И.С.Т. - 2. Обратный отсчет

Антураж «зала суда» мало чем напоминал аналогичные залы в обычной жизни и больше смахивал на декорации какого-нибудь фильма. Понять его размеры было невозможно, но, судя по ощущениям и акустике, его можно было назвать очень большим, если не огромным. Четыре больших резных двери с четырех сторон соответственно сторонам света были приоткрыты ровно настолько, чтобы можно было пройти довольно упитанному человеку, но не более того. Дорожки были освещены, но свет падал так, чтобы не задевать все остальное, что выходило за их границы. Ступеньки едва виднелись, от сидящих можно было увидеть только смазанные силуэты. С уверенностью можно было только сказать, что зал был круглым и напоминал амфитеатр с площадкой, освещение которой тоже было весьма специфическим. Например, откуда-то сверху бил столб света, создавая круг ровно посередине. И в нем стоял человек. И то ли работа материалистов сказывалась, то ли просто поиграли с законами оптики, но светом он был залит весь, и разглядеть его труда не составляло. Высокий, подтянутый, довольно молодой, смуглый, с явной примесью арабской крови. Темные глаза были подведены так, как делают это кочевники пустынь, блестящие, почти иссиня-черные волосы были чуть ниже шеи. Одетый даже слишком строго, во что-то темное, с силуэтом покроя с явным уклоном к военному. Он безусловно привлекал внимание, стоило только скользнуть по нему взглядом, так отвести его было уже практически невозможно. Идеальная осанка, посадка головы — от всей его фигуры веяло силой, властностью и уверенностью. И да, каким-то изначальным спокойствием. Казалось, что этот человек за всю свою жизнь не повысил голос ни разу. И что сейчас ему все равно, сколько людей собралось в зале и смотрит на него. Его глубокий голос, которым он излагал сухую сводку и причину разбирательств, раскатывался, начиная с рыка и заканчивая странным почти мурчанием. Гейр на короткий миг качнулся ближе к Мареку с Гилроем и едва слышно выдохнул: — Мне всегда было интересно почему он Валерий Игольницын, в смысле почему он по имени соотечественник Саши, если выглядит жителем Эмиратов? — У него мать русская, — едва обернувшись к нему, выдал Гилрой. — Очень любила путешествовать, то ли антрополог, то ли археолог, не помню уже. Какое-то время она провела у туарегов, если я не ошибаюсь. Ну и получился у неё Валера. Родила она его дома, но потом вернулась к его отцу, где и живёт по сей день. А у него дикая помесь двойного воспитания. — Среди туарегов технологи рождаются раз в столетие, — дополнил Марек. — Зато все ну очень нестандартные. Валерий хорош тем, что одинаково владеет способностями всех четырёх даров, кроме корректорского. Они не очень сильные сами по себе, среднестатистические, но этого хватает, чтобы не зависеть ни от кого и ни от чего, да и обмануть его невозможно, особенно по части возможностей какого-нибудь Дара. За это в Совете не особо любят, хоть и признают его авторитет. И не зря именно он занимается сейчас этим делом. -…событие, затронувшее все Сообщество и поднявшее вопросы, которые нужно решать. Но сначала, — Игольницын шагнул в сторону, на мгновение исчез из круга света и снова появился, но уже в другом и у небольшого стола с разложенными на нем бумагами, — я вызываю Мартина Роджерса. Откуда появился старый знакомый «планарный доктор» Мартин, никто из них не понял. Он просто оказался в круге света, уже сидящим в большом и комфортном на вид кресле. — Я приветствую Совет. Приветствую Сообщество, — видимо, уже знающий, о чем пойдет речь, Мартин не нервничал. И сидел почти расслабленно. — Сегодня я — голос сообщества, и я приветствую вас, — Валерий едва заметно склонил голову. — Вы проводили обследование некоторых участвующих в нашем деле лиц и составили заключение. И я хотел бы его услышать. Меня интересует настоящее время и возможные перспективы. — Да, конечно, — Мартин склонил голову. Ромка невольно поежился от воспоминаний. Отвратительные тесты на самом деле. До сих пор передергивает. Но послушать было интересно. Хотя бы потому, что результатами ни с ним, ни с остальными не поделились. Другой вопрос… — Зачем это ему нужно? — не выдержав, шепотом спросил он у Арестова, устроившегося впереди. — Затем, чтобы понимать, кто может представлять угрозу уже сейчас, кто в будущем, кто безопасен и кого можно допросить с пристрастием, а чья нежная психика этого не выдержит, — в своей ехидной манере ответил тот, и Ромка, коротко поблагодарив, выпрямился. Ну… логично. — Чье именно планарное состояние вы исследовали, мистер Роджерс? — Валерий вернулся к своему прежнему месту, захватив с собой планшет с бумагами. — Игоря Шафранского, Павла Мацуры, Михея Тагара, Романа Силиверстова, Симеона Бехеровича, — спокойно перечислил тот. — И скажу сразу, чтобы прекратить слухи и домыслы. Да, Роман и Сима, так же, как Павел и Михей, являются Истинными парами. После его слов в зале поднялся гул, но Игольницын легко заставил людей умолкнуть, всего лишь подняв руку. — Это серьезное заявление. До сих пор в Сообществе была только одна задокументированная Истинная пара. На чем вы основывали свой вывод? — На самой связи, ее структуре и свойствах. Это не нить, как мы привыкли видеть связь. Это полотно, состоящее из тысяч таких нитей, наших обычных связей. Поэтому разорвать ее невозможно. Можно разорвать одну нить, но останется тысяча таких же. И они замкнуты. По своей сути это кольцо, которое замыкает в себе двух технологов. И именно поэтому все воздействия и ощущения не имеют задержек во времени при передаче. Это эмоции на двоих, это… дар на двоих, а в случае оператора и оракула, это сдвоенный дар, разделенный на двоих. Разумеется, у них есть и