — он помолчал немного, колеблясь, а потом нехотя произнес. — Я могу разорвать связь оракула с оператором, если тот оператор, которого я выберу, будет сильно сопротивляться. На уроке я пытался притянуть Натана, и он всех нас вышвырнул. Мне кажется, что в конце концов они решат, что я приношу слишком много проблем, лишат меня дара и сплавят обратно, в обычный мир. — Что значит «можешь разорвать связь»? — немного хрипло спросил Айвен, складывая руки на груди в безотчетном жесте защиты. — То и значит, что если мы сейчас всей милой компанией полезем на планар, и я захочу, чтобы чья-то вероятность изменилась, я потяну тебя. А если ты решишь, что я нафиг тебе не сдался, я сделаю это насильно, заставлю. Только хана будет вам с Анжем, как паре! — Рома не злился, в голосе звучало все больше истеричных ноток. Он действительно устал. Устал смертельно. — Поэтому на планары мне выходить запрещено. — Очаровательно, — выдохнул Анж, присаживаясь с ним рядом. — А ты не думал, маленький, что из этой гм… жопы есть как минимум альтернативный выход?.. Рома покосился на него, потянулся было, но замер на месте, чуть виновато улыбаясь: — Я малость в раздрае, Анж. Поэтому соображаю туго. — А все просто, нежный… мы — якоря друг для друга. Мы уравновешенная сбалансированная группа. И все связаны друг с другом. Ты сейчас тянешь своего Джокера. Того, кто будет самым для тебя. Но тебе этого мало. Ты же у нас уникален… тебе нужны якоря. Те, кто будет удерживать тебя. Уравновешивать. Ты же болтаешься сейчас… не привязанный. Вот и притягиваешь всех. Я могу предложить одну вещь… но только после того, как поговорю с Ваней. И с Теем и Саном. А вам лучше будет порепетировать этот самый тяжелый блок. — Я в курсе про всех, просветили, — Рома нахмурился. — Про дар, который сам себе рос, сам себе чего-то искал и стал монстром. Сам по себе. — Решил прибрать еще одного оракула к рукам, Анж? — Фрей сузил глаза, откидываясь на спинку кресла. — Замкнуть его на Айвена и развлекаться в свое удовольствие? — Ты умница, Ягодка, но чуть-чуть промахнулся. Я не хочу его замыкать. Я хочу его задвоить. У него есть оператор. Сима. Тот, кого он в сущности выбрал сам. И кто выбрал его. Они уже связаны. Но не до конца. Я не хочу и не буду разрывать спайку… Если бы хотел, сделал бы это еще три недели назад, — сладко улыбнулся поляк, бросив взгляд из-под ресниц на Айвена. — Я вижу в этом выход. И для малыша, и для Серафима. Но при условии, что с этим согласятся все. Я не сторонник насилия… ну, если только мне этого не хочется именно здесь и именно сейчас… но я всегда могу попросить сделать мне больно. — Прелесть, — «восхитился» Фрей. — Осталось выяснить, зачем это тебе нужно. В твой альтруизм я слабо верю, а любое вмешательство в вашу группу может пошатнуть установившееся равновесие. Не боишься последствий? Я уже промолчу о том, что за подобное самоуправство могут и голову снять. Анж медленно поднялся с нагретого места, пересек блок, приблизившись к Фрею. Он остановился так близко, что можно было ощутить тепло его тела. Замер, глядя в глаза. А потом открылся. — Я не поверю, что Арестов не научил тебя считывать других. Смотри, Ягодка. Я мало кому позволяю влезть в себя. Ты прав… отчасти прав… это просто НЕ ТОЛЬКО альтруизм… Я расту. Ваня растет. И Сан и Тей… сейчас мы замкнуты в нашей четверке. И наш дар замер. Потому что не прыгнешь выше головы, пока не получишь новую ступеньку. И такая ступенька для нас — Рома. Которому жизненно необходимо стабилизироваться. К тому же, это гарантия, что разрыва связи между мной и Ваней не произойдет. Потому что Рома будет напрямую связан с Ванькой и необходимости разрыва не будет. И у него появится выбор кого притянуть… И еще… я никогда не свяжу себя