***
Юнги убегал. Снова и снова трусливо, как мокрый пёс с поджатым хвостом, убегал от своих навязчивых и поэтому весьма назойливых мыслей, страхов, переживаний и от их источника. Создавалось ощущение, будто бы парни играли в кошки-мышки, но оба искусно прикидывались мышами. Юнги пытался сосредоточиться на экзаменах и выборе университета: как-никак на носу важный этап в жизни, ведь в его случае от образования зависит чуть ли не вся дальнейшая жизнь, но мысли снова и снова возвращаются к одному и тому же вопросу, на который он, Юнги, не хочет - нет, не может - дать ответ. Все свои душевные терзания Мин переводил на бумагу, превращал в тексты, которые его андеграундная публика воспринимала с нескрываемым восторгом. Юнги все больше и больше уходил в свое творчество, находя в нем отдушину и моральное успокоение, хоть и весьма кратковременное, опять вернулся к своему неконтролируемому ночному образу жизни. Хотелось быть где угодно, но не в стенах дома (а может, и с точностью до наоборот). Вернулись «сомнительные» по общепринятым меркам друзья, ночи в неприметных для непосвящённых барах, множество соблазнов в освещении люминесцентных огней и вечные споры с отцом по этому поводу.***
Хосок же все время пытался посвятить финальным приготовлениям к зимнему балу, генеральным репетициям пьесы, практикам в своём подвальчике-студии, прогулкам с Чимином, встречам с Тэхёном, чему угодно, только чтобы избежать столкновения с обладателем уже практически белоснежной шевелюры. Сделать это было достаточно просто, ведь второй тоже не особо горел желанием, но всё же, когда они пересекались, у младшего возникало странное чувство, будто что-то складывается не так, как должно бы, да и вообще, достаточно сомнительное, как для человека, находящегося в отношениях, но рыжий это чувство бил молотком по голове и отправлял куда подальше. А на самом деле, так хотелось отмотать время хотя бы до августа. Они ведь так сдружились, и Хосоку просто до разрядов в пальцах не хватало этого общения с вечно понтующимся и надоедливым парнем, который как мог, пытался проявить себя в роли крутого старшего брата и так кардинально менялся, оказываясь в стенах родного дома, вдали от лишних глаз и чужих предрассудков. Но эти мысли все время безоговорочно откладывались в дальний ящик. Ибо нечего сеять мятежные мысли в его и так неспокойную душу: у него все хорошо. Только так. Наверное… Даже сейчас, сидя в уютном кафе неподалёку от школы и попивая горячий шоколад, когда, казалось бы, всё как нельзя более умиротворённее, он не мог расслабиться и понаблюдать за тем, как падают за окном огромные хлопья снега, ведь почему-то именно сейчас его гениальный мозг решил выкинуть воспоминание о том, как он пообещал Юнги научить его кататься на коньках в обмен на этот чертов шоколад в его руках, когда они в очередной раз спорили из-за какой-то мелочи. Тэхён сидел напротив и наблюдал за тем, как увеличивается в размерах Хосокова морщинка между бровями и поджимается нижняя губа, и оттого он казался настолько забавным, что русому, действительно, хотелось узнать, что же заставляло эту складочку появляться уже который день. — Скоро Рождество, — все ещё немного злобно, видимо не отойдя от мыслей, изрёк Хосок. — Мм? — не ожидая активности со стороны рыжего, удивился Тэхён. — Рождество скоро, говорю. А значит и зимний бал, — немного безэмоционально посмотрел младший, подводя к чему-то. — Ты ничего не хочешь мне сказать? — Ты молодец? — больше спрашивая, нежели утверждая сказал Тэ. — Вы с Чимином очень постарались. — Ты серьёзно? — измученно выдохнул Хосок, будто бы в сотый раз объяснял умственно отсталому одну и ту же элементарную вещь, но в его голосе не было ни капли раздражения. — О, Джульетта, ты примешь мое приглашение на зимний бал? — усмехнувшись, русый протянул Хосоку руку, как будто там была коробочка с золотым кольцом с бриллиантом, не меньше. — Так? — Ну, допустим, ты пришёл к этому умозаключению самостоятельно, — рыжий приступил к своему горячему шоколаду, уже возвращая солнечную улыбку. — Неужели без этого ты позволил бы мне пойти с кем-то другим? — А ты пошёл бы? — наигранно удивился Хосок. А вот Тэхёна этот вопрос вогнал в ступор. То, что он уже не тот, каким привык быть, было очевидно, но то, как он привязывался к рыжему, его ужасно настораживало. Он