Луна. И так тихо вокруг, словно Земля забыла, что нужно крутиться. Мы с тобой, играя в чувства, пытаемся переубедить себя В том, что давно уже приняли наши пульсирующие сердца. В том, что любимы и любим мы, но я не уверен, что это взаимно. Но ты показал мне немного — частичку своей тёмной души, Может, я и не прав, но… вдруг ты тоже любишь? Это не стих, это не проза. Это мои чувства к тебе, Эвен. Хватит перечить своим желаниям, Лорд слишком поглотил тебя настоящего.
— Исак, эй, — тихо зовёт хриплый шёпот сквозь дремоту, и кто-то треплет по плечу. Юноша открывает глаза и понимает, что вид в каком-то странном ракурсе, будто его голова наклонена. Плечи как ни странно расслаблены, а рядом чувствуется тепло чужого тела. — Мы приехали, ты спал всю дорогу, — ласково приветствует проснувшегося на его плече дворецкого Эвен и тепло улыбается. Должно быть, его плечо сильно затекло — тяжело вот так сидеть всю дорогу, когда на тебя облокачивается хоть и не пушистый и лёгкий как пёрышко, но юноша помладше. Такой уставший, замаявшийся. — Приехали? — Исак осматривается по сторонам и понимает, что они вернулись в замок. — Так скоро, я даже и не заметил… — зевает, прикрывая рот ладонью, и замечает, что на лице нет маски. Смотрит на Эвена — тот тоже без аксессуара. Затем замечает на сидении рядом с ним аккуратно сложенные маски, белая на чёрной, плотно связанные между собой ленточками, которые так гармонично переплетаются. — Уже очень поздно, идём, пора спать. Они выходят из повозки, ощущая холод наступившей ночи. На небе ни одной тёмной тучки — только красная луна и звёзды. В замке тихо. Везде затушены свечи, и камин уже давно остыл. Дворецкий прощается с лордом кивком и уходит в спальню.***
Глубокая ночь. Настолько глубокая, что утра ещё и не видно за окном. Луна всё такая же Кровавая, только уже с лёгким оттенком розового, как в самом начале затмения. Дворецкий спит. На столе в спальне лорда стоят две бутылки вина: одна пустая, другая такая же, только ещё не открытая. Рядом же — чистый бокал. — Исак. Исак, вставай, — лорд нагло, не постучавшись, заходит, точнее даже вваливается, в комнату мирно спящего дворецкого и будит его своим громким голосом. Юноша ворочается, что-то недовольна бормоча, и поднимается на кровати, зажигая свечку. — Милорд?.. — потирает покрасневшие глаза свободной рукой, а зажжённую свечку ставит в подсвечник на тумбочку. — Милорд, что-то случилось?.. — голос хриплый и низкий, как обычно бывает у только что проснувшегося человека. Эвен с громким ударом ставит открытую, но целую, бутылку вина на эту самую тумбу и также бокал. Исак ничего не понимает спросонья. Вино? В такой час? И зачем? Он не хочет пить. Лорд же считает обратное. Спокойно наливает вино в бокал до самого края и следит за постепенно затихающим звуком наливающейся жидкости. Довольно ухмыляется, проверяя, что точно налил до конца, и протягивает бокал Исаку, который прикрывается одеялом, хоть он сегодня в ночной рубашке. — Пей, — приказным тоном произносит лорд, и Исак берёт бокал в руку, наблюдая за красными переливами жидкости под горящей свечой. — Пить? Но я не хочу пить, милорд, — Исак хочет поставить бокал на тумбочку и отказаться от предложения. Нет, от приказа. Дворецкий не может отказаться от приказа хозяина. — Пей, — настойчивее и грубее, лорд ладонью придвигает бокал в руке Исака к его губам, и тот невольно их сжимает, не желая принимать напиток. Мотает головой из стороны в сторону, пытаясь отстранить от бокала руку лорда. — Нет, я… я не хочу, — до этого он говорил тихим голосом, но сейчас тот прорезался, и это заявление эхом раздалось по всему помещению. Лорд на мгновение убрал руку и отвернулся. Дворецкому стало не по себе. — Ты выпьешь, — поворачивает голову так, что в полумраке видны только блеснувшие глаза. Включил своего Небесного демона. Но Исак уже почти научился полностью контролировать этот взгляд на себе. Сейчас его усилия никак не помогали в этой ситуации, ведь здесь нет посторонних глаз, разве что на потолке. Но там его ждёт такой же пробирающий до мурашек взгляд. Поэтому Исак делает глоток красного вина. — До дна пей. Вздыхает и принимается пить залпом, так быстрее. Понимает, что ошибся насчёт «быстрее», и закашливается, стараясь выпить так, чтобы ни одна капля не пролилась. Не хватало снова стирать постельное бельё. — Молодец, — гладит по кудрям, затем сжимая, лорд, жутко улыбаясь. А это тёплое свечение никак не сглаживает черт его лица. Исак ставит опустошённый бокал на тумбу и вытирает рот рукавом ночной рубашки — одежду постирать проще. — Но это ещё не всё. «Ещё пить?» — думает младший и округляет глаза. Неприятное чувство от нежеланного напитка жжёт всё тело, а его щёки невольно краснеют. Но мальчика трясёт. Такой Эвен его пугает. Такой Лорд его пугает. — Ещё?.. — нерешительно и так робко переспрашивает дворецкий, и лорд довольно кивает, параллельно наполняя вином бокал. Снова протягивает его Исаку, а тот, подчиняясь, берёт его в обе руки — так удобнее пить. Поднимает на лорда колеблющийся взгляд, его