И.С.Т. - 2. Обратный отсчет

— Ты это видел? — сонный и очень рассеянный Матей брел в хвосте Айвена, надеясь, что тот не бросит его посреди коридора и доведет до аудитории. — Что? — Айвен обернулся, поймал мелькнувшую седую макушку и нахмурился. — Марк? Или меня тоже глючит? — Такого цвета волос, сколько я помню, в филиале ни у кого нет, — Матей пожал плечами. — Разве что кто-то перекрасился. — Паша ничего не сказал, что Марк вернулся, — Айвен остановился, придержал врезавшегося в него Матея и развернулся. — Догоним? — Зачем? Если это действительно он, все равно увидим на обеде. Или на парах. Или в блоке. — Думаешь? — Айвен закусил губу. — Уверен, — Матей зевнул и потянул его дальше. — Пошли, любимый, а то Арестов из нас чучело сделает за опоздание. …На обед они опоздали. Вернее, пришли позднее обычного. Но народу, на удивление, было совсем немного. Зато почти на том же месте, что и в прошлый раз, обнаружился Марк. Это действительно был он, и первым увидел его Анжей, рассказать которому о появлении старшего Мацуры парни просто забыли. Пан Михновский прищурился, поежился, кутаясь в грубой вязки джемпер, но к ледяному красавцу все-таки не подошел. Странно это смотрелось со стороны на самом деле: Анж, который не слишком охотно последние дни шел на контакт с кем бы то ни было, точно раздумывал, хочет ли он подойти к парню, которого так откровенно хотел трахнуть не так давно. — О… — поляк вскинул бровь и задумчиво покачался на мысках ботинок. — Вы только поглядите, какие люди… Красавчик Марко и без охраны!.. — И мне вдруг стало интересно, что он тут делает, где Гилрой и почему рядом с ним еще не крутится Павел, — Матей покосился в сторону Марка, помог устроиться Санаде, короткой лаской провел по плечу хмурого Айвена. — Кстати, о последнем, — тот еле заметно ему улыбнулся. — Пашку я давно не видел. Съехал? Или это мы с ним не пересекаемся? — Паша пару дней кантовался у Старшего, — пожал плечами господин Кунимицу. — Я имею в виду Михея. Не ожидал, что Паша с ним вдруг подружится. Он казался довольно закрытым и напряженным последние дни. — Милый маленький котеночек перестал сопротивляться? — выгнул бровь Анжей. — Вряд ли, — вздохнул японец. — Скорее, он устал смотреть на наши отношения. Или быть одному. — Михей? Интересную компанию он себе нашел, — Матей присел между Санадой и Айвеном. — Намекаешь на то, что тому в филиале не место? — последний покосился на него, скользнул взглядом по Анжу, Марку и опустил глаза в чашку. — Нет. Если он здесь, значит, именно здесь и должен быть. Просто он какой-то… у него были проблемы с обучением, но что-то в нем есть, — пожал Матей плечами. — Хотя, может, это я теперь везде уникумов ищу. — Скорее всего. Просто парню трудно, а здесь лучшие учителя и потенциал, за который стоит побороться. И что, мы к Марку даже не подойдем? Кстати, а если его у нас поселят снова? Анж до побеления сжал губы и натянуто улыбнулся. — Поселят так поселят… человеком больше, человеком меньше. Он медик, может, сумеет сделать так, чтобы было не больно. Айвен вскинулся. Стиснул на короткое мгновение чашку и встал. — Пожалуй, я пойду. Надо еще параграф прочитать, а то чувствую, меня сегодня спросят, краснеть не хочу. — Ваня, — растерянно, почти испугано позвал его Матей, но тот только повел плечами. — Все в порядке. Надо просто пережить. Анж перехватил его руку, стискивая почти до боли, не позволяя отойти от стола. Внутри горело, внутри было так больно, словно кто на живое плеснул кислотой. Хотелось орать от непрекращающегося тянущего ощущения, будто из него не то что жилы, душу вытягивают. Он не мог заставить себя сказать одно слово. «Прости». Все, на что его хватало сейчас — молчание и до судороги сжатые пальцы. Стиснутые до побелевших костяшек. — Не надо, — Айвен зажмурился, на короткое мгновение погладил воздух над его рукой, касаясь лишь