Раскрась меня

На распутье. – Чонгук катал нагревшуюся батарейку в ладони, взвешивая на внутренних весах то, что нельзя сравнивать. Родители. – Там за белой дверью, прямо по коридору и вниз по лестнице, в столовой сидят измученные им отец с матерью. Он видит, что он делает с ними и он знает, как сильно по ним ударит новость, что ему опять нужно идти. – Чонгук ложится на ковер поднимая волнующий объект перед глазами и перекладывает из правой руки в левую. Сердце. – Его сердце находится гораздо дальше, чем комната на первом этаже в их доме. Оно одиноко, ненавидит его и скорее всего не желает, чтобы остальное тело, в лице Чонгука, к нему приближалось хоть на жалкий сантиметр. Оно возможно кидает ему ниточку, клубок которой приведет Чонгука в абсолютно противоположную сторону. Просто одна из уловок, целью которой сбить его и обезвредить. Руки обессилено падают на пол – у него нет выбора. Он самый худший сын и лучшее проклятие для Божества, да и рюкзак с разноцветными кепками собран, а двусторонняя ветровка, смялась под спиной. Чонгук уже все решил. Он не смотрит на себя в зеркало, не желая запечатлеть тот момент, когда он оставляет своих родных позади, и ломает голову над тем, стоит ли уйти незаметно, или же напрямую сообщить о своем решении. Они заслуживают, а он больше не трус. Кто угодно, но точно не трус. Чонгук чувствует, как пот облизывает шею, каплями забираясь под воротник и покоряя спину. – Отец, - Он встречается с ним глазами, и боковым зрением замечает, как мать нервно поправляет смазанный макияж. Они знали или ждали. После его то безумной истерике на крыльце, как не ждать! – Я… - Чонгук комкает лямку рюкзака, подбирая наиболее мягкие слова в столь неприятное время. Их попросту нет. – Я ухожу. – Он воровато набирает воздух. – Я все равно уйду, даже если вы против. Техен… - Он все еще ласкает в руках батарейку, что когда-то, думая о чем-то неизвестном ему, держало Божество. – Оставил мне это. – Чонгук нервно смеется. – Это мелочь, конечно, я понимаю. Но это все, что у меня есть, чтобы попробовать помочь ему. И мне. - Я поеду с тобой. – Отец поднимается, отставляя ставший привычным стакан с виски, и поправляет манжеты на смятой рубашке. Его невнятный и обрывочный диалог на удивление понят. Чудо, а не родители. Он их явно недостоин. - Нет. – Он не успевает ничего возразить, как отец гневно прерывает его. - Это не обсуждается! – Чонгук переводит взгляд на окна, за которыми темно и бесспорно следят и выбор становится слишком ясным, и чистым. - Я не обсуждаю это с тобой. Я ухожу! – Он кидает на стол бумажку с заранее написанным текстом на корейском. Наверняка с ошибками, но Чонгуку за это не стыдно. – Ты не был в моей ситуации, ты не знаешь… Вы ничего не знаете… Пожалуйста! - Так, блядь, расскажи! – Отец подбирает записку, пряча ее в кармане, и хватает его за грудки, прижимая к косяку. – Расскажи нам, что мы должны делать! - Мне некогда! – Мужчина напирает, ощутимо встряхнув его и заставляя проехаться выпирающими косточками по дереву. – Отлично! – Чонгук скалится, соображая, что громкие скандалы не на его стороне. – Хочешь знать?! Ну тогда слушай! – Он хватается двумя руками за удерживающую его руку. – Твой сын не такой хороший, как ты о нем думаешь. Я насильник! Я принуждал Техена, а он не мог мне отказать, потому что он болен, и считает меня чуть ли не ангелом, спустившимся с небес, чтобы предотвратить его самоубийство. А теперь… - Чонгук наконец касается пятками паркетных досок. – Теперь он делает все возможное, чтобы я не смог его снова остановить! Я добился того, что жизнь для него худшее из того, что может с ним случится! – Теперь Чонгук держит отца за плечи, смотря прямо в глаза. – Во всем, что сейчас происходит, виноват я, понимаешь? Во всем! – Он напирает на последнее, надеясь, что родитель догадается, что убийства в которых обвиняют Божество вписываются в это «во всем». – Я не прощу вас, если вы мне помешаете. – Последний аргумент перед тем, как Чонгук перешагнет еще одну черту, и применит физическую силу для того, чтобы освободиться. Напряженное молчание. - Два дня. – Отец хрипит и в целом говорит сквозь зубы. – Два дня, Чонгук, или я лично сделаю все возможное, чтобы ты оказался под арестом, потому как лучше живой ненавидящий тебя сын, чем мертвый. – «Спасибо!» - Пошел! «Спасибо!» Чонгук порывается в сторону черного входа, но замирает в дверях, и разворачиваясь к родителям, кланяется так низко, как только может его позвоночник.