отличия, но это вполне объяснимо особенностями развития дара. В случае Романа эту роль сыграла слишком ранняя инициация, в случае пары Мацуры и Тагара — слишком поздняя Михея. — Мартин пока весьма ловко обходит острые углы обстоятельств того, как это было выявлено, — Марек повернулся к Гилрою. — Ты попросил или это его собственная инициатива? — Он ведет свою линию так, как считает нужным, — Генри пожал плечами. — Просто не хочет мальчишкам лишних проблем. — Он уводит разговор в сторону от странностей, которыми все это сопровождалось и всю вину вешает на связь, планар и случайности, — хмыкнул Марек. — Может, нам всем еще повезет. — Хотите сказать, что сейчас его допрашивают вовсе не для того, чтобы узнать кто какую из себя угрозу представляет? — Ромка почти прошипел ему в плечо. — Не только, — вместо Арестова ответил вдруг Гилрой. — Игольницын хочет знать, какое влияние планар оказал на все происходящее, и какую роль играла воля самого человека. Весьма мудро — отделить одно от другого. — Да, конечно, — хмыкнул Рома и отстранился, чувствуя себя обиженным. Арестов то ли дураком его считает, то ли нежной фиалкой, раз сразу не сказал всего? — И в каком состоянии сейчас находятся эти связи? — Игольницын остановился прямо перед Мартином, и круг света расширился, словно следуя за ним. На этот раз Мартин ответил не сразу, словно давая себе время правильно сформулировать ответ. — Они обе не в идеальном состоянии. Уровни силы Павла и Михея слишком неравны, поэтому связь устойчива, но почти не работает. Запечатление дало толчок развитию дара Михея, но еще слишком рано говорить о каких-то успехах. Что касается Романа и Симеона… Тут все сложнее и не так очевидно. Дар Романа почти исчерпал себя. По сути, если бы запечатления не было, его сознание погибло бы на Сверх-планаре, но эта связь Истинной пары помогла ему. И держит его сейчас. Но я не могу говорить о его перспективах. То, что случилось, то, что через него той ночью действовал сам Тонкий мир — оставило на нем отпечаток. Сам Роман не помнит, потому что сознание заблокировало эту информацию, но он знает каждого из нас. Он видел каждую связь. Тайную и явную. Само по себе это не может повлиять на его Дар, тот слишком независим даже сейчас, но на его восстановление может уйти слишком много времени. Или это может случиться одним рывком одномоментно. У него есть пара, и я с уверенностью могу сказать, что Симеон сможет удержать его и проконтролировать. Если вы спросите меня: представляет ли сейчас Роман угрозу для Сообщества — я скажу нет. Если спросите меня, сможет ли он быть полезным для Сообщества — я скажу, что Сообщество обязано ему всей своей жизнью и свою полезность он отработал на годы вперед. — А сможет ли он стать полноценным членом Сообщества? И что будет с Симеоном, если Дар его оракула так и не восстановится? Истинные пары невозможно разорвать. Мартин медленно выдохнул, стиснул пальцы в кулаки. — Дар Симеона очень силен, и я понимаю, что Сообщество не может позволить себе потерять такого оператора. Да, эту связь разорвать невозможно. Но… Роман — не первый оракул Симеона. Первоначальная настройка его как оператора, проходила вовсе не с ним. И эту связь можно восстановить. Она не будет идеальной, но она будет работать. Его слова были встречены изумленным вздохом зала и задумчивым молчанием Валерия. — И кто же должен был стать оракулом Симеона? –снова поднявшийся гул в зале Игольницын, похоже, даже не заметил. Мартин поджал губы, словно колеблясь, но все-таки произнес: — Агейр Линдстрем. Я не знаю подробностей, как это происходило, но я четко вижу зарожденную связь. На этот раз зал ответил глубоким шокированным молчанием. И Мартин продолжил: — Ее появление было вполне логично. Группу Линдстрема разорвали, повторного запечатления не было, он был свободен. Дар Симеона после резкого скачка во время инициации и теста нуждался в контроле и связи. И, если ничего не изменилось в ритуале встречи первогодок в Швейцарском филиале, Агейр был первым встреченным оракулом для Симеона. — Но Роман на тот момент уже был оракулом. — Дар Романа был очень силен, но дик и стихиен, абсолютно бесконтролен. Ему самому нужен был оператор, который сможет его удержать. Симеон на эту роль не годился. Поэтому Роман остался без оператора, а Симеон начал запечатляться на Линдстрема. — Но позже, когда в группу вернулся Натан Брэдсворт, Линдстрем перестал быть свободным оракулом. Как при таких условиях возможно возвращение к той связи с Симеоном? — Я не проводил исследование мистера Брэдсворта, — Мартин сдвинул брови. — К тому же личные отношения пары меня не касаются. Я просто знаю, что запечатление между Линстремом и Бехеровичем возможно. Игольницын потемнел лицом и медленно выдохнул. Несколько секунд он молча смотрел на Мартина, а затем кивнул. — Хорошо. Вернемся к Роману. Если с самого начал Симеон начал запечатляться на Агейра Линдстрема, как же возникла эта связь истинной пары? — Я не волшебник, законы планара подчас абсолютно непредсказуемы, так что я могу только предполагать. Это началось, когда с сознания и Дара Романа были сняты первые блоки. До этого было предположение, что оператором Романа может стать Тимур Ширинский, на планаре их взаимодействие оставило след, они могли работать вместе. Но к тому времени хоть и не завершившееся, но все-таки запечатление и обучение увеличило возможности Симеона, специфика дара Тимура не позволила полное запечатление на Романа, а у самого Романа сохранилась детская связь уровня «учитель-ученик» с Юрием Егоровым. Все изменило открытие Темного планара, вмешательство Эриха Ллойда и появление Натана Брэдсворда. При появлении последнего слабая связь Симы и Агейра перестала