теплом, и мягко вытянул руку. — Мне тоже больно, любимый. Больно тебе, больно мне. Ты не мазохист, это надо просто пережить. Мы что-нибудь придумаем. Разорвем нас с Ромкой и все вернется, как было. Любить — больно. Так сильно любить — невозможно. Страшно. Горько. — Останься. Пожалуйста. — Анжей, — Санада тряхнул головой, бросил быстрый взгляд на Тея, потом на Ваню, и выбрался из-за стола. — Успокойся. Все обойдется. Если захочешь я поговорю с Марком, хоть я и не в восторге от его… присутствия. Очень красивый гайдзин и очень странные обстоятельства появления. Не люблю такие совпадения… — Не надо, Сан. Его вмешательство может только все испортить. А вот кураторам сказать надо, потому что все, что происходит — неправильно. Так не должно было быть, — Матей погладил запястье Санады и потянул Айвена на себя. — Анж не мазохист, но если ты уйдешь, ему будет еще больнее. Айвен поджал губы, но послушно опустился на место. — Мое присутствие причиняет ему боль. А я не хочу, чтобы ему было больно. — Боль означает, что мы все еще вместе, Ваня, — Анж посмотрел ему в глаза и вдруг усмехнулся. — А вот и Пашенька. Как ты говоришь — Паша-Паша — радость наша? — Интересная философия про боль, только я с ней не согласен, — хмыкнул Айвен не особо весело. — Судя по лицу Пашеньки, он о возвращении братца был не в курсе. — Не знаю какая между ними кошка пробежала, но кажется сейчас Паша не слишком рад видеть Марка, — Анж упрямо взял Ваню за руку и пристально посмотрел на замершего у порога кафешки Пашу. Изумление, радость, обида и что-то еще, пока непонятное, но явственное. Что-то, что ускользало от понимания здесь и сейчас. Пашка обернулся на идущего чуть позади Михея, точно в поисках… поддержки? Неожиданно. Если присмотреться — что между ними? Нет, связи, характерной для любовников, нет, даже не пахнет… не со стороны Пашки точно. Но все же, Анжей нутром чуял, что что-то здесь есть. И что-то глубже, чем простое предложение переночевать в пустующей комнате. — Забавно, наш царапучий котенок нашел себе друга, — Матей усмехнулся, но в его голосе ясно слышались нотки ревности. — Они друг другу подходят, — почти спокойно ответил Айвен. — Михей, несмотря на всю свою общительность, все-таки даже здесь как «белая ворона». — Кого и к кому ты сейчас ревнуешь? — Санада потерся щекой о плечо Тея. — Я не ослышался, правда? — Пашку… потому что мальчика доверили нам, а он предпочел покинуть наше маленькое гнездо порока и разврата, — дернул уголком губ Анжей. — А может и Михея. Хоть я никогда не видел, чтоб Тей страдал по нему как по Ширинскому. — Я по нему вообще не страдал, — фыркнул Матей, поцеловав Санаду в висок. — Просто… Всегда хотел младшего брата. Или отцовский инстинкт проснулся. Но… ладно, если Павлу лучше с Михеем, кто я такой, чтобы быть против? — Здесь есть как минимум один человек, который может быть за или против, — пожал плечами Анжей. — Но отчего-то мне кажется, что он будет счастлив сбагрить младшенького кому-нибудь и побыстрее… — Ты не звонил, — Пашка остановился у столика, сунув руки в карманы джинсов. Он больше походил на нахохлившегося воробья, чем даже когда его отчитывал Арестов. Мелкий обиженный напряженный мальчишка, который как-то не решил: бежать ему или гордо вздернуть нос. — Возможности не было. Да и глушилки у Арестова работают отлично. Но сейчас я здесь. Генри решил, что здесь от меня будет больше пользы, да и возможностей для обучения побольше, — Марк вскинул на него прямой взгляд и нахмурился. — Ты настолько не рад меня видеть? — Я должен с визгами виснуть на тебе? — напряжение почти физически ощутимое разливалось вокруг. Пашка весь был как комок нервов, натянутых до того предела, когда легчайшее прикосновение может привести к разрыву. — Как родители? Как отец? — Хотя бы поздороваться. Или… — взгляд Марка скользнул за плечо Паши и губы скривила улыбка, — уже