Незабудка ll Forget-Me-Not

И всё же, зажатый со всех сторон, он так и чувствовал себя как не в своей тарелке. Особенно когда его руку кто-то задел: и всё бы ничего, да только рука была правая. От малейшего касания прижатая к груди рука вспыхнула огнем и болью, растекшейся от плеча до кончиков пальцев. Зажмурившись, он вывернул сначала руку, уменьшая на неё давление, а затем и вовсе выскользнул из объятий друзей и Тома. Невольно сквозь сжатые зубы прорвалось болезненное шипение; он осторожно взялся за правую руку левой. Было больновато, даже через ткань — но уже далеко, далеко не так больно. — Торд? Он открыл глаза, спешно заменяя страдания на лице на вымученную улыбку; Эдд смотрел взволнованно, как и Мэтт, а Том же выглядел совсем равнодушно и слегка даже пофигистично — хотя это, кажется, было его обычное выражение. Близкими друзьями им не стать однозначно, так что наличие или отсутствие у черноглазого беспокойства роли совсем не играло. — Ой, да всё в порядке, Эдд, — спешно ответил Торд, махнув даже рукой. — Просто всё затекло, ничего страшного. Правда. Эдду не стоит о нем переживать. Да и если к его многострадальной руке будет приковано излишне много внимания, то им может вновь прийти в голову сменить ему повязки. А проходить через этот «бесценный» опыт не хотелось от слова совсем. Для руки же куда лучше будет, если её просто не трогать. Покой для неё — лучший путь к исцелению. Покой, а не вечные дергания. — Уверен? — В голосе Эдда появилось ещё и сомнение; он тоже покинул цепкий круг объятий, подступая к Торду: но коснулся не его руки, а лба. Морщинки меж его бровей пролегли глубже. — У тебя ещё не прошла температура. Может, лучше бы тебе отдохнуть? — А может, кино посмотрим? — предложил вдруг Мэтт, отпуская наконец Тома и радостно хлопая в ладоши. — Например, вторую часть «Фей»! Мы первую уже с Тордом посмотрели — а теперь все вместе может, будет классно! — Ну уж нет, — Том устало вздохнул и снова закатил (вроде) глаза. — Я против. Я нормального ничего, что, нельзя выбрать? — Например? — задумался Эдд — Надо что-то понейтральнее. То есть, как минимум никаких зомби. Да и вообще — никаких ужастиков. — Вообще-то, я хотел предложить «Красавицу и чудовище», — ответил Том. — Тоже мультфильм, но всяко лучше «Фей». — Кстати, а вариант же, — кивнул Эдд. — Он не страшный же, да? Кино-то для детей. — Ага. — Ну я вроде не помню там ничего жуткого. — А что за «Красавица и чудовище»? — подал голос наконец Торд, переводя взгляд то на одного, то на другого. Кажется, они определились уже, что смотреть — но для самого Торда название не говорило абсолютно ничего. — Это хорошее кино? — Это мульт-адаптация одной сказки, — объяснил Мэтт. — Это от тех же людей, что сделали «Фей». Один из первых их фильмов, кстати. Но очень хороший! Не то, что бы его сбивчивый ответ хоть что-то сделал понятнее. Его не сколько история создания волновала, сколько сюжет: потому что из названия непонятно было ничего. Впрочем, как и название «Фей». Действительно, ведь как понять, кем же являются маленькие, крылатые героини, если ему это не разжевать. Зато вот про саму историю — ноль информации. — Ну ладно, — ответил наконец Торд, кивнув всё же согласно. Для детей же фильм, получается? Значит, это что-то безобидное, раз это просто развлечение для малышей. Он прокашлялся, пытаясь ослабить как-то неприятное першение в горле. И в груди заболело сильнее. Может, это после утренней ссоры с Томом? Вдруг он что-то себе повредил?.. — Почему б не попробовать. — Если тебе не понравится, мы сразу выключим, — ободряюще произнес Эдд, мягко похлопав Торда по спине. — Ты только скажи. — О-о, пойду-ка я тогда попкорн приготовлю! — ещё счастливее заулыбался Мэтт, молнией выскакивая из комнаты. — Ага, а я сделаю свой отдельный — и съедобный, — добавил Том, также направляясь к кухне. — Мэтт вечно с маслом перебарщивает. — А вот и неправда! — донесся голос рыжего. — А соли, наоборот, мало! — Да зачем она, если масло и так соленое? — Не так оно, блин, работает.! Голоса затихли, утонувшие в шуме другой комнаты, и Торд с Эддом остались в спальне вдвоем. Так странно. Обычно каждая встреча с Томом сулила опасность. Чистейшую такую концентрацию боли и проблем. И всякий раз это убеждение лишь подтверждалось. Как же непривычно слышать его голос — мирный и даже… дружелюбный. Пусть