работать, хоть и сохранилась. В Тимуре в полной мере проявился его второй Дар, не предполагавший связи вида оракул-оператор. И Роман сам потянул Симеона. Первоначальное запечатление произошло именно в момент «битвы за Темный планар». Дальше эта связь только развивалась. Причем, учитывая силу Дара обоих и, по-видимому, истекающее время до часа Х — очень быстро. — Настолько, что для того, чтобы завершить это запечатление, пришлось ставить Абсолютный щит? — Игольницын заложил руки за спину, став тоньше, выше и, кажется, еще строже. — Если его ставили, то это была разумная мера предосторожности, — Мартин кивнул. — И если бы все получилось… — О том, что было бы — судить сейчас мы не имеем права, история сослагательного склонения не имеет. Что было после? — Я не хроник, — Мартин вскинулся зло. — Я не прошу воспроизводить события, я спрашиваю, что вы увидели во время исследования. Мартин помолчал, а потом выдохнул: — Я видел затянувшиеся раны на Даре Романа. — И что же их оставило? — Связи. Несколько связей одновременно, достаточно сильных, чтобы не дать Дару работать. Больше их нет, остались только эти следы. — И какой вывод вы делаете из этого? — Что кто-то какое-то время держал Романа, вернее его Дар. Если провести аналогию, то это будет человек, скованный или связанный. Он может дышать, может шевелиться, но не более того. И, предполагаю, что они исчезли, когда Роман оказался на Сверх-планаре. И еще… В истории ни разу не было подобного случая, и я уверен, что все это происходило помимо воли самих носителей связи. Игольницын улыбнулся одним краешком губ, но даже такая улыбка совершенно преобразила его лицо. — Хорошо, тогда перейдем к Игорю Шафранскому. Вопрос тот же: что происходит сейчас с ним и его связями, если они есть. Мартин внезапно занервничал, облизнул губы. — У него есть связь. Она новая, и она… истинная. — Сюрприз…- пробормотал Гейр. — Очаровательный нежданчик, как сказал бы Саша. — Типа Его Высочество Шафрана всю жизнь искал? — прошелестел Сима. Он потянулся и взял Ромку за руку. Все сказанное напрягало неимоверно и пугало до икоты. — Ну, это многое объясняет, в том числе и странности его собственного Дара, — даже не шепотом произнес Гилрой. Впрочем, его голос все равно утонул в поднявшемся гуле. Этого не было в отчете, и почти для всех эта новость была сюрпризом. Игольницын вскинул руку: — Тише. Тишина! Гул голосов стал действительно тише, и Валерий вернул свое внимание Мартину. — Получается, у нас три Истинных пары. Вы знаете, с кем он связан? — Я знаю, с кем произошло его запечатление, мне сообщили. Судя по всему, это один и тот же человек и это Чед Шеннон, один из студентов Швейцарского филиала. Игольницын тяжело вздохнул: — Хорошо, оставим пока связи. Дар? Мартин потер лицо ладонями, словно давая себе время на передышку. — Его дар изначально был сдвоенным, но не дополняющим. Материалист-корректор. По ходу обучения уклон ушел в сторону корректора, именно так его и обучали. Дар материалиста начал развитие гораздо позже. У него никогда не было никаких связей, сначала потому, что направленность была в сторону корректора, а потом… просто не случилось. До недавнего времени. Сейчас его дар материалиста заблокирован полностью. Дар корректора — ровно столько, чтобы его пара чувствовала себя относительно комфортно. Я не могу сказать, как и почему он сделал все, что сделал. Я могу только сказать, что он может быть полезен Сообществу, как технолог высочайшего уровня и квалификации, но все остальное — вне моей компетенции. Игольницын кивнул и отошел. — Спасибо, мистер Роджерс. Вы свободны, но я прошу вас не покидать пределов штаб-квартиры, ваша консультация еще может понадобиться. Мартин словно растворился в полумраке. Валерий немного постоял, словно о чем-то размышляя, а потом вдруг вскинул взгляд, кажется, прямо в их сторону. — Для выяснения всех обстоятельств я вызываю Павла Мацуру. — Какого хрена?! — тут же вскинулся Гилрой. — Я? — изумленно вскинул брови Пашка. — Мистер Мацура, — за его плечом, как черт из табакерки, появился вдруг мужчина, черты лица которого были скрыты в разлитом вокруг полумраке, — следуйте за мной, я провожу вас вниз. — Я могу пойти с ним? — Михей встал следом. Мужчина оглянулся, улыбнулся почти сочувственно. — Вас не вызывали. Поэтому — нет, сожалею. Пашка обернулся к нему, на секунду потянулся, сжал руку и вдруг качнулся ближе, коснулся губами губ и отстранился, отпуская. — Это так, на счастье, — шепнул он, бросил беглый взгляд на остальных. Даже в темноте он мог безошибочно узнать каждого. Сима с Ромкой держатся за руки. Линдстрем напряжен так, что только тронь — и взорвется. Да и Генри сейчас не лучше. Генри боялся. За него боялся. И это читалось в надменном изгибе губ, в напряжении тела, во всем. — Генри… все будет хорошо. Ну не выебут же меня прилюдно. Я по европейским меркам несовершеннолетний… — Только не паясничай там, отвечай сухо и сжато, по возможности — без эмоций и экспрессии, — быстро начал говорить тот. — Валеру ты этим не удивишь, но сам знаешь, какое впечатление от тебя останется. Я знаю, что ты не ребёнок, и понимаешь гораздо больше, чем кажется, так покажи это всем. Удачи, Пашенька. Пашка засопел, кивнул и шагнул к неведомому чуваку-из-тени. Джек-из-Тени. Джек-принесший-зиму. Что за чушь в голове вертится? Нервишки, Пашенька, нервишки. Хочется забиться в угол, подлезть под руку Михи и сидеть, не отсвечивать. Только поздно, батенька, пить «Боржоми». Момент, когда он вдруг оказался в столбе ослепительного света, Пашка блистательно пропустил. Зажмурился, когда больно резануло глаза, и только. Прокашлялся, когда понял, что уже все, уже начало, вздохнул и вдруг «дал петуха». Голос таки