Когда уходят герои.

Коноха. Время правления Седьмого Хокаге. Она вернулась в деревню, без труда миновав пост охраны, когда закат позолотил крыши домов. Мягкий жёлтый свет плескался в переулках, сглаживая углы и окутывая чужие дома, играя на лицах прохожих и растворяясь в полумраке узких тупиков. Казалось, от прошлой жизни здесь не осталось и тени — Коноха разрослась во все стороны, изменилась до неузнаваемости, стала шумной, суетной. Жизнь текла слишком быстро, точно горная река, когда времени и сил на молчаливое созерцание просто не остаётся. Но, в то же время, в суете этой чудилось что-то уютное, спокойное. Надёжное. Горожане жили, не беспокоясь о том, что в любой момент их мирок может быть разрушен, и огонь медового заката превратится в алое пламя пожарищ. Вздохнув, женщина прижала к груди букет белых лилий и ускорила шаг. Никто не обращал внимания на незнакомку в капюшоне, и чувство общности с этими людьми захватило с головой. Эх, давно ли она ходила по этим улицам, глазея на цветные прилавки, давно ли смеялась над комедийными пьесами? Давно ли, будучи выпускницей Академии Шиноби, поступила на службу, чтобы хранить мир и покой в Листе? Кажется, полвека минуло с тех пор. Время неумолимо двигалось вперёд, сминая мирную жизнь и дорогие воспоминания мельничными жерновами. Перемалывая её жизнь и жизни родных в труху. — Самый вкусный рамен! Сегодня скидки! Заходи, не пожалеешь! — зычный голос разносился по улице, зазывая посетителей в маленькое кафе под тростниковой крышей. Наверное, это здание одно из тех немногих, что сохранили отпечаток прошлых лет. Сегодня Коноха превратилась в камень, стала слишком современной для такой старухи, как она. Камень — не чета тёплой древесине, созданной любящими руками Хаширамы Сенджу. «А вот, кстати, и Резиденция». Куноичи остановилась у такого знакомого и незнакомого здания, что было несколько раз перестроено и реставрировано, и ощутила, как по телу пробежали мурашки, а в груди вдруг стало пусто — будто весь воздух выкачали. Картины были такими яркими и живыми, что, казалось, можно шагнуть и очутиться в прошлом. Она много раз входила в эту дверь, поднималась по лестнице и с радостной улыбкой влетала в кабинет отца. Она знала, что мама будет недовольна, потому что Хокаге отвлекать нельзя, но папа всегда угощал её чем-нибудь вкусным, будто специально ждал её визита, потом сажал на колени и она, как завороженная, смотрела, как его пальцы уверенно держат кисть, как он выводит кандзи на тонкой бумаге и ставит печати на документах. Он никогда не говорил, что дочка ему мешает, а все входящие умилялись этой семейной картине. Печальная улыбка тронула губы женщины. Теперь не ей влетать в это здание, ведь не её отец занимает высокий и ответственный пост, но жалеть не о чем — всё хорошее, что могло быть, в её жизни уже было. — Девушка!.. — позвал кто-то, и, обернувшись, куноичи увидела молодого шиноби в жилете чуунина. Добродушное открытое лицо, растрёпанные каштановые волосы. Парень смотрел с любопытством. — С вами можно познакомиться? Не ожидавшая такого вопроса, она немного растерялась и крепче прижала к груди букет. — Простите, но нет… Я не знакомлюсь, — куноичи отступила назад и приготовилась уйти. Вести праздные беседы не очень-то и хотелось. — Ох, я всё понимаю, — юноша смущённо почесал затылок. — У вас есть парень. Эти лилии, наверное, от него? — Эти цветы для моих родителей… Простите, мне надо идти, — справиться с чувствами было нелегко, и, бросив последний взгляд на Резиденцию, женщина зашагала прочь. Даже забавно. Все вокруг видят в ней молодую привлекательную особу, не ведая, что скрывается под этой маской. Она стала её щитом от безжалостного