Мы в ответе за тех...

Диагноз: ушиб головного мозга легкой степени, только звучал легко, а вот ощущался прескверно. Голова гудела, ныла и кружилась, время от времени подкатывала тошнота, в глазах темнело. Тело казалось чужим и непослушным. Руки дрожали так сильно, что иногда трудно было что-нибудь взять. Врач обещал, что со временем все пройдет, но дождаться этого оказалось очень непросто. Теперь основным занятием стало возлежание на кровати и экономия сил, чтобы дать организму быстрее восстановиться. Придя в себя, Влад не сразу вспомнил, что произошло, а когда память вернулась, стали грызть сожаления. Как человек, привыкший нести ответственность за свои решения и поступки, он считал, что сам виноват: не стоило пытаться остановить перебравшего, преградив машине путь, а с другой стороны — иначе поступить не мог. В особо тяжелые моменты, когда становилось так плохо, что тянуло завыть, подкрадывалась слабость и коварно нашептывала, что с предприятия, превратившегося в балаган, пора уходить, ибо бессмысленно тратить на все это нервы и силы. Однако когда самочувствие более-менее восстанавливалось, подобные рассуждения Влад расценивал именно как слабость. Он не привык сдаваться и отступать. В его силах было бороться и доказать правду. Да и уйди он после произошедшего, это послужит наилучшим подтверждением его виновности в домогательствах. Нет, он вернется и своей решительностью и непоколебимостью поддержит веру в себя у тех, кто не поддался лжи, и одновременно переубедит тех, кто заблуждается на его счет. Кроме того, всплывала мысль, что Артем о спектакле с приставаниями ничего не знал. Организуй он это, признался бы, как признавался во всех своих каверзах. Два дня пострадавший провел в реанимации, потом его перевели в палату интенсивной терапии. Родственников или постоянного партнера, которым Влад считал бы нужным сообщить, что попал в больницу, не имелось, поэтому, как только посещения разрешили, первым к нему явился гость незваный — Василий Романович. — Владлен, я понимаю, то, что произошло, ужасно, — доверительно тихо заговорил генеральный директор, — вины с Артема никто не снимает, но… он этого не хотел. Он мне все рассказал, рассказал и полиции, и мы видели, что снято камерами наблюдения на парковке. Мы точно знаем, что произошло. Да, он виноват в самонадеянности, в том, что нетрезвым сел за руль, но он никому не хотел причинить вред, и если бы ты не пытался его остановить… — Он бы мог попасть в более серьезную аварию, — произнес Влад, прекрасно понимая, к чему идет весь разговор. — Да, он порой слишком мало думает, руководствуясь только сиюминутными желаниями, — кивнул Василий Романович, — но он очень сожалеет, что ты пострадал из-за него. Он просил передать свои искренние извинения. Надеюсь, ты не будешь держать на него зла, потому что произошедшее - это роковая, но только случайность. Никому не будет лучше, если он окажется за решеткой, — перешел к самому главному обеспокоенный родитель. — Никого тюрьма не учит и не исправляет, а вот испортить жизнь и психику может. Я не прошу тебя лгать или что-то утаивать, всего лишь сказать полиции, что ты не имеешь к виновнику претензий, что вы примирились. А еще не утверждай, что он был пьян. Мои адвокаты говорят, что ты можешь сказать, будто тебе показалось, что он нетрезв. Только показалось. Сложилось впечатление. — Разве у него не брали анализы на содержание алкоголя в крови? — холодно поинтересовался уговариваемый. — Разумеется, брали. Результаты такие, какие нужны. Видишь, я от тебя ничего не скрываю. Так же я готов заплатить любую денежную компенсацию. В разумных пределах. А еще за счет предприятия оплатим месяц лечения в лучшей реабилитационной клинике страны. — Знаете, я, в силу понятных причин, — пострадавший показал на свою голову, — сейчас с трудом воспринимаю новую информацию. Мне нужно все взвесить, обдумать… — Понимаю, — снова кивнул Василий Романович, хотя было ясно, что больше его устроил бы немедленный положительный