bright above the sun

Они с Мирио начинают встречаться. Вся параллель в шоке, девчонки особенно пищат и фанючат, потому что каждой поголовно нравятся целующиеся мальчики. Больше всех воспаляется Хадо Неджире-чан. Ожидаемо негодует, что ее лично не уведомили. — Амаджики-кун! Я же твой лучший друг! — Э-эм. Номинально Мирио никому не передавал титул лучшего друга Тамаки, как-то само собой отвалилось, теперь безхозяйное имущество. Хадо фыркает, дует подкрашенные губы, и дабы замять казус и задобрить ее, Тамаки покупает ей сладкий кексик. Помогает моментально. Тамаки кланяется для верности еще раз и на будущее обещает рассказывать все-все. Незаметно скрещивает пальцы. — Я думал, вы с Хаей из С лучшие друзьяшки, — негромко уточняет Мирио, засунув карандаш за ухо. Они обедают, но даже в кафетерии Мирио вместе с яблоком грызет гранит науки. Из их троицы он один до сих пор мыкается с экзаменами. — Ю-чан моя подружка! А это разное! — Объясняет Хадо, сыплет крошки по столешнице. Тамаки молча наворачивает свой морской коктейль и подкидывает мидии в тарелку Мирио. Чтоб соображалось лучше. Мирио ест с ним с одних палочек, полная антисанитария. Та его страстная тирада в саду не прошла даром, он чует. Не только потому, что теперь они целуются девяносто процентов свободного времени, когда наедине, не только потому, что Мирио держит его за руку при всех и представляет как своего бойфренда. Он больше не заводит речи про отчисление, и документы забирать не рвется, и вроде не хандрит. Сидит прилежно учит историю современного геройского искусства. Вроде в светлой головушке что-то откладывается. Он придумывает гениальный ход — разыгрывает идеального ученика перед Каямой-сэнсэй и на последнюю пересдачу приходит под локоть с Тамаки. Тамаки ничего делать не надо, просто постоять в коридорчике с видом, будто отправляет любимого на войну, а не на экзамен. Каяма-сэнсэй мельком выглядывает из учительской. — Готов, Тогата-кун? — Йес, мэм! Мы с моим парнем все выходные учили, так что по-любому не подведу его! На этом Мирио комично вскидывает кулак вверх, лыбится с победным видом, типа уже все сдал. Каяма-сэнсэй навостряется. Выходит к ним в коридор и косится на Тамаки. — С парнем? Тут до Тамаки доходит вся глубина гения Мирио. Каяма-сэнсэй же по-любому матерая яойщица. Синие глаза ее заинтересованно поблескивают сквозь стекла очков. — Ага! Мы с Тамаки встречаемся. Сегодня на свидание пойдем! Эх, осталось только историю сдать. Тамаки еле держится, чтоб не хохотнуть с его простецкой уловки, эти его жесты, мимика мультяшная, намеренная провокация в речах. Но срабатывает — Каяма-сэнсэй картинно ахает от слова «свидание», прижимает ладошку к пышному бюсту. Щеки ее трогает румянец, плеть ходит сама по себе. И стыд, и ржач. Тамаки почтительно кивает ей, вздыхает томно и смотрит на Мирио взглядом опечаленного теленка. Парень, свидание, а тут еще экзамен какой-то дурацкий. Ну настоящая драма, а. Каяма-сэнсэй просто обязана поспособствовать этому сюжету бойз лав. — Иди сюда, — подзывает она Мирио волнообразным движением. Мирио быстренько прошмыгивает в учительскую за ней, тусуется там ровно пять минут и выскакивает палевно радостный, с A- за тест и полностью закрытым триместровым бланком. Это значит, что экзамены позади и они действительно могут пойти на свидание. Тамаки все ж смеется вслух от его манеры гордо задирать нос. Как обычно на свидание они не идут, потому что каникулы и наконец-то свобода. Тамаки не решается уточнить, потому что истратил всю храбрость в саду на той неделе, но Мирио молча подтаскивает его к себе на кровати, и все вопросы отпадают сами. Это здорово, что они хотят одного и в одну сторону. Тамаки хочет сидеть на нем в темной прохладе комнаты, лохматить ему волосы обеими руками и разбивать каст от геля, Мирио хочет обсасывать ему шею и с ума его сводить. Уточнять не приходится. Тамаки покидает тупняк. — Хочу попробовать кое-что, — говорит Мирио на второй день отдыха. Тамаки был дома всего раз, кинул сумку да взял пижаму с зубной щеткой, а все остальное время безвылазно тусуется у Тогат. Родители Мирио ничего не спрашивают, но за ужином переглядываются, когда Мирио проносится мимо к холодильнику и запирается с Тамаки в комнате. Попробовать это значит молчать, не разговаривать, ничего не обсуждать, не докапываться, как они были лучшими друзьями, а потом скатились в первую любовь, попробовать это тишина и слабый шорох сваленных в кучу шмоток, это не надо придумывать, складывать слова, это его родная стихия, как рыба в воде. Поэтому он успокаивается головой. Мирио раскочегаривает его тело. Это знакомое ощущение его яблочного дыхания в лицо и вместе с тем совершенно новый уровень интимности, когда руки скользят под футболкой и собирают за собой прыгучие мураши, и чем сильнее он расслабляется от сухого тепла, тем больше у него напрягается передок. Мирио лениво толкает его бедрами. Тоже молчит. Они пробуют, мокро смыкаются в одной точке и пробуют еще, и Мирио роняет такой протяжный глухой звук в рот ему, будто взял на пробу что-то вкусное, и скользит языком по его языку, тянет к себе плотно и залазит под резинку шортов, и Тамаки вклинивает бедро ему меж ног и перестает помирать со стыда. Они пробуют, и это значит действия вместо слов и юста, это значит никаких запретов вроде тех, что под лейблом «для друзей», это Мирио в горячке, взъерошенное золото его волос и жарища в комнате, это Тамакина стеснительность off и влажные пятна предэякулята на трусах. После оргазма он соображает плохо, еще хуже от того, что это его первый оргазм за долгое время и первый в объятьях Мирио, и да, мыслить трезво на руках у краша вообще анриал. Особенно когда краш уже не краш, а вполне себе бойфренд. Возлюбленный, партнер, любовник. Трусливое курячье сердце в груди Тамаки наконец ловит нормальный ритм. — Хочешь есть? — Спрашивает он после лишь бы что-нибудь спросить. Мирио зевает, чешет нос о его шею. Он все еще голый, усеян капельками пота, и у него на животе подсыхают комочки семени, но нагота идет с ним по жизни в комплекте, а они хотели попробовать и преуспели. Ну, если вообще в делах любовных можно победить и что-то считать за победу. Мирио гладит его по затылку, будто уже сто раз победил. — Хочу. Свидание номер один случается в той же раменной.

