Отя, тебе нравится?..

— Не смазлявый, а хорошенький, — поправил Виктор, наклонился, сгреб пискнувшего Алешку в обьятия и чмокнул в кончик носа. — Смазлявый, сыночек, не очень красивое слово. Мальчишка туманно посмотрел мужчине в лицо, вдруг медленно выкатил вперед нижнюю губку и… расплакался. Температура же, маленький, болеет, сплошные стрессы в последние двое суток, а сироп не принял, забыли на пару, вместе с какушками и помывками. — Отя… — ребенок порывисто прижался горячей щечкой к щеке отца. — Яаа хочууу к пааапееее… Ты меня отнесееешь?.. «Нет, сыночек, не отнесу, — подумал Виктор. — Даже если бы твой расчудесный папаша был жив, не отнес бы. Не заслужил он тебя». А вслух ответил: — Я не могу, Алешенька. Потому что твой папа уехал и никому не сказал, куда. Но ты не плачь — прими лучше лекарство и пойдем в магазин, покупать тебе кроссовки и книжки. Согласен? Алеша, продолжая ронять с ресниц слезы, закивал и прильнул еще сильнее. — Папа не уехал, отя, — прошептал он тихо-тихо на ухо целующему его в висок мужчине. — Не надо меня обманывать, я вполне большой. Он улетел с чертями. Так дядя альфа один сказал, в том плохом месте, где я тебя ждал — папину душу забрали черти, потому что она была грязная, пропитая и протраханая насквозь. Эээ… Кхм. Виктору не довелось еще познакомиться с наболтавшим осиротевшему омежонку гадостей о погибшем родителе — пускай и трижды справедливых — дядей альфой из опеки... Но он его уже, заранее, сильно не полюбил. И с удовольствием бы при встрече подрезал мужику язык, желательно — тупым, ржавым ножом, чтобы думал впредь, подыхая от столбняка, кому и что, вообще, мелет. О мертвых — или хорошо, или молчать в тряпочку. Алешка со временем забудет сказанное недобрым чужаком. И раннее свое горькое, обездоленное детство в полупритоне забудет, уж Виктор постарается. Малыш должен запомнить из прошлого только светлые моменты и не жить с осознанием — он сын шалавы и алкаша. Иначе вполне может пойти по стопам папы. — Сыночек, — мужчина очень нежно погладил жалко всхлипывающего ребенка по волосам. — А давай ты не будешь об этом думать. Пожалуйста. Твой папа уехал, договор? Далеко-далеко и ни с какими не с чертями. Его унесли с собой крылатые, спустившиеся с небес, красивые, белые ангелы, к солнцу и луне, к звездам, за облака. И ему там тепло и спокойно. Как и тебе. Ведь тебе сейчас спокойно с отей? Алеша потерся щекой о скулу пытающегося утешить отца, вытер рукавом мокроту под носом, поразмыслил и выдал: — А они кто, эти ангелы — альфы, да? Тогда понятно, зачем им папа. Ебать его будут, пока течка не кончится. И папа будет громко кричать, и ходить с ними везде голым… Виктор пошатнулся и привалился, спасаясь от накатившей дурноты, к стене, а не заметивший, насколько мужчина изменился в лице, мальчик спокойно продолжил. — Отя, — предложил он, вскидывая бровки домиком, — я тут останусь, пока у папы течка, можно? Не волнуйся, я много не ем. И конфеты больше не попрошу. А еще полы тебе помою, везде-везде, я умею, честно. Не хочу видеть этих ангелов, как они папу ебут… О блядь. Получается, шлюхер не удалял сына из квартиры на течки. И дверей в спальню не запирал, сношался с любовниками при ребенке. Здорово, значит, Алеша весьма просвещен в половых вопросах и следует в дальнейшем ждать от него новых поседельных перлов. Ладно, валерьянку не отменяли. Или стоит предусмотрительно затариться в аптеке партией препаратов покрепче? — Пусти! — омежонок завозился и требовательно задрыгал ножонками. — Отя, пусти! Мой сиропчик! Малыш получил свою дозу обнимашек и вспомнил о самостоятельности. Виктор напоследок поцеловал его, недовольного, в лобик, прямо между нахмуренных бровок, получил ответный, неуверенный, влажный чмок в нос и поставил на пол. Наблюдал, как Алеша с серьезным видом достал с полки бутылочку с лекарством, откупорил, наливал в мерную ложечку, высунув от усердия кончик язычка, одну, потом вторую и отправил, по очереди, в рот. В чем-то — совершенный детенок, в ином — вполне взрослый. А огрехи воспитания исправляются. Нужно срочно объяснить мальчику про матерное слово «ебать». В доме Виктора такие слова под строгим запретом, ну, конечно, если не молотком по пальцам или другой случай, сопровождающийся резким эмоциональным взрывом. Тогда допустимо. Но — только тогда! Принявший жаропонижающее Алеша, деловито пыхтя, убрал бутылочку обратно на полку и затеребил отца за рукав. — Отя, — запищал, — ты обещал магазин! Мы пойдем? А как? У меня же обуви нету, а на улице дождь! Ты меня понесешь на ручках, да? Хочу! Недолго пробыл независимым, аж целых пять минут. Смешной… Подхваченный в объятия, мальчик немедленно крепко обхватил ручонками шею Виктора и прижался, засопел. — Возьми мне рулон бумажки, — попросил, гнусавя и строго наставляя пальчик. — Сопли сморкать. Не забудь!

