***
"Что ж, раз решила менять всё к чертям, то, для начала, пошли всё к чёрту. Не знаю, прокричись, побей посуду, сожги что-нибудь, что символизировало бы прошлое. Это помогает".
Брюнетка держит в руках тарелку. Ей психологически сложно решиться кинуть её в специальные мишени или просто на пол. Персонал с интересом наблюдает за ней — первый подобный случай в их практике. Непонимание, несправедливость, слабость, скрываемая под маской вечного позитива и наплевательства, — всё это ей противно и надоело. Нет, ей не было плевать всякий раз, когда кто-то в очередной раз называл её "девушкой чисто на одну ночь". И да, ей было больно, когда она понимала, что у неё нет спины, за которую можно было бы спрятаться от всего вокруг. Ей было безумно больно и страшно. Тарелка разбивается о бетонный пол. Громкий звук и осколки, летящие в разные стороны. Алёна берёт вторую и пишет на ней маркером "обида". Обида летит прямо в разрисованную стену, разбиваясь на сотни осколков маленьких "обидок". Через двадцать минут на полу была тысяча причин ненависти к самой себе, которые теперь кажутся такими крошечными. Всего лишь осколки. Пусть, и они были чем-то большим, но теперь это всего лишь осколки. И она не желает склеивать их обратно. Ни за что.***
— Что это такое? Тэ испуганно смотрел в кастрюлю, которую поставила перед ним горе-хозяюшка. — Варёная кожура картошки, — она положила ему на голову полотенце. — Накрывайся и дыши как следует. Ким послушно накрылся полотенцем и нагнулся к кастрюле. Жарко. Неприятно. — Мне не нравится, — ноет парень и откидывается обратно на диван. — Тебе должно не нравиться участвовать в идиотских спорах с макне, — Мира недобро смотрела на него с кухни, угрожая молотком для отбивания мяса. Ким обречённо вздохнул и вернулся к неприятному занятию. — Это действительно поможет? — Не разговаривай, а дыши. — Одно другому не мешает, — заверяет он и возвращается к вопросу. — Да, мне так бабушка делала, — раздаётся голос Миры под аккомпанемент шипения еды на сковородке. Киму уже начало нравиться под этим полотенцем. Он чувствовал себя на много лет моложе, будто вернулся в своё детство, когда мама лечила его народными методами. Не такими странными, правда, но всё же. — Расскажи о своей семье, — от просьбы Тэ девушка поёжилась. Больная тема, которую она не хотела затрагивать. — Что ж, — вздыхает она, вставая в арке между гостиной и кухней, — я единственный ребёнок. Мои родители трудоголики. Поженились по огромной любви, а меня родили для галочки, чтобы как у всех. Из-под полотенца выглянули чёрные глаза, смотрящие на неё немного сочувствующе. Девушка чуть улыбнулась ему. "Не больно", — отмахивается она внутри себя. — Мне всегда нравилось, как ты говоришь о своей семье. Ты всегда выглядел таким вдохновлённым, счастливым и чуть грустным, когда рассказывал о родителях. — Но я ведь не рассказывал тебе. — Но упоминал на интервью и на всяких шоу, — после её слов Ким вспомнил, что вот эта девушка, которая мучает его картошечной ингаляцией, его фанатка. И знает о нём достаточно много. Тэ замолк на какое-то время, переваривая всплывшую информацию, но вернулся в разговор с ещё большим энтузиазмом: — Ты ведь моя фанатка, точно! Мира повела бровью. Звучит странно. Девушка снова удалилась на кухню, но следующая его фраза заставила её обернуться: — Я тоже хочу быть твоим фанатом. Блондинка вернулась в гостиную и встретилась с горящими глазами. Тэ вылез из-под полотенца и странно улыбался, пугая этим особу, сердце которой, мягко говоря, затрепетало от его слов (ёкнуло, если быть честной). Она уже даже не пыталась скрыть искренней улыбки, касающейся её губ. — И я хочу знать о тебе всё, — продолжил Ким, не сводя с