ответ. С другой стороны они оба знали, что высказанное предложение наилучшее. Идти на принципиальный конфликт не было смысла. Как ни крути, а отношения в профессиональной сфере неминуемо испортились бы и вряд ли бы продлились долго. Самое же главное, Влад не злился на виновника произошедшего. Вроде бы, и должен был, но ни ненависти, ни обиды не испытывал. Возможно, потому, что некая странная связь между ними все же имела место и немалое значение. Генеральный директор встал и направился к двери, но у самого выхода остановился и обернулся. — Еще одно, — произнес он. — До меня доходили слухи о неком инциденте с твоей сотрудницей, произошедшем на том же корпоративе. Не стоит беспокоиться. На таких мероприятиях часто происходят вещи, выходящие за рамки профессиональных отношений, но там они и остаются. Недоразумение, не больше. — Вот именно недоразумение, — кивнул Влад, понимая, что его подкупают еще и обещанием не обращать внимания на вышеназванный случай. — У кого-то слишком разыгралась фантазия, и не к месту прорвались драматические способности. — Женщины, — усмехнулся Василий Романович, — готовы сделать трагедию из ничего. Через несколько часов после генерального директора к пострадавшему пришел сотрудник полиции, расследующий дело о ДТП. Влад рассказал то, что помнил. А свое настойчивое стремление удержать уезжающего объяснил тем, что его поведение показалось не совсем адекватным, словно тот много выпил. — Но опьянения анализы не подтверждают, — заметил полицейский. — Значит, он просто слишком активно веселился, — а потерев висок, пострадавший добавил, — сейчас детали с трудом вспоминаются. Не могу точно описать, почему у меня сложилось такое впечатление. Расследующий дело ни на чем настаивать не стал. Видимо, столь неопределенный ответ его как раз и устраивал. Записав показания, пожелал пострадавшему скорейшего выздоровления и удалился. Потянулся однообразно долгий период выздоровления. Находиться в четырех стенах двадцать четыре часа в сутки и при этом быть в полном бездействии оказалось весьма трудно. Влад с тоской смотрел в окно на быстро покрывающиеся листвой деревья и искал себе хоть какое-то занятие. В один из дней вспомнил, что хотел распрощаться с домработницей. Позвонил. Истинную причину увольнения он ей не сказал, прикрылся объяснением, что планирует надолго уехать и не будет нуждаться в услугах по уборке. Тут же встал вопрос: как забрать у нее ключ от квартиры и расплатиться за отработанные дни, если домработница принимала принципиально только наличными. Сообщать, что попал в больницу, Владу было неприятно, словно он признавался бы в неуместной слабости. Приходилось что-то придумывать. От болезненности состояния величина проблем преувеличивалась и теребила сильнее, чем они того заслуживали. Замкнутость больничного каземата раздражала все сильнее. Не дождавшись, когда ему позволят вставать, Владлен сам вышел из палаты. Прошел несколько метров в одну сторону, потом в другую. По коридору туда-сюда ходили люди: медицинский персонал и пациенты переговаривались, смеялись, куда-то озабоченно спешили. Наконец, чувствовалось движение жизни. Из окон был виден залитый солнцем больничный парк, и это поднимало настроение. Становилось не так тяжело и уныло. Удивленное: — Влад?.. Владлен? — прозвучало весьма неожиданно. Названный повернулся. Позвавшим оказался Родион. Юноша смотрел на него радостно и одновременно растеряно. — Что ты… вы здесь?.. — выдохнул он, быстро осматривая его восторженным взглядом и с трудом подбирая слова от внезапности встречи, а потом, немного придя в себя, задал более правильный вопрос: — Что случилось? Для Влада появление Родиона тоже стало совершенно неожиданным. — Авария, — как можно более нейтрально ответил он. В глазах юноши отразилось искреннее сочувствие, но Влад принял его за жалость, чего совершенно не хотел. И, чтобы не видеть того, что воспринял как очередное напоминание о своей слабости, отвернулся. Однако сделал это слишком поспешно и