Отя, тебе нравится?..

Разобраться с запущенными за Женину течку делами у Виктора заняло три рабочих дня. С Женей и мальчишками альфа виделся лишь рано утром и поздним вечером — возвращался из офиса после восьми. Увы, за удовольствия нужно платить — в данном случае, пахать, как ломовая лошадь. К начальству у мужчины претензий не имелось — и так отнеслись с пониманием, не уволили за многочисленные, в последнее время, прогулы. Могли бы и уволить, и взять на его место другого, не обремененного маленьким ребенком и связанными с ним проблемами. Бету, например. Не уволили, а прогулы оформили оплачиваемым отпуском — помогли попавшему в трудную ситуацию коллеге финансово. Спасибо им. Женя тоже крутился в своей больнице, но у него смены были строго до шести вечера — иначе кто Алешку с Сашкой из садика заберет, сектанты? Ага, этим только намекни, мигом примчатся спасать бедных детишечек от аморальных, погрязших в грехах, неверующих в Хрисакришу родителей. Провели вместе течку без штампов в паспорте, обменялись метками и спят в одной постели — чудовищно. А что только спят, на большее у обоих сил не оставалось — без разницы. Взрослые, не связанные узами брака альфа и омега обязаны спать в разных комнатах! К большому огорчению как Виктора, так и Жени отец и папа Валентина не оставили надежд заполучить внука в безраздельное воспитание и приобщить к секте. И того, и второго заметили воспитатели садика, болтающимися у ограды, пока дети гуляли, с ними были еще какие-то постномордые люди в серых одеждах. Заранее предупрежденный, персонал сада сообщил и Виктору, и в полицию о посторонних, пытавшихся несколько раз заговорить с ребятней. Полиция приняла двойное заявление, владельца садика и беспокоящегося Виктора, и не отмахнулась — ибо уже случалось ранее, адепты секты Христакриши воровали детей. Родителям Вали выслали предупреждение и пригрозили крупным денежным штрафом, если хоть раз еще объявятся. Виктор же на полицию надеялся не особо и начал всерьез думать о переезде в другой город, подальше от возможной беды. Но Женя воспротивился — у омеги здесь имелась отлично оплачиваемая работа, налаженная жизнь и своя, полностью выкупленная квартира. Плюс, впридачу, пожилые родители и два брата, старший с семьей и младший, больной лейкемией и на данный момент проходящий курс химиотерапии. Срываться с насиженного места и начинать заново он не хотел. Виктор подозревал, что у Жени были и иные причины не покидать города, в котором он родился и вырос, вслух не названные, личные. Например, бывший муж, друзья, возможно, любовники. И — могилка второго сына, близнеца Саши, умершего в возрасте трех месяцев по неясным причинам. Как все это бросить? Не обнимать, хотя бы раз в неделю, отю и папу, не встречаться по выходным с братьями, не навещать регулярно покойного сыночка и не класть ему цветов? Женя не понимал. Отказывался понимать. О брате Саши мужчина узнал от самого Саши — однажды, перед сном, после вечернего прочтения сказки, уже купанный и кормленный, зевающий альфенок влез к Виктору на постель, прилег под бок и протянул несколько фотографий. На снимках было два крохотных младенчика, альфенок и омежка. — Смотри, дядь Вика, — предложил мальчик. — Это мой братик. Он умер совсем маленький, его положили в гробик и закопали в землю. А сверху насыпали холмик. Теперь там стоит каменный памятник, красивый. Мы с папой недавно ездили к братику на кладбище. И папа плакал… Рассказанное альфенком прояснило для Виктора трепетное отношение Жени к Алеше — омега возился с чужим мальчишкой, как со своим ребенком и не делал различий между Алешей и Сашей, одинаково награждал обоих по ситуации подзатыльниками, поцелуями и конфетами. Видимо, вспоминал своего омежонка и перенес сохраненную к нему, в сердце, не растраченную любовь на сына пары. И Виктор был благодарен возлюбленному за такое отношение к Алеше. Сложный, совершенно не омежий, колючий характер омежонка доставлял много беспокойств и дома, и в садике. Алеша взрывался без видимых причин и дрался с одногруппниками. Алеша матерился и в приступах гнева обзывал детей и воспитателей плохими словами. Алеша украл у воспитателя Игоря из сумки деньги и подкинул их Саше в тумбочку. Алеша знал про половые отношения кучу подробностей, в красках описал согруппникам процесс интимного акта между омегой и альфой и просветил про минет. Алеша таскал в столовой куски хлеба и печенье и прятал в своей постели, чтобы потом съесть во время тихого часа. Алеша показал другим детям, как курят, насобирав окурков, и объяснил назначение найденных на прогулке по парку использованного презерватива и шприцов. Алеша послал воспитателя Игоря ебаться раком, к альфам, на просьбу убрать за собой разбросанные книжки. И ладно бы только послал — посоветовал брать с них плату. Алеша учуял от другого воспитателя, Славы, легкий запах вина и спросил во всеуслышание, не алкаш ли Слава. И все это — за неделю. На диво талантлив был Алеша, воспитатели за столь короткий срок уже впадали от него в ступор, а беременного Игоря омежонок четыре раза довел до слез. Почему Алешу не выгнали до сих пор из садика, несмотря на оказываемое им дурное влияние на согруппников, таких же шестилеток, но из нормальных семей? Да по той же причине, что и Виктора не уволили с работы — банально жалели сиротку со страшным прошлым. Куда мужчина денет ребенка? Сдаст в детдом? Там омежонка загубят окончательно. А так — есть шанс его перевоспитать. Вот и боролись, терпеливо, с Алешиными истериками, одергивали, когда матерился, объясняли правила хорошего поведения. А потом плакали, по очереди, запершись в комнате отдыха, и жаловались по телефону Виктору. Не смешно. По нескольку раз за смену жаловались, то воспитатель Игорь, то воспитатель Слава, то хором. Родители согруппников тоже жаловались — на приносимые любимыми чадами из садика замечательные синяки, разбитые носы, порванные одежки и их неуклонно расширяющийся, в не лучшую, увы, сторону, лексикон. Когда, наконец, настала суббота и Алешу не нужно было сегодня везти в сад, Виктор и Женя вздохнули с облегчением. Двое суток передышки! Ура! Рано обрадовались, идиоты. Плохо они пока изучили Алешу. Совсем никак. И даже в страшном сне не смогли бы предположить, какую месть Жене задумал продолжающий смертно ревновать «изменившего» ему отца мальчонка.