***

Групповой чат: ring|wring|bang♥ (Тогата-кун, Nyajire^з^, баклажан-чан) Создал (а): Nejire-chan Участники: Nejire-chan, Lemillion, suneater (10:35) Nejire-chan: Мальчики! доброе утречко (10:36) Nejire-chan: ну алло прием Тогата-кун ты тут (10:38) suneater: мы спим еще (10:38) Nejire-chan: пора по магазинам с Ю-чан какое спим просыпайтесь (10:39) suneater: :пользователь не в сети: (10:39) Nejire-chan: Амаджики-кун! Он ставит режим полета и прячет телефон под подушку, и Мирио-то рядом с ним правда спит. Милый весь, с красными следами по лицу и в Тамакиной маске для сна, одной ногой в одеяле, другой свисает с кровати по щиколотку. Впервые Тамаки не пусто в своей мрачной обители. Он осторожно перелезает через Мирио и вовсю сочиняет, как же рассказать отцу. Пока выходит не очень адекватно. То есть, как ни посмотри, факт остается фактом — отмазались, мол, тренировка с классом на каникулах, а сами полночи прогуляли по набережной и в кампусе даже не показывались, но у Тамаки ведь есть оправдание величиной с два года, у Мирио близится др, и никто им не указ. Все равно как-то стыдновато и именно сейчас в моменте, а не вчера, когда они с Мирио пробирались в окно домой к нему как воры и ржали втихаря, споткнувшись о стул в темноте. Целовались жадно, сминая одежду, трогали, палевно скрипели кроватью и в итоге перебрались на пол, замерзли, закатились обратно. Спали друг на друге, обменявшись поцелуями в нос. Каникулы в разгаре. Завтра Мирио стукнет шестнадцать. Если честно, у Тамаки нет ни подарка, ни времени собирать его на колене, поэтому сперва он думает вручить Мирио лавлеттер прошлогодней древности, да только там не актуальная информация и отнюдь не праздничное оформление. Может, лучше будет скрыть этот позор и завтра просто пригласить его в лунапарк на станции Суйсэй. По-хорошему они уже выросли из сахарной ваты, но ничего лучше Тамаки на ум не идет. И еще надо сказать отцу. Это важно. Тамаки приглаживает кипиш на голове, одевается как путный и шмыгает в ванную умываться. К отцу в кухню выходит человеком. — Пап, — начинает он издалека, притаившись за косяком. Отец читает новости с планшета, смотрит на него сквозь очки, помешивая кофеек в своей литровой кружке. Максимально просто, всего одна фраза. Тамаки согласен с Хадо, что смелости в нем как в цыпленке, но готов с собой побороться. — Привет, сынок. — Мы с Мирио встречаемся. Так Тамаки выясняет, откуда у него манера говорить одновременно с собеседником. Отец откладывает ложечку на блюдце, кивает типа «нот бэд». Тамаки знает наверняка, что родители их давно посплетничали и сложили два и два. Поди тут не догадайся. Эльфиные уши его горят. — Да я уже понял. Молодцы. Воспитательных бесед на тему ночных шатаний не происходит.