нашел себе здесь друзей, и я в общем-то не нужен? Забавно, не ты ли не хотел здесь оставаться? — Здороваюсь вот, здравствуй, Марко, — нет, не воробей. Котенок, у которого при виде другого шерсть дыбом и усы, сколько ни есть — топорщатся в разные стороны. — Сам же хотел, чтоб я хоть с кем-то общаться начал. И перестал влипать в неприятности. Твои же слова, что мелкий и от меня одни проблемы. Вот и стараюсь не доставлять. — По-твоему «доставлять неприятности» и держаться подальше — одно и то же? — Марк хмурился все больше и, в конце концов, отставил в сторону чашку с недопитым кофе и встал. — Тебе будет лучше, если я уеду? Пашка опустил голову и сжал пальцы в кулаки, точно внутри него боролись два желания: да, лучше и нет, нихрена не будет. — Тебе обязательно было приезжать именно сюда? Или по приколу после всего… посмотреть, как у меня зашквар случится? — Может, все проще? Может, я здесь потому, что ты мой брат, и я о тебе беспокоюсь? Это тебе в голову не приходило? — он шагнул вперед, нависая над Пашей. — Если ты не хочешь меня видеть — так и скажи. Уверен, что и на счет блока что-нибудь решим. — Паша… — до сих пор стоявший поодаль Михей шагнул вперед, устроив руку на его талии. Никакой интимности, просто поддержка и защита. — Ты всегда можешь прийти ко мне. — О как… — Марк сузил глаза, усмехнулся, ловя взгляд почти черных глаз Михея. — Нашел себе друга, Паша? Никого лучше, конечно, не нашлось. — Тебя это не касается, — Михей не шелохнулся, ни один мускул не дрогнул на лице, но в глазах засияли боль и тоска. — Не всем дано быть гением. — Тебе-то какая разница, м? — вздернул подбородок Пашка. Он за малым не звенел всем телом. Его почти потряхивало от напряжения. — Не ты ж… не тебе выбирать. Ты ж у нас корректор, единица насквозь самостоятельная. Гений с самого начала, а я так, сам ни на что не способен, белая, сука, ворона в семействе. Так что отвали, Марк. Просто, блин, не лезь. Хочешь в блок — вали. Я переберусь к Михею. А ты ебись с квартетом сколько влезет во всех отношениях. — Так вот в чем дело, — Марк усмехнулся. — В них, да? Тебе завидно или ты просто ревнуешь? — перевел взгляд на Михея и покачал головой, обращаясь уже к нему. — Тогда у меня для тебя плохие новости, парень. Боюсь, ты сам ему не нужен. — Это тебя тоже не касается, — спокойно ответил Михей, но руку убрал, отводя взгляд. — Паша… мне пора, но мое предложение в силе. И сразу будто мороз по коже. И колется в груди, предвестником, аурой боли, что мучила его. А ведь если Михей рядом — все норм. Пашка обернулся, ловя его взгляд. — Я приду… я бы… если это не будет наглостью с моей стороны, я бы хотел перебраться к тебе. Совсем. — Я… — Михей скользнул взглядом по Марку и отвернулся. — Не против. Но тебе придется поговорить с ректором. И моим соседом, договориться. Пашка колебался секунду, потом приподнялся на цыпочки и неловко ткнулся губами в его губы. И чтоб не навернуться — для пущей верности — положил ладонь на грудь. — Спасибо, Михей. Это было совсем не то же, что прикасаться к Марко. Это было совсем не то же, что целовать Генри. Это было по-другому. Может глупо, может бравадой, но голова на секундочку закружилась, а в груди дрогнуло, точно что-то силилось вырваться изнутри, как пресловутая личинка чужого, чтоб ей. На короткий миг Пашке даже стало страшно, но он все равно не отстранился. — Не стоит, — кончики угольно-черных ресниц Михея дрогнули. — Не надо мне ничего доказывать, Павел, — улыбнулся одним уголком губ, кинул взгляд на Марка и отошел. — Надеюсь, ты не думаешь, что все будет так легко? — Марк, похоже, так просто отпускать его не собирался. — Я глаз с тебя не спущу. — Да пошел ты, — в ответ Михей только повел плечом и устремился к выходу, так и не подойдя к стойке раздачи. — Ты мне не отец и не мать, Марко, — выдохнул Пашка. — Ты сам сказал, чтоб я повзрослел и