Когда уходят герои.

С приходом ночи дом окутал плотный сумрак, а с ним пришла и тишина — угасли все звуки, даже яблони не шелестели в саду. Неслышно ступая по коридору, как делал уже сотни раз, Тобирама завернул в комнату сына. Акира всегда навещала детей перед сном, теперь пришёл его черёд. На столе тускло горела лампа, озаряя призрачным светом лицо спящего Райдэна: тот лежал на спине, раскидав руки в стороны и негромко посапывая. Все говорили, что мальчик очень похож на него, но сам Тобирама видел в нём воплощение своих потерянных братьев, словно Райдэн жил за них троих. А ещё в нём было слишком много от Юри… Притворив фусума в комнату сына, Второй проверил, в порядке ли дочь. Амаи, завернувшись в кокон из одеяла, мирно спала на своей постели. За последний год они редко бывали дома все вместе, вот так, как сегодня. Дети много времени проводили либо у Токи, либо в доме Хаширамы и Мито. Там о них могли позаботиться, в то время, пока отец с головой погружался в проблемы деревни или сражался. Словно старался забыться. Всё так же бесшумно, словно призрак, Сенджу вернулся в их спальню. Здесь всё оставалось нетронутым. Вещи лежали не на правильных местах, а там, где Акира их оставила: щётка, драгоценные кандзаси и палочки для волос в беспорядке рассыпались на туалетном столике, ночная рубашка висела на спинке стула. Накануне она читала книгу, и та, незакрытая, покоилась на столе. Никто не смел здесь хоть что-то менять и, даже любящий порядок и аккуратность Тобирама, не находил в себе сил, чтобы закрыть роман или убрать её рубашку. Потому что казалось, будто однажды она войдёт в этот дом, снова наполнив его светом. Её имя означало «рассвет». Луч солнца, что ворвался в его жизнь, разгоняя многолетний мрак. Они прожили вместе шестнадцать лет, полных любви и искренней заботы друг о друге. Кажется, что цифра внушительная, но на деле время пролетело одним быстрым мгновением. Боль стала неотъемлимой его частью, он привык носить её под сердцем, а ещё тешить себя безумной надеждой. Половица скрипнула под ногами, вернув Хокаге на землю. Усталым жестом он взъерошил волосы и упёрся ладонями в спинку стула, сминая пальцами шёлк женской рубашки. Тобирама специально возвратился домой пораньше, свалив груз накопившихся проблем на ассистентов, чтобы уделить больше внимания детям. Амаи забылась и по старой привычке накрыла ужин на четверых. И вот, когда все впали в минутный ступор, девочка, наконец, сообразила, что сделала — и расплакалась. Райдэн перевернул свою тарелку и гневно воскликнул: «Это всё ты виноват! Это ты отпустил её!». А после выбежал вон. Тобирама сдавил палочки так крепко, что те треснули и разлетелись на куски. Его вина. И она будет преследовать его до конца дней. Райдэн несдержан, но в словах сына есть доля истины. Сенджу не мог пошевелиться и смотрел в одну точку, продолжая сжимать кулаки, как вдруг почувствовал лёгкое прикосновение дочери к своему плечу. «Прости его, он не знает, что говорит» А потом обняла и тихо прошептала: «Ты должен отпустить её. Тебе плохо. Мама бы не хотела, чтобы ты так себя изводил». «Я должен узнать правду. Или отомстить» — произнёс тот, когда вновь смог говорить. Горло будто тисками сдавило. Ровно год назад стояла ранняя весна. Это была одна из редких ночей, когда оба спали дома, в своей постели. Она поднялась засветло, тёплая и едва отошедшая ото сна, стоя у раздвинутых сёдзи, умывалась водой из кувшина и расчёсывала свои длинные волосы. Бледно-алый рассвет ласкал сильные ноги, прикрытые до колен почти прозрачной сорочкой, он же заставлял Тобираму лениво щуриться, мешая