неё изучающего взгляда. Девушка засмеялась — Ви так быстро загорался какой-то идеей, за этим было занятно наблюдать. Пару часов назад он собирался включить какой-то фильм и прожужжал ей об этом все уши, но в итоге — потух так же быстро, как и загорелся. Блондинка уже спокойно помешивала их обед, как до её ушей снова донёсся глубокий голос. Очень близко, прямо над ухом. — Какой у тебя размер ноги? А мой знаешь? А любимый цвет? — он навис над ней, подойдя сзади и мешая готовить. Мира смеялась и дала ему снять пробу обеда, предварительно подув на ложку и её содержимое. — Тридцать пять с половиной, а у тебя сорок третий. Я люблю бордовый, а ты — чёрный, белый и зелёный. Ким недовольно бурчал, удаляясь обратно в гостиную под её воинственный взгляд по поводу отсутствия на нём носков и продолжил задавать вопросы уже оттуда. Девушке оставалось только смеяться и отвечать, радуясь тому, что ему действительно хочется узнавать её.***
По ночному полю раздался крик. В этот крик было собрано всё то, что она держала в себе. Все её немые всхлипы и лживые "да всё хорошо, не парься". Она кричит, что есть мочи, подняв голову к небу. Лёгкие будто освободились. Алёна переводит дыхание и прислушивается к самой себе — стало легче. Действительно легче, словно весь этот груз действительно вылился в её крики."Когда отпустишь, попробуй составить список того, что тебе нравится или что ты хотела бы попробовать. Ищи себя, раз когда-то потеряла. У тебя уйма времени, дурочка, не загоняйся главное и не думай, что ты одна такая несчастная. Вас таких пруд пруди. И все живут как-то. А ты живи не как-то, а как следует. Договорились? Потом расскажи об успехах."
Девушка спешно роется в бардачке и находит маленький блокнотик с ручкой. На бумагу выкладывается всё то, что она хотела попробовать, но по каким-то причинам вечно откладывала. Всё это под заголовком "жить — это..." Она смотрит на маленький список, который будет пополнять со временем, и улыбается.— Посуда разбита, кора с деревьев от криков слезла, список начат. Спасибо, Юнги.
— Не за что. Чего понаписала туда, м?— Курсы вязания крючком
— Да ладно?— Давно хотела попробовать, если честно.
— Самое время попробовать. Свяжешь мне что-нибудь?***
Мира посмотрела на градусник и выдохнула — 36,6. Сегодня у парня куда больше сил, которые он потратил на придумывание и оглашение различных вопросов. И теперь он усваивал новую информацию, упорядочивая её в своей голове по воображаемым ящичкам. Пока блондинка домывала посуду, она снова позвонила матери Алёны и услышала очередное "она просила не говорить". Девушка грустно улыбнулась, но сдаваться не собиралась до тех пор, пока и она её не заблокирует (к слову, как говорила младшая Барковец, она не умеет это делать). — Ну, признавайся, — Мира села рядом, устало облокачиваясь на спинку дивана, — температурить сегодня собираешься? — Я уже чувствую, что вот-вот начну, — режим артиста был успешно включён. — Тебе, наверное, опять придётся просидеть возле меня всю ночь. Но ты можешь не делать этого, — она вопросительно изогнула бровь, — ты можешь лежать возле меня всю ночь. Блондинка засмеялась и смутилась, говоря, что подумает. На что парень понимающе покивал и покашлял пару раз, вздыхая, как полагается больному человеку. Его глаза зацепились за её. Он просто не мог не смотреть в них, если есть такая возможность. — Мир, — кротко произнёс Ви её имя, пуская тем самым по её телу приятные волны. — М? — Я хочу узнавать тебя каждый день всё больше и больше, пока не буду знать всё. Девушка улыбнулась от того, насколько он сейчас серьёзен. В её голове промелькнула мысль, что, быть может, она как идея не потухнет так же быстро, как остальные. И это грело.