Воля и Разум

      Просыпался я нехотя, с трудом открыл глаза и посмотрел в окно. Солнце давно не в зените — часа три, а то и четыре пополудни. Хоть и не хочется вставать, но пора.       Я потянулся, хрустнул всем телом. Чувствовал я себя намного лучше, чем вчера. Сосредоточился и сжал кулак — его объяло пламя. Да ты, Андерс, превзошёл сам себя!       Я умылся, почистил зубы порошком из Орлея, запас которого привёз ещё из Денерима. Гаревел прав — у меня пунктик по этому поводу, ну и что? В конце концов, я вырос в Башне Круга и привык купаться, носить чистую одежду и вообще следить за собой. Это один из немногих плюсов жизни в заточении. И, на контрасте с бытом в Круге, я до конца жизни буду помнить свой первый бой с порождениями тьмы в дебрях Коркари. Кровь, желчь, грязь, везде топи болот и снова грязь и кровь — едкая и горячая. Тогда я впервые пожалел, что не остался в Башне. Но клетка есть клетка. Глупо мечтать в неё вернуться, вкусив хоть раз свободы, ради тёплой постели и чистой одежды. Но тогда я был слаб, изнежен и наивен. А взрослеть пришлось очень быстро…       Сейчас, после всего пережитого, я уже намного легче переносил тяготы походной жизни, но если есть возможность побаловать себя, глупо ею не воспользоваться. Так что, баня зовёт!       Я оделся, взял полотенце, мыло и пошёл, насвистывая. Проходя через внешний двор, заметил — мусора нет, всё чисто подметено. Явно Гаревел знатно «пропесочил» всех слуг. Этот быстро порядок наведёт!       Едва я вошёл в предбанник, меня сразу обдало паром и жаром, а ещё березовые дровишки да венички! Эх! И пусть кто скажет, что мы, ферелденцы, грязные собачники! По крайней мере мы моемся, в отличие от вас, надменных орлесианцев! А не накладываем три слоя грима на лицо, сверху маску и пол флакона духов. Вот это мерзость!       Итак, начнём-с… Эх, горячо!       Я парился, окатывал себя колодезной водой, прыгал в сруб, наполненный ледяной водой… Эх, хорошо!       Снова и снова; слишком жарко, давно я не парился. Чтобы не угореть, я открыл окно — уже вечер?!       Вдруг из предбанника послышался шум. Слух у меня был отменный. Парясь, я налил везде воды, и кто-то сейчас по ней идёт! Проклятье, я не запер дверь! Тут же вычаровал мощную «сеть», которая держит прочнее цепей. Шаг, ещё, ещё, — тень вышла из-за двери, — на, получи! Я решил перестраховаться и вложил почти все доступные мне силы.       — Ты?! Сигрун?! У меня чуть сердце не выскочило! Совсем паранойя заела. Думал, убийца пришёл по мою душу.       — Хи-хи, нет, это я!       Тут только я вспомнил, что стою голый с «копьём» наперевес, и поспешно прикрылся.       — Вообще, что тебе надо?! Неужели пожар или нападение на крепость? Помыться спокойно и то не дают!       Она вздрогнула.       — Простите, я… — Она опустила голову и пробормотала: — Я думала, так хотела тебя… Вас хоть чем-то отблагодарить за всё! Простите, я глупая тряпка!       Она попыталась выбраться, но сеть держала намертво.       — Не двигайся, иначе она тебя на куски порежет!       Я снял путы со второй попытки. Сил было ещё немного, а руки тряслись, как у паралитика.       — Я уже ухожу, простите, что помешала.       — Нет, — я покачал головой, — это ты меня прости, я сгоряча на тебя накричал.       Она подняла на меня свои большие и мягкие, как у ребёнка, голубые глаза.       — Если вы не побрезгуете, я всё-всё готова для вас сделать!       — Почему?!       Её глаза стали ещё больше.       — Вы первый наземник, то есть, человек, кто так хорошо ко мне отнёсся. Я до сих пор не могу поверить! А ещё Вы выступили против самого Пиотина Эдукана! Он ведь брат короля и давно уже легенда среди воинов в Орзаммаре. Меня ещё никто и никогда не защищал, — с детской непосредственностью закончила она.       Я обрадовался, что сижу, иначе упал бы.       — И этого хватило, чтобы ты влюбилась в меня?       — Нет, что Вы! Как я могу влюбиться в Вас?! — Она развела руками. — Я просто хочу быть с Вами, если позволите. И умереть теперь я хочу, защищая Вас! — на полном серьёзе произнесла она.       Я открыл рот. Ну и что прикажете мне делать?       — Ох, Сигрун, ты понимаешь, пожалуй, будет лучше, если никто не узнает о нашем разговоре, просто…       — Я понимаю, — она улыбнулась и кивнула, — Вам стыдно будет говорить людям, что спите с пыльной тряпкой.       В первую секунду я подумал, что она издевается надо мной, но, посмотрев в её глаза, устыдился…       — Сигрун, милая, не в этом дело, но всё не так просто…       — Не беспокойтесь, возле бани никого нет! К тому же уже стемнело, и меня никто не видел.       — Так, а ну раздевайся! И ещё, давай договоримся, что отныне ты меня будешь называть на «ты» и «Командор», как многие другие, а когда мы будем наедине, то просто по имени — Маркус. Запомнила, не перепутаешь?       — Нет!       Она смешно замотала головой. Эти её косички, заляпанные кровью…       — Ну и кто тут обещал сделать «всё-всё» для меня?! Снимай эти тряпки!       Я уже всё для себя решил. Она улыбнулась так, будто Совет только что объявил её Совершенной, и мигом разделась. А там…       — Боги, дева, что с тобой делали?!       — А что?       Она была маленького роста, даже для гнома, — не больше метр сорока, но сложена на удивление пропорционально. Одно но — почти везде были шрамы, ссадины, ожоги и рубцы. Разумеется, это не добавляло красоты. К счастью, грудь была целой, размера этак второго, не больше. Странно, гномки обычно с такими дойками!       У неё была не загорелая, а молочно-белая кожа. Шутка ли, всю жизнь не видеть света Солнца! А тело было сильным, гибким, жилистым. Бёдра крепкие, округлые, но не женственные. Слишком мускулистые. Одна задница радовала — круглая, упругая, даже твёрдая. Никакого жира, оно и понятно — всё время в духоте под землёй, в броне, рубить генлоков с гарлоками да ходить по тридцать-пятьдесят километров в день как разведчик! Тут не растолстеешь.       Она непосредственно стояла, широко расставив ноги, и улыбалась.       — Что мне сделать?       Н-да, тут я посмотрел на её «лоно», нет, воистину, тут уместно только слово, услышанное от Огрена — мохнатка. Я очень люблю брюнеток, но когда волосы только на голове… А тут целые заросли. Подмышки, ноги, вагина, всё заросло до пупка.       — Так, знаешь, я очень люблю чистых женщин…       — Я догадалась, поэтому и пришла в баню! Только как ей пользоваться?       Да, такого «интима» у меня ещё не было…       — Для начала я тебя отмою! Ложись на лавку, на спину и потей!       Одно радовало — она всё делала чётко, быстро и без возражений.       Я присел рядом, начал гладить её по груди, сжимать светло-розовые крупные соски пальцами, то нежно, едва касаясь, то как будто доя её.       — Ах!       Ого, как быстро заводится!       Она вытянула руки по швам и, что говорится, всё, справилась, — ебите меня семеро! Видимо, о такой термине, как «проявление инициативы» она не слышала. Справедливости ради надо признать, что и Легион Мёртвых не академия куртизанок…       — Малышка, так не пойдёт.       — Я что-то делаю не так?       — Ну, ты вообще ничего не делаешь. Ладно, для начала я тебя хорошо ототру от этой, кхм, грязи, а начнём уже в моей комнате.       