***
Школа встретила меня всем, чего я боялась, и даже больше. Уроки прошли не так уж плохо, но мне пришлось — по недомыслию и исключительной необходимости — воспользоваться туалетом рядом с лабораторией, и хотя я выжила, но перепугалась на всю оставшуюся жизнь. Мне было бы достаточно малюсенького намёка от Эммы, что это помещение используется не столько как туалет, сколько как притон разврата. Сейчас идёт четвёртый урок, и я уже многажды услышала слова «шлюха» или «шалава», как бы ненавязчиво прозвучавшие почти от каждой девицы, мимо которой я проходила в вестибюле. И, кстати, по поводу ненавязчивости, куча долларовых купюр, вылетевших из моего шкафчика вместе с запиской — откровенный знак того, что мне тут не рады. Под запиской стояла подпись директора, но его авторство мне показалось сомнительным, учитывая «извени» вместо «извини» и сам текст: «Извени, стриптизёрша, но в комплект в твоего шкафчика не входит шест». Я пялюсь на записку с деланной улыбкой, постыдно принимая свою судьбу на следующие два года. Нет, ну правда, я думала, что люди ведут себя так только в книгах, но теперь на собственном опыте убедилась, что идиоты существуют на самом деле. И ещё надеюсь, что все остальные шутники, которым захочется развлечься на мой счёт, окажутся такими же любителями платить за несуществующий стриптиз, как те, с кем я столкнулась только что. Какой болван, решив оскорбить, даёт деньги? Наверное, богатенький. Или богатенькие. Уверена, шайка скудно, но дорого одетых девиц, хихикающих за моей спиной, ждёт, что я сейчас побросаю вещички и с рыданиями кинусь в ближайший туалет. Вот только мне придётся обмануть их ожидания, потому что: 1. Я не плáчу. Никогда. 2. Я уже побывала в этом туалете и больше туда ни ногой. 3. Я ничего не имею против денег. Зачем же от них бежать? Опускаю рюкзак на пол и собираю купюры. Как минимум 21 доллар рассыпался по полу и ещё около десяти остались в шкафчике. Их я тоже беру и засовываю всё вместе в рюкзак. Меняю книги, захлопываю шкафчик, надеваю рюкзак, продев руки в обе лямки, и улыбаюсь. — Передайте от меня спасибо своим папочкам. Шествую мимо шайки девиц (которые уже не хихикают), игнорируя их злобные взгляды.***
Подходит время ланча, и, глядя на потоки дождя, изливающиеся на школьный двор, осознаёшь, что карма мстит кому-то дерьмовой погодой. Кому именно — вопрос открытый. Я смогу. Я распахиваю двери столовой, почти ожидая, что за ними меня ждут всполохи пламени и запах серы. Прохожу в двери, но встречают меня не огонь и сера, а ужасный шум. Бедным моим ушам никогда не доводилось слышать ничего подобного. Такое ощущение, что каждый человек в столовой стремится говорить громче, чем все остальные. Кажется, я поступила в школу, состоящую из крикунов-перфекционистов. Я изо всех сил изображаю уверенность, не желая привлекать ничьё внимание: ни парней, ни девушек, ни Зейна. Мне уже почти удаётся благополучно добраться до стойки с едой, но тут кто-то продевает руку мне под локоть и тащит за собой. — Я ждал тебя, — говорит он. Мне даже не удаётся хорошенько разглядеть лицо парня, а он уже ведёт меня через всю столовую, изящно огибая столы. Я могла бы воспротивиться внезапному нападению, но это, пожалуй, самое волнующее событие за весь сегодняшний день. Он отпускает мой локоть и хватает за кисть, всё быстрее волоча меня дальше. Даже со спины видно, что у него есть свой стиль, каким бы странным этот стиль ни казался. На нём фланелевая рубашка, отделанная по краям ярко-розовой каймой в тон кедам. Чёрные брюки, тугие и обтягивающие, видимо, призваны подчеркнуть достоинства фигуры (обычно так одеваются девушки), но на самом деле лишь подчёркивают его субтильность. Тёмные каштановые волосы коротко пострижены на висках и чуть длиннее на макушке. Глаза у него… Погодите, он же на меня смотрит. Я осознаю, что мы остановились, и он больше не держит меня за руку. — А вот и наша вавилонская блудница, — с широкой улыбкой произносит он. Вопреки словам, только что вылетевшим из его рта, выражение лица у него располагающее. Он садится за стол и жестом приглашает меня последовать его примеру. Перед