Покорение

— Можно? — Эвен аккуратно стучит в ветхую дверь, ведущую в спальню служанки. Мэрилин сама открывает ему. — Да, милорд, Вы что-то хотели? — на часах ровно двенадцать, поэтому вся утренняя работа уже была выполнена. Лорд снова пропустил завтрак. И обед тоже пропустит. В руках у лорда большая книга, нуждающаяся в переводе. Мэрилин осматривает его: уставший, не выспавшийся, в своём халате, который сейчас был слишком сильно спущен вниз, из-за чего его грудь была открыта. Эвен переступает порог и закрывает за собой дверь, проходя дальше и опускаясь в кресло. — Я хотел попросить тебя кое о чём… — начинает издалека, но Мэрилин, кажется, понимает, о чём пойдёт речь. Она садится в соседнее кресло и принимается выслушивать просьбу. Эвен открывает книгу на нужной странице, откладывая закладку в сторону, и подвигает к Мэрилин. — Сможешь перевести это? — ждёт, пока та просмотрит разворот, и скрепляет пальцы рук, нервно сжимая. Старуха медленно проходит взглядом по старинным словам, рассматривает картинки и вспоминает прошедший праздник. Она поднимает взгляд на лорда, который находится в ожидании ответа. — Послушай, Эвен, это же всё из-за этого мальчика? — спрашивает Мэрилин и отодвигает книгу обратно к нему. Лорд коротко выдыхает, отводя взгляд. Неужели по нему так заметно? Мэрилин подаётся корпусом вперёд и берёт скреплённые руки Эвена в свои старческие и такие морщинистые, но тёплые и согревающие. — Я знаю, что с тобой что-то случилось, когда в замке появился дворецкий, — Эвен расслабляет хватку в её руках, и его пальцы невесомо раскрываются в ладонях служанки. Он мечется взглядом из стороны в сторону, а ресницы, мелко дрожа, будто хотят вовсе улететь. — Мэрилин, я всегда доверял тебе, да и то, что случилось с родителями… — прерывисто вздыхает, отчего прядь взмокших за ночь волос дрожит на весу. — В общем, я думаю, ты поймёшь меня, — он опускает голову и закрывает глаза. — Я, кажется, люблю его. «Люблю». Эвен понял это совсем недавно, буквально на днях, а может и вообще во время того, как говорил это. Мэрилин медленно кивает, оставляя голову в опущенном состоянии, и смотрит на ладони лорда в её руках. Странно, но сейчас они были совсем как человеческие — такие же тёплые, мягкие и гладкие, имеющие шероховатость только на самих кончиках пальцев. Когда Эвен нервничает или же думает о чём-то, что требует немедленных объяснений, он стучит подушечками пальцев по поверхности, по любой — будь то деревянный стол, подлокотник кресла, даже стена или посуда, это неважно, когда у тебя есть привычка. Сейчас же руки лорда показывали своим видом полное духовное и физическое равновесие — не было той дрожи, которая сотрясала ладони лишь в присутствии посторонних глаз, особенно когда рядом с ними так беспризорно открыто располагались чужие руки — как тогда, на качелях в саду. До его руки была лишь пара сантиметров, а то и миллиметров, может, даже меньше, и эту величину невозможно измерить в реальном мире. Именно поэтому где-то в другом мире, в другой вселенной их руки соприкоснулись, пускай даже на миг, а потом сразу же отдёрнулись, но касание случилось, и искра пробежала бы раньше, чем в этом мире — в таком реальном и непонятном мире с кучей постоянных проблем с общением, из-за которых Эвен и есть такой… Эвен. — Я знаю, — тихо молвит служанка и отпускает руки юноши, переводя внимание на книгу. Эвен остаётся в том же положении, начиная наблюдать за действиями Мэрилин с не до конца понятным смыслом её слов во взгляде. В это время старуха открывает ящик стола и достаёт широкую книгу в тёмно-зелёной, а скорее даже в изумрудной или малахитовой обложке, похоже, из крашеной кожи (цвет нельзя было точно определить из-за древности книги), и колбочку с чернилами. Лорд слабо улыбается. Он спокоен, потому что Мэрилин поняла его, и за этим всем не последует никаких объяснений и длинных монологов, которые только всё испортят, и он снова запутается в своих чувствах. Всегда нужно говорить напрямую, тогда и вопросов не будет — именно так Эвен и сделал в этот раз. Может, это сработало бы и в случае с Исаком? — Значит, Белая птица? — старуха загадочно ухмыляется, набирая чернила в перо и записывая в свою книжку название разворота. — Ты был у Йохана сегодня? Мы с ним немного поболтали перед ужином вчера, он тобой недоволен, Эвен, — рассматривает предыдущие записи в зелёной книге, пролистывая страницу за страницей назад, к началу. На чистой странице, идущей после самой обложки, были заметны следы пламени. Возможно, от свечи или ещё чего-нибудь. Хм, зачем Мэрилин нужно было делать это? Ах да. Ей и не нужно было. — Он обижен на тебя за то, что ты редко к нему заходишь. Честно говоря, я тоже скучаю по тебе, Эвен. Помнишь, — дописывает до точки первую строку с названием и откладывает перо в сторону, поворачиваясь к лорду, — те вечера, когда мы с твоими родителями сидели у камина, а ты читал нам