***

Они благополучно игнорят Хадо и упиваются друг другом без меры, готовят вместе, вместе принимают душ, залипают в Тамакин ноутбук, много спят и много целуются. У Тамаки губы краснеют и припухают, шелушинки сходят как после бальзама, у Мирио красиво размывается кайма, и топлесс и в тапках на босу ногу он максимально домашний, уютный, и Тамаки не может отделаться от ощущения медового месяца. Будто и не дружили никогда, а сразу стали парочкой. Мирио чистит ему креветки и кормит с рук. После купальных процедур Мирио в шутку валит его на кровать, не дает поймать полотенце с бедер. Им еще пробовать и пробовать, изучать места где-нибудь на стыке бедра и паха, где щекотно и непроизвольно дергается мышца в глубине, им еще стоит привыкнуть, чтоб не смущаться и не делать лишних движений. Игра переходит в реслинг, Тамаки случайно врезается лбом в его локоть и закатывается ржать. Это больно, и у него наливается шишка, и Мирио правда не хотел, просто маневр рил коварный, фазнул руку невовремя и дернул Тамаки на себя, но и смешно не меньше, смешно и странно барахтаться голышом вместе с ним и прикидываться, будто все вот это всегда было нормой и не стоило даже начинать дружить. Именно Мирио научил его смеяться, когда неловко. Шишка из красной бодро становится фиолетовой. — Извини. — Давай я тебе такую же сделаю. Справедливость не торжествует.

***

На шестнадцатилетие Мирио они с утра получают выволочку от его матери и все ж отправляются в лунапарк. С надратыми ушами. Ну, правда нечего сбегать по ночам из дома. — Я очень рад, — признается Мирио на колесе обозрения, стоит их кабинке пройти апекс. Тамаки на миг отрывается от своего выдуманного страха высоты и жмется к нему теснее. — А? Мирио отвечает не сразу. Упорно смотрит куда-то в белую высь на солнце, потом соскальзывает по небу обратно к Тамаки. Рисует сердечко ему на колене, смазывает невпитавшийся санскрин по коже. Улыбается мягко, будто Тамаки сам должен понять. Тамаки понимает. — Что мы теперь, ну. Вместе. Кабина чуть поскрипывает на ветру, зависает над парком, и Мусутафу под ними дохнет от жары и топит асфальт в лужи, и они оба взмокли и задолбались щуриться, и да, они теперь вместе, лучше и не скажешь. Так и не поговорили об этом нормально, чему Тамаки тоже очень рад. Мирио обнимает его за плечи, и от этого еще жарче, липко и потно, но он не отстраняется. Первым закрывает глаза и лезет целоваться. Внезапно у него пропадает интерес, когда и в каких обстоятельствах Мирио обнаружил в себе взаимность. Может, той самой ночью в саду, может, весной, стоило Тамаки расширить круг общения с одного человека и обзавестись подружками, может, как-нибудь раньше, пока они ходили в одну среднюю школу и мечтали не разлучаться в старшей. Может быть что угодно. Даже в тот момент, когда Мирио впервые подошел к нему в третьем классе. Поэтому Тамаки не хочет знать. Пусть у Мирио будут от него секреты. Тамаки век ковырялся бы в своих. Он гладит зеленую жилку на виске Мирио, ведет пальцем по линии челюсти и опять цепляет его за подбородок. Отсюда такой вид на город, а они все проворонили. Они отлипают друг от друга лишь тогда, когда кабинка приземляется на родину.