сорвался. — Шановне панство… — пришлось снова продрать горло. Получилось лучше. — Извините. Доброго дня. — Доброго, — Игольницын оказался рядом как-то слишком быстро. И вблизи смотрелся ещё более… интересно. Скулы были резче, глаза темнее. И вот эта сурьма только добавляла ему экзотичности. Странно, но менее мужественно или серьезно он при этом не смотрелся. — Вы начали обучение в Мадридском филиале, но в начале семестра оказались вдруг в Швейцарском. Вы можете это объяснить? — Я подслушал разговор Веласкеса и Джаггера… простите, куратора Джаггера и куратора Веласкеса о том, что в связи с уровнем развития моего дара они готовы принять решение в пользу моего принудительного запечатления. Партнер так же был известен, и поскольку он меня не устраивал совсем, я принял решение уйти из филиала. К тому же, как вам известно, я из семьи корректоров в третьем поколении и у меня были некоторые надежды на то, что у меня все-таки есть дар корректора, — Пашка на секунду задумался, но решил продолжить как есть. Все равно при желании привлекут хроника и все равно все увидят. — В библиотеке у отца я прочел несколько статей на тему возможности смены дара и пару исследований. Это были научные журналы начала века и на них не значился никакой гриф, так что я подумал, что могу отыскать в них что-нибудь полезное. Для себя. — Нашли? — понять взгляд Игольницына было сложно. Слишком спокойный, почти равнодушный. Никакого упрека, любопытства, нетерпения, да вообще каких-либо эмоций. Хотя на бездушную машину он тоже не походил. — Да. Только в журнале это анализировалось как одна из легенд Сообщества. История о книге, которая позволяет развивать в себе другой дар. Или перестраивать уже имеющийся. Я первый оракул в своей семье за три поколения. И предположил, что, если сумею отыскать эту книгу, то смогу и сменить направленность своего дара. И значит избежать нежеланного запечатления, ведь корректоры не запечатляются. — Во всем бывают исключения. Но расскажите нам о своих поисках. — Эмм… — Пашка нахмурился. Сейчас он очень сильно рискует. И прежде всего рискует подставить собственное семейство. Отец не виноват в том, что он давно подобрал ключи ко всем его записям и стеллажам. Это нормально, когда дома есть пацан-шило-в-жопе, как говорит мама. — Я подобрал ключ к кабинету отца. И заодно заказал отмычки на сайте… так что открыть его стеллажи и прочесть все что было по теме — не так сложно. Прости, пап… Я нашел упоминания о некой Книге и прочел, что якобы для того, чтоб найти ее, необходимо очень сильно этого хотеть. И обосновать собственное желание. Вы знаете, что Мадридский филиал проводит обучение не так как Швейцарский. У нас другое количество выходных и начинает Мадрид не в сентябре, а в июне. Так что в сентябре я приехал домой и провел за поиском неделю, — Пашка вздохнул, поднял взгляд, пытаясь понять и найти взглядом отца. Не нашел. — Вот засранец, — восхитился Генри, и Марек хмыкнул. — Ему есть в кого. — Ну да, только мой отец был умнее и все важное дома не хранил, — Гилрой сверкнул в темноте улыбкой. — Продолжайте. Как я понимаю, у вас желание было большое, — показалось или в почти черных глазах Валерия промелькнули смешинки? — Я… к тому времени догадывался что чем-то таким типа принудительного запечатления закончится. По реакции преподавателей было видно, что мой уровень намного превосходит уровень всех, кто есть в Мадридском филиале, — вспоминать охуевшие физиономии преподов было почти весело. Невесело было понимать, что из-за него случилась вся эта херня. — Когда я вернулся, я какое-то время наблюдал за тем, как будут вести себя кураторы и преподаватели. А в декабре решение было принято, и насколько я знаю, Веласкес… куратор Веласкес подготовил запрос на Совет. Меня должны были ээмм… слить оператору из Марроканского филиала. Может парень и ок, но я много чего прочел о запечатлении и мне, простите, не улыбалось… я не расист, но он больше меня в половину. Короче, блин… — Пашка покраснел до кончиков ушей и с силой потер ладонями полыхающее лицо. — Я сформулировал запрос, следуя вычитанным рекомендациям. Сильно захотел отыскать книгу или хотя бы то, что мне поможет избежать запечатления с потенциальным найденным оператором. Процедура проста в общем, просто надо четко понимать и осознавать то, чего хочешь, и запрос должен быть предельно прост и обоснован эмоционально и ментально. Когда в следующий раз я вышел на планар, то увидел вероятность. Линию, нить, она отличалась от всех прочих. Не цветом, не фактурой, просто я знал, что она приведет меня к тому, что мне нужно, и я принял решение бежать. Мне пришлось прыгать. В смысле… чтоб меня не просчитали. Я побывал в трех филиалах и общей библиотеке Совета, но всюду находил только место где до этого находилась книга. В конечном итоге я попал в Швейцарский филиал, где отыскал том. — И как он назывался? — Игольницын на мгновение отошел к своему столу, сверился с какими-то записями и вернулся к Павлу. — Книга Хаоса не хранилась в собранном виде последние два века как минимум. Пашка на секунду прикрыл глаза, быстро облизнул губы и выдохнул: — «Теория ирреальности. Базисно-математическая функция решения узловых уравнений при попытке влияний на тяжелые планары». Она была одна на все библиотеки что я просмотрел. — Это обычная книга, просто для очень продвинутых пользователей. И она не оставляет следа на планаре. Что было дальше? — Дальше, когда я ее взял, в общем дальше я налетел на хроника из Швейцарского филиала. Позже я выяснил, что тот отрабатывал упражнения в библиотеке потому что там почти не было посетителей, и он даже случайно не мог никому навредить. Но поскольку я двигался хаотически и бесцельно, то влетел в