перестал ныть и причинять вам всем неприятности. Так вот… хватит, Марко. Хватит меня опекать. Засунь себе свой, бля, инстинкт поглубже и больше не лезь ко мне… Я люблю тебя, это правда. Я люблю Генри. Это тоже правда. Но на самом деле я вам нахер не впал… так что просто оставьте меня. Я сам способен разобраться со всеми своими проблемами. Ты понял? Марк хмыкнул, обвел взглядом зал, задержал его на хмуром Силиверстове, переступившим порог и кутающемся в шарф, и на долгое мгновение прикипел к высокой фигуре Шеннона. — Ты еще не вырос, Паша. Но делаешь определенные успехи. Только не рычи на меня. И парню этому не лги, а то запутаешься еще больше, — он подхватил свой поднос и, походя взъерошив его волосы, направился к выходу. Боль с новой силой вгрызлась в тело, точно проклятущая страница снова лежала за пазухой. Пашке пришлось приложить усилие лишь бы только не потянуться рукой и не пощупать мягкую шерсть свитера, чтоб удостовериться что на самом деле страницы там нет. — Без проблем, — бросил он и, обернувшись к стойке раздачи направился туда. День будет долгим. *** Чед поджал губы и на секунду прикрыл глаза. О том, что Марк вернется, никто не знал. Нет, наверное, преподаватели знали, только никому не сказали, оно и логично. Зачем первогодкам об этом знать? Марк — корректор-третьекурсник. И что из того, что он в общем и целом вытянул его из ямы? Ничего, так, мелочь… Взгляд коснулся его и замер. Почти физически ощутимый. Такой тяжелый изучающий взгляд, как прикосновение к щеке, к шее, к груди. Если сосредоточиться, взгляд действительно можно почувствовать, как касание руки. — Я не знал, что Марк вернулся, — обронил он, обращаясь к Ромке. Тот проследил за его взглядом, на короткую секунду его глаза вспыхнули, но уже через секунду словно заполнились темнотой и непониманием. А еще спустя секунду он отвернулся, пожав плечами. — Думаю, просто никто не хотел делать из этого событие. Странно, что еще старшие вокруг него не вьются. А что, для тебя это может быть проблемой? Или ты так просто? Черт, прости, я забыл, что он тебе здорово помог. — Ты ведь тоже чувствуешь это? — Чед не повернулся к нему, так и глядя на корректора. — Напряжение. Я не понимаю его, но чувствую так, будто оно меня накрывает. Как тяжелое зимнее одеяло. — Ты же понимаешь, что я не лучший объект для таких вопросов. В последнее время все, что вокруг меня — это напряжение и еще черт знает что. Но я слышал, как Аян жаловался Ягодке, что ему тяжело и что так даже перед Рождеством не было. Так что скорее всего ты прав. Подойдешь поздороваться? — Не знаю, — Чед поежился, а потом как-то невпопад добавил. — Мне кажется, что ему старшие не так интересны. Он здесь ради брата. И только. — Ему — вполне может быть. А вот он им был очень даже интересен. Хотя у них и без него все сложно. — У нас — тоже, — негромко ответил Чед. Ощущение не пропадало. Странное, непонятное ощущение, интерпретировать которое он не сумел бы сейчас под угрозой смерти. Забавность была в том, что это ощущение ему нравилось. — Я говорил с Лемешевым… он сказал, что я не являюсь частью твоей группы и что, скорее всего, сейчас для меня в филиале нет партнера, поэтому мои рывки случаются нерегулярно и я все еще по уровню ниже бОльшей части первокурсников… Так что меня будут грузить чистой теорией до тех пор, пока они не решат, что делать дальше или пока не найдут кого-то подходящего мне… Наверное, я начинаю понимать Павла. — А он говорил тебе, что ни материалистам, ни хроникам пары по сути и не особо нужны? Они могут работать в одиночку. И запечатлять тебя насильно до третьего курса точно никто не будет. Пока ты материалист и ничего другого в тебе не проявилось, поэтому изначальные условия вот такие. А группа… — Рома на миг нахмурился, но уже через секунду потянулся за блюдцем с фруктовым тартом. — Нет никакой группы, Чед. Тем