резко. В глазах потемнело, и его качнуло. Мгновенно среагировав, Родион подскочил и, обхватив, удержал, не дав потерять равновесие. Помутнение длилось всего несколько секунд, а затем Влад уверенно выпрямился, но эти мгновения близости подарили юноше столько счастья, что он с трудом сдерживал улыбку, которая сейчас была совершенно неуместна. — А ты что здесь делаешь? — спросил Влад, чтобы хоть как-то избавиться от возникшей неловкости. — У меня же мама тут лежит. Правда, в другом отделении. А через этот блок в аптеку ходить удобнее… — охотно ответил Родион и вдруг спохватился. — Может, вам помощь какая-нибудь нужна? Первым порывом Влад хотел отказаться, но потом вспомнил о проблеме с домработницей. Юноша оказался одним из тех немногих, кому Владлен мог доверить не только ключи от квартиры, но и кредитную карточку, чтобы снять деньги. Так что помощью решил воспользоваться. Позвонив увольняемой, Влад договорился о времени и месте передачи, предупредив, кто явится от него. Получив несложное задание, Родион обрадовался и выполнил все точно по инструкции бывшего работодателя. Кроме того, юноше, ответившему себе на весьма неприятный вопрос о женщине в квартире Влада, участие в окончательном расчете с не оправдавшей доверия принесло злорадное удовольствие. Приятно было и снова оказаться в заветном пристанище, все таком же аккуратном и строго привлекательном, как и его хозяин. На следующий день, возвращая полученные ключи и кредитную карточку, юноша заботливо поинтересовался: — Хотите, я вам что-нибудь из еды принесу? Знаю, кормят тут не очень, запрещено многое, но что-то более вкусное можно организовать. — Пиццу? — улыбнулся Влад, вспомнив самое частое из заказываемого Родиком для совместных трапез. — Если хотите, — пожал плечами тот и тоже разулыбался, понимая намек. — Правда, прятать придется, — шепотом добавил он. После неожиданной, но приятной встречи, время потянулось чуть быстрее и веселее. Родион и раньше часто навещал больную родительницу, а теперь и вовсе зачастил, наведываясь практически каждый день. Сначала он обычно шел к матери, чтобы принести гостинцы, развлечь, поддержать, а потом спешил к бывшему работодателю и делал практически то же самое, то есть развлекал и поддерживал. Рассказывал юноша все, что только мог вспомнить позитивного: и забавные истории из студенческой жизни, и о чудачествах вечно пьющих соседей, и о новинках кинематографа, трейлеры которых видел, но сходить на показы не удавалось. Влад легко улыбался, выслушивая восторженные потоки об абсолютно неважных вещах, и любовался живостью, молодостью и искренностью рассказчика. Его снова поманило за собой когда-то трагически ускользнувшее счастье. Каждый визит юного протеже поднимал настроение, дарил глоток ощущения свободы и счастья, а затем заставлял с тоской ожидать следующего. Вместе с тем Владлен прекрасно понимал, что пытается наступить на те же грабли, поэтому едва мысли ускользали в горизонтальную плоскость, он заявлял гостю, что устал, и тот с явной неохотой покидал его. Родион порхал по больнице довольный, как птичка. Улыбка так и рвалась растянуться на губах, хотя была в такой ситуации совершенно неуместной. Он еще боялся на что-нибудь надеяться, но ведь судьба снова сводила его с Владом, давала еще один шанс и очень неплохой. Стать опорой, стать развлечением, стать необходимым помощником — для начала, а затем, возможно, опять чем-то большим! Визиты участились, а так как посещал юноша лечебное заведение давно и регулярно, персоналу примелькался. — Родион, — узнала его одна из медсестер, придя к Владу делать очередной укол, — а ты что тут?.. — К дяде пришел, — выпалил Родион раньше, чем успел что-либо осознать. — К дяде? — удивленно переспросила женщина и окинула Влада недоверчивым взглядом. Тот выдержал его спокойно, возражать против версии юноши не стал. А вот Родика тут же настигла мысль, что весть о некоем родственнике может дойти теперь и до матери, приходилось что-то срочно придумывать. — Только