и говорил он не с самим Тордом, но уже один лишь факт, что никто его не бьет, не швыряет об пол или в стену, уже был таким непривычным. Слишком быстро всё изменилось. То есть да, он с самого начала хотел с Томом подружиться, но всё равно не уходило ощущение, что они так ничего нормально и не обговорили. И это рождало уже иной, самый важный вопрос. Правда ли Том его простил? — Торд, ты в порядке? — А? — вздрогнул Торд, моргая часто-часто и лишь затем поднимая глаза на встревоженно смотрящего Эдда. — Ой, прости. Я задумался просто. Ничего такого. — Уверен? — Эдд чуть склонил голову набок, осторожно касаясь левой руки Торда. — Ты же понимаешь, что всегда можешь мне сказать, если тебя что-то беспокоит. — Ну… — начал было Торд, чувствуя, как всё сильнее напрягается его тело. Эдд так старался. Изо всех сил старался всех вновь подружить. Без Эдда его бы тут и вовсе не было — так и прятался бы в том переулке. Хотя нет, к этому моменту в переулке осталось бы лишь остывшее тело. Ну или бы он попал в полицию, что мало, пожалуй, отличалось бы от смерти. И раз Эдд так старался ради него — надо тоже постараться хотя бы не волновать его ещё сильнее. — Да нет, правда, ничего такого, — соврал он. — Я просто подумал, а мы вообще на диване-то уместимся? В смысле, мы с тобой, может, и не очень высокие, но Том с Мэттом-то просто гиганты! — Ну… — с мгновение Эдд ещё смотрел ему в глаза, а затем усмехнулся вдруг, улыбаясь. — Да, они те ещё дылды. А потом, так и не выпустив тонкую ладонь, он повел Торда прочь из спальни. Не продолжил развивать тему, а принял ложь — и усадил друга на диван в гостиной, начав перебирать диски в поисках нужного. Нашёлся он быстро, а к этому моменту подошли и Том с Мэттом, у каждого по огромной тарелке попкорна в руках, и тоже сели на диван. С одного края сел Эдд, другой занял Мэтт, Том же впихнулся между Эддом и подлокотником; тесновато, конечно, но главное, что уместиться все смогли. Предупреждающе звякнул колокольчик, и на диван запрыгнул вдруг серый котик Эдда. Мягко ступая по чужим ногам, он прошёлся по Мэтту, затем — по Торду, помял чуть коготками колени шатена и свернулся наконец калачиком, оглушительно громко урча. Приобняв одной рукой кота, Эдд нажал кнопку на пульте, запуская фильм. — — Было здорово. Правда здорово. По одной штучке воруя попкорн из тарелки Мэтта, Торд уютно устроился на диване, притянув ноги к груди, так, что подбородок просто идеально удобно лежал на коленях — превосходная поза для просмотра кино. Тем не менее, претензии у него тоже имелись. Например, с чего вдруг девушка влюбилась в своего похитителя. Это странно как-то. К тому же выглядел он как огромный зверь. Ну то есть, да, вел он себя как человек, и изначально тоже был человеком, но сейчас-то внешность у него была другая. То есть героиня действительно влюбилась в огромного, страшного, напоминающего собаку зверя. Хотя, может, не такого уж и страшного. Конечно, клыки и когти пугали поначалу, но вот во время завтрака, например, когда почти вся еда у него на морде осталась, Чудовище уже не таким и внушительным был. Как и в сцене, где после ванной он весь распушился, как большой меховой комочек. Но даже это не отменяло, что он похож был на собаку, а девушка его любила. А потом она уехала помочь отцу. На улице, стуча по подоконнику, пошёл дождь; Белль же помогла своему папе добраться домой. Отец ему нравился больше всего. У него были просто невероятные изобретения. Жалко, что все считали его лишь сумасшедшим чудаком. Он в этом городе был умнее всех, пусть и не понимал этого. А потом — вернулся Гастон. Гастон ему не нравился абсолютно. Ни чуточки. Наблюдая за персонажем на экране, Торд невольно сжался всем телом и даже сжал в кулак левую руку. Фильм безумно затягивал. Сразу явно было видно, кто тут действительно злодей. Ни одной положительной черты характера: высокомерный, эгоистичный манипулятор, с легкостью, как куклами, управляющий жителями деревни. И при этом все его, без малейшей на то причины, обожали, не замечая то, что он пугал куда сильнее Чудовища. Дождь за окном усилился; Гастон отобрал у Белль зеркало и повел за собой людей. Повел их убить Чудовище. А это точно детский мультик? Тут же речь идёт об убийстве… Он стиснул зубы: крестьяне пошли на штурм замка и началась драка. Да, сначала Чудовище ему не