его импровизацию. На самом деле мы влетели оба, попали на Тяжелый планар и увидели там ээмм… флэшбек. Знаете, что это такое, да? В общем, увидели, как разъединяют книгу. Из того тома, который я достал, выпала страница и я ее взял. Вот от этой страницы и был этот флэшбек. Потом нас засекли кураторы Швейцарского филиала и к нам опустился куратор Амфимиади. Ну и потом нас оттуда вытащили. Паша снова вздохнул. Слишком много разговоров. В горле пересохло, но осталось не так много, так что надо собраться с мозгами и проговорить все до конца. Что он и сделал. Дальше появился Арестов, его заблокировали, но поскольку никто не знал о странице, все возмущения планаров списали на занятия Аяна, и на его собственное появление с выкрутасами. Потом приехал Генри с Марком. Потом его запихнули к старшему квартету. Потом… нет, он никому не рассказал о странице. Да, его плющило по-черному, особенно когда он начинал думать о грозящем ему запечатлении. Но рядом с Михеем становилось легче, и всякая боль проходила. Так он предположил, что Михей является его потенциальным партнером. Вроде как все… — Хорошо, спасибо, — после недолгого молчания произнес Валерий. — Вернемся к той ночи, когда все случилось. Вы и Михей Тагар не были на Сверх-планаре, а остались в реальном мире. Можете описать свои действия? Не обязательно посекундно. Это оказалось неожиданно сложно. Вспоминать последовательно, с момента начала и до момента, когда все начали приходить в себя. Включая странный момент запечатления. Иногда память отказывала, и воспоминания сливались в какие-то вязкие вспышки, смазанные образы, в эти моменты он паниковал. И только присутствие Михея удерживало его на грани. Только оно. Закончив, он обессилено выдохнул. Поник, словно из него извлекли некий стержень, что до сих пор удерживал его в вертикальном положении. Он дичайше устал и чувствовал, что из него выдоили все до последней мыслишки. — Еще немного. Я правильно понял: книгу забрал Натан Брэдсворт? Через какое время окружающие начали приходить в себя? — Игольницын смотрел на него неожиданно тепло и с легкой долей сочувствия. — Минут через десять. Может, через пятнадцать. Я точно не могу сказать, — пожал плечами Пашка. — Извиняюсь, был напуган. — В этом нет вашей вины, — Валерий чуть нахмурился, словно размышляя задать ли еще вопрос или все-таки хватит. А потом кивнул. — Спасибо за рассказ, Павел. Можете быть свободны. За спиной тут же вырос давешний провожатый. Секунда — и он снова среди своих. Забавно как быстро для него преподы и кураторы Швейцарского филиала стали своими. Очень быстро. Так же быстро как Ромка с Симой, квартет и Михей. И первым делом он сунулся под руку Михи, ткнувшись носом тому куда-то в грудь. И замер так, вслушиваясь в биение его сердца.  — Все закончилось, — тот обнял его, одной рукой поглаживая по спине, а второй придерживая за плечи, едва касаясь губами виска. — Ты отлично держался. Молодец. Ты как? Выглядишь бледным, — зашептал, словно успокаивая или убаюкивая. — Ты меня не ненавидишь? — Пашка так и не поднял на него взгляда, вместо этого принялся чутко прислушиваться к связи, с какой-то долей паники ожидая ответа. — За что? — в ответ пришло только недоумение и удивление. Словно Михей действительно не понимал, за что можно его ненавидеть. — Я… о многом рассказал и не все мои поступки и мотивы были хороши, — шепнул Паша. — Стыдно… — У тебя были причины, — Михей скользнул пальцами по его шее, погладил плечо под теплой тканью. — Я не ненавижу тебя. И чтобы ты не сделал… Все хорошо, солнечный зайчик. А Игольницын, тем временем, повел плечами, словно сбрасывая с себя чужие взгляд и, прикрыв глаза, произнес: — Для выяснения всех обстоятельств я вызываю Натана Брэдсворда. — Ой… — только выдохнул Ромка, глядя растерянным взглядом на появившегося на стуле Натана. Усталого, откровенно измотанного, но с высоко поднятой головой и развернутыми плечами. — Да он же сейчас в обморок свалится, — прошипел Арестов, глядя на него. — Могли бы ему время дать на то, чтобы в себя прийти. Его же отпустили! Эмметт лично, да и Хименес. Гейр до хруста сжал пальцы в кулаки. О, разговор и с Хименесом, и с Эмметтом у него состоялся очень непростой, но оба заверили, что Натана преследовать не станут ни при каких обстоятельствах. И что Натана оставят в покое. Означало ли его появление то, что сам Натан принял решение давать показания? — Они обещали его не трогать… Они давали слово… — Они — не весь Совет, — Генри сидел напряженный. — И уж точно не Игольницын, а у него сейчас карт-бланш на любые действия. И если он захотел выслушать Натана… Натан церемонную фразу приветствия, подобно Мартину, произносить не стал. То ли действительно был настолько всем измотан, то ли просто не считал нужным. Странно, но лицо Игольницына при его появлении словно смягчилось. — Я благодарю вас, мистер Брэдсворд, за то, что вы пришли. — Мне сделали предложение, от которого я не смог отказаться, — бледно улыбнулся тот. — Это не займет много времени. У меня к вам два основных вопроса. Свидетели утверждают, что со Сверх-планара вас забрал Эрих Ллойд. Человек изгнанный и с выжженным Даром. Вы можете это объяснить? — Он сказал, что вернуть Дар ему помог Шафранский. Как и каким образом — я не спрашивал. Я знаю только, что для того чтобы не дать ему выполнить свои планы, которые он мне озвучил, мне пришлось выжечь его. — Каким образом? — почти мягко спросил Валерий. Натан зажмурился. — Вместе с собой. На этот раз тишина в зале была почти потрясенной. — Ваш Дар?.. — Теперь я полный ноль в этом плане, — Натан криво усмехнулся. — И ваша связь с Агейром Линдстремом? — Я больше не его оператор. — Ох-ре-неть, — выдохнул Рома, глядя на Симу почти