***

Улица. Музыка, черная кепка, воротник прикрывающий пол лица и бег трусцой, переходящий в настоящую гонку на выживание. Никаких телефонов, никаких наушников, - полная концентрация внимания на единственной цели. – Чонгук маневрирует между домами, перескакивая через заборы и клумбы, не забывая через каждые пять секунд зажимать кнопку на брелке. Вдруг удача? – Чонгук смеется в голос, но порыв ледяного воздуха сжирает смех и замораживает голосовые связки. Нет… Он чересчур долго полагался на попутный ветер и умение Божества грести и разгребать, так что пора бы приготовиться и разрезать блядскую штормовую волну. Бег. Чонгук рвал ленты запретов врачей, подтягивая и перекидывая себя через бетонное ограждение многоярусной парковки. Возможно он даже поставил новый рекорд, пробежав такой марафон без бутилированной воды, передышек и предварительных тренировок, а возможно это город сжалился над ним, и придвинул метро на несколько километров поближе. Чонгук благодарен – он прыгает на платформу, между двумя двигающими в разные стороны лестницами, и под ошалелые взгляды людей и выкрики, скользит вниз. «Ебанные лампы!» - Пару, раз чуть не навернувшись об встроенную подсветку, он приземляется рядом с мужиком в военной форме, и мчится в стоящий рядом открытый вагон. – Ох, черт! – В спину кто-то врезается, и они вместе отлетают к противоположным дверям, врезаясь и падая на колени. Не пытаясь подняться, Чонгук прислоняется пылающим лбом к металлическому поручню и чувствует, как все его тело потрясывает синхронно сердцу, и пот… он как загнанная лошадь, скользкий и липкий. Не открывая глаз, он стягивает рюкзак с плеча, доставая из бокового кармашка прохладный чай. – Да… Д-дай тоже… Чонгук кивает, присасываясь к горлышку и сделав несколько больших глотков протягивает… - Ты… Ты блядь, кто? – Сбоку от него, тяжело дыша, валяясь на спине и раскинув конечности звездой, лежала раскрасневшаяся девушка. Выглядела она готовой вот-вот свести концы с концами. – На… - Чонгук всучил в протянутую мокрую ладонь бутылку, и она тут же вылила половину содержимого себе на лицо. Остудиться, блядь! – Это чай, дура! – Чонгук поймал незнакомку за руку, и направил к губам. - Ох… - Стоило только бутылке опустеть, как ее волосы снова рассыпались по полу. – Дж- Джейн. Меня зовут Джейн Ш-шоу. Жур… журна… журналист. - Ну тогда иди на хуй, Джейн Шоу. – Чонгук принялся подниматься, намереваясь сменить еще парочку вагонов и кепок. Он специально взял с собой пять идентичных, но разных по расцветке. Так себе, но все же маскировка. - Стой. – Она вцепилась в него железной хваткой. – Я же столько бежала за тобой! Тебе не жалко меня?! Мне нужна эта статья! - Отвали! – Чонгук поддевает каждый палец по отдельности, стряхивая себя бесящую особу, которая снова и снова хватаясь за него, привлекая к ним итак порядком внимания. – Мне не до тебя сейчас! – Наконец вырвавшись, он шатаясь побрел в начало поезда. - Тебе есть, что сказать, верно?! – «Вот же ж!» - Чонгук врезал кулаком по обшивке двери между вагонами. Сука явно не собиралась отставать. – Охуеть! Охуеть! Я права! О… Ему было, что сказать, но, когда он этого хотел, его никто не слушал. Сейчас же любое слово действительно имеет цену эквивалентную золоту высшей пробы, и единственный человек способный получить это за даром – Божество, ведь для него все, что когда-либо говорил Чонгук было пустым звуком. «Я люблю тебя» - Засорение эфирного времени. Чонгук потер тоскующий безымянный палец, раздумывая как лучше избавиться от «бегуньи», посмотрел на свои «пумы», потрогал виски, на которых подсыхала выступившая влага… - Я могу надеяться, что ради отличной, горячей статьи, ты пойдешь на все? – Он повернулся к бездумно-кивающей девушке. Все-таки учеником он был прилежным. – Тогда раздевайся. – Девушка нахмурилась, явно не врубаясь. – Слышала же, что говорят в СМИ про Техена, сама же из их числа… Я его муж, стало быть, я тоже больной психопат… - То, как о его Божестве отзывались все, кому не лень, терзало наравне с совестью. - …И я хочу посмотреть, как ты раздеваешься тут, и прямо сейчас. – До ближайшей станции совсем немного осталось. – Ну?! Я не намерен ждать! Джейн огляделась по сторонам. Да… Народу было предостаточно… И начала поспешно раздеваться. – Все снимать? - Не сомневайся. – Все открыто пялились, снимая их странную парочку на мобильные телефоны. Мужчины одобряюще глядели, и никто… Никто! Спасибо Вашему Величеству Америке! Не пытался ее остановить. Чонгук натянул козырек кепки пониже, искоса поглядывая то в окна, то на оголяющуюся кожу. «Живее!» Слышится заблаговременно включенная тормозная система, с ее писком-скрежетом по рельсам. Раз… На стенах тоннеля все больше освещения и цветных опознавательных квадратов. Два… Сердце вновь ускорялось, испуганно и напряженно подготавливая все еще уставшее тело, к еще одной непосильной нагрузке. Чонгук выровнял дыхание, боясь нечаянно выдать свои, как ему казалось, очевидные намерения. На девушке уже полностью не было верха и обуви, а джинсы были спущены до середины икр. Он поднял глаза, встречаясь с ее, и не смог сдержаться от улыбки. – «Идиотка!». Три… Джейн поняла, но время никого не щадит… Чонгук толкнул Шоу на какого-то парня, а сам выпрыгнул из вагона, теряясь в толпе, и забегая в этот же состав, но с другого конца. Следующие несколько часов он менял поезда, маршруты, кепки и стороны очень удачной для запутывания следов куртки. К моменту, когда он подошел к центру, где работал отец Техена, в нем уже никого не было. Чонгук спрятался в углублении между декоративными выступами на крыльце, и принялся делать то, что у него выходило очень хорошо. Ждать. Чуда, Идей, Справедливости, Мира во всем мире