с тем, кого никогда в дальнейшем не захочу видеть рядом. Или в своей постели. — Хуяссе откровения пошли… — пробормотал Сима. Фрей усмехнулся и подался ему навстречу, ловя взгляд. Меняясь неуловимо. Превращаясь из легкого шалопая и балагура-любителя краски для волос странного цвета в нечто… неумолимое, жесткое, почти страшное. Гасящее любое, самое маленькое воздействие, любую связь с планаром. Протянул руку, погладил скулу Анжея, улыбаясь шало, весело-зло. — Ты не лжешь, но и всей правды не говоришь. Тебе страшно остаться одному. Но тебе мало того, что у тебя уже есть. Маленькая ненасытная дрянь. Ты хочешь не только Рому, правда, Анж? И не только в группе. Ты так уверен в себе и своей неотразимости? — Я великошляхетская блядь, малыш, — Анжей сам потерся о его руку, неотрывно глядя в глаза. — Я даже с тобой потрахаться могу, если хочешь… вопрос не в неотразимости… я Сказочник… волшебная шлюха, и я себя таким принимаю, как и те, кто рядом со мной… они знают, что ради них я пойду на все. Я всегда иду до конца ради своих. Вопрос в том, хочешь ли ТЫ, он, Архангел, твой малыш или лорд присоединиться. — Не хочу. Тебя — не хочу, — Фрей улыбнулся уголками губ, почти невесомо лаская кожу щеки. — Уж прости, но я однолюб. Они, мы, сами группа. И проблема Ромки решится рано или поздно, но без вашего участия. И Серафима прокачают так, что он любое желание этого страдальца на подлете чувствовать будет. Равноценная вероятность, правда? Но решение умное, снимаю шляпу. Только ты одно забыл сделать — своих спросить, хотят ли они четырехугольник в многоугольник превращать. Может, это только тебя не устраивает — то, что происходит с вами. Зачем тебе МЫ, Анжей? — Я потому и думал сказать об этом ПОСЛЕ того, как поговорю со своей группой, Фрей. Но ты не зря любимчик Арестова. Маленькая проницательная сволочь… к тому же ядовитая. Вероятность почти равноценная. И подобные решения с полпинка не принимаются. Я просто вижу, что мы все подходим к какой-то совершенно чудовищной вилке. Я это шкурой чувствую. И это пиздец ощущения, малыш. Врагу не пожелаешь… — прохладная ладонь Анжа коснулась щеки Фрея, подушечка большого пальца смяла губы, но дальше дело не зашло. Поляк опустил руку. — Я не собираюсь становиться вторым Ллойдом. Мне не нужны гм… лавры серого кардинала. Может быть, когда-нибудь, я сунусь в Совет. Может даже стану Председателем. Но сейчас у меня одна цель. Как у любого здесь. Стать сильнее. Наши жизни напрямую зависят от результатов обучения. К тому же, нас все еще рассматривают как потенциальную угрозу Сообществу. И я должен защитить группу. И Рому. И Серафима. — Он напрочь проигнорировал возмущенное симино «Схуле меня-то?!» — Все, что отклоняется от нормы — попадает в поле зрения Совета. И эта развилка… она в тумане. Снова. Ты ведь знаешь, что означает туман на вероятностях для оракула? — Ничего она не означает, — Фрей медленно вернулся в прежнее положение, но в комнате словно стало легче дышать. — Это суеверие… малыш. Ничем не подтвержденное. Такие есть у всех. Не «поддающаяся» вероятность у операторов, «бесконечная секунда» у хроников и даже у материалистов оно есть. Но речь не об этом. И даже не о «вилке», а о Роме. Но герой дня малость не в состоянии принимать какие-либо решения, а тебе еще смотреть в глаза Айвену и остальным. Поэтому сейчас мы либо разбегаемся по кроваткам, либо тихо и мирно тусим, не возвращаясь к этому разговору. — Интересно, здесь кого-нибудь мнение остальных интересует? — хмуро спросил Рома. — Симы, например. Я связан с ним, он — мой оператор. К тому же, вряд ли кто тут в курсе, как можно насильно создать связь, тем более, при одной уже имеющейся. — Хороший вопрос, — Фрей с преувеличенным вниманием изучал ногти. Анж