книги? Иногда ты даже читал свои стихи, а мы хвалили тебя, хлопали в ладоши, ты смеялся, был такой счастливый… Я помню один день, когда ты не переставал улыбаться — когда к нам приехал Оливер, помнишь его, Эвен? Твой первый друг, — старуха замолкает, наблюдая за лицом юноши, которое в один момент кардинально переменилось. Перед глазами будто проплывали воспоминания, он даже двигал глазами из стороны в сторону с небольшой амплитудой, будто рассматривал помещение, в котором сейчас оказался — зала с камином на первом этаже. Это место ассоциируется у него лишь с хорошими воспоминаниями… С почти хорошими. — Жаль, что его скоро не стало. Ты вмиг переменился, плакал каждый день. Я устала стирать наволочку с твоей подушки — она каждое утро была насквозь промокшая и такая солёная, — Мэрилин вздыхает полной грудью и поднимается с места, подходя к шкафу. — Когда Оливер уехал, его мать оставила нам на память это, — возвращается в кресло, держа в руках вельветовую ленточку. — И она сказала: «Если Эвену когда-нибудь станет одиноко, дайте ему это». Затем она открыла свою миниатюрную сумочку и вытянула из неё эту ленточку, — служанка крутит кусочек ткани в руках, не решаясь пока что отдавать его Эвену. — Я всё думала, пока шло время, какой ты на самом деле, когда ходишь бессонными ночами по тёмным помещениям замка? Ты одинок? Ты печален? Или просто задумчив? — кладёт ленточку на стол около пера и устремляет взгляд в разворот. — И вот теперь, когда ты сказал мне кое-что очень важное, я, кажется, поняла. Всё это время ты был не одинок. О, нет! Ты совсем не был одинок, милый Эвен! — Мэрилин поднимается с кресла и заходит за него, обхватывая руками спинку, обитую мягкой тканью. Эвен выражает странную заинтересованность, и его поза меняется из задумчивой в ожидающую того, что вытечет из монолога служанки. — Всё это время у тебя был этот мальчик, просто далеко, и вы не были знакомы. Ведь всё, что сейчас происходит, лишь сюжет какой-то книги, которую мы ещё не до конца дочитали. Я уже не доживу до конца вашей с ним книги, зато мою вы точно дочитаете вместе. И я так благодарна тебе, Эвен, за всё, что ты сделал для меня — особенно за твою доверчивость. Если честно, Найшейм уже начинает волноваться. Давно они так не разговаривали с Мэрилин — хоть сейчас и говорила только она. Лорд долго ждал чего-то такого, что перевернёт его сознание вверх ногами, и до него наконец дойдёт смысл слов старухи — и, по правде говоря, он дошёл. Эвен удивлён и растерян одновременно; одни линии событий перемешались в голове с другими, и всё стало таким абсурдным, вся его жизнь стала такой абсурдной, что, казалось бы, зачем он вообще появился на белый свет? Появился, потому что должен был понять смысл своей жизни. Но до этого ему ещё далеко, ведь, как сказала Мэрилин, его книга нескоро закончится. А вот её… Познала ли она смысл своей жизни? Эвен думает, что да. И надеется на это, иначе жизнь прожита зря. Но Мэрилин никогда не жила зря — каждый день она вкладывала частичку своей души в этот замок. Всё в нём стало её частью также. То же произошло и с Эвеном, и с Исаком, просто они ещё этого не поняли. Возможно, именно замок и свёл их бродящие души. — Не говори так, — Эвен коротко вздыхает и подрывается с места, завлекая старуху в поглощающие объятия. На его глазах даже выступают слёзы, ведь одна только мысль о том, что Мэрилин скоро может покинуть его, заставляет ресницы дрожать и кровь приливать к щекам. — В твоей книге ещё много непрочитанных глав, — шумно всхлипывает, закрывая глаза, и одинокая крупная слеза стекает по красной щеке. И вот тот момент, когда глыба льда полностью превращается в обычную лужицу прохладной воды, которая со временем так же теплеет в тёплых руках… — Тебе ещё не пора уходить, — твердит что-то неразборчивое, ощущая на своей спине сжимающие ткань халата ещё сильные пальцы. Мэрилин нежно гладит юношу по волосам, затем шее и наконец спине, и что-то тихо шепчет в ответ, иногда просто успокаивая каким-то одним звуком; покачивается из стороны в сторону, как обычно убаюкивают младенцев; не отпускает Эвена, дожидаясь, пока тот сам не решит отстраниться. — Не волнуйся, я успею закончить с переводом, — с толикой грусти улыбается, глаза так же наполняются влагой, но Мэрилин не плачет. — Желаю найти тебе счастье в этом парнишке, — хлопает ещё раз по спине, ощущая, как юноша отстраняется. Эвен смотрит в разворот, затем на Мэрилин, потом на её руку на подлокотнике кресла, после на вельветовый кусочек ткани и томно вздыхает, прерывисто и тяжело. Иногда хочется порыдать вот так на чьём-то плече. — Спасибо тебе за всё, Мэрилин, и я думаю, мне это нужно сейчас, — забирает ленточку со стола и бесшумно уходит, прикрывая за собой дверь, отчего появившийся поток воздуха обдувает комнату, и страница книги послушно переворачивается на разворот вперёд. Мэрилин возвращается к нужной странице и приступает к работе.