и одного из ублюдков этого большого, полного таких же, как и он сам, города. - «Свист». – Губы и пальцы от холода слушались с заминкой. – Привет, гандон! Его отец должен был состариться, должен был хранить на себе все те беды и болезни, что несло в себе Божество, но Ким был такой, каким Чонгук его помнил, и каким пытался забыть. Разве, что разбитое лицо залечилось, и то, до омерзения без шрамов. – Чонгук? – Голос… Будто говоришь с призраком, сплошной ностальгический лифт. – Зайдем? Мужчина представил Чонгука охраннику, как своего внезапно приехавшего племянника и попросил никого к нему в кабинет не заходить. Была такая рань, что и беспокоить то пока было некому. Ни улыбчивой медсестры, ни уборщиц, ни звука, работающего на самом минимуме телевизора. Ким Техен, медленно убрал пальто в шкаф, пока Чонгук старался утихомирить в себе ярость. Поставил две маленькие чашечки в кофейный автомат, выбирая что-то на свой вкус, пока Чонгук давился подпирающей к горлу желчью, и изгонял желание озвучить просьбу «Скажи еще пару слов, я так скучаю по его голосу». Усаживался в кресло, закидывая ногу на ногу, поворачивая ручку одной из кружек, которые уже стояли полные, на столике рядом, к себе… Прям бас-гитарист на нервах. - Сядь, Чонгук. - Блядь… Еще немного и Чонгук бы стер безымянный палец до кости. - Не скажу, что я удивлен… – Кофе никто из них не пил. Вдох. «1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10» - Останутся ли рубцы на этой гладкой роже, если разбить о нее кружку? Выдох. «10, 9, 8, 7, 6, 5, 4, 3, 2, 1» - Нихуя не помогает!!! Унизительно! – Мне нужна твоя помощь… - Чонгук садится напротив, подбирая правильные слова из лексикона «Сдохни, сдохни, тварь!» – Ты ведь пострадаешь одним из первых, если он заговорит. – Спокойствие оппонента только ускоряет щелканье кремнем зажигалки, рядом с ядерным реактором его условного самообладания. – Мне нужна мобильность… - Он все еще не может говорить достаточно открыто, ему мерещатся провода «жучков» буквально повсюду. – Нужно найти кое-что… Почему ты не пришел тогда на свадьбу?! – Это вырвалось непроизвольно. - Чонгук… - Мужчина начал массировать переносицу. – Это исключительно твое желание «воссоединить» родственников. Ни его, и ни мое. Чонгук порывисто встает. Сейчас он сплошь чистое отрицание. – Ты, блядь, не прав! Ты, блядь, охуительно ошибаешься! Он хотел семью! Он говорил мне! – «Сказка», ласковое «мамочка», и даже то «папочка», произнесенное в этом самом кабинете, тому подтверждение! - Бессмысленный спор, Чонгук. – Мужчина тоже встал. – Как и твои неприкрытые угрозы мне. Если Техен решит рассказать про меня, то пусть так и будет. Предъявит ДНК-тест? Плевать, пусть! Я был подростком, я не платил никому никаких денег за секс с Тэсс, я был очарован умной и красивой женщиной, и никто не кинет в меня камень из-за этого, если они увидят хоть одну из ее фотографий. – Крики становятся обоюдными. - Я вменяем, у меня нет никаких приводов в полицию, никаких штрафов, безупречная репутация, отличный адвокат, так что то, что я трахался без предохранения по малолетству, не делает из меня виновного во всех грехах! - Ах ты ж, сука! – Ким перехватил его руку, но тут нужно сказать «спасибо» последствиям прогулки, нежели внезапно приобретенным оборонительным навыкам. – Прекрати говорить о нем, как об ошибке! – Еще один кулак, который также «ловко» перехвачен. - Чонгук, угомонись! Я не пытаюсь оскорбить Техена! Ты думаешь, я не переживаю за него?! Думаешь, я не пытаюсь выяснить через свои каналы, как у него сейчас обстоят дела?! Пользуясь своим положением президента ассоциации психологов и психиатров, я подал прошение на его принудительное лечение здесь, в Нью-Йорке, но мне вчера официально отказали! - Почему? – Чонгук ждал этого, ведь это Техен и глупо молиться на то, чтобы он упустил столь важную деталь. - Потому, что его через три дня перевозят в Колумбус, штат Огайо. – Энергия выпаривается, а глаза перестают четко различать предметы. Звон в ушах. – Причин для перевоза, мне не назв… Чонгук?! – Его подхватывают, усаживая обмякающее тело обратно в кресло. – Что такое? Тебе плохо? - Смертная казнь… – Чонгук не принимает поданный стакан воды, облизывая пересохшую корочку герпеса на губах. – …Разрешена в Огайо… - Он зарывается пальцами в отросшие волосы, оттягивая их до боли, чтобы быстрее восстановить приток крови, и не пасть в обморок уже окончательно. – Тридцать шесть штатов где она разрешена… - Он щипает себя за щеки, сменяя вид бодрящего массажа. – Но он каким-то образом смог выбрать тот, где судили Виктора. Это его… - Соучастник Моники, я догадался. – Вот он, тот Ким Техен которого Чонгук ожидал встретить сегодня утром. Поблекший, утерявший лоск и самоуверенность. – Я изучил те документы с флешки, что ты мне оставил, и сложил общую картинку. – Чонгуку было срать на то, что этот биологический долбоеб там складывал, ему вообще на многое сейчас было насрать, и эти кучи дерьма вокруг него росли с небывалым размахом. Ему было до хуя страшно, да так, что минуты перед операцией казались детской забавой, божественной подготовкой и разогревом к настоящему, грандиозному спектаклю. Пальцы тянулись к фарфору, только в этот раз он хотел, чтобы осколки полосовали его рожу, вытесняя то, что творилось внутри, тем мясом, что можно развести снаружи. – Ты будешь моим водителем… - Чашка уже остыла, податливо кружась на блюдце за ручку. – Точнее ты будешь моим водителем, иначе… - Чонгук вяло пожал плечами. -… можешь искать телефоны лучших пластических хирургов или писать завещание… Хуй знает смогу ли я остановиться. Хотя вру, я знаю, что не смогу. Личный водитель и целехонький, так и нетронутый сервис, к вашим услугам!