он по отцовской линии, — спешно добавил юноша. — У мамы отношения с отцовскими родственниками не сложились, я ей и не сказал, что… чтобы не волновать лишний раз. — Понятно, — кивнула медсестра, — удачная случайность, значит. — Для меня — да, — улыбнулся Влад, от чего Родион просто расцвел. С момента встречи в больнице Родион пребывал в странном подвешенном состоянии, одновременно уговаривая себя ни о чем не думать и тут же неминуемо поддаваясь сладким грезам. Он так соскучился по всему, что между ними было, так без этого страдал, что теперь изображать из себя только некое родственное приятельство оказалось весьма непросто. Слишком сильно тянуло прижаться, хотя бы приобнять, снова почувствовать на себе сильные руки… мысли и желания галопом неслись и дальше, от чего становилось еще тяжелее. Вне больницы юноша часто впадал в глубокую задумчивость, пытаясь разобраться в ситуации и решить, как стоит поступать. Каждый шаг сейчас был важен как никогда. Одна ошибка, и дорогой человек снова закроет к себе путь. Так в напряженных размышлениях Родион в очередной раз брел из больницы в институт, практически не обращая внимания на то, что творится вокруг. Белоснежному «лексусу» пришлось трижды сигналить, прежде чем он добился от юноши вопросительного взгляда. — Здравствуй, дружок! — высунулся из машины Эдди. — Аль обижен на кого? Я семафорю, а ты и бровью не ведешь. — Извините, задумался, — подошел к автомобилю юноша. — Добрый день. — Не очень, видимо, добрый, раз ты такой сумрачный. Что случилось? — Эдгар явно пребывал в хорошем и даже игривом расположении духа. — Или с зазнобой твоего сердца нелады? Родион покраснел и замялся. Известно ли Эдди, что между ним и Владом произошел разрыв, он не знал и, стоило ли того посвящать в столь личные дела, пока решить не мог. Поэтому постарался сместить акцент в беседе. — Уже лучше. С каждым днем все больше поправляется, — расплывчато произнес он. — То есть? — удивился и даже насторожился мастер преображений. — От чего поправляется? — А вы не знаете? — в свою очередь изумился Родион. — После аварии поправляется. Пока в больнице, но уже уверенно идет на поправку, как говорит его лечащий врач. — Ах, он!.. — вознегодовал Эдгар, но до оскорблений все же не дошел. — А мне ничего! Ни слова! Ни полслова! Ни намека! А я думаю, что раз тишина, то, наконец, все хорошо. Наслаждаетесь совместным счастьем и никого не хотите видеть! — и уже более спокойно спросил: — Какая у него палата? — Двести восемнадцатая. Блок четвертый. Посещение с четырех до восьми, — протараторил юноша. — Устрою ему сегодня головомойку, — непримиримо заявил Эдгар. — Надо же! И ничего ведь не сказал! Не позвонил! — и быстро перескочив на другую тему, бросил: — Тебя подвезти? — Да. В институт. Если можно. На парковке около своего учебного заведения Родион выпорхнул из очередного дорогого автомобиля. С улыбкой и от души пожелал сидевшему за рулем всего хорошего и направился на скучные лекции. В этот раз его появление не было таким ярким, как в прошлый, однако внимательный Павел Аркадьевич все же приметил нерадивого студента. — Да вы прямо нарасхват, Котик, — тихо процедил он сквозь зубы. — Конечно, когда тут об учебе думать. Ох, допрыгаешься ты у меня. Эдгар не стал зря тратить время и давать эмоциям остынуть. Заявился в палату к больному, пыша праведным гневом и озорной веселостью. — Это как называется?! — возмущенно бросил он, внося в унылость больничной обстановки ощущение непримиримого эпатажа. — Друг называется, да? А почему друг узнает обо всем через третьих лиц? Я был так возмущен! Так поражен! Так растерян! Что как болван, не придумав ничего лучше, притащил тебе эти банальные апельсины! — и Эдди впихнул пакет с гостинцами больному. Влад не мог не рассмеяться: — И на том спасибо. — Какое там «спасибо», — отмахнулся его друг и уселся на стул рядом с кроватью. — Что случилось? Симпатичная мордашка сказал мне, что авария. Но ведь ты всегда такой осмотрительный и осторожный. Что вдруг