любовался грацией жены. Вся комната была наполнена её ароматом и дышала уютом. Не раздумывая больше ни секунды, Сенджу, словно большой кот, набросился на Акиру и повалил обратно на футон. Она отдалась ему с готовностью, давала любить себя пылко, торопливо, голодно. А после счастливо рассмеялась. — Я хочу повторить, как тогда, до войны… помнишь? Тобирама сгорбился, до боли сжимая кулаки. Он до последней детали помнил тот день, когда назад возвратилась команда Акиры. Загнанные, побитые и раненые. Без неё. Сенджу помнил, как помутилось в голове, а земля стала уплывать из-под ног — он даже пошатнулся, но нечеловеческим усилием воли удержал себя в руках. — Что случилось? — стараясь не сорваться на крик, спросил он шиноби. — Где моя жена? Сзади толпились воины, уже готовые отправиться на миссию по защите Узушио, плеча его касалась рука Токи, будто сестра хотела стать ему опорой. Или удержать от безрассудства. Ученик Акиры, Нибори, сбивчиво докладывал о том, как в Стране Горячих Источников они наткнулись на лагерь облачников, а потом… Этот мальчишка, поскуливая от полученных ран, — видно, они приняли бой не больше, чем несколько часов назад, — протянул ему кожаный футляр с письмом. Кагами Сенджу всхлипнула и прильнула к груди своего товарища, Исами. — Хокаге-сама… — выдавил тот, и взгляд его сделался пустым. Сердце выскакивало из груди, а руки дрожали от гнева и ужаса, когда он срывал печать и торопливо разворачивал пергамент. Это был её почерк! Резкий, размашистый, словно кандзи хотели разлететься чёрными птицами. Акира писала, что сообщение об атаке на Водоворот ложное, и враг только и ждёт, когда шиноби покинут Коноху. Пробегая глазами по строчкам, Сенджу понимал, какая опасность грозила деревне, если бы эти трое опоздали. Или не добрались вовсе, убитые командой Кинкаку. А в конце письма одно короткое слово: «Люблю». Сенджу медленно поднял безумный взгляд от пергамента и оглядел учеников жены. Происходящее казалось ночным кошмаром, и он хотел ранить себя, чтобы проснуться, вырваться из липкого дурмана и глотнуть свежего воздуха. Он хотел, чтобы Акира его разбудила, обняла, сказала, что с ней всё хорошо, а то, что происходит сейчас — лишь сон. Голоса вокруг смешались в нестройный гул. Вдруг Нибори спохватился и протянул ему нечто, ярко блеснувшее в лучах весеннего солнца. Браслет. Тот самый. «Люблю». Акира очень редко говорила о своих чувствах, предпочитая словам действия, а сейчас будто черту подвела. Знала, что не вернётся. И браслет передала, отсекая все шансы найти её. — Где моя жена?! Наверное, Ки вышло из-под контроля, потому что люди шарахнулись в разные стороны, а Нибори, еле разжимая зубы, процедил: — Осталась прикрывать наш отход. Осталась. «Осталась… осталась… осталась…» — слово вбивалось в раскалённый мозг чугунным молотком, выколачивая остатки разума. Мир вокруг исчез. Обезумевший от ужаса и горя, Хокаге уже к вечеру разыскал место битвы, и, когда он стоял на краю огромного выжженного поля, перед глазами мелькали картины из далёкого прошлого. Словно вернулся на семнадцать лет назад, когда на отряд Акиры напали шиноби из Киригакуре. Как и тогда он не мог поверить в то, что его женщины больше нет, он пытался разыскать её, отправлял разведчиков, шпионов, клонов, но все следы обрывались. Поле битвы выглядело так, словно его изуродовала сила биджу, не меньше — ничего живого, даже камни, казалось, расплавились, что уж говорить о телах. Он шёл вперёд, сливаясь с этим бесконечным полем. Под ногами хрустела каменная крошка, воздух был напоен гарью, отголоски чакры витали здесь, будто ядовитая