Of gods and monsters

Донован плеснул себе в стакан виски. В последнее время лишь только это спасало от разбитого сердца, или ему просто так хотелось думать. В прошлой жизни это тоже был хороший способ забыться. Напиться и забыться — это просто главный лозунг людей его поколения. Хотя у Донована был совершенно иной способ обо всем забыть — наркотики. Он падал в бездну, а они, как казалось ему спасали его и всего на свете. Но все это не сравнилось бы никогда с любовью Графини. Этой странной то ли женщины, то ли чудовища, которая спасла его смерти. Теперь же он думал совсем иначе. Нет, ее интерес к нему был для нее настоящим проклятием, потому что он любил ее, а он для неё не значил ничего. Так, очередная игрушка в ее цепких коготках. Хотя в этом он сам виноват. Она так очаровала его, что он, много лет, словно спал и ни о чем не думал, кроме того, какой же он счастливый, что она с ним. Элизабет не собиралась быть вечно с ним. Конечно, этого стоило ожидать, но так не хотелось верить, что это произойдет именно с ним. Это ведь все не правда? Да, и она сама вернется к нему? Хотя вряд ли стоит этого ожидать. Донован заглянул в пустой стакан, вот тут осталось его отчаяние, которое не померкло за эти дни одиночества. Он сел в кресло, принимая расслабленную позу. После дорого номера, жизнь в этом казалась просто отвратительной. Да, Элизабет совсем избаловала его за последнее время. К хорошему всегда привыкаешь быстро. Теперь нет круглой кровати, застеленной шелковыми простынями, бара полного алкоголя и самое главное, ванной, такой большой, что тут можно поместиться втроем. Все это было столько лет в его жизни, что Донован сбился со счета. Но Доновану казалось, что так будет вечно. Ничего не будет меняться, и она будет с ним. Ее губы будут касаться только его, а ее тело достанется в итоге лишь ему, как приз. Донован решил. Он закрыл глаза, ощущая хорошо знакомое возбуждение. Пойти бы сейчас к графине и просто без всяких прелюдий, как любила она сама между прочим, завалить ее в койку, и просто овладеть ею, чтобы не осталось потом никаких вопросов. Он войдет в ее номер. Так тихо, что даже Элизабет не услышит ничего. Лишь только спустя время она поймет, что это именно он. Элизабет ничего не скажет. Она будет ждать, гадать, что он сделает дальше. Они оба будут просто смотреть друг на друга, ощущая, как растет напряжение между ними. Он делает несколько шагов к ней, но Элизабет стоит на месте. Она улыбается, и он очень хорошо помнит, что значит эта эмоция мелькнувшая на ее лице. Еще несколько шагов и Донован настигает ее. Его руки сразу же смыкаются на ее талии. Кожа холодная, но кровь бурлит под ней, и Донован видит, как бьется жилка на ее шее. Он знает, что можно ждать от нее все, что угодно. Может легко перерезать горло, она это делала не раз, и почему-то Донован уверен, что она это сделает. Но он готов к этому, даже почему-то мечтает об этом. Может быть, не придется влачить свое жалкое существование, в поисках новой крови. Элизабет выдыхает медленно, спокойно, словно ее никак не волнует то, что происходить сейчас с ними. Сердце бешено колотится в груди, и он забывает, что совсем недавно называл ее дрянью и стервой, ненавидел и придумывал способы, как убить ее. Он придумал кажется тысячу и один способ, как сделать это. Как будет притворять в жизнь свой план, и каждый раз ему хотелось заставить ее мучатся. Чтобы она страдала, а он смотрел на ее лицо, искаженное болью. Но Донован лишь просто целует ее в шею. Ему нравится, как ее пальцы впиваются в его плечи, как она ищет способ побыстрей раздеть его. Но не все так просто — Данован не дается ей, он первый хочет раздеть ее. Утвердить свое право владения. Он сжимает стакан, отвлекается от своих мыслей. Кажется, кто-то ходит в коридоре. Можно подумать, что это Элизабет, но Донован совсем не слышит стука каблучков. Почему какое-то время он думал, что свободен от нее. Думал, что когда она заставила его уйти, то стал свободным. Прошло столько времени, а он продолжает хотеть и любить свою графиню. Донован снова закрывает глаза. Он снова мыслями в ее комнате. В ее шикарном номере. И теперь он не просто сжимает ее в своих руках, так что еще чуть-чуть и переломит ей позвоночник, сделав ее безвольной куклой, хотя этого никогда не произойдет. Элизабет не может состариться, стать уродливой. Когда-то Доновану казалось это даром, теперь же проклятием. Он застыл в вечности, и самое лучшее, что могло бы с ним случится, если бы это произошло вместе с графиней. Ее ноги дрожат от напряжения. Донован подхватывает ее под ягодицы и легко поднимает в воздух. Ее взгляд устремляется на него, она рассматривает его лицо, не отрываясь, скользит глазами по его скулам, темным волосам. Она любуется капельками пота, выступившими у него на лбу. Его движения становятся настойчивей, взгляд жестче. Он берет ее прямо там, стоя, прижав спиной к холодному окну. От мысли, что может случиться с ними, если крепкое стекло не выдержит, сердце Элизабет бьется еще чаще. Ее всегда возбуждала эта ярость, неожиданность в сексе. Перед ее мысленным взором полет вниз, на мокрый асфальт — полет двух сплетенных друг с другом тел. От резких, сильных ударов его члена она кричит. — Лучше тебя никого нет, — шепчет она. — Знаешь, чего я хочу? — Не представляю, — смеется Донован, уверенным движением проникая еще дальше в ее тело, ощущая, что еще чуть-чуть и кончит. — Чтобы ты всегда был со мной. Но все это такая иллюзия. Донован прекрасно понял, для чего он нужен Элизабет. Он всего лишь игрушка, одно из ее прекрасных созданий. Стакан в его руке лопнул. Стекло рассыпалось по комнате. Рана на ладони сразу же стала затягиваться. Лишь только пару капель успело упасть на серый ковер. Он ощутил, как стало мокро в штанах. Нет, Донован совсем не свободен от Элизабет. Пока он думает о ней, то всегда будет с ней, пускай только в мыслях, но все же с ней.