***

Список намеченных, памятных для них с Божеством мест иссяк, не дав никаких плодов. Остатки здравого смысла твердили, что брелок, был скорее всего автомобильный, а значит место для парковки тачки, должно быть достаточное надежное, чтобы машину не эвакуировали или не угнали в период «простоя». – Дай телефон! - Так начался многочасовой круиз по всем автостоянкам, начиная с самых современных и охраняемых, до самых запыленных и миниатюрных. На одной из таких, на которую они уже прибыли в полной темноте, Чонгук уже без особой надежды, высунул руку из открытого окна, и направив на ряды забытых машин, щелкнул затертой кнопкой. Возрождение надежды беззвучно. Это один зеленый огонек диодной лампочки, и два огненно-рыжих грязного внедорожника в углу. А еще тремор конечностей, тахикардия и жар в области затылка. Просто граница его никчемности размывается о металлическое ограждение высотой два метра и штыками-кольями на вершине. «Нашел! Нашел! Нашел!» Чонгук даже не дождался, пока отец Техена полностью остановится, он выскочил на улицу и не открывая взгляд от нужного автомобиля побежал, к закрытым на навесной замок воротам. Он было собрался протиснуться сквозь небольшую щель, которая появилась, когда он потянул одну из визжащих створок на себя, но послышался лай собаки, а потом и сиплый, но все равно громкий и возвращающий в реальность голос. – Чего вам? Мы закрыты, мест нет! Что, блядь, сказать?! – Моя машина! – Чонгук в доказательство снова поиграл рождественскими зелено-оранжевыми огнями. – Мне нужно к ней! Я запл… - Документов, как я понимаю нет? – Старик прижал к ноге, скалящегося лохматого «дракона». – Стойте тут. – Целая вечность и они с Ким Техеном, тупо стоят в напряженной тишине, не задавая вопросов, и не отвечая на них. Когда фигура охранника вновь показалась под тусклым фонарем, Чонгук словно маленький ребенок, впервые оказавшийся в зоопарке, прижался лицом к решетке, просунув через нее и пальцы. – Итак… Мужчина листал какую-то старую потрепанную тетрадку. – Chevrolet Suburban, сдан в 2010 году, первый год оплачен наличкой, затем уже безнал, - Он подсветил себе фонариком. – В услуги входит подзарядка аккумулятора, имеется дубликат ключей, так… - Старик закрыл журнал и теперь начал читать с его конца. – Хмм, азиат- подросток, волосы русые, глаза карие, - Он поднял глаза и посветил Чонгуку в лицо, ослепляя. – Вырос, стало быть, подросток. Обычно если мне сдают автомобили, проплачивая их на такой длительный срок, то их уже не забирают. – Луч от фонаря снова побежал по пожелтевшим листам. – Но мне разницы нет, если платят. Я свою работу знаю, ничего не делать, что не указано в договоре, ничего личного не трогать, и не брать. Мне все доверяют, я на хорошем счету. – Старик улыбнулся. – Да и из моих никто не трогает. Семейный бизнес. Как только цепочка, удерживающая ворота, слетела, Чонгук уже не слышал ни слова из того о чем говорили эти двое. Пойманный Сиреной он ступал, шел и сорвался на бег. Лишь бы не потонуть или же не проснуться обманутым растревоженным воображением. Chevrolet не исчезал, окутанный пылью, загадками и надеждой, он походил на сундук с сокровищами, а температурой метала напоминал мертвеца. – Чонгук медленно отнял пальцы, растирая мелкодисперсную грязь и двинулся к водительской двери. Сколы и трещинки все еще тянулись за ним. – «Его! Его!» - Трещало на подкорке. – Не достигшее совершеннолетия Божество, которое проделывало эти же шаги, но в обратном направлении, прорисовывалось перед глазами. – Чонгук? – Его губами и Чонгук ошарашенно поднимает брови. – Чонгук, ты чего застыл? Все нормально? – Не тот Техен, и Чонгук прячет разочарование в порывистом дергании дверной ручки. Внутри еще большая мусорка, чем на их прошлой квартире. – Чонгук улыбается, скидывая на резиновый коврик для ног фантики из-под леденцов, и вышедшие из моды солнцезащитные очки, а потом зажав регулятор, двигает сидение на пару пазов назад, иначе с его ростом сюда не залезть. Да и с нынешним ростом Техена… Улыбка рассыпается. 2010… Божеству было около пятнадцати. Почему он не скинул эту машину, а наоборот, нашел деньги и проплачивал ее до настоящего времени? Что в ней такого? – Задрав голову вверх, Чонгук нащупал кнопку включения света в салоне. Мутно-желтое освещение вспыхнуло только спереди, второй и третий ряд сидений продолжал проигрывать сумраку, но и так было достаточно, чтобы с удобством «искать». Мужчина не мешал, стоя неподалеку на улице, и разглядывая весь пейзаж с негласно одобренного расстояния. Не совершил ли ошибку Чонгук, что доверился ему? И с чего вообще, этот хер такой добрый к нему? Ко второму часу перекапывания всего и вся в блядском огромном внедорожнике, Чонгук соорудил стопку наиболее ценных артефактов. Первый: - Кашемировое темно-зеленое пальто, в