И.С.Т. - 2. Обратный отсчет

Тяжелая неделя. Марек дергается, сам на себя не похож, точно кто-то изменил самую суть Марека Арестова, заменив непоколебимо-спокойного мужчину кем-то с вечным недосыпом и почти дергающимся от напряжения глазом. А стоит ему вернуться от ректора или получить письмо из Совета, и все, час-два-три чуть ли не в одной позе — гарантированы. Вот и сейчас он с кем-то говорил по телефону, а взгляд такой, будто он серфит вероятности в тысяче километров отсюда. Впрочем, очень может статься что так оно и есть на самом деле. Физически Марек Арестов сидит в кресле, вроде как даже смотрит в его сторону и наблюдает за тем, как он читает модуль по высшим трансформациям, но на самом деле он очень далеко. Там, где Тимур до него достучаться не может. Марек встревожен. Сильно встревожен. Таким обеспокоенным он разве что в Рождество был, но тут на носу что называется дурацкий Валентинов день, но Арестов не мур-мур. Вообще-то ну кому эти дурацкие праздники надо, просто Марек был таким… озадаченным, что его хотелось поддержать хоть как-то. Тим вздохнул и закрыл книгу. Составил кулаки и оперся о них подбородком, принимаясь рассматривать Марека. Неужели никто не замечал какой он красивый? Неужели никто не хотел заполучить его? Это просто невозможно. — Тим, малыш, у меня на голове грибы выросли? — оказывается, Марек уже закончил разговор, отключился и теперь смотрел на него. Кстати, у него, наверное, какой-то уж очень специальный технологический телефон, потому что ни у кого другого сеть в этих горах не ловит. — О… прости, — смутился Тимур и виновато улыбнулся. — Просто… смотрю на тебя и думаю, что ты очень красивый. И что… что на самом деле удивительно что ты все-таки обратил на меня внимание, потому что… в общем, ты нечто, Марек. Но сейчас выглядишь просто изможденным. И меня это очень беспокоит. — Я? Красивый? — кажется, Марек по-настоящему удивился. — Очень, — кивнул Тим. В положении лежа на кровати, да еще и упираясь в кулаки это выглядело немного смешно и немного странно. — Странно что этого никто не видел. Хотя нет, пусть так, потому что ты здесь, и я могу смотреть на тебя и говорить с тобой, пусть даже ты посчитаешь меня сумасшедшим сталкером. — Для сталкера ты не слишком скрываешься, — Марек фыркнул почти так же, как и раньше. Только в глазах все равно сияла странная тревога и недоумение. — Парни еще не забыли, как ты выглядишь? — Ну, на пары же я хожу, так что не забыли, — Тимур перевернулся на спину, потянулся всем телом и запрокинул голову, глядя на него. Обнажилось горло, кожа натянулась, еще четче очертив линию скул. — Выгоняешь? Я сказал что-то не то или рискую услышать что-то не предназначенное для моих ушей? — Это когда ты успел на первый курс вернуться? Или я что-то пропустил и твои парни теперь на третьем? — Марек вскинул бровь и гибко поднялся. Обошел стол, выключая крошечную лампу, раздернул тяжелые портьеры. И только потом присел рядом с Тимуром, запуская пальцы в его волосы. — Ты же знаешь, что я не мастер вежливости. И если бы я решил тебя выставить, то не стал бы заходить издалека. А что до разговоров… — он наклонился ниже, заглядывая в глаза и дразня возможным прикосновением, — они все не для твоих ушей, но ты почему-то здесь. Не знаешь, почему я позволяю тебе слушать информацию с грифом «для служебного пользования», м? — Сложный вопрос, — вздохнул Тим, довольно щурясь. Ему нравились прикосновения, нравилось, когда Марек его так касался, нравилось чувствовать его тепло, его нежность, его страсть. Но иногда, как сегодня, тревожно сжималось в груди. А что если? Что если Марек все же думает о другом? Он так говорил по телефону, так… — Не знаю, скажи мне? Не то я снова почувствую себя маленьким нелепым первоклашкой, который ничего не понимает. — Мы все иногда так себя чувствуем, — Марек обласкал взглядом его лицо и внезапно улыбнулся. — Ты даешь мне силы, малыш. Я эгоист каких поискать, по сравнению с остальными я бесчувственное чудовище и не трясусь над студентами, как над маленькими детьми. Наверное, это грубо и так нельзя, но мне плевать на филиал. Сейчас я защищаю только тебя. Ты живешь здесь, значит, я защищаю это «здесь». И уничтожу любого, кто посмеет угрожать. Все еще не разочарован? Тимур изумленно выдохнул. Перекатился на живот, рывком сел, подобрав под себя ноги. Детский жест, глупый и порывистый, но сдержать его Тим просто не мог, да и не хотел. Он накрыл губами губы Марека, целуя болезненно и пылко, точно боялся, что тот вдруг пропадет, а он сам так и не успеет сказать… или показать… кипело в груди. Болело. Тянулось к нему так отчаянно, так безумно! — Я люблю тебя. Аллах, как же я тебя люблю! Марек вслух отвечать не стал. Только принял его в объятия, отвечая мягко, даже не пытаясь забрать инициативу. И застонал в его губы, когда завибрировал телефон, оставленный на столе. Отстранился, провел губами по щеке, словно извиняясь, и встал, подходя к столу. Тимур жадно следил за каждым его жестом, за каждой переменой на лице, как дрогнули губы, как пролегла между бровями глубокая складочка. Марек был… нет, не напуган, но напряжен. Что-то