Отя, тебе нравится?..

Дождавшись, когда Женя ровно засопит, по-прежнему бодрый и бессонный Виктор снова покинул постель и вернулся на кухню, к Валиному дневнику. Его буквально распирало от желания узнать, что там Валя понаписал дальше. О нем. Открыв тетрадку на заложенном ножом месте — попался под руку, нормальная закладка получилась — мужчина быстро отыскал строчку, на которой вынужденно оборвал чтение, и сразу с головой ухнул в мир мертвого омеги. …Вик позвонил Вале через полторы недели, вечером в субботу, и пригласил к себе. Бедный, влюбленный и исстрадавшийся, абсолютно уверенный, что альфа не позвонит никогда, шлюхер подпрыгнул чуть ли не до потолка, издал вопль, достойный заприметивших стадо свиней, голодавших, минимум, месяц аборигенов диких джунглей и кинулся одеваться-собираться. На ходу парень, по телефону, отменял заказ клиенту, с которым сегодня назначил встречу. Так торопился, что про косметику забыл. Какие клиенты, какие деньги? Вик позвал!!! Он примчался к альфе запыханным и задыхающимся, на такси, вспорхнув по довольно крутой лестнице на третий этаж через три ступеньки, словно крылья за спиной выросли, с порога был подхвачен под задницу, требовательно, влажно засосан и трахнут прямо в коридоре. Продолжила пара в спальне и победно повторила дважды, радуя соседей криками. В этот раз Вик купюры совать не стал. Чмокнул, прощаясь — на ночь не оставил, и попросил подъехать послезавтра на часок. По дороге обратно домой Валя ревел, счастливый, и не мог остановиться. Его пригласил на свидание, пусть и постельное, но все же свидание тот, без которого жизнь не имела смысла. Омега сбрендил с разума, факт. Как парень не угодил в психушку за двое суток ожидания? Спасался бренди. Вик. Вик. Вик. Целая страница Валиного дневника была исписана именем Вик. Вокруг каждого имени порхали кривоватые, нарисованные ручкой, старательно раскрашенные алым карандашом для подводки губ маленькие сердечки. Видимо, влюбленного Валю смертельно сильно вперло как-то вечером по Вику. Почему шлюхер молчал о своей любви к Виктору, и только отдавался, если альфа звал — страстно, исступленно, нежно, прилетая по первому требованию? Никогда не сказывался больным или занятым. Всегда сиял навстречу улыбкой. И почему сам Виктор не понял — омега в него влюбился? Не захотел понять. Кто был для него, гордого и успешного, небедного, не обделенного омежьим вниманием, Валя? Подобранный на обочине, пьющий, хоть и сладкий, и умелый, проститут. Фууу. Дурак был Виктор. Ведь Валя же буквально кричал ему о распирающей изнутри любви — каждым поцелуем и прикосновением, каждым движением гибкого, стройного тела, каждым подмахом аппетитной, упругой, неизменно заводящей на грех попки и каждым взмахом трепещущих ресниц. А Виктор предпочел изобразить слепого, и изображал весьма успешно на протяжении полугода. Течка Вали, вторая с Виктором, закрутила обоих в омут. Альфа, имея стонущего от наслаждения шлюхера омегу во всех мыслимых и немыслимых позах, с трудом вспоминал, как себя зовут. В самый последний ее день у пары порвался презерватив, но, поглощенные бешеным совокуплением, стремительно приближающиеся к финалу, любовники ничего не заметили. Результат проявился через три недели — Валю начало тошнить по утрам. Справедливо заподозривший беременность, парень сходил к оменологу, и тот подтвердил диагноз. Ребенок. Ребенок от Вика! Шлюхер напугал врача до икоты, разрыдавшись в кабинете, и — отнюдь не от горя. Теперь — сообщить Вику. И — рожать, обязательно. Только так. Альфеночка, омежечку, кто получится. А потом любить малыша до потери сознания. Вместе с Виком. Наивный. Вик встретился с Валей в кафе возле своего офиса, внимательно выслушал готового скакать от восторга омегу, поморщился и потянулся за бумажником. Альфе не нужен был ребенок от шлюхера. — Срок маленький. — буркнул. — Поспеши с абортом, пока не поздно. Избавишься от этой гадости — позвонишь. Ты мне нравишься, сосешь хорошо, хочу продолжать наши отношения. Потрясенный равнодушием любимого, вывернутый наизнанку, Валя, не произнеся ни словечка, не соображая, покорно взял протянутые деньги, встал и ушел, словно оплеванный. Его шатало. Дома парня долго рвало над унитазом, в мозгу билась одна единственная, заполошенная мысль: «отказался». Виктор отказался и от него, и от их общего малыша. Спокойно перечеркнул крохотную, едва зародившуюся под сердцем, ни в чем перед ним не виновную радость. А ребенка назвал гадостью. Невозможно… Увы, не только возможно, но и уже стряслось. Время назад не отмотаешь, бейся головой о стену, не бейся… Валя бы напился от отчаяния, но ему было нельзя — могло повредить ребеночку. И в клуб тоже было нельзя — а вдруг неосторожные манипуляции подцепленного там случайного дома спровоцируют выкидыш? Зато к Максу было можно. Макс поймет, обнимет, погладит по пока плоскому животу и успокоит. Убедит — жизнь продолжается, с Виком или без него. К Максу, срочно! Валя вытер слезы подвернувшимся под руку грязным полотенцем, фыркнул от ударившей в нос резкой, прогорклой вони и не пошел к Максу — принялся за уборку. В такую квартиру принести новорожденного? Да проще сдохнуть! Максу же он расскажет по телефону, когда уберется. То есть вечером. Поразмыслив