складках воротника которого он нашел острые крошки и… клок спутанных волос? При высыпании крошек на ладонь, и рассматривании их под искусственным светом, распознались костные щепки. Плотные, чистые, серые и пугающие. – Чонгук приложился к ним самым носом, скрывая свои действия от Техена-старшего. - Ничего. Ни запаха, ни опарышей, ни инструкции. – Он вновь упал на спинку водительского кресла, оглядываясь на сиденье позади, откуда он его достал. - Волосы и кости… – Чонгук зажмурился, так как не собирался представлять себе, как одинокое Божество, затаскивало обезображенное, завернутое в пальто как в саван, тело, и ехало куда-то, в абсолютной тишине. Радио и дисковод выдавали ошибку, да и вообще бортовой компьютер подвисал. Чонгук и это проверил. Но не представить и не сблевать слюнями, открыв дверь, тоже не мог. - Что такое? – Он передал «образцовому папаше» второй драгоценный артефакт, умолчав о своем недавнем открытии. Найденный в потрепанной книжке листок с печатями. - Прочти. – Чонгук вытер губы и позаимствовал одну из сигарет из пачки в машине. Ебанные американские буковки, ебанная авария, ебанный рак! Ким разгладил листок, пару раз бесяще неаккуратно встряхнув его. – Свидетельство о смерти. – Кто-то невесомо процарапал спину снизу-вверх. - Пол мужской, вес один килограмм двести пятьдесят три грамма… - О нет! Чонгук столько раз думал об этом, что еще и слышать это просто невыносимо! Сигарета ломается в скрюченных пальцах… - Смерть зафиксирована в результате гибели головного мозга из-за низкой сердечной деятельности, с базальным ритмом в пятьдесят ударов в минуту на протяжении получаса. Вскрытие не производилось, так как опекун, Брайант Моника, родильницы Брайант Тэсс, изъявил желание забрать тело младенца. Дата тридцатое декабря тысяча девятьсот девяносто пятого года. –Они встретились взглядами. Чонгуку просто было интересно, поймет ли ублюдок о ком идет речь, или же его извилины давным-давно срослись в одну единственную и прямую. – Что это такое?! – Надо же, кто-то не имеющий никаких прав, возмущен. – Так ребенок Тэсс умер на самом деле?! – И все-таки извилина у него одна. Ничего нового. – Это важный документ, Чонгук! – Снова встряхивает, будто из него вот-вот должен выпасть судья или тельце не упокоенного младенца. – Так Техен не мой сын?!!! - Скорее это ты не достоин быть ему отцом! – Чонгук выхватывает артефакт, бережно складывая к себе в ветровку. – Ты же, блядь, сам читал, что его признали мертвым из-за… - Он нервно зажестикулировал рукой, не зная, как описать всю эту медицинскую хуйню. – Низкого сердцебиения. Но вскрытия не было! Тупой ты кретин! Вскрытие не производили! Он блядь!… - Чонгук перевел дыхание, он не собирался доказывать ничтожеству «очевидных» вещей. – Время, сука, посчитай! Тридцать мать их недель с того момента, как ты… - Он выплюнул следующее. - ...«не предохранялся!» Когда, блядь, она бы смогла еще раз выносить и родить, если она вскоре откусила себе язык и скончалась!!! – Чонгука аж, колотило от негодования! – Ты видел его! Ты, сука, слышал его! Твой голос, твое, твое… - Он толкнул его в грудь. – Иди ты на хуй! Иди ты на хуй, Ким, гребанный, Техен!!! - Вы желаете проложить новый маршрут? – Перебил его эмоциональный порыв, третий артефакт, усиленный эхом. – Вы желаете проложить новый маршрут? – Теперь они вдвоем, продолжая держаться друг за друга, смотрели внутрь салона. На мистически переливающееся темно-зеленое пальто и колышущиеся на нем прядки спутанных русых волос. – Обновить последний маршрут от Кладбища Вудлон, до… - В ней еще работает навигатор? – Время превратилось в воск и густыми каплями текло по их застывшим фигурам. Чонгук сориентировался быстрее, оттолкнув старшего Кима, он запрыгнул на сиденье и принялся приближать изображение карты на дисплее, чтобы уточнить местоположение. На колено легла рука и Чонгук в считаные секунды схватил четвертый артефакт. Охотничий нож, с потертой гравировкой в виде цифр и буквы «Б» на конце. – Блядь! Я клянусь тебе ублюдок… - Чонгук тяжело дышал. Он чувствовал себя загнанным в клетку, где в каждом углу стояло по скалящемуся врагу. Никому нельзя верить, ни на кого нельзя положиться, ведь любое слово и действие может быть использовано против его Божества. - … Если ты хоть словом о чем-нибудь таком обмолвишься копам, то я прирежу тебя в ночи, как гребанный ниндзя, усек?!!! Ладонь сползает с колена и мужчина, сделав два шага назад, убирает руки в карманы. – У тебя проблемы, Чонгук. – Ким говорит вымораживающе не напугано. – Я тебе, как врач говорю. Ты вспыхиваешь словно спичка, как спичка и сгоришь. Я не собираюсь подставлять Техена, больше, чем он сам способен себя подставить. – Правая рука вытаскивается из кармана и потирает шею. Чонгук следит пристально. Маечки и жучки по-прежнему населяют