случилось. Что-то не так. -…нет? Но ты уверен?.. Так говорят, когда не желают слышать о самом неприятном. Так говорят, когда не хотят слышать дурные новости. А новости были, судя по всему, не очень, но прерывать Марека он не стал, здраво рассудив, что если будет что-то, что ему стоит знать, Марек скажет сам. Но новости, похоже, были из той категории, которая «совсем секретно». Потому что Марек, закончив разговор, ничего рассказывать не стал. А только на мгновение потер лоб, словно пытаясь избавиться от головной боли и вернулся к Тимуру. Лаской провел губами по лицу, поправил выбившуюся прядку. — Мне нужно уйти, малыш. А тебе пора на завтрак. Объявляю сегодня официальный выходной по всему филиалу, так что модули тоже пока могут отдохнуть. — Надеюсь, вечером тебя отпустят, и мы сможем… — Тим тряхнул головой и улыбнулся. Поймал его руку, тронул губами середину ладони и отпустил. — Просто надеюсь. И да, ухожу, иначе первогодки забудут, как я выгляжу! Тихое, едва различимое «люблю тебя» догнало его на пороге… …Утро отнюдь не было спокойным. Прошедшая ночь, которая хоть и прошла без проблем, что-то сдвинула. Планары мелко вибрировали, путали вероятности, уровень материалистов словно сходил с ума, секунды хроников то и дело норовили замереть статично, превратив настоящее и будущее в далекое прошлое. Соваться туда было опасно, и Марек самолично объявил по всему филиалу выходной, запретив студентам лезть куда не надо под страхом полного исключения и лишения Дара. Его слова шуткой не были, и в кафе было до странного тихо. Зато напряжение, казалось, можно было пощупать руками. Ромка сидел темнее тучи и, казалось, даже Сима не мог до него достучаться. И хотя его угрюмость в последнее время была скорее нормой, сегодня даже она была… угрюмее обычного? Хотя у кого сегодня были искренние улыбки на лице? Разве что у неунывающего Фрея, но и тот не искрил и даже ехидничал меньше обычного. А вот у незабвенного квартета, похоже, дела были очень плохи. Они все еще были вместе. Все еще держались вместе на чистом упрямстве или на искреннем настоящем чувстве, которое сильнее всех планарных связей, но и они почти друг с другом не разговаривали и вообще по сторонам не смотрели, почти огородившись от всего мира. Только нет-нет, да и вскидывался Матей, ища глазами Пашку. Или Айвен косился в сторону почти черного Ромки, словно проверяя все ли у него в порядке. Это было бы почти мило, если бы не выглядело настолько мрачно. Но и тишина давила, сводила с ума. Может поэтому, когда в кафе запахло настоящим горячим шоколадом, сменившим уже привычный кофе, лица чуть посветлели, и разговоры все-таки начались. Пока еще немного робкие, настороженные, но чем дальше, тем больше настоящего, искреннего оживления в них было. А спустя пару минут по кафе раскатился и первый смех. — … ммм? А, не, Линдстрем внезапно был не так уж и суров, — покачал головой Сима — Я, конечно, думал, что выебет во все дыхательные-пихательные, он же запретил высовываться на планары, но, мазафака, как тут не выберешься, если все стоят как, бля, Герасим, и такие, мууу… мэээ… мнэээ… яйца мнут… а этот идиот белобрысый бы загнулся и брательника своего сиротинушкой оставил бы… пиздец, надо ж было так на краю таскаться, как застрахованный, сука… или не, бессмертный. Кащей… — Кто? — не понял Чед. — Кащей Бессмертный, это наш вариант вашего Некроманта. Ну в смысле короля-лича. Или… о, короче Сарумян! Точняк. Саурон короче, во. Типа чувак бессмертный, пока ему яйцо не раздавят к чертям свинячьим, — пустился в объяснения Бехерович, поглядывая на Ромку. Если Силиверстов улыбнется, то весь этот камеди-клаб в одну харю очччень играет. Силиверстов улыбнулся. Пусть и не в полную силу своих тридцати двух, но и не через силу растянул губы. Смех до его глаз пока не добрался, но не все сразу. Поймав недоуменный взгляд не знакомых с русскими сказками парней, он принялся объяснять, грея ладони о бока чашки. — Не надо таких испуганных глаз, девочки. В сказке все сложно, но вам нужно только знать, что там жизнь Кощея зависела от иглы. Игла была спрятана в яйце, яйцо в утке, утка в зайце, заяц в сундуке, сундук висел на дереве, дерево стояло на далеком острове. — Ни хрена себе меры защиты, — Фрей аж присвистнул. — Да вы, парни, знаете толк в извращениях. Я так полагаю, Ка… короче, этому вашему… не помогло, все равно помер? — Кто помер? — не понял подсевший к ним Тимур. По ходу дела, Ширинский был единственным, кого весь этот безумный расколбас, как говорил Сима, не слишком задел. Но и он время от времени был мрачен или задумчив, точно серьезно над чем-то размышлял. — Кащей. Бессмертный. Сказки рассказываем, — выдал Ромка и снова замолчал, утыкаясь в свою чашку. — Серьезный мужик, да, — фыркнул Тим. — И че Кащей? В формате аллюзии, гиперболы или просто абстрактно? Ромка в ответ только что-то буркнул, и Фрей обезоруживающе развел руками. — Прости, милый, я не в курсе. Помню, что начиналось все с несостоявшегося падения Марка. — М-м-м… кажется, я что-то в этой жизни капитально пропустил. Не просветите что именно? — озадаченно потер лоб господин