произошло? — Легкомысленно пренебрег той самой обычной осторожностью, — с улыбкой ответил Владлен, не желая даже близкому другу рассказывать об истинных причинах произошедшего. — Надолго тебя сюда упекли? — Еще недели две. — На апельсины от меня больше не надейся, — делано строго произнес Эдди. Влад со смехом пообещал. — Теперь о важном, — заявил товарищ. — Ты же не думал, что я явился просто на тебя полюбоваться. Уже совсем скоро мой самый ненавистный международный конкурс — «Золотой завиток». На этот раз я просто обязан взять гран-при! Мне нужна твоя помощь. Владлен настороженно провел рукой по волосам. — Парикмахерский конкурс? Надеюсь, лысым меня не оставят. — Не переживай, — милостиво успокоил его Эдди, — твоя голова меня не интересует. А лысые головы тем более не интересуют жюри. Сослуживец твой нужен, для которого я в женском по пансионату скакал. Вот у него шевелюра просто прекрасная! То, что нужно! И лицо как раз идеально будет сочетаться с шедевром, который я задумал! С таким исходным материалом я непременно выиграю! Влад заметно помрачнел, думать об Артеме, а тем более общаться с ним, ему сейчас не хотелось. — Понимаешь ли, — протянул он, — тот мой коллега хоть и выглядит разгильдяем, но все же один из топ-менеджеров завода. Вряд ли он согласится участвовать в качестве модели в каком-то там парикмахерском конкурсе. — Не в каком-то! — взвился Эдгар. — А в престижном, ежегодном, да еще и международном! Я уже который раз пытаюсь его выиграть. Сам понимаешь, это же дополнительные баллы к репутации моего салона, прекрасная реклама, а значит, и увеличение потока клиентов. Этот тип мне просто необходим. Владлен отрицательно покачал головой: — Вряд ли он согласится. К тому же, не такие у нас отношения, чтобы просить о подобном. — Неужели? — недоверчиво прищурился проницательный товарищ. — А как ты за него переживал там, в пансионате? Как спасать рвался? Как в разборки с корейцами влез? Хорошо еще, что обошлось. По-моему, отношения у вас как раз и имеются. — Нет, — резко и уверенно заявил Влад. — Хочешь скрывать — скрывай, — примирительно поднял руки Эдгар, — меня это, в общем-то, не касается. Это больше симпатичную мордашку должно волновать. Кстати, он не поэтому такой мрачный? Владлен недовольно вздохнул. Он не любил распространяться о своей личной жизни, тем более, когда ситуация такая неоднозначная. — Понял, понял, — замахал рукой Эдди. — Все сложно. Но я не отступлюсь. Не хочешь с ним договариваться, я сам. После того, что я тогда для вас вытворял, он не посмеет мне отказать. Давай его номер телефона. *** Артем повел себя очень благоразумно. Во всем слушался отца и адвокатов, поступал, так как от него требовали, говорил только то, что велели. Все анализы сдал беспрекословно, дал показания по всем вопросам, вел себя тише воды, ниже травы. Изображал глубочайшую подавленность случившимся и раскаяние. Вот только в больницу к пострадавшему ехать наотрез отказался. — Можешь взять отпуск, — разрешил строгий родитель, доставив сына из полиции домой. — Только до официального окончания расследования город, а тем более страну не покидай. — Не хочу я в отпуск, — недовольно пробормотал непутевый отпрыск. — Что мне там делать? На заводе и то веселее. Как ни странно уже в понедельник он снова появился на работе. О том, что случилось с начальником службы технического контроля, сообщили на утреннем совещании, разумеется, о виновнике аварии не упоминали. Так же Василий Романович попросил пострадавшего своими визитами не тревожить и дать возможность спокойно выздороветь. Бесполезный заместитель на совещание не пошел и просиживал у себя в кабинете, с каждой минутой все отчетливее понимая, что тут ничуть не лучше, чем в любом другом месте. Было тошно от самого себя, мерзко от своей трусости и невыносимо от необходимости делать вид, что он ни в чем не виноват. Виноват! Еще как виноват! Бесчувственное тело Влада постоянно всплывало перед его мысленным взором и одним своим видом наносило