завеса. Пусто. Ничего. Одна чернота. — Акира!!! — закричал он, набрав в лёгкие как можно больше воздуха. Закричал, пытаясь дозваться, найти, даже если её больше нет в этом мире. — Акира!!! И снова в ответ тишина. Внезапно силы оставили Второго Хокаге. Он рухнул на колени, как подкошенный. Зачерпнул ладонями горсть липкого пепла и стиснул пальцы. Подул ветер, поднимая в воздух маленькие горелые частицы, швыряя их в лицо, а под веками вдруг стало мокро. Тобирама задыхался. Чувство невосполнимой потери захлестнуло с головой, и шиноби взвыл, будто раненый зверь. Вокруг не было ничего. Пустота. И ядовитое чёрное поле. Тобирама, выныривая из тягостных воспоминаний, понял, что уже долгое время сжимает в руках белую рубашку. Ткань треснула под его пальцами, и, глухо застонав, шиноби поднёс её к лицу и вдохнул едва различимый запах. Лилии. Мокрая трава и свежесть озона. Невозможно забыть. Невозможно принять. Позже Второй узнал, что весь отряд, кроме Кинкаку и Гинкаку, был уничтожен, а сами братья после провала своей миссии покинули Облако, взяв с собой шайку таких же отступников, и будто в воду канули. Никто не знал, где они, чем сейчас занимаются и на кого работают, но Сенджу ни на минуту не оставлял надежды разыскать ублюдков, чтобы вытрясти из них правду. Может, она и поможет ему найти Акиру. Но время шло, месяц пролетал за месяцем, и он не мог найти никаких следов. Ни намёка, ни весточки. Даже когда происходил обмен военнопленными, никто не подал сведения о женщине по имени Акира Сенджу. Тобирама побывал в Горной Деревне, но вожак рысей сообщил, что Катамари не вернулся с той битвы, и об участи Акиры никому не известно. Она будто испарилась. Или умерла. Но принять последнее Тобирама не мог, потому продолжал поиски. Никто не верил в чудо, один из самых наглых старейшин посмел заявить, что Хокаге должен будет жениться во второй раз, за что едва не поплатился жизнью. Он вернёт себе Акиру, чего бы это ему ни стоило. И вот, накануне подписания условий мирного договора, Сенджу наконец-то решился на последний шаг. Он оттягивал этот момент целый год, надеясь непонятно на что. Боялся признать правду. Сегодня надежда Второго или обретёт крылья или погибнет окончательно. Применив Хирайшин, Тобирама перенёсся из дома туда, где под звёздным небом высилась каменная платформа. Колонны обвивала сорная трава, крыша давно истлела, но это место казалось самым подходящим, не то, что глухая коробка лаборатории. Потому что здесь гулял ветер, рядом шумел водопад и ночные птицы обменивались новостями, и, утопая в траве, цвели белые лилии. Ступая по шершавой плитке, ниндзя подошёл к столу и разложил свитки, потом засветил лампу. Тени пустились в причудливую пляску, наполняя пространство иллюзией жизни. Он делал это десятки раз, но все воскрешённые оставались безвольными куклами, что повиновались воле хозяина. Бесчувственные, немые, с пустыми взорами. Они годились лишь для того, чтобы бросать их в атаки на врага, однако, Хокаге ни разу не применял это дзюцу в подобных целях, не позволяла совесть. Пальцы скользнули по сухому пергаменту, Сенджу набрал в грудь побольше воздуха. Недавно он понял свою ошибку и довёл Эдо Тенсей до идеала и, если Акира жива, она не сработает. Но если она погибла… Хватит медлить, надо решаться. Больше не раздумывая, Тобирама стал складывать печати. В ту же секунду по камням поползли трещины, и вверх ударил столб голубого света — частицы пыли, глины и земли начали притягиваться друг к другу, складываясь в женскую фигуру. Надежда оставила его. Мертва. Всё-таки её убили. От этой мысли хотелось