***
Женя спал, подложив ладонь под щеку, рассыпал по подушке волну распущенных, темных волос, дышал глубоко и ровно. Виктор долго лежал и любовался возлюбленным. Спать выспавшемуся за день мужчине не хотелось. Осторожно, чтобы не потревожить, он выпростался из-под одеяла, завернулся в теплый, махровый халат, взял Валин дневник и на цыпочках пошел на кухню, по пути проверив детей — не раскутались ли. У мальчиков было спокойно и тихо. Значит, можно расслабиться и почитать. Так. Вот здесь же остановился, верно? …Альфа неожиданно понравился Вале — со всех сторон. Нет, Вик не практиковал бдсм, но в просьбе жестко отшлепать не отказал, связывание тоже одобрил. А после… После оказался внимателен и нежен, и под его опытными ласками, чередующимися с хлесткими ударами ладонью по обнаженными ягодицам и бедрам Валя — вдруг, чудо — словил необычный, трепетный, тягучий сабспейс. Никогда в жизни шлюхеру не доводилось испытывать подобного наслаждения. Виновата ли была течка, или общая, хроническая недоласканность, парень не знал, но понял — страстно хочет еще. Никто не целовал его так, как Виктор, со времен Энди. И Вик дал еще. И еще. И еще. Четверо суток Валиной течки давал, щедро, не скупясь, и довел Валю до полной невменяемости. Когда оттекший Валя, на пятые сутки, проснулся, он был влюблен в этого случайно подвернувшегося альфача полностью. А тот лишь фыркнул равнодушно, сунул в кулак с десяток смятых купюр и выставил из квартиры вон, сопроводив изгнание более не нужного омеги небрежным шлепком ему под ягодицы. Хотя номер Валиного телефона и записал себе на бумажке. Бедный шлюхер вернулся домой, не понимая, плакать ему или смеяться в голос. Его существо каждой клеточкой рвалось обратно к Вику. А Вик… Вик-то послал, не прямо, разумеется, но вполне внятно. Початая бутылка бренди приглашающе стояла на кухонном столе. Омега схватил ее, как спасительную соломинку, и жадно, давясь, выхлебал сразу треть. Полегчало… — Вик… — Женя смотрел от дверей, сощурив веки от света, тянул руку: — Мне без тебя холодно… Что ты читаешь среди ночи? Покажешь? Делиться тайнами покойного Алешиного папы со своим омегой Виктор не дозрел. Поэтому отрицательно качнул головой и захлопнул тетрадку, поднялся со стула. — Зачем ты встал, любимый? — спросил, обнимая зевающего Женю и целуя в лоб: — Тебе же завтра на работу… Женя сонно улыбнулся в обращенные на него темно-серые, дымчатые — Алешкины — глаза. — Не знаю, показалось, кто-то из мальчиков плачет, — ответил глуховато. «Врет, — сообразил Виктор. — Проснулся и увидел — меня нет, пошел искать». Ничего не говоря, мужчина за руку повел слегка пошатывающегося, улыбающегося ему Женю обратно в постель. Дневник до завтра не убежит, а хирургу перед операциями нельзя не отдохнуть. Иначе еще зарежет кого нечаянно.Часть 22
1 октября 2017 г. в 17:50
— Вик, радость моя, ты сколько лапши сюда напихал? — Женя, немного ехидно усмехаясь, раскладывал супное густое варево по тарелкам. — Тут же ложка стоит!
Намазывающий маслом нарезанный толстыми ломтями черный хлеб Виктор пожал плечами — на его взгляд, чем гуще, тем сытнее, отправил в рот отломившийся кусочек корочки и вяло зажевал.
Есть мужчине особо не хотелось, из-за забитой слизью носоглотки он, бедолага простуженный, почти не чувствовал вкуса и запахов. Зато Саша с Алешей оголодали, будто в садике не обедали четыре часа назад — похватали свои порции дикими зверятами, замурчали довольно, закусывая лапшично-овощное, с накрошенной в него курицей, месиво поделенной ровно напополам горбушкой. Растущие организмы, сжигали калории в момент.
Сегодня юная пара альфенок-омежонок пребывала в мире и согласии. Дети ласкались друг к другу нежными, влюбленными котятами. Смотреть, как малыши мурчат, периодически чмокаясь, и улыбаются, их родителям было розово-пузыристо-няшно.
Хоть хватай фотоаппарат и фотографируй, с разных ракурсов, в омежий журнал «Я папа» на конкурс «Идеальная пара».
Кстати, а почему, собственно, «хоть»? Там, между прочим, обещают большой денежный приз победителям!
Под одобрительным взглядом Виктора Женя мобильным телефоном быстро «щелкнул» несколько снимков и, одновременно с аппетитом поедая суп, закопался с кнопками — пропускал отснятое через фильтры.