Ширинский, пытаясь понять, когда это Марк, который свалил вместе со своим именитым дядюшкой, появился в филиале. — Ты хоть в курсе, что вчера было что-то вроде метеоритного дождя? — Фрей вскинул бровь и подался вперед. — И что на крыше была практически вечеринка по этому поводу? — Ээмм… наверное, должен был, но этот момент как-то прошел мимо меня… — судя по отметине на шее, повод не явиться на крышу и быть не в курсе у Тимура был самый что ни есть приятный. — Кто бы сомневался, — подал голос Ромка, ежась под теплым свитером. — Я сказал бы, что завидовать нехорошо, но Серафим потом дуться на меня будет до конца жизни, — Фрей роскошно улыбнулся упомянутому и повернулся к Тимуру. — В общем, все было отлично, пока Марк не решил, что может летать как птица и навернулся вниз. К счастью, реакция у наших штатных голубков отменная. Правда, Ромке пришлось нарушить приказ ректора. Но кураторы оценили командную работу и вместо того, чтобы хорошенько образно дать по морде, ограничились мягким ворчанием на тему. — О… то-то я думаю, чего он так удивлялся, когда с Гилроем говорил, — задумчиво протянул Тимур. — Фигаро тут, Фигаро там… — Переведи на нормальный, — попросил Фрей. — Я в ваших крылатых фразах совсем запутался. — Кто удивлялся? — Рома поднял на Тимура странно тяжелый взгляд. — Марек, — пожал плечами Тимур. — Удивился что сам Гилрой не в курсах что Марк свалил в самоволку к нам. Беда с этими золотыми мальчиками. Марек терпеть не может неожиданности и непредвиденные ситуации. — Подожди… — Фрей сузил глаза. — Хочешь сказать, что Марк у нас здесь на нелегальном положении? — и тут же присвистнул почти восхищенно. — Черт, я почти завидую. — Удрал чтоб быть к кому-то поближе? Зазнобу себе нашел в наших пенатах?.. — широко ухмыльнулся Сима, бросив взгляд в сторону замершего кроликом Чеда. — Да ладно… — вскинул бровь Тимур, глядя как Шеннон ерзает на месте, а потом поднимается из-за стола. — Все будет хорошо, Чед, правда, не волнуйся так… Но Чед его точно не слушал. Картинка складывалась и очень престранная. Вернее, паззл сложился, но до конца понять картину и главное прочесть ее станет возможным только если он посмотрит кое-кому в глаза. Кое-кто как-раз маячил у входа, и серебристая макушка нимбом светилась в лучах зимнего солнца. Совсем как снег. Захватывающе-красиво. Нереально просто. Он даже улыбнулся, когда наткнулся взглядом. Немного неуверенно, очень тепло. Или и это тоже иллюзия? Бояться или нет? Быстрее, Чед… пять шагов… четыре… три… два… Он вскинул руки, обвивая шею поверх теплого шарфа, губами прижался к холодным с мороза губам, так храбро. Храбро. Маленький наивный англичанин. Разорвав поцелуй, приподнялся на цыпочки, почти приникая губами к аккуратному уху и едва слышно выдохнул: — Здравствуй… Игорь… — У нас проблема, Гейр. — Входить без стука в личные комнаты Марек никогда себе не позволял. Корректора Арестова чужое неудобство не волновало ничуть. А сейчас он был именно корректором до кончиков ногтей. У него такого, кажется, даже голос менялся. — Собирай всех. И очень быстро. Сашке я уже сказал. — Что случилось? — нахмурился тот, нажимая единственную кнопку на аппарате на своем столе. Сигнал Кариму о том, чтобы собрал всех. Арестов шутить с подобными приказами не любил. — Ты знаешь, как я не люблю повторять по два раза, — Марек хмурым взглядом обвел комнату, наткнулся на пустую столешницу, и вдруг спросил: — Ты и Натан. Еще вчера здесь стояла ваза с его любимыми конфетами. — В его кабинете, теперь они в его кабинете, — негромко ответил Гейр. — Мы вчера разговаривали. Обо всем. И я не знаю, как мы будем существовать дальше. — И почему, если что-то вдруг решает случиться, оно всегда берет с собой друзей? — вздохнул Марек. — Не скажу, что очень удивлен, прости, Гейр, но Натан в последнее время был расстроен. Вы… решили взять тайм-аут? Или разбежались совсем? Поверь, у меня нет никакого желания копаться в чужой личной жизни, но я должен знать, смогу ли рассчитывать на вас как на пару, если придется. — Я буду надеяться, что нас как пару это не заденет, — уверенности в голосе не было. Совсем. Натан не сказал нет. И не сказал да. — Нас явно кто-то проклял, — пробормотал Марек и развернулся к вошедшим Лемешеву с греком. Натан пришел всего лишь спустя полминуты. — Что опять? — Деймос даже здороваться не стал. — Я связался с Генри. Он утверждает, что не посылал Марка к нам. И обещал перезвонить, как что-нибудь узнает. — Не посылал? — вскинул бровь Лемешев. — В смысле парниша удрал сам? — Это в высшей степени странно, — протянул Гейр. — И почему он все-таки не являлся на пары. И каким образом… почему я не увидел этого? Ответить Марек не успел. Вместо этого у него заиграл телефон, он принял звонок, долгую минуту слушал кого-то на той стороне, а потом как-то резко побледнел. Кажется, у него даже перехватило дыхание. И когда он закончил звонок, еще долгую секунду пытался отдышаться. — Это Генри. Марк в своем филиале, и он никуда не уходил. — Тогда кто у нас здесь сейчас? — Деймос шагнул вперед, волнуясь. — Игорь, — Марек вскинул на него страшный взгляд. — У нас здесь Шафран. Вряд