понравился. Он плохо себя вел и напоминал скорее Гастона. Действительно казался самым настоящим монстром. Но теперь он мог погибнуть. Он мог погибнуть, а Торд этого совершенно не хотел. Чудовище же просто сидел. Даже не пытался сопротивляться, хотя за него сражалась целая армия чайников, кастрюлей и прочей домашней утвари. Он не пошевелился даже, когда Гастон ворвался к нему в комнату. Не сдвинулся с места, когда Гастон прицелился в него из арбалета. Стрела вонзилась Чудовищу в плечо, и Торд, вслепую нащупав руку Эдда, испуганно вцепился в неё. Зверь взревел. Взревел же и дождь за окном. Всё сильнее сжимая ладонь друга, Торд зачарованно смотрел в экран, боясь даже представить, что же будет дальше. И вдруг вспышка прорвалась сквозь окно, освещая на миг гостиную. И тут же вдруг выключился телевизор — комната погрузилась во тьму. И ещё секунда: и, казалось, ведь дом содрогнулся от оглушительного громового раската. Дождь превратился в сильнейший ливень, бьющий по крыше. Лило как из ведра. В небе вновь сверкнула молния. Вслед за ней, сотрясая мир, прогремел гром. Торд закричал. БАМ — Торд! — вскрикнул Эдд, и вопль стих, сменившийся отчаянной попыткой дышать. В груди вспыхнула боль, а сотрясающий всё его тело кашель не давал сделать ни вдоха. Отдернув руку, он закрыл ладонями уши. Плевать на боль, лишь только заглушить грохот, бьющийся снаружи. — Что это с ним? — Том. — Не знаю, но надо помочь ему успокоиться! — Эдд. — У меня есть идея! Сейчас вернусь. — Мэтт. Кашель стих, став слабыми стонами, а на глаза навернулись слезы. Подавив всхлип, он зажмурился, всё сильнее сжимая уши ладонями. Но звуки не становились тише. Не помогало. Никак. Грохот всё равно прорывался, даже сквозь выставленную преграду. И каждый белый, слепящий всплеск молнии виден ему был даже сквозь опущенные веки. Словно оно было изнутри — он всё видел, всё слышал, и болела рука, и болело всё тело, и он никак не мог перестать плакать. Он хрипел. Он задыхался. Он не мог сделать ни вдоха, и с каждой секундой кислорода становилось всё меньше и меньше. Страх же, зародившийся где-то в животе, наоборот, становился всё больше и больше, и мысль огнем билась у него в голове, что невозможно было уже игнорировать. Он сейчас погибнет. Он сейчас погибнет. БАМ Тяжесть опустилась вдруг на его плечи, и что-то практически ударило в спину. Едва не рухнув с дивана, он отполз ближе к спинке и сжался сильнее, ухватившись за краешек наброшенного на него пледа. Ткань укрывала его с головой. Но ничего не помогало. Абсолютно ничего. Всё так же бушевала буря, и даже плед не спасал от её грохота. Он дернулся, когда ещё кто-то коснулся его спины. Мучительный страх в груди превратился в ком, подбирающийся к горлу — кажется, его сейчас вырвет. Сердце в бешеном ритме билось в груди, эхом отражаясь в голове, и он всё так же бессильно плакал, не способный дышать. — Всё в порядке, Торд, — раздался вдруг близко-близко успокаивающий шепот, и чья-то рука мягко начала гладить его по спине. Зашуршала ткань; попытавшись заглушить плач, он опустил руки от ушей, подавшись на звук голоса. Пальцы вцепились в зеленую толстовку, и он уткнулся в знакомое, надежное плечо. Зеленый. — Всё будет хорошо. Ты в безопасности. — Ещё один голос, ровный, спокойный, донесся до него сквозь пелену; кто-то откинул слегка плед, давая ему в руки что-то мягкое. — Видишь? С тобой сейчас мишка, с тобой сейчас мы. Ты в безопасности. Фиолетовый. Но он всё равно плакал. И всё ещё трясся. Ничего не помогало. Закашлявшись, он сильнее вцепился в зеленую ткань, молясь отчаянно, чтобы никуда не исчезло то немногое, что хоть как-то его успокаивает. Лишь бы не остаться одному. Он не выдержит сейчас это чувство одиночества — чувство, что отказывалось его покидать. Всхлипывая в зеленую толстовку, он свернулся калачиком, вновь зажмурившись и отгородиться пытаясь от раскатов грома. Но природа бушевала, сотрясая дом, и так и не включился свет. Комната погружена была во мрак, за исключением кратких мгновений белых вспышек молний. И с каждой секундой всё громче и громче бил гром. Он не помнит, сколько ещё пробыл там, плача и дрожа, рядом с пытающимися успокоить его Эддом и Мэттом, пока не провалился наконец в объятья сна. Ничего не помогало. Он заснул, в том же ужасе, как некогда в переулке. Заснул, ощущая себя столь же одиноким.