с ужасом. — Ты… — Не-не-не, Дэвид Блэйн! Я не оператор Айсберга, — забывшись, пробормотал Сима. — Нифига я не чувствую себя его оператором, не-а, нету! Никакой связи нету! — Мартин говорил, что она возможна. Теперь понятно почему. Потому что…. Если мой Дар не восстановится, тебя заберут! — Ну нетушки! Фиг им! — и Сима в качестве подтверждения собственных слов ткнул в сторону Игольницына кукиш. — Симеон, успокойтесь, — Марек обернулся к нему, чуть хмурясь. — Во-первых, еще ничего не закончилось, во-вторых, не Валерий решает эти вопросы, а в-третьих, не стоит раздражать его и Совет. Просто в качестве доброго совета. — Тише, — Рома, гораздо более бледный, сжал пальцы Симы и потянул на себя, обнимая почти так же, как Михей — Павла. — Не дергайся. Еще рано. — Только связь все равно вибрировала страхом и злостью. — Какие планы озвучил вам Эрих Ллойд? — Игольницын подошел поближе к Натану, вставая и вытягиваясь перед ним почти вплотную. На лбу Натана заблестели бисеринки пота. — Я не хотел бы их повторять, — спокойно ответил Натан. — Мы должны знать, — мягко надавил Валерий. — Его следующей целью должен был стать Марек Арестов. И… все то, что может принести ему боль. Марек побледнел, закоченел, глядя почерневшими глазами на Натана. — Господи… — Тим в безопасности, все хорошо, — Гилрой на секунду стиснул его пальцы. Марек только механически кивнул, поджимая губы. — Мы учтем, — тем временем Валерий отошел от Натана, остановившись в десяти шагах. — Последний вопрос. Павел рассказал, что вы забрали Книгу Хаоса. Что было потом? — Я выдрал последнюю страницу, и она деактивировалась, — пожал плечами тот. — Так просто? — Ну, сначала она порезала мне руку, а потом я решил, что лаской будет проще. Я ее… попросил. — Попросили? — кажется, Валерий по-настоящему удивился. — Это действительно было так, — Натан кивнул и с его лица окончательно сошли все краски, сделав его серым. — Хорошо… — Валерий выдохнул и снова вскинул голову. — Благодарю вас за рассказ. Вам окажут всю необходимую медицинскую помощь. — Окинул тяжелым взглядом зал и произнес уже гораздо громче: — Я объявляю перерыв. Через час мы продолжим. Свет над «сценой» погас, и почти сразу включилась подсветка, встроенная в спинки кресел. Мягкий свет залил зал, но даже так разглядеть присутствующих было невозможно. Освещение давало возможность выйти, не навернувшись с лестницы, но и только. Как только объявили перерыв, Марек встал. Скользнул по остальным потерянным взглядом, повел плечами. — Мне надо позвонить, — кивнул в ответ на понимающий взгляд Линдстрема и стремительно вышел, не обращая внимания на то, как смотрят на него. Да уж, он действительно уже успел стать «легендой». — Вот кому нужно говорить спасибо, — выдохнул Рома почти сердито, тоже вставая. — Брэдстворту, который отключил Игоря фактически. И овации ему устраивать. А не мне. — Ромыч, каждый делал то, что должен был делать. Ты — спасал связи и людей. Натан — спасал нас с тобой, — Сима с силой сжал его пальцы. — Но нечестно, что его теперь таскают. Ему же сложно, неужели этого никто не понимает?! — Понимают, — негромко обронил Линдстрем. — Здесь все слишком хорошо понимают, просто не желают принять. Он легко, почти стремительно сбежал вниз, туда, где в сумраке виднелась фигура Натана. И успел он прежде, чем того сопроводили из зала прочь. — Здравствуй… — трудно начинать разговор. Безумно трудно, особенно когда не понимаешь, как быть дальше. И как себя вести. — Я… волнуюсь о тебе. Как ты? Выглядишь ужасно… — Спасибо за комплимент, — криво усмехнулся Натан. Судя по тому, как он обнимал себя за плечи, и по бисеринкам пота над верхней губой, чувствовал он себя еще хуже, чем казался. — Переживу. Это легче, чем разрыв. По крайней мере, я стою на своих ногах. И со мной врач. Валерий, на удивление, добр. — Я могу?.. если позволишь, конечно, — Гейр осторожно приблизился на расстояние тепла, позволяя ему в случае необходимости отстраниться или приблизиться. Выбор. Всегда нужно оставлять выбор и не вторгаться в личное пространство. Натан сам сделал шаг вперед. Всхлипнул, уткнулся носом в его шею, крепко зажмурившись. И стало вдруг понятно, насколько на самом деле он слаб, и какой озноб его бьет. — Ты его якорь, Гейр. Ты просто его якорь, — шепнул он, словно в бреду. Да, наверное, это и был бред. Потому что потом он вдруг сухо, страшно рассмеялся. — А меня купили, мой Гейр. Просто купили, как последнюю шлюху. Тот с силой обнял Натана и, дернув за полу теплого кардигана, обернул его еще и уютным вязаным теплом. — Это не важно, Натан. Это все не важно. Ты жив. Ты потрясающе жив, и я безумно этому рад. Потому что ты все еще мой малыш Натан. И глупо об этом забывать. И я все еще Гейр, и все еще готов ради тебя на безумные поступки. — Он раскрылся, позволяя собственному дару коснуться Натана, обернуться вокруг него коконом, успокаивающе обогреть. — И я все еще тебя люблю, пусть и не так как тебе того хочется… Натан вскинул голову, выпростал руку, как слепой, проследил кончиками пальцев его нос, погладил губы. — Мне кажется, что меня больше нет, Гейр. Меня — нет. Мне пообещали, что попробуют вернуть дар, если я позволю заякориться на себя. А я горю внутри. И замерзаю. Я сдыхаю без тебя… — он застонал тихо-тихо и снова уткнулся лбом в его плечо, зашептав горячо и быстро. — Не обращай внимания, это просто бред. Все будет хорошо, все уже хорошо. Мне уже лучше, видишь, даже разрешили прийти. — Кто? — страшно и как-то зло выдохнул Гейр. — Скажи мне, кто?! — Уже не имеет значение, я согласился. Эта пустота внутри убивает меня. Быть якорем — это не страшно. — Натан, — Гейр легонько взъерошил его волосы. — Я все еще есть у тебя. Это эгоистично, но я у