Отличный у омеги телефончик, суперсовременный, дорогой, с кучей возможностей и опций. Фоторедактор в нем тоже был качественный.
Сунувшим в дисплей любопытные носишки детям Женя решительно дал от ворот поворот, пообещав показать готовые фотографии позже, на компьютере. Странно, но дети в ответ не закапризничали и спокойно согласились подождать.
Когда суп был доеден, Алеша и Саша собрали грязные тарелки и помыли в четыре руки. Пока они возились, Женя перегнал отредактированные снимки на ноутбук и позвал Виктора с мальчиками смотреть.
Получилось изумительно — живо, тепло и по-домашнему. Особенно хорошо вышло фото, где Саша целовал Алешу в щеку, одновременно пытаясь всунуть омежонку в ротик четвертинку хлебушка, а хлебушек не влезал — у Алешки ротик так широко не открывался.
Поразмыслив, Виктор и Женя отобрали, вдобавок к этому снимку, еще два, вполне славных, и омега отослал все три в редакцию журнала электронным письмом.
— Где наша не пропадала, — сказал, впрочем, не надеясь на призы. — Попытка не пытка.
Покончив с фотографиями, он отодвинул ноутбук и повернулся к переминающимся за спиной сыновьям.
— Мелочь, — звонко хлопнул в ладоши, — отя вам ванну набрал. А ну, бегом купаться!
Саша и Алеша не заставили себя упрашивать и с радостными визгами, наперегонки, побежали купаться, раздеваясь на ходу. Играть в мыльной пене они обожали.
Пока ребятишки плескались, Женя приготовил обоим пижамки и расстелил «детский» диван. В принципе, следовало бы поставить мальчикам две отдельные кроватки, но это же нужно ехать в мебельный магазин, за тридевять земель, через полгорода, выбирать. А как, если работа, дети неделю болели, а теперь Виктор с температурой и насморком заливается? Вот и спали пока Саша и Алеша вместе.
В ванной омега, умиляясь и буквально закапывая кафельный пол жадной на потискать слюной, сфотографировал ребятишек еще раза три, пока Алеша, сосредоточенно высунув кончик язычка, сооружал Саше на голове рожки из пены. Без намерения куда-либо отправлять снимки, для семейного архива.
Виктор стоял рядом, обняв его вокруг талии, счастливо сиял глазами то на лучезарно улыбающегося омегу, то на резвящихся малышей. Чудесный возраст — шесть лет, уже вполне соображающий, но не утративший детской непосредственности.
— Отя, — Алеша подправил Саше левую, мыльную, переливающуюся перламутром рожку, прищурился и, словно невзначай, накрыл ладошкой свою метку. — Саша у меня чертик. Тебе нравится? Красиво, правда?
«У меня, заметьте, не у нас. Ну, да, иметь собственного, личного альфу — это здорово. В любом возрасте».
Женя не отвернулся от поцелуя, тихонько рассмеялся прямо Виктору в губы. Разумеется, ни о каких страстных засосах речи не было, не при глядящих заинтересованно Алеше и Саше, так, чмокнулись, и омега сразу отстранился.
— Я тебя люблю, Вик, — внятно шепнул он.
— И я тебя, — ответил Виктор.
И им, сплетшим пальцы правых рук в горячий, тесный замок, стало хорошо-хорошо. Настолько, что лучше уже, наверно, невозможно. Даже в течку невозможно. Ведь объединились не только тела — устремления, сердца и души.
Сидящий в ванне Алеша небрежно смахнул с Сашиной головы рожки, прерывисто вздохнул и попросил:
— Отя, поцелуй папу Женю снова? Пожалуйста… По-моему, папе Жене нравится…
Тот ребенок, который звал до сих пор Женю строго по имени, пару недель назад зажмуривался в ужасе, если Виктор просто касался омеги, впадал в истерику и начинал, теряя контроль, ругаться матом, обзывался грязными словами.
Победа? Огромная. Разобрался малыш, где обычная похоть, а где подлинные, сливающие в семью чувства. И ревность, незаметно, утратил…
Накупавшихся и клюющих носами, мальчиков выудили из пены, ополоснули под душем и отнесли в постель: Виктор — крупного, пухленького Сашу, Женя — легонького Алешку. Одевали малышню уже засыпающими, хихикали над их неуклюжими движениями и как оба запутываются, с закрытыми глазенками, в рукавах.
Уложили — дети немедленно обнялись, прильнули друг к другу плотно, волос не пролезет — укрыли одеялом и взялись, не сговариваясь, за руки, потянулись целоваться.
Все. До утра свободны — умаявшихся за день мальчиков и из пушки не разбудишь.
Сладко…