взвыть, и он огромным усилием воли подавил это желание, потому что перед ним возникла жена. Это точно была она. — Тоби?.. Тобирама сорвался с места, в долю секунды подлетел к химе и стиснул в объятиях так крепко, как только мог. Он прижимался к ней, боясь даже дышать, боясь, что та растает, как сон. Сначала Акира была неподвижна, а потом руки робко легли на его плечи и ощупали их. — Ты воскресил меня, Тобирама? — проговорила она тихим голосом. — Я же просила не делать этого. Наконец Сенджу оторвался от неё, но рук не разомкнул. Акира была такой, какой он её запомнил: родной взгляд, губы, и едва заметные морщинки в уголках глаз. Только радужка посреди чёрных белков светится неестественно зелено, и кожу испещряют бледно-серые шрамы, словно она ненастоящая, собранная из бумаги. — Тшшш… — он коснулся указательным пальцем её губ и с болью осознал, что дыхание жены было холодным. — Прости меня. Прости за то, что не сумел спасти тебя. Прости, Акира! Она чуть склонила голову вбок и улыбнулась. — Ты не виноват, — и протянула руки к его лицу, нежно погладила татуировки на скулах, как делала это раньше. — Это ты прости, что оставила. И вновь они прижались друг к другу, словно намагниченные. Не могли оторваться, раненные своей вынужденной разлукой. Сенджу гладил её спину, перебирал гладкие волосы, ощущал под ладонями хрупкость и податливость, а потом подхватил на руки и вместе с ней уселся на край платформы. Юри мирно положила голову ему на плечо и затихла. Тобираму била нервная дрожь. Он отстранился и заглянул в эти невозможно яркие глаза. — Я люблю тебя, — вырвалось признание. — А я — тебя. С тяжёлым вздохом он прижал любимую к себе, а потом с отчаяньем впился в губы жены. Она ответила жарко, лихорадочно, и, ощущая её вкус, Тобирама забыл обо всём. Они снова были молоды и счастливы, строили планы на будущее, планировали следующего ребёнка и наслаждались каждым прожитым днём. Должно быть, поцелуй длился невероятно долго, потому что, когда они прекратили, у шиноби кружилась голова. — Мне не хватает тебя. Это невозможно вынести, я схожу с ума, Акира! — Это наша судьба, Тоби, — печально молвила она, и Сенджу уставился на неё с недоумением. К чему им такая судьба? Зачем? «Почему, скажи мне, Акира? Почему?!» — Как ты погибла? — Сенджу, вернув самообладание, задал терзавший его вопрос. Акира закусила губу и убрала спутанную прядь за ухо. — Я отдала своё тело молнии, когда решилась применить последнюю и запрещённую технику клана Юри. Ценой стала моя жизнь, — она опустила глаза и вздохнула. — Если тебя это утешит, то я уходила без боли. Тобирама скрипнул зубами. Проклятье! Ну зачем, зачем?! Она должна была жить, быть рядом с ним и их детьми. Почему эта жизнь так несправедлива? Лучше бы умер он, чем Акира. — Они ведь не выжили, правда? — с надеждой в голосе спросила Акира. — Кинкаку и Гинкаку. — Нет. Тобирама ненавидел лгать, но сейчас Акира не должна узнать, что братья-ублюдки спаслись. Каждый день, каждую минуту он мечтал о том, как будет убивать их. Медленно и мучительно. Всё вокруг казалось ей ненастоящим. Словно она оказалась в глубоком-глубоком сне и теперь барахталась в нём, пытаясь вырваться. Хотя, если рассудить, Тобирама наоборот вернул её в реальность из небытия. Принцесса не могла вспомнить, куда попала после своей гибели, но была точно уверена — душа её не умерла, а продолжила своё путешествие. За порогом ждало множество новых миров и новых жизней, и эта была лишь началом пути. Тобирама… Его тепло, его голос пробуждали в ней сладко-горькие воспоминания. Он был таким, каким она его и помнила — статным, гордым, решительным. Только в душе произошёл надлом — видно было по глазам, и Акира винила в этом себя. Он не был готов потерять её, поэтому упрямо цеплялся за последнюю надежду, даже данное обещание нарушил, вступил в неравный бой со смертью, чтобы вернуть себе жену. Эдо Тэнсей. Страшная и противоестественная техника, которая может принести много боли и страданий, ведь мёртвых тревожить нельзя. Её сердце не бьётся, её пальцы холоднее льда, тело её — суррогат, плод ниндзюцу и сухой глины. На глазах будто пелена, что мешает видеть так же ярко и чётко, как при жизни. — Акира… — позвал Тобирама, гладя большим пальцем щёку жены. Химе вздрогнула и стиснула его кисть. Внутри разрасталась пустота, словно огромный пузырь, вытесняя воздух. Юри взметнула на мужа взгляд и встретилась с глазами цвета тёмной крови. Она мертва, но всё равно начинает трепетать перед ним, как девочка. И любит до боли. Всё происходящее до невозможности странное, ранит похлеще вражьего клинка. — Проклятая война закончилась, больше не будет смертей. Мы победили, и всё было не зря. Не зря… — Тогда ты спасла Коноху, — он наклонился, соприкоснувшись с ней лбом, и тихо добавил: — Спасибо тебе. Этих слов было достаточно, чтобы утешить её. Она отдала свою жизнь не напрасно, вражеский план сорвался, и Коноха выстояла, победила в войне. Акира судорожно вздохнула и почувствовала влагу, что собралась под веками. Разве мёртвые плачут? Она уложила ещё одного противника, но Кин и Гин отказывались проигрывать, раз за разом отбивая её отчаянные атаки, смеясь и танцуя замысловатый танец с оружием в руках. И, когда пал Катамари, Акира поняла — всё кончено. Нет смысла играть и дальше в эти игры, скоро они вконец измотают и убьют её. Так, если всё решено, не правильней ли сделать это своими собственными руками, заодно унеся за собой души врагов? — Ты ещё на ногах, принцесса?! — сипло выкрикнул Гинкаку. — Сейчас мы это исправим! «Не получится, тварь, » — Юри сложила первую печать. Сердце сжалось от тоски и боли, когда против воли в памяти замелькали лица родных и любимых. Тобирама, дети… Она вынуждена их покинуть сегодня, но, куда бы не завела судьба, рано или поздно они встретятся. Разлука не бесконечна. Эту технику Акира изучила после свадьбы, выпросив у дяди свиток в качестве подарка. Он был против, но упрямство племянницы в конце-концов сломало волю шиноби. Яцучи отдал секреты запретной техники, взяв с неё обещание, что та никогда не будет её применять. «Прости, дядюшка. Я нарушила своё слово». Пальцы закончили комбинацию из печатей. — Райтон: Последняя Молния. И всё потонуло в ярком, ослепительном свете. — Тогда я всё сделала правильно, — она смиренно улыбнулась, а потом спрыгнула с его колен, утонув по щиколотки в траве. Ночь была светлой, небо усыпали тысячи звёзд и Юри с улыбкой откинулась на спину. Месяц улыбался ей, точно любимый брат, воздух бередил неуспокоенное сердце, даруя пьянящее чувство свободы. Рядом опустился Тобирама, сплетая их пальцы. — Как ты красива, — проговорил муж. Они молчали долго, ведя внутренний диалог с собой и друг с другом. Зачем слова, если жесты, дыхание и мысли передают всё, что хочется сказать? Сенджу сидел рядом, скрестив ноги, и Акира подобралась ближе, положив голову ему на бедро. Так уже было когда-то, и сейчас легко поверить, что она никуда не исчезала, что они всегда были вместе, что эта ночь, звёзды и ветер — только для них двоих. — Скажи мне, как наши дети? — наконец, решила спросить принцесса. Она надеялась, что Амаи и Райдэн не познают горечи потери, хотела сделать их самыми счастливыми на свете, но