болезненнейший удар под дых. Артем понимал, что совсем не в этом опостылевшем кабинетике сейчас должен быть, а мчаться в больницу, просиживать там, у кровати больного, день и ночь и бесконечно извиняться. Знал, что должен, но не мог. Вспоминалось, как он сходил с ума над бесчувственным отцом. Снова накрывало ощущение жуткой растерянности, беспомощности и паники, а предчувствие смерти холодной рукой сжимало встревоженное сердце. Он с трудом выбрался из этого в прошлый раз, с трудом пережил, а пройти через все опять, да еще и зная, что именно он виновник случившегося, было выше его сил. Увидеть Влада едва живым, бледным, в трубках и капельницах… такое даже представить было жутко. Множество раз повеса проезжал мимо больницы, множество раз пытался собрать всю силу воли и зайти, но так ни разу и не остановился, уносился прочь, как нашкодивший шалун. Однако и покоя нигде не находил. Чувствовал себя никчемным и совершенно потерянным. Все утратило смысл, ничего не радовало, ничего не хотелось. Он мог часами сидеть, глядя в одну точку, ни о чем не думая, пребывая в странном состоянии, похожем на транс. Ему самому от этого было некомфортно и страшно. Обычно от подобных нелепиц он сбегал в хмельное забытье и веселые компании, безумные выходки и пляски двадцать четыре часа в сутки, но сейчас даже думать о выпивке стало противно. На спецсредства не тянуло. В шумную толпу не хотелось, да и на жаркое ложе с какой-нибудь красоткой тоже. Оставались работа и дом. Отец настоял на том, чтобы отпрыск до окончательного разрешения дела жил не в городской квартире, а в загородном особняке. Так сказать, под присмотром. Мачеха была вынуждена делать счастливый вид матери семейства, организовывая общие ужины каждый вечер. Артема тошнило от показной родственности чувств, но он держался. Спокойнее всего оказалось на работе. Здесь бесполезного заместителя не слишком обременяли делами, и он занимался чем угодно, только бы меньше думать о Владе и своей вине. Вот только на не любящего подолгу сидеть взаперти начали давить стены, подыгрывая душе, рвущейся прочь. В один из таких моментов острого приступа появилась Альбина. — Я понимаю, — плаксивым голосом заговорила она, — что произошедшее с Реутовым ужасно, но как же со мной? Он ведь поступил со мной не менее ужасно. И это все видели. Это все знают. Теперь на меня смотрят так, словно это я сама во всем виновата. А я не виновата. Я его ни на что не провоцировала. Ни к чему не подталкивала. Я только старалась выполнять все его дурацкие требования. Он же цеплялся за каждую мелочь. Ты же сам знаешь. Я думала, я ему не нравлюсь. Думала, он меня просто ненавидит. А оказалось, только одного и хотел. Ты не представляешь, как это было страшно. Я не ожидала. Я испугалась, что он меня прямо там… Меня даже сейчас, от одного воспоминания… — Что ты от меня хочешь? — поморщился заместитель по кадровым вопросам. Вспоминать о глупейшем инциденте совершенно не хотелось. Тот был такой нелепый, такой смехотворный, что по сравнению с произошедшим потом даже не стоил каких-либо упоминаний. — Чтобы я Реутова отругал? Я же тогда с ним поговорил. Все это недопонимание и случайность. Забудь. — Как забудь?! — взвилась девушка. — Он меня оскорбил! Он меня облапал! Он мне блузку порвал! Между прочим, дорогую! — Уверен, стоимость блузки он возместит. Как только на работу вернется, — отмахнулся повеса, а сам с болью неожиданно для себя подумал: «Скорее бы вернулся». — Да не в блузке дело! Он вернется, а я все еще в его службе! — не унималась Альбина. — И что? Он снова будет надо мной издеваться! Притеснять! Снова попытается лапать! Я не собираюсь это терпеть! Ты должен принять к нему какие-нибудь меры! Наказать! Чтобы больше не смел! — Что значит наказать? — потерял терпение Артем. — За что? За то, что якобы сделал? За домогательства, что ли? Детка, у нас за такое не судят. Статьи такой нет. Успокойся. Ему сейчас точно не до этого. И вообще, не верю я, что он тебя трогал. И никто не верит