ли кто-то удивился. Кто-то из тех, кто их видел. Только на дне голубых глаз вспыхнуло изумление. Или может, ему показалось? Но пальцы крепко обняли его ладонь и кажется, Игорь передумал завтракать. Он выглядел как Марк, улыбался как Марк, говорил как Марк, но внутри, там, под плотью, внутри трансформированной на планарах плоти, это был Шафранский. И Чед был уверен в этом на двести процентов. О, теперь были понятны и все оговорки, и поведение, и то, почему так истерил его собственный внутренний голос. И то, почему его так тянуло к этому человеку. Игорь Шафранский — умен и опасен. Игорь Шафранский имеет жесткую позицию и изо всех сил, невзирая на препятствия, стремится к своей цели. Игорь Шафранский потрясающе целуется… И может его убить прямо сейчас в его комнате в одиночном жилом блоке. И труп Чеда Шеннона могут найти вмурованным в стену здания лет через много. Если найдут. Стоило переступить порог и закрыть дверь, как пространство вокруг… Марка дрогнуло, пошло рябью, а когда успокоилось — перед Чедом стоял Игорь Шафранский. Почти такой же, как был тогда, на своём «выступлении». Взрослый, яркий, совсем непохожий на «Марка». Разве что выражение глаз. И улыбка. Бледные веснушки, темно-рыжие прядки, зеленые с прожилками желтого и коричневого глаза. Он смотрел на Чеда без злости, с лёгким удивлением и непонятной нежностью. — Здравствуй, — он словно пел голосом. Глубоким, сильным. — Не бойся. Я тебя не трону. — Если бы боялся — пошел бы к кураторам, — пожал плечами Чед как можно небрежнее. — Или поделился бы догадками. Вдвоем бояться не так страшно. Тебя ведь ищут. Но ты блестяще скрываешься. Ко всему прочему, в филиале, где людей из Сообщества достаточно много, чтобы тебя обнаружить. Сердце колотилось в груди как сумасшедшее. Ладони взмокли. В голосе пусто и звонко. Он оказался прав. И он… нет, об этом нельзя даже думать. Сейчас это глупость и слабость. Сейчас это может навредить. Поэтому — нельзя, Шеннон, нельзя. — Думаю, кураторы уже знают… Арестов разговаривал с Гилроем, так что у тебя есть несколько минут до того, как Арестов узнает, что на самом деле Марка здесь нет. А у меня есть несколько минут на то, чтоб выяснить что ты здесь потерял, Игорь Шафранский. Тот только качнул головой, улыбнувшись. — Храбрый малыш. Странно, но ты мне нравишься. Действительно нравишься. Я пока не понимаю почему и как, но, думаю, сейчас тебя интересует совсем не это. Меня будут искать, но если я выполню то, зачем пришел, это уже не будет иметь никакого значения. Я здесь потому, что здесь находится самая последняя, самая главная страница Книги Хаоса. Я знаю, что она здесь, но не знаю где или у кого. Говорят, она меняет тех, кто с нею рядом. Сначала я думал, что она у вашей сладкой парочки, Романа или Симеона, но нет. Просто близко с ними, где-то очень близко. Все-таки он был совсем другим. Настоящим, живым, ощущавшимся почему-то странно… острым? — Что даст книга? Что будет если ты соберешь ее полностью? Всю, до последней странички? Что ты сделаешь, когда я тебе дам последнюю? — ох как же близко подобрался Шафранский. Так близко, хотя сам не представляет этого. Достаточно было просто пойти к Пашке. Всего лишь прийти к брату. Потому что страница, последняя страница у Мацуры-младшего. И планары сыграли злую шутку со всеми, кто оказался втянут в эту историю. Паша. Марк. Матей. Он сам. — Хочешь правду? Я не знаю, — Игорь смотрел прямо на него, словно в саму душу. — Я знаю только, что наконец-то все будет так, как надо. Эта книга была Изначальной. Самая первая, самая непонятая. Отец Марка собирал знания о ней по крупицам, пытался собрать саму книгу. Когда-то ее разорвали, разорвали потому, что боялись ее, боялись потерять контроль. Но наш мир погружается в хаос все больше, я чувствую это, чувствую так сильно. Тонкий мир противится тому, что мы делаем, вмешательство в свои законы. Не должно быть насилия, никакого. Но нас запечатляют насильно, из двух даров развивают тот, который более полезен и силен, а не тот, который хочет носитель, а второй, в лучшем случае, если он не парный — глушат. Ты знаешь, как это плохо — когда твой дар заперт в тебе, и чтобы ты ни делал — он остается запечатанным. Знаешь, как мучаются насильно запечатленные. Помоги мне, — Игорь шагнул вперед. Горящие глаза, румянец на щеках. Он был либо безумцем, верящим в то, что говорит, либо его вело что-то… — Я слышал тебя, — негромко ответил Чед, глядя в его глаза. Несомненно, это тот самый взгляд, в который он смотрелся тогда, в первый вечер. То самое, что промелькнуло во взгляде «Марка». — Но, может быть, хаос — то, что сейчас творишь ты. Ты об этом не думал? Что если ты ошибаешься? Если книгу разорвали для того, чтобы она не уничтожила мир? И в то же время…я не чувствовал Марка, когда впервые его увидел и когда он помог мне. Но с первого момента, когда здесь появился ты, я ощущаю, как что-то во мне рвется тебе на встречу. Так, будто старается проломить мою грудь изнутри. Это очень больно, Игорь. И это очень похоже на запечатление. Так что я не знаю, как мне поступать. — Я корректор, Чед, — Игорь на миг прикрыл