времени, поддерживала сладкий самообман, но дряхлой души, к сожалению, излечить не могла. И с недавних пор душа эта стала болеть так невыносимо, плакать по родным местам и рваться домой, к истокам, что вернуться сюда казалось самым правильным. Расположение центральной улицы осталось таким же, как и встарь. Соблазнительные ароматы щекотали ноздри, по обе стороны пестрели ларьки, и куноичи даже шаг замедлила. Как хорошо, красиво, уютно. Да, был в её жизни период, когда всё было точь-в-точь таким: и беззаботный людской гомон, и разукрашенные витрины, полные снеди, и шумные фестивали с танцами, цветами, фейерверками, когда они с мамой наряжались в самые лучшие кимоно, её нежные руки вплетали камелии в чёрные косы дочери, а потом всей семьёй они шли гулять. А потом пришла война, и Коноха на долгие годы погрузилась в траур. Женщина остановилась посмотреть, как дети резвятся на площадке. Малыши с радостными воплями гоняли мяч, а на заборе, покачивая пушистым хвостом, восседал дородный рыжий кот. Он снисходительно потерся щекой о подставленные пальцы и мурлыкнул, будто спрашивая, нет ли вкусненького у незнакомки? А потом, видя, что кормить его не спешат, обиженно отвернулся, запрыгнул на ветку дерева и скрылся в густой листве. Пожав плечами, она отправилась дальше. Ноги вели дорогой, заученной так прочно, что никакое время и перемены не заставили бы её забыть путь домой. По обе руки высились двух и трёхэтажные здания, мигали надписи, место толстоствольных деревьев заняли закусочные и маленькие магазинчики, но, если на минуту забыться, можно представить дома старого образца с плоскими крышами, зелёные уютные сады и деревянные веранды. Летними ночами они открывали сёдзи, пуская внутрь свежий ветерок и ароматы цветов, что так нравились маме. Они с братом любили такие ночи, когда можно было тихонько прокрасться на улицу и сидеть в тени яблонь, беззаботно болтая, пока родители мирно спали в своей комнате. А ещё любили качаться на качели, поставленной их отцом. Постепенно, удаляясь от центра деревни, куноичи начала всё чаще и чаще встречать такие домишки, удивилась даже и хотела мысленно поворчать на то, что раньше всё было по-другому, и даже луна светила ярче, но сразу одёрнула себя. Нечего думать, будто старуха какая-то! Порыв ветра сорвал капюшон с темноволосой головы, и женщина торопливо вернула его на место. Глупо это, наверное. Кто её узнает? Вряд ли найдётся такой человек. Когда отгремела Вторая Мировая, она с ужасом осознала, что потеряла почти всех — подруги, друзья, братья, сёстры, соклановцы остались на полях жестоких боёв, легли в безымянные могилы или пропали без вести. Ужас потери был таким оглушительным, сильным, что мог свести с ума. Из близких остались лишь тётушка Мито, Райдэн и Цунаде — такие же раненые, как и она. Если бы не эти трое, клиника для душевнобольных стала бы её вторым домом. Сердце едва успело отболеть после Первой Войны, призраки едва успокоились, как все началось сначала. Блуждая ночами по осиротелым улицам, молодая куноичи остро чувствовала те изменения, что затхлым кровавым облаком повисли над деревней Листа. Её цельный устоявшийся мир снова был разрушен, и в душе что-то треснуло. Сломалось, когда безжалостно выдрали куски сердца — родных и близких, когда в могилу опускали не успевшего пожить малыша Наваки, и когда Цуна выла у неё на плече. Люди пытались жить дальше, но ей казалось — мироздание расшатывается всё сильней, несётся в пропасть. Менялось все, она больше не узнавала тех, кто её окружал, даже казавшиеся надёжными и сильными Хирузен и Данзо, её друзья и воспитанники отца, изменились, пропитавшись ядом политики и внутренних распрей. Коноха стала слишком