***

Каникулы проходят насыщенно. Ясное дело, пока все так радужно и флаффно, Тамаки просто обязан был сорвать планы на уикенд и заболеть. В разгаре июля, да. Нет, не потому что обожрался мороженого на др у милого. Это карма виновата. — Ну как так, — сетует Мирио, отбирая у него градусник. В маске он похож на дядю доктора, и вообще Тамаки б поиграл с ним в больничку, только у него заложена вся голова сразу, слезы текут ручьем от света. Простывает он редко, но метко, и это точно до конца недели. Мирио вызывается за ним ухаживать, и у него слегка трескается лицо от умиления. — Приглядишь за ним? — Просит отец из прихожки. Мирио встает по стойке «смирно», отдает честь. Так-то всегда тусовался с больным Тамаки, а теперь типа особенный смысл и надо просить, раз уж они пара и Мирио не отрекается от него, сопливого и гундосого. Рил лучший в мире. — Есть, сэр! Ну, с такой заботушкой больничный обещает пройти приятно.

***

Без Хадо Неджире-чан не обходится ни один кипиш. Она загаживает конфу сообщениями и гневными смайликами и приходит разносить их за игнор, обнаруживает Мирио в кухне за варкой бульона, а Тамаки ничком в луже соплей. Праведного гнева в ней поубавляется, да, но вообще собирались же потусоваться втроем или вчетвером с Ю-чан. Хадо сочувственно качает головой, осматриваясь в его непролазном срачельнике. Мирио приносит еду. — Извини, Хадо-сан. У нас тут лазарет. Тамаки хочет поддакнуть, мол, кто ж наносит визит без приглашения, но она слишком яркая, чтоб смотреть на нее прямо, и он смачно чихает прям в маску, уделывает все слизью. Зрелище не из приятных. От куриного бульона с яичком с него сыпется белый цыплячий пух. — Выздоравливай, Амаджики-кун. — Мхм. Мирио дает ему чистый платок размером со скатерть и гладит его по голове. Перья они собирают в пылесос вечером, когда Тамаки легчает.

***

К концу каникул у Тамаки в «инсте» появляется целая одна фотка с лицом. Он распечатывает ее и долго любуется — Мирио подловил его удачно, пока он залипал в телефон и не подозревал, что вот сейчас его обхватят со спины и крепко чмокнут в щеку. Слегка размыто и в фокусе все такое контрастное, аккуратный блонд Мирио и иссиня-черные Тамакины лохмы, много кожи, лето, каникулы. Бойфренды. Тамаки ставит на фотке дату. Шарит под кроватью в поиске своей заветной коробке с секретами и случайно натыкается там на жестянку из-под кольдкрема. Из нее на письма сыплются камушки и ракушки. Тамаки бросает туда фотографию, быстро закрывает и отпинывает подальше, прячет за рухнувшими когда-то за кровать покрывалами и пижамами, убирает с глаз долой и притворяется, что не видел, потому что на самом деле не вспоминал про эту жестянку уже очень долго и успел забыть письмо, под которым она лежала. Там бумага вся покоробленная от высохших слез и злые слова, и он правда не хотел бы видеть их сейчас, но и выкинуть не сможет. Поэтому как ни в чем не бывало собирает ужин отцу, подмазывает губы гигиеничкой и сваливает гулять с Мирио, Хадо и Хаей из 1-С. Они с Хадо лучшие подруги, поэтому надо. Мирио допытывается, чего он как мешком пришибленный, но он не сознается.

***

(20:38) Lemillion: чего делаешь я вчера сказал маме дала по шее ну мол что сразу не сказал вот Триместр начинается в сентябре, когда они порядком устали отдыхать и измаялись бездельем. И сразу такой водоворот с тренями и подготовкой к очередной практике, что им часто некогда погулять. Ну, Тамаки не отчаивается. Как поправили Мирио оценки, проблем стало гораздо меньше. А вот домашки нет. Иногда они корпят над нею втроем. (20:39) Lemillion: я сделал инглиш Вообще Тамаки типа занят математикой и не должен отвечать, ибо с Мирио переписки заканчиваются звонками, а где надо говорить, там Тамаки в пролете, поэтому полчаса Мирио болтает не затыкаясь обо всем, что сегодня было в классе, Тамаки слушает, терпит, а потом у него физически начинает щемить грудную клетку без него, и приходится срочно бежать до Тогат. По пути встречать Мирио с собакой. Ну типа случайно выгуливал и вот зарулил аккурат к нему на улицу. То ли это синдром всех новообразованных парочек, то ли это у них так по-дурацки, что как магнитом тянет и нереально удержать свою жопу дома. Тамаки честно обещает себе, что не попадет в зависимость от его прикосновений, ну не так просто, по крайней мере. Все равно становится весь плюшевый и покладистый в руках его. Собака гуляет сама по себе. И сегодня то же самое. (20:40) Lemillion: Тамаки я соскучился Собственно, все. Мирио ни разу не сказал, что тоже любит его, но куриному сердечку больше и не надо ни слов, ни доказательств. Он прыгает из шортов в штаны и пулей мчится к порогу, прихватив лишь телефон, кричит отцу с прихожки, что пошел делать домашку к Мирио, за полсекунды шнуруется и продолжает бег. Соскучился. Зависимость. Это точно последний раз, говорит себе Тамаки. Пальцы его сами собой образуют крест.