глаза. — Говорят, что корректоры не запечатляются. Что им это не нужно. Но если это не так? Если это ложь? Ты почувствуешь ложь, я знаю. Но рядом с тобой со мной что-то не так. Я не знаю, что это: обычное человеческое чувство, в котором я еще не разобрался или что-то тоньше. Но очень хочу узнать. Я не знаю, поможет ли книга. Но что если вдруг? — Я пойму если ты солжешь. Я пойму если ты попытаешься кинуть меня. Я пойму если ты станешь притворяться. Ты ведь знаешь об этом… Я могу стать твоим самым верным другом, — голос не дрожал. Взгляд не переменился. Напротив, с каждым произнесенным словом Чед понимал: то, что он говорит — правда. И с каждым вздохом он становился все увереннее. — Если ты предашь меня, если ты предашь мое доверие, мое… ты не спрячешься. Я слишком молод, но как говорит Амфимиади — это временно. Я умею быть другом. Но если придется научиться быть врагом… я им стану. — Я не лгу, Чед. И даже там… тогда… вместе с внешностью Марка я взял часть его сущности, мыслей, чувств, души. Ты понравился ему, он думал о тебе. Ты, его брат, Фрей и этот квартет — все, что он запомнил в этом филиале. Но когда я оказался здесь, только его чувства к тебе я разделил. Вся моя жизнь — это попытка угнаться за чем-то, что я сам пока понимаю с трудом. Но я хочу тебя рядом. Я не знаю почему именно ты. Я не понимаю, что в тебе есть такого, но я этого хочу. Чед смотрел на него долго, прислушиваясь к собственным ощущениям. Это странная штука: понимать кто лжет, а кто нет. Он открыл ее в себе совсем недавно и списал на побочный эффект собственного застопорившегося дара. И вот теперь это странное нечто помогало ему понять. И принять решение. — Страница у Павла. Всегда была у него. Я слышал, как Павел обсуждал собственные проблемы с Матеем. Тот просил не носить страницу с собой. А значит, она в комнате у Павла. Правда тот переехал в блок к своему оператору. Но если я все верно помню, сейчас и Павел и Михей в кафе. — Вот как… — медленно выдохнул Игорь и прикрыл глаза, становясь вдруг каким-то неземным. Черты лица заострились, волосы стали ярче, как и губы, которые он лихорадочно облизывал. К чему он прислушивался? Или к кому? — Времени практически нет. И я сейчас задам тебе последний вопрос. — Глаза широко распахнулись. — Ты поможешь мне? — А как ты думаешь, почему я здесь? — Чед шагнул вперед, окончательно разорвав расстояние между ними и губами тронул его губы. Губы Игоря Шафранского. — Да. — Я опускаю Абсолют. На весь филиал, — Марек был даже не бледным, а просто белым. — Поэтому даже не пытайтесь воспользоваться даром. Возразить никто не успел. Только выдохнуть судорожно от опустившейся вдруг пустоты и тишины. Все, все, что составляло жизнь технолога — легкий сквозняк чужих мыслей, энергий, воздействий, связей — все вдруг исчезло, оставив только ощущение потерянности. Деймос шумно вздохнул, пошевелился, только бы появился в комнате какой-то звук. — Замечательно… — протянул Натан. — И как мы будем искать Игоря в таких условиях? — Обычно. Если у него нет своих запасов энергии — образ Марка уже с него спал, надо будет просто организовать студентов, чтобы помогли. Если своих сил у него достаточно продержаться — ищем Марка, — Марек говорил с трудом. Абсолют жрал слишком много энергии, а оставленная для подпитки ниточка связи с планарами была слишком тонкой. — Но он почувствует, не сможет не почувствовать. Значит, поймет, что раскрыт, — Дейм поджал губы. — А это опасно. Он может взять заложников. — Он сейчас также беспомощен, как и мы. А нас просто больше. К тому же его все равно надо искать. Просто тихо и без паники, — Натан нервным жестом стянул с носа очки. — Вопрос вот еще в чем — как скоро о щите узнает Совет, — Марек посмотрел на Гейра. — И что они вообще знают из того, что у нас происходит. Из связи у нас остался только телефон, но Генри сейчас трубку не возьмет, пытается вызвать на разговор Марка. Попасть к нам через планар, как Саша, никто из них не сможет, какова вероятность, что они попытаются добраться до нас обычным путем? И кто именно? Я хочу понять, сколько у нас времени для того, чтобы просто поймать Игоря и не засветить наших мальчиков. И… какого черта он вообще у нас делает? — Очень своевременный вопрос, Марек, — поморщился Деймос. — На самом деле своевременный. Если бы знали, зачем он здесь, мы бы сузили круг поисков, — заметил Натан. — Логично, но на предположения у нас времени нет, хотя Генри предупреждал, что он может у нас появиться. Правда, этот лис так и не сказал, почему именно. Черт… Гейр, у тебя есть догадки насчет Совета? — Хименес и Эмметт, — медленно проговорил Линдстрем. — И тот и другой куда круче Саши и опыта у них намного больше. Во всяком случае у Хименеса. Так что как минимум он сумеет пройти. Сил у него на это пойдет немеряно, но он сумеет. Что касается Эмметта, он — тот, кто должен был приехать с ревизией в конце года, так что у него резонов явиться и разнести филиал и руководство в лице меня и Марека — просто вал. — Слышал об Эмметте, — кивнул Саша из своего любимого «эмо-угла» на подоконнике. — Ты знал, кстати, что он выпускник Хименеса? Какого-то там