девяносто процентов его нового мира. – Я хочу помочь. Тебе. - Мне? – Удивление сквозит через всю интонацию, поддевая тембр голоса и заставляя его взлететь на пару октав. – Ничего не путаешь? Я не твой сын, между прочим! - Не мой. – Мужчина согласно кивает. – Но уже, как несколько недель ты, Чонгук, мой пациент. – Чонгук хмурится, открывая рот, но та правая рука, что терла шею останавливает его. – Некоторое время назад, я получил электронное письмо с темой «Свадебный подарок» и вложенным в него документом, о заключении контракта «о врачебной помощи» с тобой. Я подписал его и принял оплату, так что теперь я не вправе разглашать то, что ты скажешь мне, если только это не будет угрожать общественности. – Из его рта вылетали клубы пара. – Если ты позволишь, то я покажу тебе копию договора. Один из экземпляров я вожу с собой в машине. - Один из? – Чонгук уже ничего не понимал. Какого хера?! Он ведь не нанимал никого и его родители тоже! «Дееспособный!» - Кувалдой по темечку. – Техен нанял его для него, пользуясь своей «властью» опекуна. – Руки опускаются и дрожат у обоих. - Я не знал, где и когда он может мне пригодиться… - Простонав, Чонгук отвернулся и стукнулся лбом о руль. Как он жалок! Все его действия просчитаны на сто ходов вперед, и он был обезврежен еще до начала войны. Даже то, к кому он обратиться за помощью. Все. Все! Все!!! «Сука!» - Ты будешь гнить в Аду вместе с нами. – Чонгук убрал в рюкзак все, что могло иметь значение или малейшую пользу, и закрыл внедорожник, поставив на сигнализацию. – Поехали, отвезешь меня на кладбище.

***

- Какая она была? – Они ехали по проложенному маршруту, но молчать было невозможно, ведь стоило хоть на секунду попасть в тишину, как над тобой закрывалась непроницаемая крышка из тяготящих мыслей, четких страхов и ненавистных для Божества собственных чувств. Ни одному психологу и психиатру ему не помочь. - Тесс? – Чонгук прикрыл глаза слабо кивая. – Я уже не помню многого. Не перескажу тебе, все, о чем мы говорили, но могу точно сказать, что она не была похожа на жертву изнасилования. – Ким хмыкнул. – Это даже если не брать в расчет то, что это она склонила меня к сексу. Я был пуглив. Все же больница и рекомендации, которые она могла бы мне потом дать, имели большой вес для моей дальнейшей карьеры. – Чонгук продолжал держать глаза закрытыми, отвернувшись к окну. – Но она была слишком… она знала, что нужно говорить и делать, чтобы я окончательно потерял голову и страх. – Машина изредка притормаживала перед поворотами или светофорами. – Сейчас я понимаю, что она частенько затыкала меня с помощью секса, но тогдашний я ничего не имел против. Она только раз обмолвилась насчет своей сестры, и то, весьма расплывчато. Что-то типа… - Чонгук нетерпеливо поерзал. Знать что-то, чего возможно не знало Божество, было интригующе. – «Моника всегда была очень упертым ребенком. Вот и на днях она решила, что сможет заменить мужчину собой, и знаешь, что? Я не менее уперта, чем она. – Старший Ким глухо усмехнулся. – Если честно после этого мы впервые переспали. Она вроде кинула фразу, что до умопомрачения удачлива и ставит все имеющиеся фишки на меня. До умопомрачения… - Спутник засмеялся, но также глухо, как и до этого. – Я вспомнил, Тэсс называла себя не сумасшедшей, а именно умопомрачительной. Даже когда я впервые зашел к ней в палату и не знал, как к ней поступиться, и какие вопросы задавать, она, сидящая в углу, приподнялась, чтобы прочесть бейджик визитера на моем халате, и сказала «Привет, Ким Техен, я Тэсс, самая умопомрачительная девушка в этой лечебнице и я очень, очень сильно хочу с тобой подружиться.» Практически приехали. – Последняя реплика сбила плавающий на поверхности ответ. – Она была доброй, веселой и сексуальной. Я не мог не влюбиться. – Машина затормозила, и корпус Чонгука по инерции дернулся немного вперед, врезаясь в ремни. – В том, что произошло нет моей вины. - Убеждай себя. – Чонгук щелкнул держателем, освобождаясь и может быть на краткий, совсем незначительный момент, действительно перестал винить того парня, что просто влюбился в человека гораздо умнее его. – Стоп! – Он вцепился в дверь, удерживая равновесия, ведь правда плавающая доселе на поверхности, снесла его оглушительной волной. «Тесс знала!». Чонгук облокотился на машину и задрав голову вверх, улыбнулся. Тесс знала, что Моника давала ей препараты для зачатия, знала, что та вводила ей сперму Виктора, знала, что беременна, знала, что рожает, а значит на те тридцать недель, что Божество провел в ее утробе, у него была любящая и говорившая с ним мать. – Чонгук потер щеки, возвращая себя в строй. Так хотелось поделиться открытием с мужем. – Спасибо. – Он направил свой посыл в небо. – Спасибо, что любила его. – Это произнесено шепотом. Информация не для чужих ушей.