более, моей. Я и Сима. Фрей и Аян. По-отдельности. Вот и все. И то Ягодка с малышом просто парочка сами по себе, с учетом того, что Фрей у нас корректор. — Говорил, — медленно кивнул Шеннон. Марк о чем-то говорил с братом. Вернее сказать, Пашка почти орал на Марка, за его спиной стоял третьекурсник и вся сцена выглядела очень неправильно. Не так, как должна выглядеть. И ощущения от нее были весьма тягостными. И все равно чувствовалось что-то еще. — Только если ты заметил, все остальные на нашем потоке работают в парах, пусть даже просто для практики. Мы стоим как бы в стороне. С самого начала в стороне. — Ох уж эта сторона, — Рома наконец наполнил свой поднос, покосился на Чеда, фыркнул и, отобрав его поднос, принялся заставлять его едой. — Совсем без Тимура от рук отбился. Помнится, ректор обещал поставить в пару вас с Аяном. Малыш ведь тоже без пары, просто из-за Фрея рядом этого никто не замечает. А он тоже одиночка. И в филиале я что-то напарника для него тоже не вижу. Хотя тут сложнее. С операторами и оракулами проще. Либо можешь работать, либо нет. А что с вами — один черт знает. — Меня тестами загоняли и проверками, Аяна кажется тоже, может, потому и сказал, что теорией придется заниматься? Не совпадаем? — Чед принял у Ромы поднос и снова поймал взгляд Марка. Есть не хотелось. Не потому что настроение было паршивым, нет. Просто не хотелось. Он не чувствовал запаха еды совсем. — Как вы с Симой? Рома кивнул Матею, покачал головой в ответ на приглашение Айвена присесть рядом, и направился в другую сторону. Разговаривать со старшими не хотелось, хотя результаты вылазки нужно было узнать. Но это можно сделать и позже, без Шеннона рядом. — Что именно ты хочешь узнать? Мы… мне запрещено соваться на планары, так что поработать в паре, чтобы просто посмотреть, как это, мы не можем. Я учу теорию, он пытается по практике. А еще мне иногда кажется, что он жалеет, что вообще во все это ввязался. Слишком проблемный оракул ему достался. Уж лучше правда бы с ректором был. — Мне казалось, что он тебя любит, — они присели за столик, и Чед бездумным взглядом обвел зал кафе. Вроде бы все как всегда, но чувство инаковости не оставляло ни на миг. — Так что он с тобой не потому что просто запечатление или что там… вы с самого начала были ближе всех остальных. Даже когда ты… м-м-м… с Анжеем был. Все равно вы чувствуетесь как целое. — Об этом нам только ленивый не сказал, — Рома кивнул. — Это что, настолько заметно со стороны? Хотя если вспомнить наш… м-м-м… первый опыт, — он смущенно покраснел, утыкаясь в свою тарелку. — Заметно, — кивнул Чед, — так что не глупи. Любовь, конечно, не живет вечно, как в книжках пишут, но если вы оба не будете вести себя как законченные дураки, вы останетесь самыми лучшими друзьями на свете. Как мои родители… Они не вместе, давно уже не гм… вместе, но я никогда в жизни не видел людей, которые бы друг друга так поддерживали. — Иногда мне кажется, что было бы лучше, если бы наши отношения мы не переводили в горизонтальное положение. Но я бы подох, наверное, — Рома кинул тоскливый взгляд на дверь, на надувшегося Пашку, на о чем-то тихо переговаривающихся старших. — Из меня херовый оракул, Ваше Высочество. Но сейчас я чувствую… что-то. И это меня почти пугает. Скорей бы уже все случилось, что там должно случиться и все. Достало. Был бы здесь Сима, сказал бы свое привычное «Ну ой» или в очередной раз свел бы все к громкой шутке. — Да, я тоже этого хочу, — кивнул Чед, рассеянно ковыряясь вилкой в омлете. — Только все равно случится все, когда мы к этому не будем готовы. Как всегда. Рома также рассеянно кивнул: — Как всегда. Главное, чтоб не ночью. Интересно куда Марка поселили. Обратно к старшим? Не самая лучшая идея на самом деле. — Вряд ли к нам, хоть у нас и есть свободное место, — пожал плечами Чед. Тимур все чаще оставался у