года. Он, конечно, не Гектор, но тоже монстр. — В курсе, — обронил норг. — Если серьезно, то я думаю, что они оба сейчас где-то очень близко. Нет, я не читаю вероятности. Я просто уверен. — Ты бы и не смог, планар закрыт, — Натан вздохнул, сжавшись. — То есть, если нам особо не повезет, явятся как минимум эти и как раз к самому веселью, — выдохнул Марек. — Это если нам просто не повезет. А если не повезет «особо», то не только они, — Дейм поджал губы. — И тот факт, что мы в резервации, никого не остановит. — Сейчас мы в Абсолюте. А силы у меня не бесконечные, и Игорь пока на свободе. Поэтому искренне советую, прошу даже: давайте-ка поторопимся, парни. — После вас, — Натан изобразил поклон, пропуская Марека. Тот фыркнул, но вышел молча, и без того зная, что оставшиеся сделают все, что смогут. — Итак… — Деймос повернулся к остальным, как только Арестов ушел. — Надо разделиться. — А ты у нас командир теперь? — Натан вскинул бровь. — Разумеется. Я тут самый наглый, — Дейм ослепительно ему улыбнулся. — Поэтому ты, Нат, берешь самых толковых из своей группы и начинаешь с Западного крыла. Сашка — Южное крыло, я возьму Восточное, а нашему обожаемому — все по принадлежности — поэтому Северное. Кто-нибудь против или есть другие идеи? — Вопрос в том, кого из парней брать. С учетом Абсолюта, дети совершенно бессильны. И я бы сказал, что готов использовать только преподавателей филиала. Максимум — третий курс и только самых физически крепких, — Лемешев соскользнул с окна и прошел в кабинет, остановился перед Натаном, погладил прохладные пряди волос. — Когда я тебя вижу таким, немножко злым и очень решительным, я начинаю сожалеть… самую малость правда, что мы с тобой никогда не спали вместе… — Саша, не время и не место, — нахмурился Гейр. — Но на тему взрослых и старших я согласен. И, так уж и быть, разрешаю вам использовать Карима. Он парень крепкий и выносливый. И еще у него есть дивная черта: он умеет проникать между плетениями Абсолюта. Так что сумеет помочь. Глаза Натана блеснули из-за стекол очков в ответ на касание Саши и реплику Линдстрема. — Осторожней со словами, Сашенька. Иначе я решу, что никогда не поздно. И Дейм свернет мне шею. Или тебе. Дейм на это только усмехнулся: — Вариант «Дейм присоединится» не рассматривается? — и тут же стал серьезным. — Нам нужно найти Марка-Игоря. А Карим… У него отлично получается задавать вопросы. Вот пусть и задает, кто и где последний раз видел Марка или незнакомого парня. — Я дам ему поручение, — кивнул Гейр. — Марек прав, у нас очень мало времени, так что предлагаю заняться делом. Он сдернул со спинки своего кресла грубой вязки теплый блейзер, надел его, замотался в шарф и направился к двери. Он снова мерз. Страшно, до мороза по коже, до ледяных пальцев, и бороться с этим самостоятельно был уже не в силах. — А если здесь появятся гости? — спросил Лемешев. — Тогда очаруй их. У тебя получается идеально, — дернул плечом норг, выходя из кабинета. — Не понимаю, что с ним, — едва слышно артикулировал Александр. — Нат? — Гейр посмотрел на Натана. — Он все мне рассказал, — не особо весело усмехнулся тот. — Оказалось, это больно. И я не уверен, что хочу, чтобы все это продолжалось, вот и все. — Ты… — глаза Деймос на миг расширились. — Я закрылся, Дейм. Это то, что нужно пережить в одиночку. Просто нужно время, — Натан пожал плечами, скользнул по Саше взглядом и направился к выходу. — Расскажешь все сам, хорошо? Не хочу, чтобы кто-то полагался на нас больше, чем надо. Лемешев замер, пытаясь вообще уложить в голове только что услышанное. Рассказать что? То есть как это, закрылся? Что за фигня вообще произошла вот только что и почему Александр Лемешев ни черта не понимает? Он на автомате следовал за Натаном и Деймом, бросил какой-то потерянный взгляд на Карима, одевающего пуховую жилетку, широкую спину Гейра, маячившую в коридоре и не понимал… — Дейм?.. — Все сложно, Саша, — Дейм поджал губы. На полный рассказ у него нет времени, а краткий… — У Гейра… черт… короче, пока Натана не было, наш Гейр умудрился влюбиться. И любит этого человека до сих пор. Нат, как я понимаю, третьим лишним быть не хочет, несмотря на то, что Гейр больше не со своим любимым. И, как я понимаю, Гейр Натану все рассказал не так давно. Поэтому тот закрылся. И что сейчас происходит между ними в связи — понятия не имею. Подозреваю, что ничего хорошего. — Пиздец, — резюмировал Александр, кутаясь в свой шарф. — Своевременность — наше все. Почему если случается какая-то жопа, она происходит именно тогда, когда мы не способны справиться с ней быстро и эффективно? Ну пиздееец… — Закон подлости действует даже в нашем мире, — невесело улыбнулся Дейм, притянул его к себе, заглянул в глаза, глядя неожиданно серьезно и тяжело. — Послушай. Я не оракул и не знаю, что будет, но я хочу, чтобы ты пообещал мне быть осторожней и не лезть на рожон. И не пытаться исправить то, что кто-то другой может исправить лучше тебя. Если понадобится помощь — зови. Я тебя услышу. Саша? — Да, — Саша на секунду прижался лбом к его лбу и потерся кончиком носа о его нос. — Я не могу потерять тебя