тебя есть. Но если ты… если у тебя появится кто-то, я буду первым кто поддержит тебя. Поддержит вас. Не мучай себя. Просто не мучай. Позволь себе отпустить все, позволь себе пожелать, чтоб у тебя все получилось, сложилось, слышишь? Только так все и должно быть! — Я не держу. Просто оно не хочет уходить, — Натан покачал головой, отстраняясь. — Я знаю, что ты у меня есть. Только меня у тебя нет. Ты не придешь ко мне за помощью, у тебя есть Дейм. За советом ты пойдешь к Гектору. Все, что я могу дать тебе — тебе не нужно, и я понимаю. Но ты все еще здесь, — он коснулся солнечного сплетения и слабо улыбнулся. — И я все равно буду рядом. А если… если я тебе понадоблюсь — спроси у Эмметта, он будет знать. — Эмметт… — усмехнулся Гейр. — Он всегда держит слово. И если он что-то делает, то доводит дело до конца, чего бы ему это ни стоило. Знаешь… Михей называет Пашку, когда думает, что его никто не слышит, Солнечным зайчиком. Ты тоже Солнечный зайчик, Натан. Мой хороший, мой замечательный, нежный Солнечный зайчик. Все будет хорошо… если это Эмметт. — Не заставляй меня ревновать тебя еще и к нему, — Натан усмехнулся, отпустил на шаг и резко побледнел. Закусил губу и так и улыбнулся, криво и почти страшно. — Я запомню это. Запомню солнечного зайчика. — Натан, господи боже мой, ты почему ушел? — рядом появился запыхавшийся незнакомый мужчина в форме медицинской службы, раздраженный и обеспокоенный. — Ты должен был быть в больничном крыле еще десять минут назад. — Ну прости, — Натан пожал плечами и привалился к подхватившему его врачу. Поймал взгляд Линдстрема, кивнул. — Мне пора. У меня очень строгий доктор. — Медик только фыркнул и почему-то наградил Агейра сердитым взглядом. — Поправляйся, — кивнул Гейр, отпуская его. Еще секунда, и они растворились в темноте зала. Отчего-то безумно хотелось что-нибудь разбить или сломать. Сдержался он неимоверным усилием. Все будет хорошо, если это Эмметт… Все будет хорошо. Кураторы стояли в сторонке. Ромка с Михой и Пашкой — рядом, но не с ними. Линдстрем вообще свалил к Натану, и в общем это было даже хорошо. Не хватало еще с разгона влететь в обсуждение поведения или предположений о том, кто дальше станет его оракулом. Сима поежился и раздраженно стукнул по поверхности кофейного автомата. Машина не менее раздраженно выплюнула в стаканчик порцию порошковых сливок, растворенных в воде, и уронила в стаканчик пластиковую мешалку. — Буржуйский агрегат, — пробормотал Сима, выдергивая стаканчик и резко оборачиваясь. Адово хотелось большую пачку картофельных чипсов. Увы, не достать никак. Хоть убейся. В том, как паршиво жить без оракула, Сима убедился спустя секунду. Скользкие плитки пола, скользкие ботинки, горячий кофе и чужая рубашка кипенно-белая, за мгновение до грязно-бурого пятна на ней и неминуемого ожога. И пятно. И ожог. Если бы не чья-то рука, перехватившая стаканчик, и другая — поддержавшая его самого. — Осторожней. — Странно-знакомый голос. Спокойный, с легкой теплой насмешкой. — Хотя, наверное, было бы лучше, если бы вы его разлили, этот кофе отвратителен. — Можно подумать, есть варианты, — буркнул Сима, восстанавливая не без чужой помощи равновесие. Лишь снова утвердившись на ногах, он поднял взгляд на спасителя. И застыл. Слишком экзотичен был тот, кто подхватил его. И, пожалуй, слишком опасен. Особенно сейчас. Каждое нервное окончание его тела сигналило об этом. Каждый долбанный нейрон его придурочно-восторженного мозга. Господин Валерий Игольницын собственной персоной. Отчаянно захотелось вырвать руку из его руки и задать стрекача. Нахрен и подальше. Вообще подальше отсюда. Наверное, он по-идиотски сейчас выглядит и все его эмоции и чувства у него на физиономии написаны. Я — идиот. Симеон Бехерович — законченный придурок, которому ко всему еще и наорать на него хочется просто потому что. — Это было нахрен лишним, так мучать Пашку и Натана… бля… сори… ой… В темных глазах Игольницына заискрился смех. Он мягко извлек из стиснутых пальцев Симы несчастный стаканчик и отставил его на высокий столик, стоявший рядом для тех, кто захочет не только выпить, но и закусить продающимися прямо там, в соседнем автомате, бутербродами. — Позвольте мне самому решать, что было лишним, а что нет. В таких делах нельзя давать волю слабости, условия для всех равны. Но я ценю вашу заботу, господин Бехерович. Сима быстро облизнул губы и упрямо вздернул подбородок. Уебут так уебут. Ему терять в общем нечего. Кроме Ромки. Конечно, если его вышвырнут из Сообщества, ему придется вернуться домой и вот там отец разойдется, да… сначала его знатно отпиздят, потом скорее всего запихнут в армию, а там пощады не будет. У отца есть связи и возможности превратить его существование в днище и адище. — Вас там не было… — «Там» — это где? — Игольницын вскинул бровь, но почему-то уже совершенно по-другому, а не так, как делал это там, в зале. — На Сверх-планаре? Действительно, не было. Это имеет какое-то значение? — Вы просто не видели и не чувствовали то, что видели и чувствовали мы, — отчего-то казалось очень важным, чтоб этот человек все понял. Чтоб почувствовал, чтоб увидел. Почему — черт его знает. Но… — Это просто важно. Мне это кажется очень важным. — Это действительно важно, но сейчас… — Валерий чуть нахмурился, оглядывая его с каким-то новым интересом. — Любой незаданный вопрос, который должен быть задан, будет поводом для обвинения в протекционизме или пересмотре дела. Я не имею права давать поблажки кому бы то ни было. Потому что потом это может обернуться не только против меня, но и того, кого я пожалею. — Не похоже, чтоб вы кого-то жалели, — мотнул головой Сима. — Если бы я мог, я бы сделал все чтоб помочь Натану. Если бы