Арестова. Впрочем, отчего-то его мало волновал вопрос, переберется ли к любимому корректору Тимур окончательно или нет. — Еще нет, — Рома улыбнулся, покачав головой. — Официально Тимур еще с нами. И вряд ли ему разрешат переехать. Все-таки Арестов куратор и преподаватель, а Тимур — студент. Так что… Ладно… у нас там окно намечается вроде как. Пойду, подремлю. Увидишь Симу — посылай в блок. А то что-то у меня ощущение странное. Злится Серафим наш на что-то. И раздражен. Успокаивать буду. — Хорошо, передам, — кивнул Чед. Сам он с места не сдвинулся. Времени до пары хоть и было не так много, но все же достаточно для того чтоб попытаться разобраться в собственных ощущениях. Тревога, волнение, холодок под ложечкой, что-то такое, что напоминает приятное предчувствие. Ожидание чего-то совершенно потрясающего. Только для него. Марк? Может быть, но было в этом что-то неправильное. Неуловимо не то. Вот только что? Линдстрем стопудово о его вопросе знал, потому и не удивился. Нихрена не удивился. Даже не спросил, что именно его не устраивает в житье-бытье со старшими. Выгнул светлую бровь, закутался поглубже в свой гребанный грубовязанный свитер и сказал: «О-кей, Павел, я не против вашего переезда в блок. Вы уверены, что вас не будет напрягать присутствие незапечатленного оператора? Уверены? А если хорошо подумать?» Павел подумал хорошо, и для того, чтоб кое-кто не решил, что у него очередной тур внутрисемейных разборок, о разговоре с Марком не упоминал. Линдстрем не спросил, он сам не ответил, вопрос исчерпан, Пашка Мацура переезжает. Так и так манаток немного. Сумка со сменкой и учебники. И здравствуй, Михей. Можно я буду спать у тебя? По ходу, у цыгана мысленно челюсть отвисла. Наверное. Может быть. Но болеть внутри перестало. Но даже если и отвисла, внешне он это никак не показал. Только нахмурился и посторонился, пропуская его в блок. — Соседняя комната тебя устроит? Там свободное место есть. Или, если хочешь, можешь побеседовать с Майком, может, он великодушно уступит тебе свою кровать. — А он ну… — первый раз за долгое время Паша покраснел. — Типа это… метатренинг? Крышесрыв? Я имею в виду, он запечатленный? Ну… Не то чтоб я прям ТАК за свою жопу боялся. Но ты это ты, а он это он. — Пик прошел у всех, кроме меня. Но мне он и не грозит, с моим-то развитием, — Михей усмехнулся. — Вообще, я имел ввиду, что если хочешь со мной, то поговори с Майки. Если нет, то в соседней комнате Амаль, он второкурсник, метатренинг только на следующий год. Пашка кивнул, сгрузил свои манатки рядом с диваном и сам рухнул в кресло, подбирая под себя ноги, что с его комплекцией проблемой не было. — Слууушай… если хочешь, я могу тебя подтянуть. В плане, я ж блин оракул, ты типа почти можешь со мной работать, к тому же моя теоретическая подготовка на порядок выше чем у всех остальных и чисто если прикинуть, то мы с тобой где-то на одном уровне. — «Почти можешь» — это увидеть твою метку? Уверен, таких наберется как минимум штук десять на филиал. А теория… Было бы неплохо, но без практики она ничто. — Ээмм… нет. Ты коснулся ее. Я же чувствовал. И вот еще, сегодня, когда я тебя поцеловал, я почувствовал кое-что. И хотел узнать, что почувствовал ты, потому что… нет, сначала скажи ты. — Прости, это было слишком неожиданно и быстро, так что я не понял, — Михей прошелся по комнате, на автомате прибирая всякие мелочи по местам. — Я коснулся метки и на этом наше с тобой взаимодействие закончилось. — Ну чего ж закончилось, — Пашка следил за его перемещениями и лихорадочно думал. — Мы просто больше не пытались на самом деле. Ты, наверное, меня совсем соплей считаешь. Или таким себе щенком придурочно-жизнерадостным. — Тебя утешит тот факт, что на фоне всех вас я сам себе кажусь оставшимся на второй год? Я не могу учиться так, как остальные. И Лемешев, и Амфимиади, даже Арестов занимаются со мной по