снова, Дейм. Не хочу. — Не потеряешь, если будешь осторожен, — Дейм пригладил его прядки, мягко коснулся губами губ, откровенно наплевав на возможных свидетелей. Он уже вышел из того возраста, когда чужое мнение для него что-то значит. Выдохнул короткое: — Люблю тебя, — и отошел, кутаясь в свой пуховик. Игорь вскинулся, когда за спиной захлопнулась дверь блока Павла. Кинул взгляд на собственное отражение и глухо выругался: — Нас отрезали от планаров. Похоже, Арестов поставил Абсолют. Значит знает, что я здесь. Времени у нас совсем нет, — он повернулся к Чеду, ловя его взгляд. — Я не хочу, чтобы ты пострадал, поэтому не пытайся мне помочь, я сам ее найду, хорошо? — Ты не справишься сам, ты же понимаешь это? — Чед склонил голову к плечу. Он выглядел бы невинным, если бы не тяжелый взгляд. Внимательный и очень, очень тяжелый. Почти физически ощутимый. — Здесь все в курсе кто ты такой. Вернее сказать, об этом знают просто все, и ты и шагу не ступишь без того, чтоб тебя не попытался скрутить и доставить на ковер кураторам. Или персонально Арестову. — Малыш, — Игорь покачал головой, улыбаясь самыми уголками губ, — я не безобидный ребенок, и я знал, на что шел. Но это может быть опасно. И я готов. Но если что-нибудь случится с тобой — я этого себе никогда не прощу. Это будет недолго, а дальше… все будет уже по-другому, — он качнулся вперед, на миг прижался губами к чистому лбу Чеда. — Спасибо. Легко коснувшись его волос, он отошел и замер на середине комнаты, закрыв глаза и словно прислушиваясь к чему-то. А потом уверенно шагнул в сторону одной из дверей. Помедлил на пороге, словно пытаясь убедиться, что выбрал правильно, и распахнул дверь. Все также не открывая глаз, шагнул внутрь, крутанулся на каблуках, развернувшись к шкафу, открыл глаза и выудил из недр рюкзак. Ладонью провел над тканью, не касаясь, и замер, когда рука оказалась над боковым карманом. А спустя секунду уже держал в руках старую страницу. Улыбнулся, вернул рюкзак на место и вышел обратно к Чеду. — Я почти у цели. Но я хочу попросить тебя еще кое о чем, малыш, — он шагнул ближе, накрывая ладонью лоб и заглядывая в глаза. — Я не знаю, что и как будет. Но я не хочу, чтобы здесь, в реальности, что-то случилось. Ты — Экран, Чед. Очень редкий Дар, таких как ты, Сообщество может пересчитать по пальцам одной руки и странно, что в тебе это не увидели. Ты — барьер, малыш. Тот, кто сможет закрыть реальный мир. — И что будет с тобой? Что будет потом, когда ты соединишь ее? Что случится, если не успеешь? Если Арестов или Линдстрем или кто-то там еще из кураторов тебе помешает? Или что сделаешь ты, когда соединишь книгу? Просто уйдешь? — Чед говорил очень тихо. И не смотрел в глаза. Опустил веки, позволяя себе чувствовать тепло чужой ладони и легкое дыхание на губах. — Ты ведь не понимаешь, да? — У меня больше не будет другого шанса, — Игорь сунул вспыхнувшую в его руках страницу в карман так, словно это была обычная бумажка, и притянул Чеда к себе. И, кажется, сам удивился собственному порыву. — Я должен… Просто должен, понимаешь. Всем тем, кто пошел за мной, кто мне поверил. Я верю в то, что говорю. Верю в то, что нужно и можно что-то изменить. Только все всегда получается не так, как ждешь, — он криво усмехнулся. — И кто бы знал, что здесь я встречу тебя… Я же старше тебя, малыш. У меня за спиной много нехороших вещей. И я точно не тот, кто тебе нужен. Но я не привык лгать себе. А сейчас я чувствую себя… спокойно. Словно здесь, рядом с тобой, мое место, — он коснулся губами кончика его носа. — Не повезло тебе со мной, малыш. — Не говори так, — Чед заключил его лицо в ладони и губами прижался к губам. — Не смей так говорить. Я, как ты мог заметить, думаю прежде чем что-то делать. И если я решил быть с тобой, значит я буду с тобой. Да, я буду твоим щитом. Нет, ты не заморочил мне голову. Да, я пойду за тобой. Нет, я не стану слушать твоих возражений. Я почувствовал тебя. Понимаешь? Тебя. Не Марка, не маску, а тебя. И это рядом с тобой мой дар раскрывается. Значит так должно быть. И потому, я пойду за тобой, куда бы ты ни пошел. — Я не буду обещать тебе золотые горы, бессмертную любовь и прочую чепуху, — глаза Игоря, сейчас потемневшие, ставшие какими-то особенно колдовскими, распахнулись на миг. — Но я обещаю, что буду рядом. И что не буду стараться помешать ничему, что может появиться между нами, малыш. И никогда не воспользуюсь тобой. Разве что очень попросишь, — на миг в его глазах заискрились лукавые смешинки, сделавшие его моложе, почти ровесником Чеда. — И мне нравится твоя рассудительность. Я циник, и в любовь до гроба с первого взгляда уже не верю. — Я не циник, но то, что я сейчас понимаю, это то, что ты единственный к кому меня потянуло. И ты единственный, к кому потянулся мой… моя… нить. — Чед глубоко вздохнул. Нужно собрать вещи, нужно быть готовым стартовать отсюда в любой момент. И сделать это надо прямо сейчас, пока не завертелось. — Так… — его ладони мазнули по шее Игоря, скользнули на плечи. — Вопрос «Где» и что будем делать дальше. Бежать придется быстро. Очень быстро. — Здесь, — Игорь перехватил его