Этот половинчатый ублюдок только что назвал его Деку милым?
Ох, давненько Катсуки так не злился. Последнее время он все силы тратил на то, чтобы оставаться безразличным и совсем не оправдывал репутации своего взрывного характера. Но зато сейчас он мог почувствовать, как кровь в артериях сменилась на лаву, а ладони так и чешутся набить кому-нибудь морду. И, поскольку в результате не пострадает ни одно прелестное веснушчатое лицо, которое было бы очень жалко испортить, Бакуго даже не собирается себя сдерживать. — Скотина, ты кого, блять, милым назвал?! Жить надоело?! — он вскакивает со стула и хватает Тодороки за грудки, чем моментально привлекает всеобщее внимание. — Мидорию, — Шото удивленно смотрит на блондина, — ты же прекрасно видел на кого я смотрю. — Я… — нет, а правда, а что он? Заревновал? Никто не смеет называть его Деку милым кроме самого Катсуки? Давай, молодец, просто умница, скажи это во всеуслышание, еще не забудь добавить, что ты по полтора часа пялишься на его фотки, а значит имеешь на него все права, — да какой к черту милый! Этот никчемный задрот даже по самым, сука, низким стандартам побеждает конкурс по уродливости! Еще раз от тебя подобную хуйню услышу, к гребанной Исцеляющей девочке поведу! Бакуго презрительно хмыкает для усиления эффекта и выпускает из рук несчастный пиджак юноши, а точнее бессовестно помятый воротник. Выпрямившись, блондин оценочно осматривает собравшуюся публику. Увиденное его не устраивает, поэтому он, более не теряя ни секунды, покидает помещение, по пути пнув пару парт. Для профилактики.***
Работать это должно было не так. Каччан должен был полюбить его, а не окончательно возненавидеть. Но, кажется, у него действительно сильный дух — даже подобное не меняет его мнения о никчемном Деку. — Тодороки-кун, ты в порядке? — обеспокоенно спрашивает юноша, подойдя ближе к другу. Тот даже слабо ему улыбается, поднимаясь со стула. — Я в порядке, Мидория. Он ведь даже не атаковал меня. — Хах, точно… Прости, я просто всегда о всех волнуюсь, наверно. — Это нормально, учитывая наш уровень отношений. Я очень ценю тебя и твою заботу. — Спасибо, — Изуку счастливо улыбается, смотря на друга. Интересно, а как бы подобное сказал Каччан? Наверно, он бы не сказал. Мидория смеется с собственных мыслей и сразу же поправляет себя — Каччан просто любит выражать свои эмоции и чувства через поступки и действия. Хотя, если бы он все же и сказал бы такое когда-нибудь кому-нибудь, то этот кто-то действительно должен быть особенным.***
Прогулка? Круто. Вечером? Круто. По парку общежития в хорошей компании? Круто. Вот только как это вылилось в неловкое шатание по округе поздним вечером наедине с Тодороки? Мидория тяжело вздыхает, понимая, что просто уйти будет не очень вежливо. В целом, это единственная причина, по которой он все еще в этой неловкой ситуации. Продолжался этот парад стыда уже полчаса, в течение которых Шото упрямо шел куда-то вперед по дорожке, а Изуку тихо следовал за ним. Юэй хорошо постаралась — от фонарей шел теплый свет, который придавал обстановке какой-то интимности и красиво подсвечивал кирпичную плитку дорожки. От деревьев веяло некой таинственностью, создавалась иллюзия, словно за ними был целый лес, а не другая дорожка. Наконец Тодороки тихо заговорил о чем-то, и Изуку с радостью включился в диалог. Неловкость между ними пропала, поэтому наконец-то можно было насладиться не только приятной обстановкой, но и интересной беседой — Мидория даже перестал жалеть, что пришел.