отдельной программе. Это сейчас уже все привыкли, а на первом курсе на меня смотрели как на… дурачка. Не все конечно, но моя группа, те, кто видел, что у меня ничего не получается, даже самые элементарные вещи. Я и на планар-то вышел только с шестой попытки. — Утешит? Я вообще не по поводу утешений, ты мне нравишься. Не подумай, что я говорю это только потому что явился мой брат и чтоб позлить его я вообще все это затеял. Не, не так. Ты… — Пашка поерзал, сменил позу, притягивая колени к груди. — Я тебя чувствую. Когда ты рядом мне становится не больно. Когда я м-м-м… типа поцеловал тебя сегодня, это было странно, потому что внутри меня… ты ж «Чужих» смотрел? Вот из меня будто эта личинка чужого выломиться пытается. Только не так больно. Но в целом похоже. — И что это значит? — Михей наконец остановился. Развернулся, раздраженно мотнул головой, убирая от лица прядь. — Как понимаешь, у меня плохо с определениями. Я даже не знаю хорошо это или нет. Хотя если тебе не больно, то, наверное, хорошо. Ты из-за этого сюда решил переехать? Потому что не больно? — Да нет, блядь, — засопел Мацура. — Ты вторую часть Марлезонского балета ваще слышал? Я говорю: когда я тебя… поцеловал, — слово давалось с трудом и запинками, и вообще кажется именно этот нюанс и требовал проверки. Повторить бы надо. — Так вот, я чувствовал тебя. Блин!.. Он все-таки неловко поднялся на ноги, подскочил к Михею и, приподнявшись на цыпочки, накрыл губами губы. Воздух будто разом выбили из легких. Колени ослабли, а из груди реально будто кто-то выломиться попытался. Сразу, резко, как магнит на встречу другому магниту. — Ну что же ты делаешь… — почти прошипел Михей, коротко ответив на поцелуй и почти тут же отстранившись, облизнувшись и неровно дыша. — Ты же не хотел. Ни связи, запечатления. Ни… всего этого. Что ж ты тогда творишь, мой неслучившийся? — Это… это… — дыхание перехватило, и Пашка ладонями накрыл солнечное сплетение. Внутри тянуло, ныло, выкручивало и справиться с этим всем никак не выходило. Вот оно значит как. Связь. Запечатление. Михей это понял. Да и он сам знал чисто технически, но как оно на самом деле должно быть — не догонял. Теперь вот понятно. Стоит им тут переплестись, и привет. Переспать — и аля-улю. Но ебать ту Люсю, здесь их двое. Они каждый по-своему увечны. И их обоих рано или поздно постараются к кому-то привязать. Это неизбежно. Сенегалец, может, и неплохой чувак, но Пашка его не знает. А Михею хуевей во сто крат, потому что у него и спрашивать не станут. И у него тупо никого нет. На самого Пашку Генри пусть и забил, но у него есть Генри. А Михей — один. — Почему неслучившийся? Почему в прошлом? Я здесь. — Потому что ты хочешь стать корректором. И не стоит начинать, что не сможем закончить или пожалеем. В этой… связи что-то не так. Не знаю, как объяснить, просто чувствую. — Меня уже просветили, что корректором мне не бывать. Для этого мне надо было родиться хотя бы с искрой дара корректора. А он сильно отличается от дара оракула. Даже дар оператора ближе к корректорскому, чем мой. Я «чистый» оракул. Идеально чистый дар без намеков на что-то другое. По этой простой причине я… бесился. Скорее всего и у тебя так же. Чистый дар не позволяет быстро переключаться и работать абы с кем. Только с максимально подходящим даром, — Паша вздохнул и поднял на него взгляд. — Паша… — Михей взял его лицо в ладони, погладил скулы. — Я хочу быть тебе другом. И не обязательно при этом быть напарником. Если ты хочешь, мы можем попытаться еще, но я не хочу, чтобы ты потом меня возненавидел, если все-таки связь проявится. Хотя мне говорили, что в полную силу работать я смогу только после запечатления. Пашка кивнул. — Я понимаю на самом деле. Я тебя понимаю. Только в девяноста девяти случаях из ста запечатление — это секс. И дальнейшая связь — это частично секс. Это меня тоже