тесной, маленькой, а мир, напротив, ждал, когда она его откроет. Покинуть дом, где больше ничто не держало, оказалось нетрудно. Выбив от Хокаге официальное разрешение на исследование новых земель, она отправилась на миссию и уже тогда знала, что не вернётся назад. Выходит, ошиблась. А в памяти навсегда застыл момент прощания, когда она, пробежав подушечками пальцев по мраморному надгробию, готовилась раствориться в тишине ночи, как пространство разорвал возглас брата: «Тебе от меня не отделаться, меня тоже отпустили!!!» — и Райдэн, сияя поистине счастливой улыбкой, которую он мог унаследовать только от дядюшки Хаши, помахал у неё перед носом приказом Сарутоби. Мимо пробежала толпа детишек — учеников Академии шиноби. Взбив пятками целое облако пыли, они скрылись за поворотом, а женщина замерла у деревянной калитки. То самое место. Поддавшись эмоциям, она стиснула пальцы так сильно, что упругие стебли лилий хрустнули. Опомнившись, куноичи медленно вдохнула, потом так же медленно выпустила воздух. Сердце пустилось в бешеную пляску, а ноги вмиг стали слабыми, будто истинный возраст разом дал о себе знать, навалился грузом прожитых лет и воспоминаний. Старый дом их давно разрушен, его место занял другой, чужой, но этот запах, эта земля, трава — всё такое родное, знакомое, даже ветер. Там, за резной калиткой, они провели много счастливых детских лет, когда родители берегли их от жестокости окружающего мира. И разве не их призраки стоят там, у крыльца? Сегодня они завтракают в саду. С крыши деревянной беседки свисают гроздья сочного винограда, сквозь лиственный покров пробиваются мягкие утренние лучи. Лето в этом году выдалось жарким, но утро дышало прохладой и свежестью — ночью прошёл живительный дождь. Они с братом давно сидят на скамейке, болтая ногами и ждут, когда придёт отец, а мать принесёт чай с любимыми данго. Райдэн трёт заспанные глаза и зевает во весь рот, при этом умудряется болтать и нести какую-то несвязную детскую чепуху и изводить старшую сестру бесконечными вопросами. Наконец, приходят родители — отец уже облачён в рабочую одежду, а на матери светло-голубая юката, расшитая серебристыми лилиями. Во все глаза девочка смотрит на эту красивую женщину. — Итадакимас, — чинно произносит папа, но в глазах его мелькают весёлые искорки. Он явно сегодня проснулся в хорошем расположении духа, а значит, исполнит любую просьбу обожаемых детишек. Ну, почти любую. И, пока чай не успел остыть, дети набрасываются на сладости, забыв про прочую «нормальную» еду. Как было хорошо, когда они в далёком детстве резвились с братьями и сёстрами, осваивали вместе с матерью чакру, а тётушка Мито обучала основам фуиндзюцу. Устав от беготни и занятий, вечером, от мала до велика они усаживались ужинать прямо на веранде. В выходные дни компанию им составлял дядя Хаширама с отцом, и, открыв рты и затаив дыхание, дети слушали их рассказы о событиях прошлых лет, смеялись над шутками дядюшки, грустили, когда речь заходила о чём-то серьёзном. Кто-нибудь обязательно засыпал прямо на циновке, разморённый свежим воздухом, но после транспортировался в постель. Иногда из страны Молний прибывал брат мамы — дядя Ичиро. В такие дни становилось особенно шумно, хотя тётушка Тока старалась лишний раз к ним не захаживать. Впоследствии, оставшись вдовцами, эти двое поженились, но тогда дети не могли понять, чем обусловлено их взаимное избегание. А ещё дядя Ичиро и Хаширама частенько играли в карты на деньги, чем раздражали мать и тётю Мито до такой степени, что первая в буквальном смысле метала молнии, а вторая едва не входила в режим Девятихвостого. Пока родители не видели, дядя Ичиро курил у них в саду под сенью цветущих