Не могу убить, но могу любить.

Неожиданно для самого себя Инк поддался страху. Дыхание спёрло. Синие нити туго опутывали кости. «Что он будет делать?», — запаниковал художник, когда путы начали хозяйничать под одеждой. Резким движением Эррор сорвал краски с его груди. Потом аккуратно порезал одежду пленника острой костью и, увидев трещины на рёбрах, усмехнулся: — Перестарался. Он подался ещё ближе. Наклонился. Приоткрыл рот. Показались несколько язычков и прошлись по каждой трещинке на дрожащих костях художника. Боль новой волной пропульсировала по истерзанному телу. С криком Инк размахнулся и шлёпнул кистью по глючной черепушке. Но, осознав, какую ошибку совершил, съёжился ещё больше. Круглыми от страха глазницами, исподлобья, он взглянул на Ошибку. — Знаешь, Инки, — художнику показалось, что глюки в голосе противника стали проскакивать чаще, — а я ведь жалел тебя. Даже хотел быть нежнее, — издевательски констатировал Эррор, — но, даю слово, теперь я научу тебя быть послушным. Молись. Инка грубо схватили за шейные позвонки и со всей силы потянули вверх. Чтобы не задохнуться, художнику приходилось балансировать на самых кончиках пальцев. Свет мерк перед его глазами. Кислорода становилась всё меньше. Скелет уже был готов упасть в обморок, когда Эррор наконец прекратил пытку. Он поставил измученного пленника на колени и поднял его руки над головой, зафиксировав дрожащие запястья синими кабелями, которые уходили далеко в бесконечное небо антипустоты. В такой позе художник ещё пару мгновений трепыхался, а затем обреченно повесил голову. Усталость давила на его плечи. — Ну-ну, радужка, — глючный похлопал Инка по скуле, — мы ведь даже ничего ещё с тобой не делали. Пока… Садист улыбнулся. Рывок и Эррор лишил пленника последних клочьев одежды. Инк сжал зубы и попытался отвернуться, чтобы скрыть смущение. Ему вдруг стало очень тревожно, когда он услышал шуршание одежды со стороны Ошибки. — Нет-нет-нет, Инки, как же ты будешь делать это с опущенным черепом? — пальцами глючный поднял голову художника. Румянец вмиг выступил на его щеках. Перед Инком стоял обнажённый разрушитель АУ и улыбался. Вставший между его ног неон выдавал безумную похоть и желание. Секунду художник пребывал в немом шоке. Потом что-то надломилось. Он всхлипнул. Попытался отстраниться. Эррор крепко взял противника за череп, но тот вдруг стал неистово мотать головой в попытке сбросить чужие руки. За свой жалкий бунт он получил щелчок по макушке и лишь продолжал в пол голоса умолять врага остановиться: — Не надо… Прошу… пожалуйста… Глючный ниже наклонился к лицу Инка и провёл язычками по его зубам. — Открой, — приказал мягкий настойчивый голос. Тряска художника усилилась. Он сжал челюсть. Ухмыльнувшись, Эррор лизнул белый подбородок и спустился к шее. Всё сильнее прижимая обездвиженное тело, он настойчиво ласкал татуированные косточки, то поднимаясь к лицу, то опускаясь до самых ключиц. Он долго чередовал ласки и покусывания, как вдруг художник сдавленно замычал. — Вот оно, — проворковал Ошибка и с новой силой впился в шейные позвонки. Попутно с этим, он начал поглаживать целые рёбра художника, задевая треснутые лишь кончиками пальцев. — Ах… — вздохнул художник, и в его ротик тут же направились враждебные языки. Они бессовестно исследовали художника изнутри, завлекая убегающий язычок в страстный танец. Вскоре затянувшийся поцелуй начал напоминать попытку удушения: воздух у Инка постепенно кончался. Он попробовал оттолкнуть противника от себя, но тот и не думал останавливаться. На последнем издыхании Инк с мольбой заглянул глючному в лицо и жалостно всхлипнул. Тогда с неохотой Эррор всё-таки отстранился, оставляя между Инком и собой ниточку слюны. Художник начал с остервенением глотать воздух, но не успел он отдышаться, как в его рот вторгся другой инородный предмет. От неожиданности Инк слегка сжал челюсть и чуть прикусил светящийся неон. Эррор вскрикнул и с силой отпихнул художника, пнув его по лицу. — Неблагодарный радужный мудак, так и не научился послушанию?! Глядя на разъярённого врага, Инк вжал голову в плечи, предвещая побои. — А я ведь всё равно тебя поимею, Инк! — продолжал кричать Ошибка, очевидно борясь с болью и гневом. — Я сделаю тебя моим! Что ты на меня глаза вылупил?! Погоди-ка… глаза?.. Глючный оскалился и приставил неон к заплаканной, широко раскрытой глазнице. Инка как током прошибло. Он стал смутно догадываться о намерениях Ошибки. И чем больше он уверялся в своей правоте, тем сильнее его била дрожь. Через пару тройку секунд его трясло как тряпичную куклу. — Ну-ну, ты сам виноват, — издевался глючный, делая вид, что входит в глазницу. — Эррор, нет… — прохрипел художник, после чего в глазницу всё же немного толкнулись. — Боже, Эррор! Слишком больно! Пожалуйста, не надо! А-а-а!!! Никакая выдержка не была способна заставить художника сдержать крик, когда глючный начал двигаться. - Хватит! Хватит!! Хватит!!! Останови это!!! Прошу! Прошу!.. Эррор тоже пребывал в ошеломлении, но дикое возбуждение не давало ему остановиться. Забив на вопли, он резко вошёл до конца и стал яростно вбиваться, наращивая темп. Голову художника разрывало от боли. А он не мог сделать ничего и только продолжать наполнять антипустоту своими криками. — Молю! Хватит! Эррор! Пожалуйста! Больно! Пожалуйста!.. Вскоре голос художника сорвался. Ещё через пару минут, вымотанный и доведённый до края, он потерял сознание.