прикрыл глаза, мгновенно зависая над уровнем. Мгла никуда не делась. И, кажется, стала только гуще. Снова. — Хорошо, малыш… не мешаю больше. Он не ссутулился. Не напрягся. Не казался ни побежденным или переубежденным. Просто склонил голову к плечу, улыбнулся Ромке и, развернувшись, вышел, чуть покачивая бедрами. Плавно и мягко. Точно танцевал, а не пересекал блок. — Он знает, — негромко обронил Санада, сжал пальцы Матея, и бросил взгляд на Айвена, точно решая, стоит подождать, или лучше уйти. — Провернул этот фокус аж целых два раза, да? — Фрей поднялся из кресла, глядя на парней в упор. Айвен криво усмехнулся, склонив голову к плечу. — На месте Совета я бы начал бояться тебя. А не нас, — он отсалютовал присутствующим, подмигнул Роме и тоже вышел, увлекая за собой Матея с Санадой, еле успевших попрощаться. — И что это было? — Рома медленно выдохнул, косясь на Фрейя, который словно выцветал на глазах, снова становясь таким, каким его все знали. — Заявление о намерениях. Весьма серьезных, — Фрей осел обратно в кресло, кинул на Аяна тоскливый взгляд, и тот молча, без слов, устроился рядом, приникая, обнимая за шею и утыкаясь носом в плечо. Фрей облегченно улыбнулся, сжал его, пряча в кулаках подрагивающие пальцы. — Но он не врал. — От этого не легче. Но думать об этом я сейчас не в состоянии, — Рома слабо улыбнулся, глядя на замершую парочку. — Красиво смотритесь, парни. — Знаешь что, Ягодка… мне до жопы ваши политические игры. Вот честно. Заявления, намерения… Я хочу только одного: чтоб старшие перестали ебать нам мозг. Чтоб мы спокойно все решили между собой. И чтоб на нас перестал свет сходиться клином, — Сима медленно, но верно закипал. — Ты зря так, — тихо заметил Тим. — Сейчас тебе до фени. А когда доучишься — приоритеты сильно поменяются. Анж — самый сильный оракул трех потоков. Второго, третьего и даже четвертого курсов. Думаю, он много что просчитал наперед. Но его главный недостаток, как и у нас всех — отсутствие глобального опыта. Ну и возраст. Но это все проходит со временем. Если он говорит, что близится жопа и предлагает какой-то выход из положения, значит скоро настанет жопа, а выход может быть пусть и не лучшим, и выгодным для него и группы, но все равно удачнее хери, которая может реально произойти. — Фрей… — Рома под шумок подался вперед, привлекая внимание затихшего и явно уставшего корректора. — Сможешь за планарами проследить? — тихо, едва слышно просил он. — Минутку всего. — Ты что задумал? — тот сверкнул на него глазами, на что Рома только роскошно улыбнулся и вдруг взмыл с места. Перемахнул через диванную спинку, дернул удивленного Симу на себя, потянул за волосы, вынуждая отклонить голову, и накрыл губами губы. Далеко не так невинно, как было можно, но интимно, на грани жажды, нежности и сводящей с ума потребности. Кажется, кто-то присвистнул, кто-то захлопал в ладоши, но Роме было плевать. — Ты что творишь?! — полупридушенно выдохнул в его губы Сима, тем не менее мгновенно обнимая за талию и отвечая на такое неожиданное, но приятное нападение. — Просто… ответь мне… Ответить… не так просто ответить, не раскрываясь до конца, чтоб не вывалиться, не устроить погром и абзац в блоке в свете всего происшедшего. Но Сима ответил, позволив языку скользнуть в рот, разрешив себе погладить кончиками пальцев обнажившуюся под регланом полоску теплой кожи. Просто разрешив себе почувствовать его. И Рома открылся. Весь, до конца, до донышка и последней капли. Все эмоции, все порывы и мысли. Все, что теснилось в голове и сердце. И завершил поцелуй, лизнув напоследок припухшую губу. Сглотнул, облизнувшись, и отпустил Симу, тем не менее, оставшись рядом. — Фрей? Тот поморщился, поерзал, но вставать не стал, лишь крепче