сакур, приговаривая: «Дядюшка плохому не научит, детки». Они в нём души не чаяли, поэтому расставание на время войны далось нелегко. А, когда они, наконец, встретились, Ичиро помогал им с Райдэном пережить потерю родителей. У них с мамой глаза были одинаковые, только у неё — зелень рисовых полей, а у него — небесная высь. Раз за разом она выслушивала рассказы о детстве и молодости своей матери, о том, какой она была, и это никогда не надоедало. После Второй Мировой они ничего не слышали о дяде. Он вошёл в число тех, кто сгинул в одной из бесчисленных битв, героем, не трусом. Он стал молнией и отправился ввысь, туда, где ему было самое место. И дядюшка Хаши, несмотря на раннюю смерть, воплотился для них в каждом дереве, в каждой травинке. А в шуме прибоя слышался голос отца. — Простите, вы к нам? С мягкой улыбкой на неё глядела молодая женщина из клана Хьюга, а за руку её цеплялась маленькая девочка с небесно-голубыми глазами. — Нет. Просто я… — она запнулась, силясь подобрать нужные слова, — кое-что вспоминала. Извините за беспокойство. И всего доброго. Оставляя незнакомку с дочкой, чужой дом и сад за спиной, куноичи продолжала путь. Она с лёгкостью могла отгадать, кто что готовил на ужин — ароматы лились из открытых окон, и в памяти всплывали их семейные трапезы, когда мама, усталая, но довольная, накрывала на стол. Иногда они с Райдэном начинали спорить из-за самых самых вкусных кусков, и незамедлительно получали выговор. Хорошие были времена, но такие далёкие! А вот и кладбище. Тихое, укрытое лохматыми кронами, оно разрослось во все стороны. Кажется, это единственное место в Конохе, которое пережило все невзгоды и горести. Здесь время остановилось, погрузилось в вечный сон. Бесшумно ступая между могил, куноичи проследовала туда, где под сенью старой сакуры высился постамент со знаком Огня. Медленно опустила на землю букет белых лилий. — Ну, здравствуйте. Мрамор был холодным, но, стоило прикоснуться ладонью, камень будто ожил и заговорил. Женщина, чувствуя, как внутри всё замирает, смежила веки. Здесь покоится прах её отца, великого Тобирамы Сенджу. В день похорон шёл ливень, щедро сдабривая почву влагой, пряча слёзы жителей, что пришли проститься со своим Хокаге. Погибшим, но не проигравшим. Он умер победителем и вечным защитником Листа, человеком, никогда не ставившим свою жизнь превыше жизней остальных. В руке он сжимал любимый мамин браслет — никто не посмел его тронуть, а на самом постаменте высекли: «Тобирама Сенджу — Второй Хокаге и его жена — Акира из клана Юри», несмотря на то, что тело матери так и не было найдено. Отец говорил, что та погибла в битве, в которой изначально у неё не было ни шанса. Обменяла свою жизнь на их жизни, не побоялась принести себя в жертву ради любви к этой земле, этим людям и к ним. Сыну, мужу и дочери. Она всегда была яркой, искрила, как разряд райтона, и смерть её была такой же. В то последнее утро она была так красива и полна жизни, что представить Акиру из клана Юри мёртвой было невозможно, легче было поверить в то, что она просто ушла, превратившись в молнию. И каждый раз, когда хлестали струи дождя, ревели небеса, а белые разряды сотрясали облака, она думала — мать присматривает за ними. Сколько лет она приходила сюда и лила слёзы по безвременно ушедшим родителям! И порою казалось — чьи-то руки бережно обнимают со спины, а знакомый голос поёт тихую мелодию, под которую она засыпала, будучи ребёнком. В те годы на этом месте было брошено много горьких слов, обдумано много тяжёлых мыслей, но теперь ничего этого не было, лишь успокоение и лёгкая печаль. Время несётся вперёд, оставляя прошлое позади. Скоро и она станет частью этого