бесит. Не то чтоб ты мне не нравился. Ты… экзотичный. Прости за цинизм, но ты лучше, чем здоровенный негр-сенегалец. Но я… давно и безнадежно люблю одного человека. Так что с эмоциями у меня проблема. — Извини, тебе надо было сказать раньше, тогда я бы тебя не касался, — Михей опустил руки и отошел. — Тогда давай не ставить экспериментов… таким образом. Ни к чему хорошему это не приведет. — Это мой дядя, — припечатал Пашка совсем тихо. — Так что ни к чему хорошему ЭТО и правда не приведет. Мне просто надо это пережить и все. Черные глаза Михея на мгновение расширились. Он прикусил губу, но комментировать ничего не стал. Только покачал головой и отвернулся к окну: — Спасибо. За доверие. Только я вряд ли помогу тебе это пережить, да и ты вряд ли на это надеялся. В общем, устраивайся. И реши, в чьей комнате ты хочешь жить. — В нашей конечно, — в голосе послышался вызов и… улыбка. Нужно было сказать это. Нужно было проговорить. Чтоб принять решение как минимум. — Как думаешь, твой сосед не будет сильно сопротивляться, если я ему скажу, что ты мой оператор? — Не знаю. Но он будет очень удивлен, — Михей пожал плечами. — И для него это будет аргумент. Но я бы попросил тебя никому больше об этом не говорить. Это… не точно, а я не хочу лишних вопросов. — Хорошо, тогда я просто скажу, что хочу быть с тобой. Но все равно надо будет сказать Линдстрему. Чтоб тебя не попытались запечатлеть. В смысле чтоб тебя не связали. Или ты хочешь?.. — Паша подошел к нему и замер. Вторгаться в личное пространство будет верхом хамства и бестактности. Он и так уже много чего натворил, так что это определенно лишнее. Но все-таки положил руку на плечо, несильно сжал, точно ободряя. Почти невинный жест поддержки. — У меня есть еще время до осени. Ректор обещал, что меня никто не тронет до осени. Хочешь правду, Паша? Сейчас у меня в голове раздрай и каша. Я не понимаю, что происходит и чего я хочу. Возможно, я действительно просто тормоз и до меня все очень медленно доходит, но уж как есть. Я не могу понять кто ты мне, не понимаю, что нас связывает и что делать дальше. Я не могу ответить на твой вопрос, прости. Просто не могу. — Упс… — Пашка широко ухмыльнулся. — Вот и проверим. Если я все правильно понимаю, то мое присутствие даст тебе волшебный пинок и хорррошее ускорение. Ну, а если нет, то я просто буду помогать тебе в учебе. Не обещаю, что будет весело. Но помочь друг другу мы по крайней мере постараемся. Хотя бы в теории. — Теория — это последнее, в чем можно быть уверенным в этом филиале, — Михей слабо улыбнулся. — Поэтому особенно на нее не надейся. И… держись подальше от брата. Я все понимаю, но он… словно черный. И ты рядом с ним темнеешь тоже. — В смысле? — улыбка Пашки поблекла, точно выцвела. Да и сам он как-то напрягся, подобрался, всматриваясь почти до боли в красивое лицо Михея. — Что ты имеешь в виду? — Я не знаю, — Михей напрягся тоже, нахмурился. — Прости, если тебе неприятно это слышать, но это другое, цыганское. Ощущение. Ты словно яркое и светлое пятно, а он — черное. Когда ты рядом с ним, ты темнеешь тоже. Я не знаю, как это еще объяснить. — Скажи если что-то увидишь, ладно? Мне нужно знать… он ведь мой брат, — Паша тряхнул волосами, потом снова вздохнул и опустил голову. — У меня пара. Мне надо на занятия. Я, наверное, теперь до вечера занят буду и появлюсь перед сном. Но если встречу твоего… нашего соседа я с ним поговорю. — Как скажешь, — Михей вскинул руки и отступил, словно выцветая на глазах. — Иди, а то опоздаешь. — Спасибо, Михей, — кивнул Пашка, вернулся к дивану, выудил из коробки нужную книгу и спустя пару минут вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь. Темный? С новой силой накатило состояние близкое к панике. Рядом с Михеем такого не было. Рядом с ним вообще было удивительно спокойно. Ничего. Нужно будет подумать над этим. Вечером.