Отя, тебе нравится?..

— Отя! Папа! Снег! — мальчишки ввалились в родительскую спальню безо всякого стука и прямиком рванули к окну, будто в их комнате окон не было. Едва отлюбившие Виктор и Женя резко отпрянули друг от друга, прерывая последний, благодарный поцелуй, альфа поспешно накинул на себя и своего жениха одеяло. Естественно, и он, и Женя были первородно голыми. «Еще одно упущение, — досадливо поморщился Виктор, — задвижку на дверь до сих пор не приделали. Сегодня же исправить»… Заявись детишки несколькими минутами ранее, застали бы порно-сцену, полюбовались на сладостный «финал» родителей, и у успевшего подзабыть кошмары жизни в полупритоне Алеши мог бы случиться нервный срыв. И так, к сожалению, увидел вполне достаточно, чтобы понять, чем отя и папа только что занимались. Не отлипая носом от стекла, Алеша почесал, заведя руку за спину, большим пальцем — тем, который обычно сосал — между лопаток, зябко передернул плечиками и печально вздохнул: — Мы не вовремя, да? Прости, отя… Так получилось нечаянно… Точно понял. В отличие от Саши — того первый в этом году выпавший снег интересовал куда больше, чем родители, снявшие с себя всю одежду и даже трусы и валяющиеся в обнимку. Может, им жарко стало, вот и разделись, кто взрослых разберет. — Смотри! — теребил омежонка за рукавчик пижамки. — И на крышах тоже белое! Здорово! Пусть насыпет побольше, зальем горку кататься! Оправившийся от испуга Женя, прикрываясь одеялом, потянулся и уцепил со стула брошенный халат. Виктору же футболка и штаны были недоступны — валялись на полу, довольно далеко от кровати. Сам и зашвырнул, торопясь разоблачиться и слиться с Женей в единое — стонущее. Придурок. А что в квартире двое маленьких детей, обязан помнить Ник? Угу. Всё на Ника, кучей. И поставить его в изголовье со свечкой, ответственным. Доминант справится с ролью канделябра превосходно, поможет, если Виктор вдруг спасует с потенцией, приободрит хлестким ударом ремня поперек жопы. Вылезший из постели, кутающийся в халат Женя кинул взгруснувшему альфе подобранные с ковра трусы, фыркнул, подошел к детям и обнял обоих, чмокнул в макушки. — Вы зубы чистили? — осведомился, строго поджав припухшие после поцелуев с Виктором губы. Ни Алеша, ни Саша зубы не чистили, и омега их увел, давая любимому мужчине возможность спокойно одеться. Отличное начало воскресного, выходного дня. Знакомое многим родителям — быстрая любовь, прерванная появлением детей, детские зубы, после умывания — завтракать свежей, горячей овсянкой под бесконечные детские вопросы. Тихо, мирно завтракать! А не разнимать подравшихся из-за какой-то мелочи сыновей!!!

***

Наказанные за драку за столом, не доевшие Алеша и Саша жалобно скулили по разным углам, разведенные за уши, шмыгали носишками. У Саши, якобы, внезапно разболелся животик, гордый же Алеша страдал без выдумок. Начал потасовку не он, а альфенок, и стоять в углу ребенку было очень обидно. — Отя, — Алеша ковырнул ногтем цветок на обоях, смотрел искоса, в полоборота. — А тебе нравится, когда я в углу голодный и несправедливо? Виктору не нравилось. Но у Жени было железное правило — он никогда не разбирался в детских ссорах. Влезешь хоть один раз — до ночи не выяснишь, кто прав, кто виноват, мозги сломаешь и доведешь себя до напрасной истерики. Особенно если учесть, что сыновья умудряются передраться раз десять на дню. Проще наказать сразу обоих и не заморачиваться. Подуются, поревут, успокоятся и побегут вместе играть. Проверено. — Отя! Неужели нравится? Тогда ты садист! И я тебя не люблю! О, а это что-то новенькое. Раньше Алеша себе не позволял возражать, поставленный в угол. Превращается в обычного ребенка, освоился, знает уже — серьезнее наказания не случится, максимум — по попе шлепнут и лишат на несколько дней сладкого. Ерунда. Моющий посуду Женя предостерегающе зыркнул на мальчика, но Алеша не впечатлился. Он сейчас общался с отцом, а не с приемным папой. — Отя! — малыш требовательно топнул ножкой и повернулся лицом к Виктору. За решившим «покачать права» товарищем с любопытством наблюдал переставший лить слезы Саша. — Я к тебе обращаюсь! Не молчи! Женя отставил недомытую тарелку на край раковины и уставился на Алешу в упор. — Алеша, — признес весьма строго. — Прекрати. Ты меня злишь. — Бэээ, — ответил омежонок и показал язык. Миг, и он уже несся, с визгами и прикрывая попенку ладошками, в коридор, спасаясь от праведного гнева папы. Не успел удрать и заверещал в голос, пойманный за шкирку. — Не смей хамить родителям! — Наставительно приговаривал Женя, охаживая потерявшего страх отпрыска Виктора свернутым в неплотный жгут полотенцем. — Не смей! Впрочем, бил омега не больно и не сильно. — Без сладкого до завтра, — сообщил, отвесив с дюжину шлепков и отпуская вновь рыдающего мальчика. — А теперь вернись, пожалуйста, в угол и достой положенные десять минут. Всхлипывающий Алеша послушался и вернулся в угол, демонстративно потирая попку. Но рта не закрыл. — Отя, — заныл снова, давя всхлипы. — Так нечестно! Виктор вздохнул, отбросил на клеенку книгу, которую пытался читать, и — тоже демонстративно — удалился в гостиную. Алеша его садистом обозвал? Обозвал. Значит, Виктор обиделся. И пока омежонок прощения не попросит, с ним не разговаривает. Эх, тяжело воспитывать детей…

***

Алеша приплелся, когда мужчина начал задремывать. Горестно, надрывно вздыхая и хлюпая носом, залез к отцу на кровать и ткнулся в плечо мокрой от слез мордашкой. — Отя, — зашептал горячо, отчаянно, и крепко обхватил вокруг торса ручонками. — Ты не садист… Ты хороший… Это я неправильный… Не отдавай меня в детский дом… Отдай лучше дядь Нику, если я тебе не нужен… Ну, вот, донаказывались. И не наказывать совсем нельзя, иначе обнаглеет и распустится. Беда. — Ты меня не любишь? — омежонок смотрел, трепеща слипшимися в стрелочки ресницами. — Мне вещи собирать? Виктор осторожно обнял приникшего сына и поцеловал в лоб. — Люблю, Лешенька, — ответил. — Конечно, люблю. Не собирай ничего. Давай-ка сюда мизинчик, мириться станем. Ребенок торопливо протянул отставленный мизинчик навстречу отцовскому, и альфа и его ребенок сцепились мизинцами в замочек. — Мирись, мирись, — выговорили старательно, хором, покачивая в воздухе соединенными руками, — и больше не дерись. А если будешь драться, я буду — щекотаться! Перевернутый на спину Алеша счастливо запищал под прихватившими за бока мужскими, сильными ладонями, и задрыгал ножонками, завизжал, откидывая назад головенку: «ой, отя, ой, щекотно! Папа! Спасите!» Он был такой славный, когда смеялся, гораздо симпатичнее капризничающего. На шум прискакал выпущенный из угла Саша и присоединился к куче-мале. Приведший альфенка Женя светло улыбался с порога барахтающимся на кровати, хохочущим мужчине и двум детям. «Ура, мир в семье восстановлен!» — лучились подозрительно влажные глаза омеги.