прошлого. Внезапно до слуха донёсся строгий, но знакомый голос: — Кто ты?! Она заранее ощутила чужое приближение, и неспеша обернулась. Встала с колен. О ней наверняка успели доложить Хокаге или кому-то, кто заведует безопасностью деревни. — Здравствуй, Цуна, — произнесла женщина негромко и сбросила капюшон, высвободив густой водопад тёмных волос. Племянница была такой же, какой она её и помнила, словно не было расставания длиною в полвека. Карие глаза её широко распахнулись, узнавание мелькнуло в них, затем — шок. — Амаи? — Сенджу качнулась назад. — Ты?! А потом, будто не веря и подозревая козни врагов, приготовилась сложить печать. Но Амаи без колебаний шагнула вперёд и приняла Цунаде в объятья. Прижала к себе крепко, без шансов вырваться, передавая этим жестом всё то, что не могли бы передать слова. Странная слабость сковала тело, ноги сделались ватными, а в горле запершило. Показалось, будто и Цуна начала подрагивать. Родственница, славящаяся своим железобетонным характером, оторопела настолько, что не могла совладать с собой. — Это и правда я, — зашептала женщина. — Глаза могут врать, но сердце своё ты слышишь? Прошло много бесконечно долгих секунд, наполненных стуком двух сердец. Над лесом продолжал разгораться закат, сворачивались воронки сиреневых цветов, готовясь к ночному сну, а над ними гудели пчёлы. Ветер сделался чуть-чуть холоднее, а с востока дохнуло сыростью. — Да, — негромко произнесла принцесса, когда они обе нашли силы, чтобы оторваться друг от друга и снова заглянуть в глаза. Раньше Амаи была уверена, что та не станет даже слушать, с разбега пришибёт за столь долгое отсутствие, но теперь всё изменилось. Время многое стирало. — Я искала тебя столько лет! Кажется, Цуна ещё не растеряла своего боевого пыла. Вон, как глаза засверкали, а брови сурово сошлись на переносице. — Я думала, что тебя нет в живых, думала, что вы с Райдэном давным-давно сгинули в какой-то глуши! — закричала Сенджу, сжимая кулаки. Налетевший ветерок растрепал светлую чёлку, но та даже внимания не обратила. — Прости… Оттуда, где были мы, прислать весточку было довольно затруднительно, — попыталась оправдаться Амаи, но Цунаде упрямо поджала губы. Они были не просто тётей и племянницей, они были лучшими подругами, провели бок о бок всё детство и юность, поэтому их разлука не могла не ранить. Много раз куноичи жалела и представляла Цуну рядом, воспроизводила в памяти самые радостные моменты, будто наяву слышала её голос. Но та предпочла остаться в Конохе, чтобы изменить деревню. Она была настоящим бойцом, в то время, как Амаи бежала от призраков и самой себя. Подруга стояла вполоборота, глядя куда-то в пространство, и на миг показалось, что у той на ресницах блеснули слёзы. — Почему ты вернулась именно сейчас? — Дом сам меня позвал, — Амаи улыбнулась. — Погляди, мы совсем не изменились, — с деланной весёлостью продолжила она, положив руки на плечи Сенджу. — Спасибо тебе за эту технику. Да, Цунаде поделилась с ней дзюцу нетленной красоты, но дряхлую душу никто излечить не мог. — И всё-таки почему? — не унималась та. Она гипнотизировала родственницу внимательным взором ореховых глаз, и под этим взглядом ничто не могло остаться утаённым. Уголки губ опустились вниз, и Амаи вздохнула. — Потому что моё время подходит к концу — я это чувствую. Не хотелось уйти, не успев попрощаться. Они обе были отголоском минувшей Эпохи, свидетельницами становления, падения и расцвета Листа, видели собственными глазами живые легенды и создавали свои собственные. А теперь будто замерли на краю обрыва, ещё немного — и темнота поглотит их. Кто знает, что там, за этой темнотой? Она ощутила, как тёплые пальцы ободряюще сжали её