Она энергично закивала.       — Пойдём.       И понеслось.       Возился я с ней часа два: обливал водой, а она пищала и смешно трясла косичками; наподдал пара по самое не балуй, снова и снова её обливал-парил, парил-обливал; нещадно хлестал веником, потел сам, показал, как надо, она и меня попарила.       Наконец поры открылись. Я начал делать ей массаж, тёр жёсткой щёткой, она тихонько выла, закусив кулачок, я аж удивился — надо же, такую боль во время боя терпела, а тут! Но когда рукой я начал ласкать её дырочку, то до меня дошло — ей не больно, наоборот, хорошо, даже очень! Она вдруг выгнулась дугой и с протяжным стоном кончила, да еще как! С неё и так уже текло, как из маслёнки, а тут вообще поток хлынул. Нихера себе, «мокрый оргазм», ого!       Видимо, это стало последней каплей для бедняжки — она закатила глаза и потеряла сознание. Я даже испугался, окатил её ледяной водой из ведра, похлопал по щекам.       — О-о-ох-х, Великие Предки, я уж думала, что ухожу в Камень! Спасибо Вам! Ой, тебе спасибо!       Она так искренне меня благодарила, а за что? За то, что я снизошёл к ней? Вот и пойми вас, баб. Другая всю жизнь живёт за мужем, как за каменной стеной, при этом изменяет ему направо и налево и считает это нормальным! А тут…       Признаться, я уже перегрелся во всех смыслах, да и остальные вот-вот придут.       — Так, малышка, давай ускоримся.       Ещё раз натёр её мочалкой, на этот раз с мылом — душистым, пахнущим молоком, мёдом и корицей. Она жадно вдыхала.       — О, как приятно пахнет!       — А то!       Заставил её самостоятельно вымыть голову и в это время намылил и натёр себя, куда достали руки.       — Потри спинку!       Она рьяно взялась за дело, да так, что я почувствовал себя змеёй во время линьки. Но хорошо, ох как хорошо!       — Наконец-то, две недели мечтал об этом. Так, теперь окатимся в последний раз водичкой, о! Завернись в простынь и давай, иди.       — А мои вещи?       — Это не одежда, а кусок… Кхм, возьми с собой и сожги немедленно! А пока одень в предбаннике длинную холщовую рубаху, тебе она как раз до колен, и так, чтобы тебя не слышали и не видели, бегом в свою комнату!       — А Вы? То есть, ты?       Она со щенячьей преданностью посмотрела мне в глаза.       — Я должен убедится, что эти скунсы выкупаются. Так что сделаем так — в полночь приходи ко мне сама, дверь я оставлю открытой, только надень новую и чистую одежду. В общем, до ночи сиди у себя в комнате, отдыхай, поняла?       — Да, да, да! Не волнуйся, Маркус, я очень тихо хожу!       — Ага, надеюсь, тише, чем недавно?       — Хи-хи, так это я так специально шумела, чтобы тебя не напугать!       — А… Ну тогда ладно, иди.       Она белой тенью выскользнула.       Я снова сел. Надо было многое осмыслить и обдумать, но не здесь. Впереди меня ждало великое и трудное дело… Ох, бля, легче Архидемона убить, чем этих скотов отмыть!       Я оделся в заранее припасённую чистую одежду и вышел во двор.       Уже совсем стемнело, но после Посвящения я неплохо вижу в темноте.       Наконец я вошёл в парадный зал; здесь уже были расставлены столы в форме буквы «Т» с длинной ножкой. Стол, занимавший место «перекладины», был накрыт всего на восемь персон и предназначался для Гаревела, Йована, как моего заместителя, и самых важных и знатных баннов и эрлов, отдельное кресло-трон было моим. Длинная ножка отведена была для гостей и вассалов.       