не привык к тому, что что-то чувствует: чувствуют к нему, а не он сам. Но почему-то от этой улыбки напротив становилось тепло, и Тэ готов был нести полнейшую чушь и сопливые глупости только для того, чтобы задержать ее на лице подольше. Тэхён боялся, что может начать что-то чувствовать, но бояться было уже поздно. На его беззаботном, безоблачном горизонте завиднелся пиздец на внедорожнике с огромной надписью: «начало розовой поры в жизни». Он посмотрел в окно, в надежде избавиться от нелестного миража, и наткнулся взглядом на ёлку. И как он её раньше не заметил? — Хочешь пойти к ёлке? — видимо, проследив за взглядом старшего, спросил Хосок. — Не особо. Желания выйти на холод ради какого-то дерева не наблюдается, — все так же смотря на рождественское дерево, ответил Тэхён. — Не любишь ёлки? — прозвучало слегка удивлённо. — Не помню даже, наряжал ли когда-либо. Обычно на праздники мы куда-то уезжаем, поэтому такой чести не выпадало, — Тэ усмехнулся, и было непонятно, относилось ли это к Рождеству, их диалогу или ещё чему-либо, но прозвучало весьма тоскливо. — Для нас с мамой это какой-то праздничный ритуал. Мы всегда брали маленькую и наряжали ее, только как в этом году будет… Это первое мое Рождество с кем-то кроме ма… — Хосока прервал звук его телефона. — А вот, собственно, и она.***
Хосок распрощался с Тэхёном и неспешно побрёл по заснеженным улицам в сторону дома. Мать лепетала что-то в трубку о том, что Хосок срочно должен прийти. Он так и не понял почему, но, может, это и к лучшему. Морозец щипал щеки, нос и кончики пальцев, окрашивая в розоватый цвет, вокруг ходили люди разных возрастов, статуса, настроения, горели яркие огоньки, делая все вокруг по-праздничному волшебным. Самая лучшая обстановка для того, чтобы развеяться. Захотелось, чтобы дома оказался Юнги, чтобы они с ним уселись возле камина и старший рассказывал бы ему какие-то заумные вещи, либо же чистой воды бред, своим хриплым голосом. Это неправильно. Он слишком много в последнее время думает о Юнги. Домой он вошёл уже менее радостный: все-таки мороз достал его и теперь всё, чего хотелось Хосоку — укутаться в плед и уснуть в кроватке. Мать начала причитать, что он весь в снегу, небось пешком шёл, замёрз — в общем, в её духе. Потом сказала, что впервые за долгое время все дома и неплохо бы всем вместе поужинать. Юнги тоже был, но вместо такого желаемого уюта, Хосок чувствовал себя ужасно неловко и мог смотреть только в тарелку, лишь лбом чувствуя пронзительный взгляд напротив. Он всегда так смотрел, когда хотел поговорить о чём-то. Хосок не ошибся. После ужина, если ковыряние в тарелке можно так назвать, он пошёл в свою комнату, чтобы все-таки согреться и попасть в объятия Морфея, но у самой двери его легко перехватили за локоть. — Хосок, стой, — рыжий замер, как вкопанный, место прикосновения будто ответило электрическим разрядом и в голове промелькнула мысль, которую рыжий немедля отогнал: как долго он хотел услышать своё имя из этих уст. — Поговорим? — Проходи, — наконец сориентировавшись, младший открыл дверь. Юнги вошёл и осмотрел комнату, освещенную только уличным фонарём напротив, так, как моряк осматривает родную гавань после долгого плавания. Пройдя вглубь, светловолосый присел на кровать. — Я не буду ходить вокруг да около, — Хосок сел рядом, но все ещё не смотрел на говорящего. — Я выпускник и должен поступать. — Я не понимаю, — все же повернулся младший, почти нос к носу сталкиваясь с Юнги. — Сейчас поймёшь. Я хочу сказать тебе, что не могу находиться рядом с тобой — не спрашивай почему, я все равно не отвечу — и не хочу видеть Тэхёна, поэтому, — старший на долю секунды приблизился к лицу собеседника, рост неуловимо, и резко встал, опираясь уже на письменный стол напротив, — я задам тебе всего лишь один вопрос. Хосок конечно полагал, что наладить хорошие отношения сложнее, чем их разрушить, но он не ожидал, что Юнги придёт к нему, чтобы официально заявить, что не хочет его видеть. Обдумывая сказанное светловолосым, он и не заметил, как нервно Юнги облизнул нижнюю губу, сверкая в полумраке шариком пирсинга, перед тем как задать следующий вопрос. — Но мне важно знать, — старший посмотрел рыжему прямо в глаза, и если бы тот был внимательнее, то заметил бы в угольках глаз-капель бушующие эмоции, — я… нужен тебе?