я мог, я бы… м, не… — не стоило говорить этого, ой не стоило. Болтливый язык без костей. Помело, мать его. — Они классные преподы. И офигенные кураторы. Потому что понимают нас. И помогают нам справиться с нашими проблемами. А теперь из-за выбрыка Планара, из-за ЕГО планов, и Линдстрем, и Гилрой, и Арестов с Амфимиади и, наверное, Лемешев пойдут нахер?.. — Это еще не решено. Меньше верьте слухам и еще меньше — паническим мыслям. Ваши кураторы нарушили не одно правило, и за это будут наказаны, но прежде чем принимать решение, оно будет соотнесено с остальными… данными задачи, — Валерий внезапно улыбнулся. — Я рисуюсь вам монстром, но вы все равно пытаетесь со мной спорить. Я начинаю думать, что Тонкий мир не зря выбрал вас для своих планов. — Вы разве не чувствуете того, что происходит сейчас? — Сима нахмурился. Это странное чувство появилось как раз тогда, когда Игольницын вызвал на допрос Натана. Волнение планара. Сначала почти незаметное, но усиливающееся, нарастающее, сейчас оно вовсю трепало его где-то изнутри, волнение или беспокойство, перерастающее почти в панику. Странно что никто больше не ощущал этого. — Планар сейчас. Он напряжен. И очень сильно. — К сожалению, я не гений, и к уникумам меня тоже отнести сложно, — глаза Валерия словно погасли. — Но, в любом случае, если возмущение планара действительно есть, его почувствуют. Спасибо за разговор, но мне пора. Осторожней с кофе. — Вы сами сказали, что кофе здесь говенный, так что блин не буду я этот кофе… Надо Амфимиади найти. Или Арестова с Гилроем… господи, ну почему Ромка сейчас работать не может… как мне не хватает его, — Сима поник, снова в сердцах пнул кофейный автомат, добившись только того, что тот сработал и снова начал готовить порцию отвратительного кофе. Валерий, уже отшагнувший, качнулся вперед, коснулся рукой автомата, на секунду тот словно подернулся рябью, а когда все вернулось на свои места, никакой кофе он уже не готовил и вообще все было как две минуты назад. — Возвращайтесь, Симеон, вас уже потеряли, — Валерий улыбнулся одними глазами и отошел. Деймос подошел к ним, сбившимся кучкой в стороне, уже под самый конец перерыва. Уже вернулся посветлевший Арестов. Сима успокоился, и Павел улыбался, хоть и слабо, и все еще жался к Михею. Хмурый Гилрой, еще более замороженный Агейр. И первым делом спросил, легкой лаской проведя по ребру ладони Линдстрема: — Как Нат? Я видел, как врач его уводил, но потом пришлось звать санитаров. Надо будет зайти к нему после всего. — Паршиво, — вздохнул тот. — Мерзнет. С нами всегда так. После разрыва я вообще нормально себя чувствовал только когда в Каир приехал в отпуск. А теперь так паршиво ему. Но он оговорился что заключил сделку с Эмметтом… не вдавался в подробности, но если Ксандр берется за дело, он его доводит до конца. Патологическая честность. Деймос покосился на него, но ничего не сказал. То ли нечего было, то ли оставил свои комментарии для более приватной обстановки. — Я не знаю планов Валерия, но заседание должно быть закончено сегодня, даже если придется сидеть до утра. Планар волнуется. Не настолько, чтобы бить тревогу, но кое-кто из Совета после перерыва не вернется. Кстати, Симеону у нас выпала честь пообщаться с Игольницыным лично в частной беседе. Вы так мило смотрелись у кофейного автомата. — У автомата? — Гилрой вскинул бровь. — Валера же эту бурду терпеть не может. И по идее, вообще в перерывах на людях показываться не должен. — Ты это ему самому скажи, — обозначил улыбку одним уголком губ Гейр. — Даже не знаю… мне сложно судить, но Валерий должен быть нарасхват, но отчего-то он выходит из подполья для того чтоб перекинуться парой фраз с первогодкой. Считай, что я переквалифицировался в сплетника. — Может, он просто в туалет шел, — буркнул Рома, поджимая губы и пряча руки поглубже в карманы. Он тоже это видел. Мило воркующих Симу и Игольницына, увидев которого тот же Анжей, например, потащил бы в уголок валить и трахать сразу же, как только увидел. — Совершенно случайно именно в ту минуту, как очень неловкий Симеон поскользнулся и чуть не вылил на себя кофе, — Дейм смешно сморщил нос. — С учетом того, что туалет на самом деле в другом конце коридора, — добавил Арестов. — Сплетники, — выдохнул Гилрой. — О чем хоть разговаривали? — О мерзком кофе, сверх-планаре и важности точки зрения, — засопел вернувшийся Сима. — И вообще, тут немножко мой оракул, может перестанете вести себя как третий курс во время метатренинга? — Гм… Сима, тебе до метатренинга еще два года, ты не можешь знать, что это такое! — возразил Пашка. — Симеон предполагает, а Валерий располагает, — улыбнулся Гейр. — Мне понравилась эта поговорка Саши. Думаю, ее смысл я трактовал верно. — Хм? И чем твой оракул мешает? — до этого молчавший Михей с удивлением посмотрел на Симу. — Тебе удалось перекинуться парой слов с главным человеком на этом разбирательстве, а Рома тут при чем? Прости, я, наверное, что-то не понял. — Они меня стебут, — насупился Сима. — При том сразу все. Только Пашка и заступается. Дякую, брате! — Нема за шо, куме, — отбил Пашка. — При Ромке стебут, между прочим. Наверное, по себе судят, решили, что я прям растаю под его глазищами. И это во время гребанного разбирательства! — Заметьте, Симеон, вам никто и слова об этом не сказал. Интересный вывод вы сделали, я бы сказал, — фыркнул Гилрой, и Ромка потемнел лицом. — Может, пойдем уже? Пять минут осталось. — Успокойтесь, — Гейр с какой-то нежностью взъерошил отросшие шевелюры обоих. — Это только для того чтоб разрядить обстановку, и вы перестали быть такими напряженными. — Оригинальный способ ты для этого выбрал, Гейр, — Дейм хмыкнул и повел плечами. -Но Роман прав. Нам пора.