***

- Точно? – Кладбище Вудлон было одной из достопримечательностей Нью-Йорка и когда они с Кимом миновали ворота, он понял почему. Это был целый город усопших, с улицами, кварталами и домами-склепами, чей разнообразный и диковинный дизайн заставлял твою душу и сердце трепетать перед смертью. Воспоминание о мигающем курсоре на навигаторе, словно магический компас, не ошибаясь, вело его, подсказывая куда и где нужно свернуть. Даже высокая и густая живая изгородь не сбила Чонгука с толку, и он пролез в узкую щель боком, цепляясь за острые ветки. Не тот Ким Техен, следует за ним. Вот он. Без единой надписи, практически полностью захваченный паутиной плюща и мха на стенах. Стоит и «смеется» над ним, - парадные, резные, поражающие своим размером двери закрыты и замочной скважины в них, нет. - Смотри. – Чонгук поворачивается, и видит то, что смог углядеть его спутник. Узкая тропинка, немного левее основной, она уходила вниз по гранитным ступеням, огибая здание слева, и упиралась в маленькую потайную дверцу. «Закрытую»… Но не для того, у кого есть ключ. Последний артефакт. Он прожигал его карман нетерпеливо просясь в имеющуюся ржавую прорезь, но при свете дня, когда их могут застать за «таинством» случайные посетители, этого делать было нельзя! Отправив Ким Техена на машине на выезд, Чонгук привычно затаился рядом с дверью, прикрывшись свисающей с дерева листвой. Отсюда его не смогут сразу заметить. Дикая влажность и белесая плесень повсюду, совпадала с общим настроением. Пессимистично – депрессивным. Впрочем, на кладбище и должно быть так. Когда небо окончательно потемнело и вдалеке зажгли сначала яркую подсветку, а потом тусклую, Чонгук воспринял это как знак. Подходящее время настало. Хрустнула веточка – Чонгук замер и телом, и дыханием. - Чонгук. – Тихо позвали сверху. – Ты еще тут? - Блядь, я чуть не усрался. – Чонгук трясущимися и грязными от земли руками вытер пот со лба, но он никогда не признается, что с Ким Техеном забираться ночью в склеп предпочтительней, чем в одиночку. «А Божество делало именно так» - подсказывали жрущие его разум термиты. Чонгук прикусил губу, подсвечивая себе фонариком и с трудом, провернул ключ. Бетонная дверь не скрипела. Спасибо тебе бетонная дверь. - Дерьмо! – Как только круг белого искусственного света переполз с узора на плитках, и достиг лежащее на спальнике «нечто» в одежде. – Дерьмо! - Я думал труп превращается в скелет спустя такое количество лет. – Чонгук не мог заставить себя перевести свет на что-то другое. Он прирос к этому провалившемуся, похожему на пористый кусок мяса или пенопласта, лицу, рукам и ногам. - Тут… - Ким кашлял так, будто еще немного и его стошнит. – Тут слишком влажно и явно не хватало кислорода. Адипоцир. – Его все-таки вырвало. – Т-трупный воск. - Ясно. – Не ясно. Чонгук присел на корточки и избегая прикасаться напрямую того, что осталось от тела, принялся проверять складки одежды. Она можно сказать не пострадала, но в ней все равно ничего не было. Моника. Вот она. Сколько всего он хотел бы ей сделать… Чонгук стал расстегивать штаны. – Что ты собрался делать?! – Пальцы немного потрясывало, а за грудиной пульсирующе стягивало. - Собираюсь нассать на ее могилу. – Вытащив член на свободу, Чонгук примерился на середину рисунка, на бывшей груди. – Я и твое тело обоссу, если представится такая возможность. - Ни физического, ни морального облегчения, не было. – Жаль, что на свою мне не поссать. – Стряхнув, он принялся упаковываться, обсуждать что-либо дальше, не имело смысла. Он огляделся. Небольшая комнатка, размером едва превышающая 12 квадратных метров была усеяна искусственными цветами. Но не теми, что сделаны из пластика, - Чонгук прошелся по кромке лепестка, распознавая текстуру, - это была плотная папирусная бумага, пропитанная яркой краской и посыпанная блестящей пудрой. Посмертный оригами. Точнее очень и очень много посмертного оригами. – Чонгук наклонился, обманываясь искусно проделанной работой и вдохнул тепловатый воздух. Сотни бутонов, распустившихся на персиковом дереве, как невесомые отпечатки его Божества, разгладили морщинки на лбу. «Так удивительно…». – Чуть выше, в углу, над многолетним декором мигала красная точка. Чонгук рванул к ней, подсвечивая «путь цветов» карманным фонарем. В выемке в стене, весьма скромно расположилась вышедшая из моды модель телефонного аппарата. – Автоответчик! – Чонгук повернулся к мужчине, но в темноте смог различить только слабые очертания его фигуры. – Тут три не прослушанных. – Палец замирает над кнопками. «Какую нажать, чтобы случайно не удалить?» Не тот Техен, сам догадывается о причине заминки, и сделав несколько шагов, достаточно быстро решает проблему, выбрав вторую сверху. - Проверка связи. – Внутри все скукоживается от этого знакомого и незнакомого голоса. – Забавно! Нет, Моника, это действительно забавно! Я могу говорить тебе все что захочу, а ты не сможешь меня заткнуть. - Недолгая