на деле оказалась плохой матерью. — Они тоскуют, им не хватает тебя, с такой болью не так-то просто справиться. И не только они. Вся Коноха рыдала, узнав о случившемся, но я до конца надеялся, что… — Хватит, — перебила Акира, и по лицу её пробежала мучительная судорога. — Не говори… — Ты бы хотела увидеть их снова? Жена закрыла глаза и помотала головой. — Невозможно, Тоби. Всё должно идти так, как идёт. Я ушла за грань, оттуда не возвращаются. Для них я мертва, а моё неожиданное появление в таком облике… — химе оглядела покрытые сеточкой руки, — только разбередит им сердце. Я не хочу ранить их снова. Тобирама молча ласкал пальцами её лицо, и вскоре оно разгладилось, боль сменилась успокоением, хоть и горьким. Не увидеть ей, как дети взрослеют. Не целовать их на ночь, не готовить любимое данго, не собирать в Академию. Не держать на руках внуков. И ещё много «не», от которого хочется кричать. — Расскажи мне. Расскажи, что происходит в мире, в Конохе? Как наши друзья, как племянники, как малышка Цунаде? — Завтра я отправлюсь обговаривать условия мира со Вторым Райкаге, они понесли большие потери и не могут больше сражаться. Песок сдался ещё месяц назад, как и Туман. Все наши радуются победе, твой братец Ичиро жив и здоров, как и его дети. Нобу тоже жив, — Тобирама вспоминал тех, кто был дорог ей, неторопливо повествовал об их судьбах, а Юри радовалась так сильно, как только могла. Они переплетали пальцы, обмениваясь взглядами, Акира ловила каждое слово своего мужа и хотела, чтобы эта ночь никогда не кончалась. — Малышка Цуна растёт и становится такой же непослушной и своевольной, как и Хаширама в её возрасте, никому не даёт покоя, — губы ниндзя тронула улыбка. — А недавно у неё появился брат, Наваки. Принцесса счастливо рассмеялась. Новый лист на древе Сенджу — как это прекрасно… — Амаи с Райдэном любят своих братьев и сестёр, они просто неразлучны. Мито, кажется, оправилась от потери Хаширамы и снова стала улыбаться, только вот муж Токи погиб полгода назад. Он не вернулся из разведки. Юри свела брови на переносице. Она хорошо знала Гекко, тот был прекрасным человеком и шиноби, но сердце Токи навсегда осталось с её братом. Хоть она никогда об этом не говорила, Акира всё видела. Подруга была несчастна и корила себя за ошибку, сделанную много лет назад. Что ж, Ичиро жив, и, возможно, надежда у них осталась. Тем временем, Сенджу продолжал: — Я реорганизовал Академию, провел несколько новых реформ, но об этом тебе, наверное, неинтересно слушать. — Нет-нет! — запротестовала химе. — Говори. Просто говори со мной, Тобирама. Отрадно было слышать его голос, видеть, как глаза снова загораются, когда муж рассказывает о своих делах и успехах. Он великий Хокаге, любимый и уважаемый всеми, впереди у него лежит длинный путь, и надо дать ему сил, чтобы Тоби не сбился и не заблудился на этой извилистой тропе. — Я не могу потерять тебя снова, — еле различимо произнёс он, и Акира увидела, как сжались его губы, а лоб пробороздили глубокие морщины. — Не сейчас, не теперь. Я смотрю на этот мир — без тебя он стал пустым, Аки… Она поднялась и прижала его голову к своей груди, запустила руки в непослушные волосы. Столько любви было в этом жесте, столько нежности. — Прости меня, Тобирама. Умоляю, прости меня… Путь её закончен, и, как бы не рвалось сердце, Акира твёрдо знала, что должна делать. В этом мире больше нет для неё места, и воскрешение — лишь попытка оттянуть неизбежное, способ попрощаться. Они должны научиться жить без неё, построить своё будущее, полное света, не дать боли растоптать их. Юри любила мужа и детей