***

Так как купить Алеше предстояло и обувку, и одежки, и игрушки с книжками одновременно, Виктор решил не заморачиваться с разными магазинами и отвез сына сразу в торговый центр. Альфа абсолютно ничего не разумел в детских вещах и размерах и надеялся разобраться на месте. Ну, и на помощь продавцов, разумеется. Первыми в его планах были кроссовки — ведь в носочках бегать холодновато. После показавшейся мужчине невероятно долгой и нудной примерки и консультации с продавцом, молодым, страшненьким омегой, Алеше были подобраны две пары кожаных кроссовок — красные, и черные, с оранжевыми звездами по бокам. Омежонок еще перед кассой натянул красные и наотрез отказался снимать. За кроссовками последовал магазин одежды. Здесь Виктор, помятуя об испачканном едва проснувшимся сыном Томасе, купил, не скупясь на деньги, курточку, четыре плотных спортивных костюма по скидке, гулять и для дома, десяток футболок, пижамку, украшенную апликацией лыбящегося, похожего чем-то на динозаврика Томаса крокодильчика, джинсовый комбинезончик и ворох трусиков-носочков, все — ярких расцветок. Чтобы с запасом и не стирать каждый день. Мгновенно влюбившийся в крокодильчика Алеша ожидаемо — для любого опытного родителя, но не для Виктора — потребовал одеться в пижамку, получил от мужчины отказ и обиделся. Надул губки, сунул в рот, сосать, палец и пустил слезу. Чтобы утешить ребенка, альфа за руку потащил его, упирающегося и хнычущего, в отдел игрушек. Оказавшийся перед рядами ломящихся от разнообразия стеллажей, Алеша не то что про капризы забыл — он и имя свое, наверно, потерял. Застыл маленькой, тощенькой, вытянувшейся в струнку статуей, широко распахнув глаза. Молчал, едва дыша. Не верил. — Выбирай, — велел ему Виктор, тормоша за плечо. — Четыре любые игрушки. Но не дороже, каждая, двух тысяч. И пойдем уже домой, ужин скоро. И Алеша отмер. Пискнув «да, отя», ребенок сорвался с места и кинулся к ближайшему стеллажу, с мягкими игрушками, схватил с него сине-оранжевого, улыбающегося, плюшевого то ли динозавра, то ли дракона в треть своего роста и порывисто прижал к груди. Так и не выпустил, сообщил счастливым шепотом: «назову его Кир». Еще мальчик захотел железную дорогу, куклу-омежку в желтом, нарядном кружевном костюмчике, и колясочку, возить куклу. На цены он, конечно, не смотрел. Отбирать у сына приглянувшиеся ему весьма дорогие игрушки Виктор не стал, пожалел его чувства, и добавил к выбранному две красочные книжки со сказками. Сегодня можно, на первый раз, дальше же придется ограничивать и объяснять, что отя не миллионер. Когда мужчина уже расплачивался, Алеша вдруг вспомнил про оговоренные на входе в магазин суммы, охнул и прикрыл ротик ладошкой. Глаза мальчика мгновенно наполнились ужасом и слезами. — Ой, отя… — у омежонка потекло ручьями сразу и из носа, и по щекам. — Кира не отдам! Остальных верни… Вцепился в плюшевое, зубастое чудище мертвой хваткой, не отдерешь. — Не верну, — ответил Виктор с улыбкой и подхватил с прилавка поданные зевающим продавцом полиэтиленовые, шуршащие мешки. — Тебе играть совсем не во что. Теперь есть. Но больше до конца месяца ничего не проси, договорились? Алеша рвано кивнул и захлебнулся соплями. Бедняжка был в полуобмороке от счастья. Нести его к машине снова пришлось на руках — идти сам переволновавшийся до крайности малыш был не в силах, шатался, беспрерывно ронял Кира, спотыкался, сбивал урны, встречных детей и норовил попасться под ноги взрослым посетителям центра. А в машине заснул, едва выехали со стоянки. Проспал омежонок до темноты.