обнял Аяна, смотревшего на них огромными глазами, в которых плескались любопытство и… зависть. — Одного меня мало. Тут еще оракул нужен. И оператор. Да и вы были почти невинными девочками. Так что, прости, но помочь я тебе ничем не могу. Нужно воздействие посильнее. Что-то типа того, что было час назад. — За такое Арестов обещал нас расселить «на разные стороны планеты», — проворчал Рома. — Больше ничего не заметил? — Кроме того, что вы, парни, созданы друг для друга — ничего, — Фрей ухмыльнулся, и Рома зашипел. — Юморист хренов. Ладно, не знаю как вы, а у меня день был слишком длинный. Поэтому я в кроватку. — Смешно, шо пиздец. Обхохочешься просто… — вздохнул Симеон. — Вали, только сначала душ прими, и не занимай мою половину кровати, чудовище… — Принципы у него… убеждения… — пробормотал Чед, — Ладно, спокойной ночи. Естествоиспытатели. — А я еще почитаю, — заявил Тимур, возвращаясь к прерванному занятию. — У меня завтра пары важные. — Только дверью сильно не хлопай. Когда пойдешь «за книгой», — Ромка обернулся уже на пороге своей комнаты. — И книгу свою на ночь с подушки убирай что ли. А то она у тебя имеет нездоровое пристрастие к твоей шее. — А завидовать нехорошо, — тут же вставил Фрей. Он уже не сидел в кресле, а стоял у двери, зевая и прикрывая рот ладонью. — Малыш, чудовище свое забери, а то прибью ненароком, — бросил Рома, исчезая за дверью. — За-е-ба-ли! — Сима с силой потер ладонями лицо. Поморщился. Губы малость болели. Все странно. До истерики странно. Но в целом не так уж и херово. Он все-таки сходил в душ, и когда вышел в холл — там было абсолютно пусто. А в комнате, свернувшись клубком на своей половине кровати, лежал Ромка. Во избежание соблазнов Сима вытерся и оделся. Просто спортивки и просто футболка. Но так хотя бы видимость приличия соблюдается. Он вытянулся на постели, повернувшись лицом к Силиверстову. Аккуратно поправил одеяло и тихонько выдохнул: — Спокойной ночи, зараза моя ненаглядная… — Ты бы еще тулуп надел. И пояс верности, — тот не пошевельнулся, но голос в темноте звучал хрипло, горько. — Только, знаешь… самое отвратительное будет завтра утром. А знаешь почему? Потому что утром мозг не работает, а стояк имеет место быть. И рядом — кто-то теплый, расслабленный и податливый. — Завтра будет завтра, — Сима придвинулся ближе и обнял его за талию поверх одеяла. Близко-близко. Так, что на лице чувствуется дыхание. — Мазохист чертов, — проворчал Рома и подался навстречу, прижимаясь лбом к его лбу. Осторожно коснулся губами губ и улыбнулся. — Спасибо. — За что? — тихонько спросил Сима. — За мазохизм? — хмыкнул Рома. — За все, Серафим, просто за все. Спокойной ночи. И не храпи мне в ухо. — Хороших снов, — фыркнул Сима, закрывая глаза. Благословенный сон, на удивление, сморил его почти мгновенно. Алилуйя! *** — Ты знал? — голос ударил в спину. Жесткий, холодный, полный растерянности и болезненной ярости. Айвен остановился, глядя в стену прямо перед собой. — Нет. — Нельзя лгать. И не потому что Анж. А потому что они все равно вместе. Но на грани, на очень тонкой грани. Матеем всю жизнь кто-то управлял. И эта… новость была для него сродни удара в спину. — Я не знал, — медленно развернуться, смело глядя в полные эмоций глаза Матея. — Тей… что бы там ни было, он любит. И ты его любишь тоже. — Уверен? — Матей вскинул бровь, криво усмехаясь. — Уверен, что это я его люблю, а не он заставляет меня это делать? Айвен отвел глаза. Матей — материалист, а собственные эмоции — лишь собственные эмоции. — У тебя есть возможность спросить его об этом самому. Он не будет лгать. …Анж встретил их посреди блока. Он просто стоял, словно ожидал толчка в спину. В ярко освещенной комнате. В ИХ комнате. Один. Санада молча сжал