ладонь, и подняла глаза. Принцесса Сенджу улыбалась. — После стольких лет, несмотря ни на что, я рада тебя видеть, — а потом вздрогнула, будто что-то вспомнив, — … а где Райдэн? При упоминании имени любимого брата, по сердцу будто царапнул осколок стекла, и Амаи начала с тенью грусти: — Дорогая Цуна, Райдэн покинул нас прошлым летом. Но его жизнь была такой долгой и яркой, что ему не о чем было сожалеть! Вместе они исходили столько земель, побывали в стольких мирах, что теперь даже не верилось. Когда-то они сражались за Лист, были одними из лучших, и Райдэн ближе всех приблизился к могуществу их отца, но со временем Коноха стала слишком тесной и для него тоже. Душа рвалась в неизведанные дали, и, склонный ко всякого рода авантюрам, он не мог отпустить сестру одну. Тень скользнула по лицу подруги, и та согнала её усилием воли. Едва заметно улыбнулась. — Ему не одиноко там, — произнесла с каким-то особым смыслом, а потом вдруг воскликнула: — И где, мать вашу, вас всё-таки носило?! Не сдерживая чувств, Амаи захохотала: — Узнаю тебя прежнюю, старуха! Мне столько надо тебе рассказать, это займёт ни один час и ни одну бутылку, а пока скажу лишь — мы приобрели такие ценные знания, и побывали там, где доселе ни один из наших не бывал. Сенджу ухмыльнулась. — Что ж, посмотрим, чего стоят твои знания. А пока будешь гостьей в моём доме? — Конечно, — чувствуя, как в душе разливается тепло, ответила она. Несколько секунд обе молча смотрели на памятник, на окружившие их могилы. — Мы — последние листья на древе Сенджу, — с ноткой печали изрекла химе, и Амаи поняла по замершему взгляду — её лучшая подруга, её родственница так и осталась вечной невестой своего погибшего возлюбленного, не смогла устроить свою жизнь и дать роду Сенджу новую зелёную ветвь. — Нет, — Амаи уверенно махнула головой. — Не последние. И, когда глаза собеседницы распахнулись от изумления, продолжила: — У меня пятеро детей и двенадцать внуков. — Что??? — Цунаде выглядела такой потрясённой, будто увидела живого Рикудо. — Как?! И где?! Куноичи задорно рассмеялась. — Они живут очень далеко. Настолько, что ты даже не можешь себе представить. — Ты что… — Да, мы с Райдэном усовершенствовали пространственно-временные техники своего отца, и возможности их почти безграничны. Там, где сейчас живёт моя семья, нет войн. Там спокойно и тихо, и дети растут, не зная боли потерь. Это абсолютно другой мир, Цуна, — прошептала Амаи возбуждённо и сжала ладони подруги. Цунаде жадно впитывала каждое слово, ведь до этого момента путешествие сквозь измерения могли совершать только боги и владельцы риннегана. — Ты мне обязательно всё расскажешь, слышишь? Всё до последнего слова! — Клянусь. Абсолютно всё. Ведь для этого мы с братом и покинули Коноху десятилетия назад, чтобы однажды вернуться и принести новые знания. Но перед тем, как мы уйдём… — женщина замерла и пробежалась пальцами по именам родителей, выбитым на чёрном мраморе. — Как думаешь, они встретились? — и, видя непонимание в глазах женщины, пояснила: — Отец с матерью. Мама говорила, что души тех, кому суждено быть вместе, связаны красной нитью. А они так любили друг друга. — Бабушка Акира и дедушка Тобирама? Хмм… я думаю, да. И разлука их была не такой длинной, как наша с тобой. Амаи заправила за ухо прядь тёмных волос и добавила: — Конечно, они встретились. Не могли не встретиться. Они бы нашли друг друга в любом из миров, ведь зачем же ещё существует любовь? ________________________ Для справки: Если кто запутался, Хаширама, Тобирама и Акира погибли в Первой Мировой Войне шиноби. Наваки, Дан, Ичиро и другие — во Второй. По моим подсчётам, между этими двумя войнами было около 15-20 лет мира.