***

В ночь, когда ему впервые с того года снится кошмар, он лишний раз понимает, почему это именно Мирио, почему тупо не смог бы полюбить никого другого. Возможно, даже за всю жизнь. Мирио приходит к нему после первого же звонка, сидит с ним на крыльце. Роса собирается на кончиках волос его. Наверное, стоит рассказать, что да как, чтоб отыскать причину и победить ее навсегда, но Тамаки правда не знает, как такое можно обернуть вербально. Мирио молча тянет его к себе на колени, достает из кармана кенгурятника шипучую карамель в пакетике, и они грызут ее под шум шин с дороги и тающие звезды сверху. Где-то там умирает галактика, в которой Тамаки хотел бы жить. Как признаться в этом, ему тоже неизвестно. — Хочешь, буду всякие бесполезные факты рассказывать? — Предлагает Мирио, перебросив конфетку за щеку. Тамаки ерзает на нем, обнимает его за шею. Если это типа должно помочь, почему нет. Нет. — Нет. Ему прям надо сказать, кажется так. Ему снились руки и плечи, стекло. Как его бросают, не Мирио, никогда не Мирио, но тоже навзничь и очень, очень болезненно, как он остается один в пустой комнате со своим трусливым сердцем на рукаве реглана, как не может нормально представиться и собирает неудачи в жестянку. Как комкает весь свой личностный рост в окно и бросается следом. Как весь его мирок ужимается до состояния обувной коробки с письмами и обидами и крошит ракушки с городского пляжа Дагоба. Ему полных пятнадцать, он учится в лучшей геройской школе страны, встречается с лучшим фалаут боем вот этой его домашней вполне живой галактики. И ему снова снится, как его бросают. По идее он достаточно зрелый, чтоб понимать, откуда растут ноги и куда ведут хвосты, по идее он достаточно держит себя в руках, чтоб не вызванивать Мирио посреди ночи, когда у его класса завтра срез по физике, но. Но это ж не зазорно — нуждаться в помощи. А он нуждается, потому что его мама, Амаджики Цубаки, однажды решила, что не хочет быть частью семьи, и навсегда его оставила. Вот оно, начало, с которого они с отцом переехали в Мусутафу. С которого познакомились с Мирио и сейчас сидят на крыльце. Он соединяет две точки и за шиворот вытаскивает себя из блаженного забытья. По-прежнему не хочет вспоминать и вспоминает все разом. — Давай лучше я? Карамель взрывается, потому что там диоксид углерода. Ну, как-то так делают. Он сам хз, зачем это ляпнул, если вот только что отказался от импровизированной терапии Мирио. Зачем ему вообще эта карамель, если он внезапно вспомнил, что не нужен собственной матери, и как-то совсем потерялся от этого простого факта, если ему снились ее серые глаза и длинные волосы, если они у нее все еще длинные, если он все еще поломанный ребенок, а щемится в касту нормальных целых взрослых, а Мирио технично сделался его парнем вместо лучшего друга и в два счета прискакал слушать его бред. Про карамель. Взрываются не только галактики. — Опять ты со своей химией, а. Мирио делает кислую мину, рассасывает конфетину, пока внутри пусто не станет. Она брякает о его зубы и шипит на языке, и Тамаки слышит это, Тамаки без особых церемоний прикладывается к нему ртом и забирает ее. Может, его бросили однажды, чтоб Мирио Тогата поднял. Это место на крыльце, где точки опять расходятся, сливаются с галактиками вверху и перестают его будоражить. Он смотрит только на Мирио, как глаза его бликуют в далеком свете фонаря. В конце концов, там в коробке письма еще и для него, и они любовные наглухо, крашевый краш, первая любовь прям аж наотмашь, только Мирио, один Мирио, все до единого про одно и то же. Это правда Мирио. Мирио случился с ним тоже однажды и решил, что ему нужен кто-нибудь. Друг, любимый человек. Чтоб он отыскался сам и вылез из гребаной коробки с письмами на свет. — У вас завтра срез по физике. — Ты меня позвал, чтоб я расстроился? Ну ок. Мирио все равно улыбается ему. У Тамаки на языке рождается сверхновая.