в процессе отдраивания кухни, плачущий о несправедливостях судьбы омега решил сообщить о беременности еще и Николаю. Зачем? Банально — просить о финансовой помощи. Бывший любовник должен понять — скоро у Вали вырастет пузик, и постоянные клиенты в испуге разбегутся, кто куда. Вдруг у Николая имеются знакомые, которым нравится секс с беремеными? А если нет, нужно пошустрить в интернете объявления. Ведь Валя, к сожалению, не умел по-другому зарабатывать деньги… Или не шустрить, а попробовать устроиться мыть посуду или полы? Хватит ли сил впахивать? И сейчас еле ноги таскает, плюс беспрерывные тошнота и головокружение. Попал. Ох, попал… Ладонь Жени легла на плечо и несильно сжала через плотную ткань халата. — Сидишь? — омега хмурился. — Читаешь? А ты знаешь, что уже пять утра? Нет? Застигнутый врасплох мужчина вздрогнул и поспешно захлопнул дневник. Стыдно. Как же ему было стыдно перед погибшим папой Алешки… До скрежета зубовного и напрасных уже стонов. Время, написал почти семь лет назад Валя, отмотать назад невозможно. Просить прощения тоже не у кого. Или настрадавшаяся Валина душа услышит обращенную в небеса покаянную молитву предателя? А в тетрадке осталось всего несколько страничек. Разгадка стрясшейся с Валей катастрофы буквально в руках! Виктор решительно скинул ласкающую ладошку пары прочь и злобно зыркнул исподлобья. — Жень, — сказал холодно. — Я не хочу спать. Отстань, а? Женя дернул бровью, куснул губу и потух глазами. — Ясно, — кивнул. — Проявляешь независимый характер. И ушел. Не оглянулся у порога. Обиделся на незаслуженную резкость любимого. Виктору бы плюнуть на дневник, побежать следом… Не побежал. Дневник и альфячьи амбиции перевесили по сиюминутной важности. Мужчина трясущимися пальцами перевернул страницу. Строчки, строчки, неровные, написанные в явном смятении чувств… …Валя не нашел никакой честной работы, да и не особо искал — слишком неважно себя чувствовал. От голода спас Николай — стал приезжать два раза в месяц с конвертом. Заводить клиентов — любителей беременых — альфач запретил омеге строго-настрого. — Сдурел ты, глупенький, — говорил ласково, обнимая Валю, — не смей подвергать ребенка риску! Мало ли, ударят тебя, или уронят, или, вообще, заразят! Согласный, благодарный мужчине за деньги и участие Валя вздыхал и прислушивался к творящимся внутри изменениям. Про бдсм омега забыл напрочь, не до бдсм было, когда там, в глубинах тела, шевелится, пока непонятно и невнятно, его малыш. Статья в газете, с фамилией Виктора, попалась на глаза случайно. Валя прочитал, обалдел и перечитал повторно — думал, галлюцинации. Ужаснулся, прямо из магазина набрал номер бывшего любовника. Тот ответил и бодро спросил: — Ну, как дела, кошачок? Аборт сделал? Приезжай! Я соскучился по твоей сладкой жопочке… И тут Валя вдруг понял, что разлюбил этого альфу. Совсем. И лично его жопочка «за Вика» не скучает ни капельки. — Сделал, — парень поборол желание сбросить вызов немедленно, положил ладонь на округлившийся едва заметно под блузкой животик и закончил: — Но не приеду, я нашел себе другого. — Он солгал, не моргнув, и отключился. Да, нашел — но не взрослого. Еще пока не родившегося. Статью из газеты парень вырезал себе на память с садистским удовольствием, еще четыре приволок Макс. Валя равнодушно отправил их в папку. Вик для него исчез. Животик рос, малыш вовсю попинывал пяточками, кувыркался. Однажды на УЗИ — шел уже седьмой месяц беременности — оменолог сообщил будущему папе, что у него омежка. Известие обрадовало — Валя мечтал именно об омежке. На этом дневник обрывался. К его последней, пустой страничке была криво приклеена вырезка из газеты. А ведь Виктор смутно помнил про то, потрясшее город, тройное зверское убийство, совершенное в назидание за невыплаченные долги, видел по телеку, в новостях. Но его это не касалось, и он, поморщившись, быстро переключил канал. Касалось. И самым прямым образом! Значит, после консультации омега пришел домой, чиркнул в дневнике и позвонил Максу, поделиться. Наверняка, счастливо улыбался внутрь, младенчику. А телефон Макса послал его в голосовую почту. Как и телефон Игоря. Тогда Валя встревожился, словил такси и поехал к друзьям. Дверь в квартиру Макса, так говорилось в статье, была приоткрыта. Валя постучал — тишина. Тогда он толкнул дверь и вошел. Он нашел их всех. Вместе. Макс еще дышал, лежал на полу в луже крови, клокотал в агонии горлом, вспоротый от грудины до паха, с вываленными на ковер кишками. Рядом с ним, со смятой в кашу головенкой, валялся их с Игорем младший альфенок. Второй альфенок был в кроватке, во лбу у крохи темнела дыра. В статье, приклеенной Валей, написали — отец семейства сошел с ума. И ни слова не упомянули о том, что, на самом деле, повредившихся рассудком было двое… Виктор сидел и мял в руках тетрадь. Он онемел, по щекам катились крупные, потрясенные слезы. Бесшумно подошедший Женя обнял со спины и поцеловал в макушку. — Может, все-таки расскажешь, что ты читал? — шепнул в ухо. — Это имеет отношение к нашему Алешке? Неужели дневник его папы? Догадался сам, без подсказок. Умница. Виктор всхлипнул, крутанулся на стуле и порывисто обнял любимого. Живого, теплого, родного. Спасибо, господи, что он есть…