до безумия, поэтому должна была отпустить. Слишком эгоистично терзать их, а ходить по земле в таком виде — невозможно. Неправильно. Она запрокинула голову к небу, чувствуя, как лицо заливают слёзы. Мужские руки оплетали её стан, прижимали к себе, будто чувствуя, что та может вырваться, словно непокорная птица. — Я бы хотела любить тебя вечно. Я ничего не жалала так, как быть с тобой и нашими детьми, но это… — она зажмурилась, и по лицу её пробежала мучительная судорога. — Это слишком несбыточная мечта. Слишком сладкая и оттого нереальная. Тобирама вздрогнул от её последних слов. Проклятая судьба! Почему так жестоко посмеялась, даровала счастье, а потом разбила, уничтожив все их мечты и планы. Он хотел остановить время, остаться с ней в этом лесу, замереть в бесконечности, лишь бы не возвращаться снова в пустую спальню, где каждая вещь кричит об утрате. — Я буду и дальше работать над Эдо Тэнсей, чтобы ты смогла, как и прежде, жить и дышать, — сердце его всколыхнула отчаянная вера, он стиснул плечи Акиры и заглянув ей в лицо, стараясь не обращать внимания на искажающие его серые шрамы. — Ты станешь прежней. Юри улыбнулась и покачала головой. — Мы встретились, чтобы проститься. Мы оба это знаем. — Я не хочу отпускать тебя! — вырвалось у Сенджу. Он готов был снова злиться на жену за упрямство, но что-то внутри подсказывало — Акира права. Она больше не принадлежит этому миру. Не принадлежит ему. — Я не готов. — Ты должен. Ты сильный. — Акира… Она решительно коснулась указательным пальцем его губ. — Тоби, ненаглядный мой, я была с тобой так счастлива, ты открыл для меня новый мир. Я никого не любила до тебя, и ты это прекрасно знаешь, — начала она скороговоркой. — Твоя любовь изменила меня и мою жизнь, и я тебе за это бесконечно благодарна. Вместе мы прошли длинный путь, шестнадцать лет безоговорочного счастья — разве этого мало? Мы привели в этот мир двоих детей, и в них я продолжусь. Я с вами, я жива, пока вы меня помните. Пока ты меня помнишь. Потом Акира стянула с волос алую ленту и повязала её вокруг запястья Тобирамы. — Говорят, что люди, которым суждено быть вместе, связаны алой нитью. Эта нить приведёт тебя ко мне сквозь время и расстояние, и в любом из миров, в любом из бесконечного множества перерождений я буду с тобой. Сенджу остолбенело смотрел на перехватившую руку ленточку, не в силах смириться с этими словами. Ветер охлаждал его разгорячённую кожу, вздымал волосы Акиры и щекотал ими лицо. Вдруг она потянулась куда-то, сорвала цветок белоснежной лилии и с наслаждением втянула тонкий аромат. — Амаи тоже их любит, — произнесла задумчиво. — Заботься о наших детях. И не спеши за мной, Тобирама. Каждое слово отдавалось эхом в голове. «Не спеши за мной…» Да будь его воля, он бы ушёл прямо сейчас, но держит слишком многое. Дети, деревня, пост Хокаге. Ками-сама, как же много обязательств, и как хочется, наконец, покоя! — Иди ко мне. Жена замерла в его объятьях, и Тобирама баюкал её, как ребёнка, пытаясь запечатлеть в памяти волшебные мгновения. Запомнить тяжесть её тела, запах волос, каждую складку на одежде. Почему это случилось так неожиданно, так скоро? Почему именно она?! Почему торопится сбежать, как неуловимый сон? Ведь он не успел отогреться, насмотреться, наговориться с ней. Если всё решено и больше никогда, ни единой секунды им не быть вместе, то почему она спешит ускользнуть? Тобираме казалось, что он пытается изловить ручей, но ледяные струи убегают сквозь пальцы, оставляя ни с чем. — Мне пора… — шепнула Акира, но Сенджу упрямо стиснул руки, несогласный с предстоящим прощанием. Неужели