губки такие красные сейчас… — Да, ещё, пока всё не выпьешь — я не уйду. И тут внутри Исака всё содрогается, а мост дружбы вот-вот обрушится в бездну. Поведение лорда его страшно озадачивает. Что такое случилось этой ночью, что Эвен так изменился? Что такого натворил Исак?.. Точно. Та разбитая бутылка вина. За всё надо платить, мальчик. — Всё? Всё ви… — Эвен не даёт дворецкому договорить и подталкивает бокал к его рту, раскрывая губы за подбородок. Это больно, ужасно мерзко и больно! Красная жидкость ручьём протекает в рот, затем в горло и так далее, и мальчик чуть не захлёбывается в этом «кровавом» водопаде. Успевая подхватить текущую жидкость, допивает до конца, снова получая одобрение, если можно так назвать, в виде поглаживания по голове. Смотрит на ещё даже на половину не опустошённую бутылку, и слёзы начинают поступать к глазам. Что же это за пытка, Эвен? Исак теряет все остатки усилий понять сейчас что-либо и решает просто покориться этой участи — лорд не отстанет, пока не получит того, чего желает. И сейчас всё, чего он желает — это Исак. — Милый, милый Исак, — кажется, начинает свой монолог лорд, наливая очередной бокал вина. Задумывается, не доливает до краёв, а оставляет лишь немного на дне — это всё, что он успел налить. Подносит палец к губам, в глазах задумчивость, а в руке почти целая бутылка вина. — Ты думал, что останешься безнаказанным? Замок всё помнит, малыш, — выпивает одним глотком то, что было на дне бокала, и ещё раз заглядывает в него, убеждаясь в том, что выпил всё до последней капли. — Готов ли ты искупить свою вину этим вином? — крутит в руке бутылку, разглядывая надписи и привлекающую взгляд окантовку. — Я знаю, что готов. Ты всегда готов, не так ли? — подходит ближе, а у Исака всё тело немеет. Он не может пошевелить и пальцем — не то, что ресницей. Его взгляд уставлен на горящее пламя свечи, которое не предвещает ничего хорошего — свеча будет гореть долго, если понадобится. Ночь ещё впереди… — Так что пей. И чем быстрее ты это сделаешь, тем быстрее я уйду, — протягивает бутылку, поднимая брови, и Исак ловит на своём лице чёткую тень, смутно напоминающую по ощущениям те самые руки. Словно его тело отделилось от самих конечностей. Неужели это снова ему всё кажется? Нет… Эвен не может быть таким настоящим. Эвен ненастоящий, пока он Лорд. Исак молчит. Берёт бутылку. Глоток. Два. Три. Половина уже достигнута. По щекам текут горькие и солёные слёзы, лорд как будто слизывает их своим пожирающим взглядом. В тени кровати он кажется такой же тенью, как и тень от пламени — у пламени нет тени. Как и лорда сейчас в этой комнате. Это всего лишь Эвен. С бутылкой вина вместо сердца. — Прошу, я… я… больше не могу, мхм… — бормочет юноша, ослабевший в секунду после того, как достиг третьей четверти содержимого. Лорд настойчиво держит за дно бутылки и нажимает с хорошим усердием, чтобы дворецкий не смог отстраниться. Жидкость не попадает в рот — она стекает по подбородку, шее, далее пропитывается тканью рубашки и затем одеялом. Лорд доволен. Осталось совсем немного. Пустая бутылка, бокал и потухшая свеча — это всё, что стоит сейчас на тумбе. В спальне тихо, всхлипов уже не слышно. Только томительная тишина между двумя — и оба пьяны. — Прости. Тысячу раз прости. Миллион раз! Боже! Исак… — лорд садится на колени перед ослабевшим юношей, голова которого опущена вниз. Он кажется спящим, но это не так — Исак просто не в состоянии сделать хоть что-то. — Прости, прости… — шепчет и шепчет, будто придя в себя. Видит перед собой только потускневшее личико и тёмные в ночи кудри. Берёт похудевшее лицо в свои сухие ладони и пытается всмотреться в глаза — в них пусто. Будто все мысли выкачали из головы. Исак будто спит с открытыми глазами. Ему сейчас чертовски плохо. — Зачем?.. Эвен… — его веки дрожат, сон хочет ворваться в него, но Эвен пока ещё поддерживает связь между ними. — Я не знаю, — шёпот просто бессмысленен. Но только не действия. Сухие пухлые губы касаются губ, пропитанных вином, которое было выпито этой ночью. Прямо из горла. Эвен не желает чувствовать этого вкуса — он ему противен. И сейчас он поклялся себе, что больше никогда не попробует вина. Он сам себе противен. Поцелуй. Казалось бы, он должен был случиться не в таких мрачных обстоятельствах. Но случился. И не очень плохо. Эвен, увлекшись игрой губ, случайно прикусывает нижнюю губу Исака, откуда сразу же выступает маленькая капелька крови. Как иронично. Кровавый поцелуй в ночь Кровавой луны. «Прости». Одно лишь движение заменило миллионы этих слов, и потому именно Исак простил своего лорда. Простил и словно ожил — его руки пришли в движение и зацепились за шелковистые волосы. Эвен нежно укладывает Исака обратно в кровать, и тот прямо во время поцелуя засыпает — его губы замирают в приоткрытом состоянии, и лорд отстраняется, оставляя своего юношу отдыхать. Нет логического объяснения всему, что только что произошло. Сегодня ведь Кровавая суббота.***
Эвен, перед тем, как уйти, замечает на столе книгу. Ему осталась всего одна страница.