***
Хосок просто-таки выпал. И в принципе, это вполне естественная реакция, ведь Юнги буквально игнорировал его долгое время (не упуская факт, что было это вполне взаимно, но разве это сейчас самое главное?), потом вдруг приходит, заявляет, что не желает его видеть, и после всей этой херни задает свой дурацкий вопрос, и вгоняет его в ступор. — Чего? — немного тупой вопрос, но для рыжего вполне необходимый. С другой стороны, он слишком хотел спать и его жалкие потуги подавить зевок немного убивали серьезность старшего. Было бы неплохо, если бы Юнги сейчас с умным видом взял доску, маркер и начертил какую-то схему четко и расстановкой и желательно с одним вариантом ответа. — Ради всего святого, Хосок, не заставляй меня повторять это снова, — Юнги устало потер виски. — Я просто не понимаю, что ты от меня хочешь? Если ты меня видеть не можешь, то какого хуя ты забыл в этой комнате и спрашиваешь у меня какую-то типичную для всех мелодрам хрень? — у младшего было ощущение, будто он в чём-то виноват перед Юнги, и это его раздражало, злило, как угодно, ведь таковым он себя не считал, но масло в огонь подливал факт абсолютного непонимания того, что этот чертов Юнги от него хочет. — Хосок, ты не понимаешь… — Да, Юнги, я не понимаю! — рыжего даже не насторожило то, как много раз за этот вечер старший произнес его имя, учитывая, что Юнги вообще редко к кому обращался по имени, но опять же-таки, разве это сейчас важно? Младший разогнался не на шутку и уже не контролировал поток слов и мыслей, ведь, ну, неужели так сложно взять и понять его? — И если ты думаешь, что я горю желанием это сделать, то нет, ты ошибаешься. Все, чего я сейчас хочу — лечь и вырубиться непробудным сном часов на шестнадцать. А всё, чего ты сейчас хочешь — чтобы я, блять, решил за тебя всю твою дальнейшую судьбу, и когда ты лоханешься ты придёшь и скажешь: «Черт, Хосок, ну ты и мудак», а мне что с этим делать? — грустно улыбнувшись, Хосок понизил голос до полуслышимого шепота и попытался заглянуть старшему в глаза, которые тот упорно уводил. — Знаешь, я был так рад, когда ты позвал меня, я думал, что мы посидим, поговорим обо всём и не о чём, или и вовсе помолчим, и всё будет как раньше, но нет, зачем, если можно сделать все ещё хуже? — Я… Я не сделаю этот выбор сам, у меня есть на то причины, поэтому я прошу тебя, подумай, — когда Юнги наконец поднял взгляд, Хосок понял, что никогда раньше не видел его таким, вдруг захотелось просто обнять его и сказать, что все будет хорошо, но почему-то тело отказывалось двигаться, и он просто смотрел, как тихо закрылась дверь, на секунду вырывая комнату из темноты.***
Хосоку так и не удалось уснуть, поэтому к утру он готов был убивать. Каждый грёбаный час в его режиме важен, а тут в общем-то и половины нужного времени для сна не наберётся. Со стоном мученицы-бегемотихи он успешно скатился с кровати и задумался о том, что неплохо было бы здесь и остаться, но зов матери о том, что рыжий опоздает, если задержится ещё хотя бы на минуту его отрезвила: Чон Хосок не опаздывает. Никогда. Ни за что. Кто угодно, но не он. Да и завтрак у него тоже по расписанию. За столом Юнги естественно не было, но младший решил, что это к лучшему. Если с утра его схватит несварение из-за сильного умственного напряжения, день явно лучше не сделается. Пережевывая очередную порцию закинутой в себя еды, Хосок вдруг понял, что из-за этого чёртового Мин-задающего-тупые-вопросы-Юнги впервые так долго не то что не думал, даже не вспоминал Тэхёна. Ещё и этот бал. Тоже мне, собственник нашёлся: говорил же себе: «Не рисуйся, ты не любишь внимание, дебил», — и естественно, ну конечно же, никто и не взглянет на него под ручку с мечтой любого другого ученика. Ну вот кто его за язык-то тянул? Не придёт же он теперь, чтобы сказать, что