тишина, а после Чонгук испуганно шарахается от резких криков из динамика. – Мамочка! Мамочка! Мамочка! Мамочка! Ты моя мамочка! – Аудио сообщение обрывается, и монотонная женская озвучка ставит в известность, что наступило время для второго. Такого же громкого, как и конец последнего. – Мамочка, почему?! Мамочка… - Божество взвыло и его вой эхом отозвался и «там» и «тут». – Мамочка, забери меня к себе... Пожалуйста… Пожалуйста… Пожалуйста… - Поскуливание и Чонгук беспомощно озирается на бездушное изуродованное «восковое» тело. Становится стыдно за проделанную ранее шалость. – Я никому тут не нужен, мамочка… Он сказал, что я яд! – «Нет». Чонгук замотал головой, будто оправдываясь, но мыслями он уже был в их старой квартире, где сидя на полу в коридоре, подслушивал стенающее Божество, которое собирался оставить после того, как самолично промыл его желудок от большой дозы проглоченных таблеток. «Я не хотел, я просто злился…». – Сказал, что лучше бы я сдох тогда… за-забери меня… - Гулкий звук на заднем фоне и звонок снова прерывается. - Я не имел это в виду… – Этот безжизненный взгляд, лишенный белков и зрачков, не знает сострадания. Нова запись… Вставка, сообщающая, что звонок сделан из мест лишения свободы. «Шуршащий выдох» - Привет… - Ким! Недолго! – Приказывающий тон, тает в еще одном выдохе. Видимо Божество воспользовался правом на бесплатный звонок, иначе без предварительного согласия абонента, фокус с дозвоном до автоответчика не вышел бы. - Я… Я… Нервничаю Чонгуки, поэтому хотел заранее написать речь, но… - Шуршание и Чон практически видит, как муж облизывает губы. – Но сейчас в одиночестве мне не дают ни ручку, ни карандаш. – Тихий смешок. – Они боятся, что я могу умереть раньше, чем сдам нужных полиции людей. – Похоже Божество, поменял ухо, из-за чего повисла небольшая пауза. – Они даже еду мою проверяют, чтобы исключить вероятность отравления. Это мило, Чонгуки… Такая забота обо мне непривычна, но… но мне нравится. И… и я стараюсь отдыхать побольше, а иначе… иначе сконцентрироваться не мо… - Техен подвис, вытягивая слог. – могу… С этим протяжным «могу», сил в ногах стало меньше и Чонгук придерживаясь за каменный выступ-полочку, присел на колени. - Эм… Итак… Пункт первый, сообщить Мальчику, что я смог его обуздать. – Божество разговаривало само с собой и по сути, на момент звонка, так оно и было, но все равно это несколько царапало. «Мальчику» - холодно и отстраненно, а «обуздать», как подтверждение их долгой игры. – Ох, Чонгуки, я уже привык к тому, что ты способен смешать мне все карты, так что… Это место, там, где ты сейчас слушаешь эту запись, является семейным склепом Брайантов… Он под охраной, Чонгуки… - Вот дерьмо! Чонгук нам надо уходить! – Мужчина потянул его, взявшись за ткань куртки. - Я знаю, что ты еще там, любопытный Чонгуки… Я молодец?! Похвалите меня! – Дело не в любопытстве, дело в магии этого голоса, который пусть и искаженно, но обращается к нему. - Ты молодец, Божество. – Чонгук скинул руку Кима, продолжая кланяться детищу Грейама Белла. - Моника, наверное, переворачивается там, ведь я променял ее на твою безопасность! Ты не представляешь, сколько всего она для меня значит! Если бы я имел право там находиться, то я остался бы рядом с ней, пока бы не иссох от голода и жажды, ну или не задохнулся бы. Но я не Брайант! Мое имя мне даже не принадлежит, оно чужое… взятое без спроса… Я не Брайант, не Ким, да и не Чон… Никто из вас не соизволил поделиться со мной фамилией! Но я придумал маленькую месть для тебя, Чонгуки… Я долго над этим думал… Знаешь… Последнее слово, то, что мы выбираем сами, а не то, что навязывают нам окружающие звуки… Моим будет твое имя! Чонгук. Чон Чонгук! Последняя буква «к», используется в корейских чатах для обозначения смеха, верно?! Я буду смеяться в конце, Чонгук! Это моя шутка! Я прикололся над всеми вами!!! Чонгук слышал, как в его с Моникой гробнице прибавилось живых душ, но этот страшный, морозящий все остатки разума хохот, лишал его всякой воли и здравого смысла. Их было четверо. Два – ненавистных Техену, и два ему неизвестных, но уже выполняющие его негласные поручения. - Нет! Нет! Все не так! – Чонгук процарапал щеку о холодный, каменный пол, устремляя взор в сторону телефонного аппарата, пока его «обезвреживали», что-то треща. – Какое последнее слово, Солнце?!!! Я не хочу так!!! Не надо!!! – Корейский и американский смешивались в непонятный для посторонних микс. – Я люблю тебя! Я действительно люблю тебя! – Руки сковали за спиной, а его заставили смотреть на труп, тыча в него и задавая непонятные вопросы. Кажется, кто-то из неопознанных решил отключить разрывающий в клочья монолог Техена, и Чонгук, как смог, укусил предателя за маячившую перед носом лодыжку. - …О! Чуть не забыл Чонгуки! Я не приглашаю тебя ни на свою казнь, ни на свои похороны! И выздоравливай… Вообще никогда не болей! Понял?! Разрыв связи… Продолжение следует.