ним стоят два подноса с едой, но только один принадлежит ему. Он передвигает второй поднос на пустое пространство передо мной. — Садись, нужно обсудить наш альянс. Я не сажусь и вообще не двигаюсь, обдумывая сложившуюся ситуацию. Понятия не имею, кто этот парень и почему он ведёт себя так, словно поджидал меня. И давайте не будем забывать, что он обозвал меня шлюхой. И ещё — он что, купил мне ланч? Я искоса поглядываю на бесцеремонного незнакомца, пытаясь понять, что ему нужно, но тут моё внимание привлекает рюкзак, лежащий на стуле рядом с ним. — Ты любишь читать? — спрашиваю я, показывая на книгу, выглядывающую из рюкзака. Это не учебник. Это и правда прямо книжная книга. Нечто, что я считала утраченным для молодого поколения интернет-маньяков. Я наклоняюсь, вытаскиваю книгу и сажусь напротив парня. — Какой жанр? Только не говори, что фантастика. Он откидывается на спинку стула и лыбится так, словно только что одержал победу. Чёрт, кажется, так и есть. Я же сижу здесь, верно? — Какое значение имеет жанр, если книга хорошая? — откликается он. Я пролистываю страницы в надежде на любовный роман. Я без ума от любовных романов, и судя по виду парня напротив, он тоже. — А она хорошая? — интересуюсь я, не переставая листать. — Да. Возьми, я уже дочитал во время компьютерного класса. Я поднимаю глаза на своего визави — он по-прежнему купается в сиянии своей победы. Сунув книгу в рюкзак, я наклоняюсь над столом и придирчиво осматриваю содержимое подноса. Первым делом проверяю срок годности молока. Всё в порядке. — А если я вегетарианка? — спрашиваю я, глядя на куриную грудку с салатом. — Тогда объешь вокруг, — быстро находится он. Я беру вилку, накалываю на неё кусочек курицы и подношу ко рту. — Ладно, тебе повезло, потому что я не вегетарианка. Он улыбается, тоже берёт вилку и начинает есть. — Против кого альянс? — интересуюсь. Он оглядывается по сторонам, поднимает руку и несколько раз тычет ею во всех направлениях. — Против идиотов. Мужланов. Мракобесов. Стерв, — он опускает руку, и я обнаруживаю, что ногти у него покрашены в чёрный. Заметив, что я рассматриваю его ногти, он тоже опускает взгляд и надувает губы. — Чёрный — потому что такое у меня сегодня настроение. Может быть, если ты согласишься присоединиться к моей игре, я переключусь на что-нибудь более весёлое. Например, жёлтый. — Ненавижу жёлтый, — качаю я головой. — Оставь чёрный, он подходит к твоему сердцу. Он смеётся, и этот искренний, чистый смех вызывает у меня ответную улыбку. Мне нравится этот парень… кстати, не знаю его имени. — Как тебя зовут? — спрашиваю я. — Найл. А ты — Эйми. По крайней мере, я на это надеюсь. Пожалуй, надо было сначала идентифицировать твою личность, а уж потом выбалтывать подробности моего адски злобного плана — как подчинить нам двоим всю школу. — Я — Эйми. И тебе совершенно не о чем беспокоиться, ты же не поделился ещё ни одной подробностью своего адского плана. Хотя любопытно, как ты догадался, что я — это я? В этой школе я знаю четверых или пятерых парней — тусовались вместе. Ты не один из них. И что меня выдаёт? На короткое мгновение в его глазах мелькает жалость. Найл пожимает плечами. — Я здесь новенький. И если ты ещё не догадалась по моему безупречному вкусу в одежде, думаю, безопасно признаться, что я… — он наклоняется и шепчет, прикрыв рот рукой для пущей секретности, — мормон*. — А я думала, что ты скажешь: гей, — смеюсь я. — Это тоже, — легко соглашается он. Упирает подбородок в ладони и наклоняется вперёд на пару дюймов. — Я предельно серьёзен, Эйми. Я заметил тебя сегодня в классе и сразу увидел, что ты тоже новенькая. А когда я увидел, как перед четвёртым уроком ты не моргнув глазом собрала те деньги, я понял, что мы созданы друг для друга. Кроме того, если мы объединимся в команду, возможно, удастся в этом году избежать как минимум двух подростковых самоубийств. Ну, что скажешь? Хочешь быть моим самым-самым лучшим другом на свете? Я смеюсь. — А то! Но если книга окажется отстойной, мы пересмотрим договор о дружбе, — поднимаю указательный палец — Согласен, — мы обмениваемся рукопожатиями.