руку Матея и потянул его за собой. Без слов. Вперед. И никогда назад. Когда-то очень давно он так для себя решил. И теперь шел неслышно, по-кошачьи, тенью крался мимо всех, прокладывая дорогу своим. — Ну спрашивайте. Я знаю, что вам есть о чем спросить. Айвен нахмурился, но первый вопрос задал именно он, опередив Матея: — Зачем? — Вы решили, что я связал вас с собой насильно. Я не делал этого, — Анж медленно опустился в кресло, прикрыл глаза и снова отпустил блоки и защиту, позволяя им пройти внутрь, видеть все до последней мыслишки, до самой-самой эмоции. Это было страшно. И больно. Впускать в себя настолько глубоко. Но необходимо. Со своими он должен быть предельно честен. И открыт. — Мы с вами — естественное запечатление и естественные якоря. А Рома… Я понял, что могу это сделать, понял как это сделать, когда ко мне первый раз пришел Роман. И то — до меня не сразу дошло что между нами могло произойти. А потом я долго искал информацию о паре оракул-оракул. На всякий случай. Так что мой ответ — нет. Я не делал этого ни с кем из нас. Айвен хмыкнул, покосился на потемневшего Матея и отошел, предоставив им право разбираться самим. — Ты же не можешь не понимать, какой большой это риск? Я понимаю, что ты хочешь обезопасить свою связь с Ваней, но это… слишком радикально. Любая новая связь — это риск. — Понимаю, — медленно кивнул Анж, подходя к нему и заключая лицо в ладони. Поддерживать собственную открытость стоя, сидя, расслабившись, в напряженном состоянии было тяжело. Очень тяжело. Все-таки пикировка с младшим корректором его порядком измотала. Но перед ним был Матей. — Поэтому не хотел ничего предлагать там, прежде чем поговорю с вами. Фрей… вынудил меня сыграть раньше. С ним нужно быть осторожнее… Ты веришь мне? Пожалуйста, Тей, ты нужен мне… — Я был прав с самого начала, когда он только появился, — Матей смотрел в его глаза и верил. Только эмоции — это эмоции, а мысли… И в этом смысле Анжей всегда был закрыт. — Нам не позволят объединиться. Ты сможешь привязать Ромку к Ване, если он согласится, или на себя, но на этом ничего не закончится. Потому что есть Сима, потому что Рома — якорь для маленького хроника, а за того Ягодка свернет шею и не посмотрит на все наши способности. Анж уткнулся лицом в его плечо и судорожно выдохнул. — Мы найдем выход… мы всегда находим выход, мы же лучшие… господи, как же я вас люблю! Матей поджал губы, но обнял его, ероша волосы. — Иногда ты меня пугаешь. Очень пугаешь. Иногда я тебя просто не понимаю. Ты что-то видишь, но говоришь нам хорошо, если в одном случае из десяти. И, как бы Рома тебе, нам, не нравился, он опасен, особенно на планарах. Ты был похож на смерть, когда полчаса назад на планарах начался хаос. Оно даже до меня добралось. — Я мог потерять Ваню сегодня… наши связи начали гореть. Это как… это мучительно, Тей. Если так работает принцип разрыва… да я с дьяволом свяжусь, лишь бы не испытывать этого на нас никогда в жизни! Идиот этот Блэкберри… самоуверенный идиот. Не знаешь реальности другого — не спеши убеждать, что это глупые суеверия… я устал, Тей. Все эти игры разума и воли меня убивают просто. — Корректоры как никто знают все реальности. Они и есть планар, — Айвен звякнул графином о стаканы, разливая лимонную воду. — Я не защищаю его, просто предполагаю, что, возможно, он прав. В чем-то, — он каждому всунул в руку по стакану и рухнул на диванчик. — Жалко парня. Не Ягодку — этому сукину сыну всегда отлично будет, — а Ромку. — Пока он не суется на планары, разрыв связей никому не угрожает. И пока они с Симой не переспят, соваться с этим к нему опасно. Серафим, я так понимаю, наконец дозрел, и теперь вставать между ними — все равно что за оголенный провод браться. Кто