из хорошо его знающих. — Не ожидала от тебя, — вскочила с места разозленная его отношением девушка. — Не ожидала, что ты будешь защищать этого мерзавца! Но я так этого не оставлю! Не оставлю! — и разрыдавшись, она выбежала из кабинета. — Угораздило же с ней связаться, — недовольно подумал Артем. Ни слова, ни угрозы Альбины он всерьез не воспринял, но разговор заставил чувство вины всколыхнуться в очередной раз. Артем позвонил начальнику отдела кадров. — Кто-нибудь связывался с родственниками Реутова? С соболезнованиями? Может, им что-то нужно? Помощь какая-то. — Соболезнования, вроде бы, неуместны, — растерялась его собеседница. — Ну, что там еще? Сочувствие? Должны же мы от имени работодателя что-то проявить… — Артем слушал сам себя и понимал насколько странно и фальшиво все звучит, но он-то хотел сделать что-то искренне, вот только не знал, что именно.  — Мы не связывались, — честно призналась начальник отдела кадров. — Возможно, его коллеги по службе… От Бескрайного, заменившего Влада на время болезни на посту начальника, Артему тоже ничего узнать не удалось. — Мы ни с кем не связывались, — неопределенно бормотал тот, озадаченный вопросом. — Он же не женат… Детей нет. У кого спрашивать? В больнице, наверняка, связались с его родственниками… — Я не об этом, — перебил его заместитель по кадровым вопросам. — Должны же мы проявить какое-то человеческое сочувствие. Это же ваш коллега. Он в больнице. Его родных как-то поддержать надо… — У нас никаких контактов… Поняв, что разговор бесполезен, Артем положил трубку и запросил личное дело Влада. Заместитель по кадровым вопросам и сам толком не понимал, что планирует делать, так что просто плыл по течению вдруг приходящих в голову идей. В личном деле нашлись сведения только о родителях. Судя по имеющемуся адресу, жили они в другом городе, где-то на дальней окраине области. Номера телефонов отсутствовали. — И как с ними связаться? — озадачился повеса. — Не у Влада же спрашивать. Ему, может быть, и телефоном еще пользоваться не разрешили. Так совершенно неожиданно возникли затруднения, к которым заместитель по кадровым вопросам даже не знал, как подступиться. Голову он ломал минут десять, не желая сдаваться, и в результате решил действовать, как Александр Македонский с Гордиевым узлом. Предупредил, что уезжает, и покинул надоевший кабинет. В дороге неугомонный повеса провел около четырех часов, затем еще немало времени ушло на плутание по незнакомому городу в поисках нужного адреса. В итоге обнаруженный дом оказался старенькой многоквартирной двухэтажной. Домофона на подъезде не было. Обрадовавшись последнему обстоятельству, Артем сразу поднялся к указанной в личном деле квартире. Позвонил. Речь он не готовил, надеясь импровизировать, что ему обычно неплохо удавалось. Дверь открыла пожилая женщина. Стройная и аккуратная, интеллигентной наружности. «Мать», — сразу догадался прибывший и вдруг спохватился, что забыл ее имя и отчество. Однако не растерялся. — Здравствуйте, — солнечно улыбнулся визитер, а потом сообразил, что те сочувственные фразы, которые должны теперь последовать, никакой радости не предполагают. Пришлось улыбку тушить. — Я по поводу вашего сына, — перешел он на вкрадчивый тон. — Так как он в больнице, я хотел узнать… Женщина вскрикнула и зажала рот руками. Глаза ее расширились и мгновенно наполнились слезами. Из всего этого повеса сделал неожиданный для себя вывод: о состоянии Влада она не знала. — Извините, — попытался Артем как-то исправить ситуацию, — не хотел вас пугать… — Анна, кто там? — раздался недовольный мужской голос, дверь шире распахнулась, и перед визитером появился пожилой седовласый человек. — Вы кто? — не слишком любезно бросил он гостю. — Что вам нужно? Женщина испуганно смотрела то на Артема, то на мужчину, но сказать ничего не могла. — Вы, наверное, отец Влада, — повеса попытался сделать беседу дружелюбнее. — Здравствуйте, — он даже протянул руку для приветствия. — Никакой я не отец! — возмутился