Ближе всего к нам явно посадят Серых Стражей, офицеров гарнизона и младшую знать. Отдельно от стола рыцарей и благородных дам располагался стол оруженосцев и старших слуг таких как: кастелян, главный псарь, герольд и прочие. Рядовые и простолюдины, коих, как и везде, большинство, будут размещены во дворе, где соорудят шатёр для защиты от ветра, уже не лето.       Нужны будут ещё жаровни и пара костров, а так же не помешает большой чан с глинтвейном, томить его на минимальном огне и раздавать его дозорным. По поводу безопасности, а особенно сохранности лично моей жизни, у меня был о-го-го какой пункт. И да, не забыть дать возможность солдатам самим выбрать караульных — пусть тянут прутики. Чтобы без обид. Дюжины, я уверен, хватит с лихвой, чай не война. По трое на каждую сторону крепости более, чем достаточно. Занятый своими мыслями, я не сразу заметил прелюбопытную картину.       На самом краю стола, ближе всего к выходу, сидели два «страдальца» и пили горькую. Видимо, общее «горе» сблизило их. Рядом сидел Йован, уже изрядно окосевший, а Огрен втолковывал моему другу, как это замечательно — иметь целую армию гномов на колесницах, запряженных мабари…       — И-ик-к, а почему только гномы?       — Дык на людей-то два мабари нужно!       — Точно, — рявкнул Пиотин, — вы, люди, сражаться не умеете, а руки, ноги длинные.       — А, ну тогда понятно, ик-к!       — Во, а ты возьми и поговори с командором, пусть, значит, потолкует со своим псом об этом и убедит его, а тот с другими мабари!       — Сделаю, ик-к!       — Говорю тебе, будет умопотрясающее зрелище!       — Йован, сколько раз тебе повторять, не садись пить с гномами, особенно с Огреном.       — Мы-ы-ы, только на-ачали!       — Оно и видно…       — Так что скажешь, старина?       — Ну да, мабари на колесницах… «Умопотрясающее зрелище», действительно. А впереди могучий Огрен, поражающий врагов!       — Это да, я такой!       — Своей вонью! Так, прекращаем пить! В баню нельзя идти пьяным, ещё помрёте нелепой смертью…       — Вот может и не надо, а?       Я оглядел всех троих, вдохнул «аромат»…       — Ох, надо, братцы, надо! Да и в бане уже, кхм, всё опробовано мною. Так что, собирайся, дружина, на подвиг!       Йован встал с радостью, но с большим трудом. Пиотин, как истинный воин, видимо, смирился с тем, что ему всяко придётся пройти это испытание, насланное не иначе, как по «Велению Предков»! Но держался он с достоинством.       Ну, а мой рыжебородый друг брёл с таким лицом, будто вели его не в баню, а на кастрацию.       — Ну, Йован, ты знаешь, как правильно париться, давай, учи! Только сначала пару раз окатитесь холодной водой, придите в себя.       — А ты?       — Так уж и быть, схожу на кухню, прикажу поставить стол прям возле бани, будет вам награда — бочонок медовухи!       — Всего один?!       — Да, а ты сколько думал? И только после бани, сначала отскоблите себя. Огрен, специально для тебя я там оставил кусок душистого розового мыла…       — Дятлы в заднице!       — Между прочим, эльфийская работа, а перевожу на такого, как ты! Всё, минимум два часа сидите, с перерывами! Веники, мочалки, шапки, всё есть, пользуйтесь. Йован, дружище, проследи, чтобы они были по-настоящему чистыми. Хоть раз в жизни… И больше не пей, тебе нельзя. А если не будете его слушаться… — Я погрозил пальцем. — Магию крови я, конечно, не использую, но на пир вы точно не пойдёте!       Гром и Молния! Я тут с ними валандаюсь, а меня ждёт готовая на всё гномка!       Я развернулся и пошёл на кухню — отдал необходимые распоряжения и бегом в донжон.       Зашёл к себе в комнату. Какой отвратный запах!       Открыл настежь окна. Понюхал постель. Ох, неужели от меня так воняло?! И какого беса слуги не убрали до сих пор? Я вышел в коридор:       — Слуги, где вы?!       