его зря называли гением, неужели годы, потраченные на Эдо Тэнсей прошли впустую? Почему он, сильнейших из всех живых шиноби, сейчас абсолютно беспомощен? Голубое свечение настигло его взор даже сквозь закрытые веки. Но как? Разве это возможно? Тобирама распахнул глаза и увидел, как тело его принцессы окутывает сияющий кокон. Акира по собственной воле сбросила технику и улыбалась. Легко, счастливо. Несколько томительных секунд они смотрели друг другу в глаза. «Нет, только не сейчас. Ещё слишком рано, ведь я только обрёл тебя!» — хотелось закричать, но слова застыли в горле. Её ослепительная душа отделилась от мёртвого тела, и наклонилась к нему, даря прощальный поцелуй. — Я люблю тебя, — хрипло выдохнул Сенджу. А химе опять улыбнулась и истаяла, оседая голубыми искорками на стеблях травы и на его одежде. Некоторое время они мерцали, точно светлячки, а потом у ног осталась лишь сухая глина да одинокий белый цветок. Сенджу покрутил лилию в пальцах, глянул на повязанную вокруг запястья алую ленту. Сердце его снова было разбито, внутри — пустота. Она иссушила слёзы, как полуденное пустынное солнце, выпотрошила эмоции. Погружённый в раздумья, ниндзя прошёл мимо стола с размётанными по нему рукописями, и перенёсся в сад у дома. Он бежал отсюда, не мог оставаться там, где ещё недавно обнимал супругу, иначе остатки самообладания развеются, как те самые искры. Тобирама и без того получил слишком много — возможность проститься, примириться с собой и своей душой. Но в ушах до сих пор стоял её ласковый голос, перед глазами — улыбка, покорившая сурового воина в саду клана Юри. Время неумолимо. Луна светила так же ярко, как и много лет назад, когда они с Акирой, снедаемые запретными чувствами, беседовали о доле шиноби. Может, вы кицунэ, принявшая облик женщины? Губы Сенджу тронула едва заметная улыбка. Подошла к концу очередная страница его жизни, чернила закончились. Как там говорят? Красная нить соединяет тех, кому суждено быть вместе? Ушли два самых близких человека, тех, кому Тобирама верил безоговорочно, на кого всегда мог положиться. Он привык носить эту боль в сердце, она стала его частью, но всё равно точила, разъедала, как болезнь точит могучее дерево. Они ушли, но остались дети — их продолжение на этой земле. Их будущее. Амаи с Райдэном не спали, тихо сидели на веранде, выставив босые ноги из-под пушистых пледов. — Почему вы не в постели? — глухо и устало спросил Тобирама, присаживаясь между ними. Лилия, которой касались пальцы Акиры, легла на колени. — Не спится, — буркнул сын. — Нам приснился один и тот же сон, — осторожно проговорила Амаи, а потом вздохнула. — Мама приходила, чтобы попрощаться. На этих словах сердце воина сжала незримая рука, а горло перехватило. Рядом Райдэн зашмыгал носом, и Сенджу понял — он нужен им, как никто другой. Нужен сильным. Рука сама легла на плечо мальчика, Второй притянул сына к себе. — Я хотел извиниться за то, что наговорил сегодня, папа. — Я тебя прощаю, — выдохнул Тобирама, глядя, как на бескрайнем небе загораются новые звёзды. Она любила их. Любила эту бездонную синь, простор и белые облака. Любила ветер, что треплет волосы и поёт в кронах могучих сосен. Любила туман, что окутывал тростниковые поля по утру. Любила жизнь. Ощущая, как доверчиво льнёт к нему сын, и как ласково дочка кладёт голову ему на плечо, Сенджу чувствовал, как боль, разъедавшая его изнутри, отступает. Покрывается снегом, будто толстым покрывалом, и дышать становится легче. Тобирама сжал ладошку Амаи и посмотрел на бледный серп луны, в котором чудился родной силуэт. «Я отпускаю тебя…»