мужчина и оттолкнул протягиваемую кисть. — Нет у меня сына! Умер он! — Подождите, — опешил Артем. — Разве вы не Реутов Сергей… простите, отчество ваше забыл. А Владлен Реутов разве не ваш сын? — Сказал же, нет у меня сына. Умер. Точка, — по-военному жестко отрезал мужчина и захлопнул дверь. Прибывший замер в полнейшем недоумении. Пришлось ему напрягать память, чтобы точно вспомнить адрес родителей своего строптивого оппонента. Все совпадало. Ошибки быть не могло. Он позвонил еще раз, но теперь ему даже не открыли. — Идите прочь! — крикнул из-за двери непримиримый мужчина. — А не оставите нас в покое, полицию вызову! Я сам в органах всю жизнь проработал, так что по первому моему звонку скрутят тебя как миленького. Не сомневайся! Пребывая в замешательстве от столь нетеплого приема, Артем покинул подъезд и присел рядом на лавку, покурить. «Н-да, — медленно прошуршало в голове, — у меня с отцом тоже отношения напряженные, но он меня, по крайней мере, в покойники не записывает». Выкурив одну сигарету, непринятый визитер взялся за вторую и тут его негромко окликнули: — Молодой человек, подойдите, пожалуйста. Повернувшись, Артем увидел в дверях подъезда мать Владлена, делающую ему знак рукой «приблизиться». — Вы извините моего мужа, — сбивчиво заговорила она, когда повеса подошел. — Это он из-за болезни такой раздражительный… Скажите, что с Владушкой? Почему он в больнице? Все очень серьезно? — голос у женщины дрожал, в глазах стояли слезы, и вестнику пришлось аккуратно подбирать выражения. — В аварию попал, — успокоительно заговорил повеса. — Угрозы жизни нет, — старался он врать уверенно, так как сам о здоровье Влада ничего не знал, но надеялся… — Боже мой, боже мой, — забормотала расстроенная родительница, — как же так… — Вы так не переживайте. Организм сильный, крепкий, молодой еще. Выберется. — Боже мой, боже мой… — снова повторила женщина убитым голосом, а потом спохватилась. — А вы?.. Вы его?.. — она запнулась, растерялась, не зная, как правильно выразить свою мысль. Артем догадался и так. Его бросило в краску, захотелось тут же громко протестовать, но именно это показалось сейчас самым верным обличителем. — Коллега по работе, — выпалил повеса спасительное, — занимаюсь вопросами кадров, вот и пришлось… Вашего телефона в его личном деле не было, поэтому вынужден приехать. Его собеседница явно успокоилась на этот счет и тихо проговорила: — Спасибо вам, — и тут уже от избытка чувств расплакалась, — а то мы ничего о нем не знали. Давно ничего не знаем. С отцом у него отношения не сложились, вот и… Спасибо вам. — Да, не за что. Вы только успокойтесь. Все будет хорошо. Он скоро поправится. Хотите я вас к нему отвезу? Она сокрушенно помотала головой. — Не могу я к нему поехать. У мужа сердце слабое. Не переживет он такого. А сам мириться ни в какую… в общем… извините. И Владушке передайте, чтобы извинил нас. И передайте, пусть быстрее выздоравливает. Я за него молиться буду. От искреннего горя даже у повесы как-то нехорошо защемило в груди, хотя он и не был приверженцем тесных семейных связей. — Знаете что? — неожиданно для себя произнес он. — Возьмите, — и протянул женщине свою визитную карточку, — если вам вдруг понадобится о Владе что-то узнать или связаться с ним, звоните в любое время. — Спасибо вам, — благодарно закивала плачущая, — а вы передайте, пожалуйста, Владушке, — и она сунул Артему в руку что-то завернутое в носовой платок. — Иконка это. С материнским благословением. А теперь извините, пора мне. Вдруг Сереженька хватится, не найдет меня… До свидания. Спасибо вам за все. — Поспешно вытерев слезы, женщина скрылась в подъезде. — До свидания, — задумчиво пробормотал повеса, сжимая в руке подарок и обдумывая, как его передать, не наведываясь в больницу. Визит к родителям Влада произвел на него тяжелое впечатление. Невольно он сравнивал эту ситуацию со своими отношениями в семье, и теперь идея как-нибудь признаться отцу, что спал с мужчиной, не казалась такой уж забавной.