Но в коридоре было пусто. Я, злясь всё больше, не стал ждать и, зная крепость как свои пять пальцев, направился к покоям кастеляна. Найдя искомую дверь, дёрнул ручку; она была заперта. Я постучал:       — Бенедикт, открой немедленно!       — Пшёл вон, я отдыхаю!       Я аж задохнулся от бешенства.       — Что?! Ну, тварь!       Я саданул кулаком, зашипел от боли; сплёл заклинание, и вот уже каменный кулак выбил прочную дубовую дверь. А там…       — Ах ты сучий потрох!       Он поспешно натягивал штаны; под ним лежала, судя по белому фартуку, молодая кухарка.       — Ну, Бенедикт, молись всем Богам разом!       — Ох, это Вы?! Не признал по голосу, Ваша Светлость, простите!       Он что-то лепетал, а я с трудом сдерживался. Насильник, значит…       — А помнишь, какое наказание в Ферелдене за насилие над свободной женщиной равного с тобой происхождения?       — Нет! — он взвыл и бухнулся на колени, — только не это! Да она сама дала!       — Ты себя в зеркало видел? Да с тобой на одном поле срать никто не сядет!       Тут вдруг молодка:       — Ох, господин, ну простите дуру, правда, сама…       — Что?!       — Бенедикт пообещал выхлопотать для меня должность горничной у госпожи Вулси.       — И ты тут же раздвинула ноги, да?       Она пожала плечами с таким видом, мол, а что тут такого?       — Тьфу, — я сплюнул на пол, — шлюха! А кто-то ещё кричит на весь Тедас, мол, ферелденки самые верные! В борделе для солдатни твоё место!       — Милорд, простите!       — Молчать! А ты, скот, встать!       Он кое-как поднялся, весь трясясь как желе. Я размахнулся и влепил ему пощёчину.       — Ты как со мной разговаривал?!       — Я же не знал, что это Вы!       — А, ну это меняет дело… — Я влепил ему ещё одну затрещину. — Ты всего лишь кастелян! То есть, был им, сейчас ты никто!       — Пощадите, милорд! — он снова бухнулся на колени.       — Встать! Завтра доложите сенешалю Гаревелу, что я вас обоих уволил. Чтобы к обеду вас в моей Башне не было, берите свои манатки и жалованье за последний месяц и выметайтесь! Место кастеляна займёт твой заместитель.       — Куда же нам идти?!       — Да хоть на Глубинные Тропы! Ферелден — страна свободных людей.       Сказав, словно выплюнув, я резко вышел из комнаты, ибо контролировать себя было уже не возможно. Походил по этажу.       — Где все слуги?!       Наконец на мой крик вышел какой-то заспанный детина.       — Кто это? О! Страж-Командор!       — Для тебя — Ваша Светлость!       — Чего изволите, Ваша Светлость?       — Провести уборку в моей комнате, вылизать всё, сменить бельё, принести лёгких закусок и вина, выполняй!       — Слушаюсь!       — И поживей!       Я спустился вниз. Настроение было безвозвратно испорчено. Хотелось выплеснуть на ком-нибудь свой гнев. И где эти порождения тьмы, когда они так нужны?!       На главной башне гулко пробило одиннадцать раз. Ещё час до полночи. Слоняясь без дела по этажу, я на свою беду решил интереса ради заглянуть на склад на этаже, предшествующем донжону, и только открыл его, как тут же закашлялся. Да тут пыль до потолка!       Я призвал огонь — бороны, кажется, времён самого Каленхада Великого, плуг, пустая бочка и прочий хлам. Никакой чистоты и порядка! Ну ничего, завтра я устрою вам такой «пир», мало, не покажется!       С мыслями, явно далёкими от романтических грёз, я поднялся в свою комнату.       Трое служанок и какой-то подросток спешно наводили порядок — надо признать, умеют, когда хотят, но почему только из-под палки?!       — Где еда?       — Вот-вот принесут, Ваша Светлость!       Буквально минуту спустя дверь распахнулась, и вошёл поварёнок, сгибаясь под тяжестью подносов.       — Вы закончили?       — Да, всё убрано!       — Передайте всем — завтра в крепости генеральная уборка, мыть всё будете до упора! А теперь вымет… Все свободны.       Они поклонились и вышли.       Я проверил еду: паштет из гусиной печени, вяленое мясо полосками, хлеб, сыр, овощи, ну, сойдёт. Подкрепился, запил водой, и ещё сильнее захотелось лечь и заснуть. Уже в полудрёме я услышал еле слышный стук.       — Да, кто там?       — Сигрун!       Идиот! Довели меня, даже забыл, что сам женщину пригласил!       Я встал и открыл дверь. А там моё голубоглазое чудо в чёрной тунике и с кинжалом в руке…       — Входи скорее!       Она, как призрак, проскользнула в комнату. Закрыв дверь, я подумал и прошептал, разведя руки в стороны:       — Аттара вал!       Не хочу чтобы нас услышали.       — Сигрун, а ты всегда на свидание ходишь с кинжалом?       — Я снова что-то не так сделала?       — Э, нет, просто положи его куда-нибудь… — Заметив, как она жадно смотрит на еду, я сказал: — Сигрун, отужинай со мной.       Она замялась.       — Ну-ну, глупо в такой ситуации стесняться, раз уж ты пришла ко мне ночью одна. Присаживайся.       Мы сели, и я в который раз поел. Н-да, вот это свидание…       Наконец мы добрались до кровати:       — Слушай, давай сегодня просто заснём? Признаться, я дико устал и безумно хочу спать.       — Правда? А я не хочу.       Мда, простота хуже…       — Ну как тебе объяснить, гномы и так выносливее людей, а ты выдерживала то, что и не каждый твой сородич переживёт. Я же маг, а не воин, а эта неделя была вообще самая тяжёлая в моей жизни. Запредельные нагрузки, ментально я вообще выложился на сто один процент — голова болит без конца. После бани ещё разнервничался. Ладно, вижу, ты меня не понимаешь.       — Нет, нет! Я понимаю, просто…       Я цинично усмехнулся.       — Ну да, как же! Всё написано на твоём лице. Вам там «внизу», ну, в принципе, как и у нас здесь, «наверху», вдалбливают с младенчества, каким должен быть настоящий мужчина. Могучим, волосатым, тупым и вонючим! Ага, ну ещё с бородой «лопатой», и чтобы мычал и рычал, как горный тур. Но при этом все как-то забыли, что первобытно-родоплеменной строй уже очень давно прошёл.       — Нет, просто…       — Просто что?! Тогда почему ты пришла ко мне, а не к Огрену? Он уж точно «самый настоящий гном», да и тебя он давно хочет!       Она покраснела, опустила голову и заплакала.       Такого я не ожидал… Странное чувство. Смотря на плачущую убийцу рядом, я много чего испытывал, и жалость в том числе, но плохая это была жалость, брезгливая. А ведь она ни в чем не виновата! Пережив то, что пережила она, другие вообще спиваются, превращаются в животных или таких, как Джарвия. А Сигрун, несмотря на перенесённые ужасы и лишения, осталась в душе чистой и доброй. Ирония судьбы, умом я всё понимаю, да и легко так рассуждать, прожив почти всю жизнь в тепле, чистоте и будучи отпрыском древнего и знатного рода. Но сердцем… И откуда во мне это скотство? Она ведь за меня жизнь готова отдать! А я за неё? Риторический вопрос…       — Прости, Сигрун, я не прав, не знаю, что на меня нашло. Давай забудем этот неприятный разговор и ляжем спать, а завтра поговорим, договорились?       Она подняла голову, на меня посмотрели два огромных, голубых, заплаканных глаза:       — Да, как скажешь.       Я крепко обнял её, а она вообще стиснула меня в объятиях. Так мы и уснули.