это всё — плохая идея и вообще… Чёрт, время! Бежал Хосок быстро, задевая все столбы и оббегая прохожих, сугробы (грёбаный снегопад ночью сна не добавил) с заносами на поворотах, и вишенкой на торте чуть не украсил своей разбитой мордашкой заснеженный и коварно скользкий школьный двор. И кто вообще додумался ставить эти незаметные бордюрчики? Это такой новый способ геноцида? Тем не менее графика своего рыжий придержался, все же выслушивая от мерзкого, вечно идеального коротышки Чимина все лестные и очень необходимые комментарии по поводу своей помятости, кошмарности и ужаса состояния в общем. — Да, спасибо, Чимин, очень мило с твоей стороны, — с видом страдальца ответил Хосок на очередную фразу друга, направляясь за гадким кофе, который он терпеть не мог. — Видимо из-за переизбытка милашества твоего лица тебе подарили чудеснейший талант доставать людей без возможности отмщения. — Ну что ты, я просто забочусь. — Да? — протянул рыжий. — А ещё я не хочу сегодня после занятий разбираться с бумагами самостоятельно, но твой вид не очень многообещающий, знаешь ли. — А Тэхён? — вбивая в автомате «двойной эспрессо», заранее скривился. Все лучше, чем не понимать, ты уже спишь или ещё нет. — Он говорил, что у него дела, — парировал Чимин, улыбнувшись от его реакции. — С кем-то встретиться хочет. — Интересно, — причём, очень, учитывая, что сегодня Тэхён должен был планировать встретиться с ним. Чимину-то он бы сказал. — Он тебе не говорил? — заметив, как Хосок слегка призадумался, добавил: — Не думаю, что это важно. Процентов на сто пятьдесят — он просто пытается отлинять от работы. Удивительно, как он до сих пор может состоять в совете, если он никогда ничего не делает. Ой, аккуратно, сейчас выльет... Замечательный слог «-ся» Чимин не договорил, так как Хосок все-таки вызволил стаканчик из автомата, и эпично вылил и теперь только приготовленный и очевидно очень горячий гадкий двойной эспрессо обжигал его кисть. — Может, в медпункт? — робко предложил Пак. Нет, сегодня определённо гадкий день. Даже гаже, чем этот гадкий кофе на его краснеющей руке.***
Тэхён, с видом умопомрачающего самца, царя зверей и прочее прочее, настроив свой самый сексуальный голос, игриво делая трюки бровями и еле сдерживая смех, резко отдернул шторку и, доводя Хосока до предынфарктного состояния, произнёс: — Прогуливаешь, сладкий? — вот честно, не хватало только мощных вентиляторов, три расстегнутых пуговицы, десяти литров масла на теле и розы в зубах для полного счастья. — Господи, фу, какое мерзкое словцо, — все еще держась за сердце выдохнул Хосок. — И, нет, не прогуливаю. В отличие от некоторых. — Видимо, семейный ужин затянулся? — приняв нормальный вид, ухмыльнулся Тэ. — С чего-то взял? — Тебе говорили, что выглядишь ты не очень? — Да, чёртову тысячу раз, но спасибо, что заметил. Где медсестра, кстати? Она разве не постоянно здесь должна быть? — вспомнив, за чем пришёл, осмотрелся рыжий. Вообще-то у него жутко болела рука, было бы неплохо, если бы эта женщина появилась немедленно и что-то с ней сделала, но чего он, собственно, ожидал? Не его день, не его во всём. — Что-то случилось? — Да, дерьмовый день. — Хочешь, папочка тебя поцелует в носик? — русый пересел на край кушетки. — Серьёзно? Папочка? Это немного старомодно, знаешь? — рассмеялся Хосок. — Классика, — помотал головой тот. — А вот от «поцелуя в носик» я бы не отказался, раз уж ты предложил. — Какой переборчивый. За поцелуем в носик должен был последовать и в губы, и ниже, да и в голове Тэхёна Хосок давно валялся полуголый, с налипшими на лоб волосами и искусанными губами с непристойным видом просил ещё, но был бесцеремонно прерван. Видимо младшего, в отличие от русого, объект в виде вошедшей медсестры очень даже смутил. Удивительно. Снегопад становился сильнее.