запястья, мазнул большим пальцем по коже на внутренней стороне. — Сейчас. Чем больше времени, тем выше шансов на то, что нас найдут. — Плохо, у меня не собраны вещи, — снова вздохнул Чед, но кивнул. — Хорошо. Говори, что я должен делать. — Ничего, просто когда придет время, стать Щитом для этого реального, физического мира. Чтобы ничего, что будет происходить там, его не коснулось. Ты почувствуешь это. Почувствуешь, когда это время придет и что именно ты должен делать. А сейчас… — Игорь провел ладонью по его волосам, отвел прядку от лица, очень бережно коснулся губами губ, почти невинно, почти нежно, и отстранился. — Все будет хорошо, малыш. Он отошел подальше, по дороге раздвигая мебель. Оглянулся на Чеда, убеждаясь, что тот на достаточном от него расстоянии, а потом ловким движением, словно из воздуха, достал стопку сложенных, пожелтевших от времени страниц. Планарный карман материалиста… Очень полезное умение, но овладеть этим искусством дано не каждому. Впрочем, удивляться было бы глупо. Как и тому, что Игорь положил стопку прямо на пол перед собой и потянулся за той страницей, которую засунул в карман. Та, снова оказавшись на свободе, засветилась, завибрировала. И словно сама спорхнула из разжавшихся пальцев Игоря к тем, что уже лежали на полу. И пол под ногами пошатнулся… Игорь отступил, словно прячась от яркого света, разлившегося в воздухе вокруг ставшей снова целой и поднявшейся над полом книги. А потом качнулся вперед, с отчаянным выражением на лице коснулся книги и замер. Вокруг всей его фигуры полыхнуло, закружило ветром, и весь свет, что был разлит в воздухе, перетек в Игоря, засияв в его глазах и на кончиках волос. И к Чеду обернулся уже другой Игорь. Улыбнулся торжествующе, раскинул руки и повалился назад, в пустоту планара, заменившего вдруг реальность. «Добро пожаловать в новый мир, малыш», — коснулось почти нежным шелестом сознания чужая то ли речь, то ли мысль. «Что это за место?» — Чед застыл в этом странном ничто и нигде, и только биение чужого сердца странно ощущалось под его собственным, словно они стояли рядом, близко, почти слившись воедино. Он не оборачивался, он просто видел все и сразу. Не было ни верха, ни низа, ни сторон. Он просто был, просто чувствовал, просто находился здесь и был этим самым здесь. Был всем и ничем. «Что это такое?..» «Это тайна, малыш. То, что скрывали и скрывают. Сверх-планар. Его изнанка. Над-планар. У этого места много разных имен, но я почти не верил, что он существует. Он пронизывает все планары, все уровни, связывает их, собирает энергию, как спектр. Сейчас он пуст потому, что я здесь, а здесь стоит Абсолют и мы отрезаны от тонкого мира, — Игорь был везде. Как яркое солнце, парил в стороне, словно в невесомости, окруженный слепящим сиянием. Его голос проникал под кожу, в каждую клетку. Или это был не голос? Мысль. Порыв. Эмоция. Что-то слишком далекое от обычного понимания. — Это начало и конец. Хаос и Порядок. И мы с тобой здесь. Но это только начало. Ты готов, малыш?» «Не знаю, но имеет ли это значение теперь?..» Пустота не давила и не пугала. Да и не была она пустотой на самом деле. Сейчас и здесь Чед чувствовал то, что не чувствовал еще никогда в жизни: течение времени. И еще — вероятности, тонкие нити чьих-то судеб, чьи-то связи, чьи-то реальности, события что творились прямо сейчас, и до которых он при желании мог бы дотянуться именно здесь, в этом месте. Он был почти совершенен. Он — был. И еще он чувствовал преграду. Перепонку, нечто бОльшее чем Абсолют. Нечто, что удерживало от смешения планары. Разделяло их и одновременно связывало, как разделяет и связывает два пышных бисквита в торте слой крема. Вот только в отличии от крема эта перепонка, эта преграда была… лишней. «Я сильнее здесь… могущественней. Здесь я чувствую себя почти как Темный властелин, за исключением, что я совсем не властелин». «Хорошоооо», — долго выдохнул в ответ Игорь, снова становясь собой, а не огненным силуэтом на фоне мутной серой пелены «ничто». Улыбнулся Чеду и закрыл глаза. Раскинул руки и пространство вокруг вдруг начало осыпаться. Осколками, обломками. Сворачиваться в огромную сферу, пространство внутри которой полыхнуло вдруг разом тысячами ярчайших разноцветных вспышек. И почему-то стало понятно, что это — люди, оказавшиеся здесь, когда осыпался Абсолют… «Добро пожаловать в мой мир». — Мысль. Такая сладкая, острая, возбуждающая. Пронеслась по нервным клеткам, забилась где-то внутри сознания каждого. В ответ полыхнуло десятками, сотнями воздействий. Материя, время, кто-то пытался манипулировать вероятностью. Но Игорь только рассмеялся, одним движение руки отметая каждую атаку. «Бесполезно. Вы слишком слабы. Пора это изменить», — он сделал только одно движение рукой, и в центре невидимой ловушки застыли двое из числа тех, кто оказался к Игорю ближе всех. Пара. Связанная пара тонкой алой лентой, которую Игорь сжал в руке. Полыхнул глазами, покачал головой. «Запечатленные насильно. Недопустимо». И лента сгорела в его руке… Связь исчезла. Вкус энергии следующей пары был знаком. Как и фантомный крик боли. Айвен и Анжей…