знает, может, когда они наконец станут парой, необходимость в дополнительном якоре отпадет сама собой, — Матей благодарно кивнул, принимая стакан, и делая глоток. — И Сима будет тем оператором, с которым Ромка будет работать без исключений. — А я б от второго оракула не отказался, — Айвен скинул домашние туфли и теперь с самым рассеянным видом любовался белоснежными носками. — Зачем тебе еще один оракул? — Санада обошел диванчик и присел рядом с ним, вытянул ноги, перебросив их через ноги Айвена и прикрыл глаза. — Жить ему скучно и пресно, — негромко отозвался Анж, наконец заставляя себя отлипнуть от Матея. — Подозреваю, что это его маленькая месть, — Матей пригладил его взъерошенные прядки и, дойдя до столика, долил воды. Пальцы подрагивали, и он сжал их в кулак. — Крайний случай, Анж. Это будет крайний случай, последняя надежда — связь Ромки с кем-нибудь из вас. Но знаешь… я бы на твоем месте предложил это кураторам. Анжей упрямо поджал губы. Вот она: трещина. Глубокая и четкая. Существуют на свете вещи, способные их уничтожить. Способные разрушить доверие между ними. И почему он не увидел этого раньше? На то, чтоб обуздать эмоции и взять себя в руки пошло немало времени. Он справился. Всегда справлялся. — Пусть разбираются сами. Мы не будем в это лезть. Я виноват… теперь Ягодка станет задирать нос. Матей поймал выразительный взгляд Айвена, вздохнул и, отставив стакан, подошел к Анжею, беря его за руки: — Мы, ты защищаешься. Защищаешь нас. И готов сделать ради нас что угодно. Мы знаем это. Чувствуем. Но это опасно, любимый. Сейчас, именно сейчас — это опасно. Дар нашей Белоснежки неустойчив, и никто не знает, что он может выкинуть в следующую секунду, — он потянул его к себе, прижимаясь губами к прохладному лбу. — А если Ягодка окажется таким идиотом, то я его налысо побрею. Самолично. Анж кивнул, чувствуя, как подкатывает к горлу совершенно непрошенное. То, о чем он уже и думать забыл. Вцепился в руки Тея, опустив взгляд в пол. Такое бывает редко: когда нахлынет вдруг слабость. Такая, что подкашиваются ноги и хочется отчаянно выть на луну, захлебываясь слезами. — Я спать… ладно? Устал дико просто. — Тшш… тихо, милый, тихо, — Матей взглядом спросил разрешение у Айвена и подхватил ослабевшего парня на руки. Отнес в комнату, усадил на постель, прижимая костяшки его пальцев к губам. — Мы с тобой. Чтобы ты не сделал и не решил, мы — с тобой. Я сопротивляюсь, но мне просто страшно за тебя, за нас. Я боюсь проклятого ромкиного дара, я боюсь, что он разметает нас, но из нас оракул — это ты. И мы верим тебе. Если ты скажешь, что нам нужна эта связь с Романом и нужна сейчас — я сам тебе его приволоку. — Не будем психовать, — сквозь стоящие в глазах слезы улыбнулся Анж. — Все нормально, правда… Спасибо, Тей. И прости еще раз, что я ничего не говорил. Иногда решения и выходы получаются очень спонтанными. — Я всего лишь тупой материалист, ничего не понимающий в тонких материях, — Матей улыбнулся, подушечками пальцев коснулся кончиков мокрых ресниц. — Не обижайся, если иногда мы чего-то не понимаем, понимаем не так или начинаем сомневаться. Просто не молчи. Не пытайся в одиночку спасти нас, мы вместе не только для фееричного секса. Анж… — Побудешь чуть-чуть со мной? — доверие. Усталое, тяжелое, вымученное. Но такое нужное. Анжей вытянулся на постели, прикрывая глаза, но так и не выпустив руки Тея из своей ладони. — Конечно. Тей мягко вытянул свои пальцы, молниеносно разделся и, наплевав на душ, забрался на кровать, накидывая на них обоих одеяло. Притерся, вжался, обнимая поперек груди и талии, устраивая подбородок на макушке. — Никто не разорвет нас, любимый. Никто и никогда. И если для этого нам понадобится маленькая армия — она у нас будет.